Дмитрий Блинов
5 июля
Глава 1
Нарушая тишину
Лес, прячась от света луны, затаил дыхание в темной прохладе. Казалось, что летняя ночь окутана ветвями деревьев. Далеко, как будто из другой жизни, выкрикнула птица. Андрей бежал по едва заметной тропе, цепляясь ботинками за корни, рвал руками паутину, переводил дыхание, от усталости почти выплёвывал лёгкие. Рубашка была изорвана и влажная от пота. Липкий ворот прилип к шее. В глазах – паника, делающая мир плоским и узким, как лезвие.
– Лена! Саша! – голос сорвался на хрип и кашель, а крик разломил тишину, которая как будто разделилась надвое и тут же сомкнулась.
Никакого ответа не последовало. Мужчина уже и не надеялся на это. Он резко обернулся назад, вспомнив, что не один в этом лесу. В этой ситуации кричать было самым неразумным. Единственный выход – затаиться. Андрей остановился, прислонился к шершавому стволу березы, закрыл ладонью рот, ловя воздух через пальцы. Не давая сосредоточиться, сердце било в виски частыми ударами. На мгновение он даже удивился березе, ведь их в смешанном хвойном лесу почти не росло. Она была как изгой среди других деревьев, и он нехотя сравнил ее с собой. Ирония судьбы, наводящая на разные нехорошие мысли. Случайность это или какой-то знак?
Вдруг послышался треск. Сухой и неприятный, похожий на перелом кости. Сначала один, потом второй. Андрей отдёрнул плечо и скользнул в тень – за ствол той самой одинокой березы, которая стояла среди сосен и елей. Под ногами увидел обнажённые, как жилы, корни, которые будто подбирались к нему и к березе со всех сторон. Дыхание сбилось и стало частью ночного шума. Пальцы сжались в кулак сами собой – бессмысленный в этой ситуации жест, но единственный доступный.
Из кустов, чуть в стороне, появилась тёмная ткань, похожая на черное пятно. Это был старик в длинном, до пят, балахоне. Он был как будто частью этого леса, собранный из веток, складок местности и теней. В руках – короткий, нелепый по виду, но страшный по смыслу обрез от ружья. На секунду ствол ружья поймал полоску лунного света и блеснул в темноте, ища свою жертву.
– Ты всё равно не уйдёшь, Андрей, – сказал старик негромко, будто произнес сам себе. – Ты же бежишь сам от себя.
Слова пронзают Андрея. Они проваливаются в него, как камни в воду. Кажется, что эти слова произносит не старик, а окружающий его со всех сторон лес. При этом что-то содрогается внутри – ярость, страх, тупая решимость. Ничего не остается, как нанести удар первым. Точнее, это единственный шанс на спасение. Недолго думая, Андрей выскакивает из-за своей засады. Удар плечом, рывок и вот они уже падают на сырую землю глухим шлепком. В борьбе начинают кубарем кататься. Ладони мужчины и старика скользят по мокрой ткани одежды. Они хрипят, хватают ртом воздух. Вдруг короткий, ослепляющий гром – выстрел в небо. Рой птиц, взмывает темным облаком и тут же исчезает.
Андрей обхватывает руками ствол обреза и дергает на себя, но старик оказывается сильнее и гибче не по возрасту. Он умудряется извернуться, выдергивает обрез из мертвой хватки Андрея и ударяет прикладом в лицо. Мир на мгновение вспыхивает белым светом. Андрей отваливается в сторону, пальцы нащупывают липкую субстанцию, кровь проступает между ними. Он смотрит на руки, испачканные собственной кровью, и не может поверить, что это с ним сейчас происходит.
Старик, тяжело дыша, поднимается. С той же неспешной основательностью, с какой ветер переворачивает опавший лист, он перезаряжает оружие. Выпрямляется, прицеливается в грудь.
– Ну, вот и всё, – произносит он уставшим голосом с ноткой усмешки.
Мир для Андрея вдруг сужается до чёрного зрачка в стволе. Он видит собственные глаза где-то в глубине – распахнутые и беспомощные, как у человека, которого пролетела вся прошлая жизнь перед глазами, но при этом больше нет будущего.
Потом резкий провал – тьма неожиданно подтянула простыни кровати.
***
Андрей вынырнул из сна как из глубокого озера – рывком, с жадным вдохом. Комната еще плыла перед глазами – ближний контур ночника, тёплое пятно стен, лампа на кухне за приоткрытой дверью. Влажные простыни обвивали, как лианы. Мужчина провёл пальцами по щеке: чисто, сухо. Кровь осталась там, в лесу, а здесь – липкая испарина, солоноватая на губах.
– Тихо, тихо, – произнесла Елена, поднимаясь рядом на локте. В голосе жены был тот особый тон, в котором много «привычки» и всегда чуть тревоги. – Тихо милый, тихо. Ты дома. Опять кошмар?
– Я кричал? Снова напугал тебя? Дочку не разбудил?
– Кричал! Сашка вроде спит. Снова страшный сон?
Её лицо в полутьме было красиво и мягко, с тонкой линией носа и усталым вниманием в глазах. Елена умела выглядеть спокойной, даже когда внутри у неё всё дрожало. Это внешнее спокойствие можно было сравнить с бьющимися песчинками в стекле.
– Это не сон, – сказал он, удивившись собственному голосу. – Воспоминание. Или, может быть это предчувствие. Все настолько реально, что иногда, мне кажется, я схожу с ума.
– Я тебя не понимаю, точнее, пытаюсь понять, насколько это возможно, – Елена не спорила, просто отметила. – В любом случае попробуй обратиться к психологу, хотя бы просто поговори. Я так за тебя переживаю. Эти видения повторяются очень часто.
– Да ну, – отрезал он с той резкостью, которой люди защищают сокровенное или уязвимое. Затем сел на край кровати, уронив ноги на ковёр, упёр ладони в колени.
– Как я могу тебе помочь? – Елена не отставала.
– Просто забудь. Это сказывается переутомление. Завтра едем в отпуск. Отдохнем, и я буду в порядке. Обещаю.
– Работу бы тебе еще поменять или хотя бы начальника, – Елена улыбнулась без радости. – Эта «мегера» тебе жизни не даст.
Он повернулся, крепко обнял жену. Ее кожа пахла кремом и чем-то домашним, тёплым, привычным, как хлеб. Андрей нежно поцеловал в висок.
– Не сейчас, – сказал он тише. – Даже не начинай. Моя работа приносит основной доход. Тем более отпуск впереди. Давай не будем портить настроение. Лучше пойдем завтракать и начнем собираться в дорогу.
Её ладонь нашла его запястье и сжала – коротко, без слов говоря: я здесь, я все понимаю, я с тобой. Потом она медленно встала, накинув халат, ушла на кухню.
***
Утренний солнечный свет был мягкий. Он просачивался сквозь тонкие шторы и ложился на беспорядок, от которого в квартире становилось уютнее: раскрытые чемоданы, поперёк кресла – худи, на полу – рассыпанные детские игрушки, на подоконнике билеты на поезд. Андрей сидел на краю кровати, в домашней футболке задумчиво глядя на стопку аккуратно сложенных рубашек. Пальцы машинально постукивали по деревянной спинке, а звук как метроном успокаивал мысли.
Елена стояла на коленях у чемодана, медленно, вдумчиво укладывая слоями вещи: куртка, свитер, плед Саши, тёплые носки.
– В горы поедем, там по вечерам, наверное, прохладно?
– Это вряд ли, Лен. Июль, месяц. Ночью если только…
На лице у нее было то выражение, с которым она обычно смотрела на окна после дождя: собранность и мысль как едва заметная тень. Такая тень бывает у людей, которым есть что сказать, но им не дали договорить.
В пижаме с зайцами, растрёпанная, вбежала пятилетняя дочь и с разбегу прыгнула на кровать. Она держала в руках, прижимая к груди плюшевого мишку. Мишку звали Шкодиной. Никто не понимал, почему у игрушки такое имя. Но это имя дала Саша, и родители с уважением отнеслись к решению ребёнка, ссылаясь на детскую логику.
– Ура! Мама, папа, мы едем на море! На море! – она подпрыгнула так, что мишка шлёпнулся ей на лицо, а она, пискнув, оторвала его и засмеялась в голос от нелепой ситуации.
– В горы, – мягко поправил Андрей, отложив рубашки. – В сторону Красной Поляны. Но если очень захотим, то до моря доберёмся. Нас ждут приключения. – Игриво подмигнул.
Елена поднялась, прислонилась к стене и смотрела на них с улыбкой на лице. Смотрела так, как смотрят люди, поймавшие миг и боящиеся его потерять или спугнуть. Уголок её рта подрагивал. Она как будто хотела что-то сказать. Что-то серьезное, но не решалась.
– Саш, хватит прыгать, – сказала она, наконец. – Чемодан свой собрала?
Саша спрыгнула с кровати и с важностью взрослого подкатила свой маленький чемодан с единорогами. Выставила вперёд мишку, как своего представителя.
– Мы со Шкодиной всё собрали, – отчеканила она. – Он следил, чтобы я ничего не забыла.
Андрей притянул её к себе вместе с мишкой.
– Шкодина? – нарочито нахмурился. – С такими именами в поезд не пускают. Особенно – в горы.
Саша засмеялась и ткнула мишкой ему в нос.
– Посмотри! Кто он, если не Шкодина? Мам, ну скажи папе! – в голосе дочери была та детская уверенная нотка, которая лечит взрослых лучше лекарств.
– Папе просто завидно, – спокойно решила Елена. – Шкодина наше всё. И в поезд пустят. И в самолёт бы пустили тоже.
Андрей перевёл взгляд на жену. Его улыбка резко сошла с лица. Тепло на лице Елены дрогнуло и тут же исчезло, сменившись на тревожность. Она поняла, что сказала лишнее. Он при этом стал серьезен и потерял интерес к происходящему.
– Мы договаривались, что сначала поезд, – сказал он тихо сквозь зубы. – Понимаешь, мне нужно отключиться. – Андрей задумался, подбирая более подходящее слово. – Перезагрузиться.
– Конечно, в кругу семьи кивнула она. – Прости. Главное – вместе.
Он подошел к жене вместе с дочерью на руках и обнял их обеих. На секунду всё слилось воедино – запахи, тепло, вес Саши, болтающийся между ними медвежонок Шкодина, Ленина рука на затылке. Андрей ощутил, как распрямляется внутри что-то давно согнутое. Это распрямлялся тот самый когда-то несгибаемый внутренний стержень Андрея, делая его по-настоящему сильным. Таким сильным, каким он должен быть в кругу самых близких и дорогих людей, в кругу своей семьи.
– Девчонки мои, – выдохнул он почти шёпотом. – Люблю вас. Больше жизни.
Саша, прижавшись щекой к его плечу, дёрнула за серебряный браслетик на запястье – тонкую цепочку с тремя крошечными сердцами-оконцами, где жили крошечные фотографии. Серьёзно, как взрослый, произнесла:
– Теперь мы вместе. Всегда. На моей руке.
Елена улыбнулась и посмотрела на Андрея.
– Ты не представляешь, как она любит этот браслетик. Идея с фотками очень удачная.
Семейное счастье проложило между ними невидимую линию и трансформировалось в хлопки дверей шкафа, гул чайника, смех Саши, проверяющей, насколько громко при движении стучат колёсики её чемоданчика.
– Утром поезд, – сказала Елена, вернувшись к важному для нее вопросу. – Ты точно должен сегодня ехать в офис?
Андрей отвёл взгляд. Внутри что-то шевельнулось.
– Отчёт, – ответил он. – Быстро сдам и вернусь. Обещаю.
– Она тебя снова дергает? – спросила Елена тихо, без осуждения.
Он промолчал. На лице – напряжение, тот особый вид мужской осторожности, когда каждый ответ это шаг по тонкому льду. Саша, уловив изменение настроения, заглянула в глаза отца. Детей никогда не обманешь.
– Ты дома почти не бываешь, – продолжила Елена, не обвиняя, а констатируя. – И еще этот проект секретный. Ты стал молчаливым. Уходишь, когда мы еще спим. Приходишь, когда уже спим. Я понимаю, что выбора особого не было, но ты устал. И мы, наверное, тоже.
Он искал слова и не находил. Смотрел на Сашу как будто в ребенке можно найти ответы или простую формулу взрослой жизни. Затем взял ладонь жены и приложил к груди.
– Сейчас так, – выдавил он через силу. – Проект на первом месте, но он почти завершён. Я не могу ничего сказать, но одно знаю точно: никогда на такое больше не подпишусь.
– Поддерживаю. Мне думать даже страшно, что вы можете проектировать, по заказу министерства обороны. Лишь бы это было неопасно.
– Неопасно, даже не думай об этом, – сделал небольшую паузу. – Нет возможности из проекта выйти. Даже если очень захотеть. Зато ипотеку скоро закроем.
– Вот эта «невозможность выйти» и пугает!
– Работу терять не хочу. Другие цели.
– Не потеряй нас по дороге к этим целям, – произносит она тихо.
– Я вырвал эти две недели, – снова целует её в висок. – Для нас. Только для нас.
– Две недели счастья! – объявила Саша, как приговор неминуемого отдыха, и смех вернулся. Они снова все обнялись.
***
Офис был похож на аквариум. Эту иллюзию составляло стекло и ровный свет. Плюс ко всему общую рабочую атмосферу дополняло щёлканье пластмассовых клавиш и редкие вздохи кондиционера. Пыльные растения на подоконнике держали оборону против скуки. Столы стояли тесно, как клетки улья. Офисная жизнь протекала размеренно и однообразно.
Андрей методично собирал бумаги в чёрную папку – пальцы двигались быстро, без участия сознания. Все на автомате. Голова была в другом месте – там, где поезд, Саша считает туннели, жена улыбается, глядя на нее. Напротив, через стол, на него смотрел Алексей. У этого сотрудника была расстёгнутая рубашка, на лице – ухмылка человека, которому мир слегка должен.
– Вот это фарт, Андрюха, – сказал Алексей громче, чем нужно, привлекая внимание. – В отпуск и летом. Как так можно, учитывая важность проекта. Научишь?
Две-три головы поднялись из-за мониторов, зависли. Ниточка напряжения протянулась над столами. Андрей закрыл папку, положил ладонь сверху, как на крышку рояля, подошёл ближе.
– Завидуй молча, Леха, – сказал сухо. – Кто как работал, так и отдыхает.
– Дело не в работе, и ты лучше меня это знаешь, – Алексей растянул слово как резинку. – Тут другое…
– Что другое? – Андрей наклонился. В голосе его не было угрозы, только просьба назвать вещь своими именами.
– Ну не у всех такой «особый» подход к руководству, – лениво бросил Алексей. – Ты талантлив не только в отчётах и проектах.
Андрей начал терять контроль. Кулак правой руки самопроизвольно сжался. Левой рукой он оперся о край стола.
– О чём ты? – спросил он тихо.
Алексей поднял руки.
– Да ладно, чего ты? – усмешка расползлась по лицу. – Лучшим лучшее. Всё по заслугам. Да и куда мне, выказывать недовольство руководителю проекта.
– Ты бы лучше говорил тише о проекте. Не все здесь с допуском.
– Боишься?
– Опасаюсь…
Дальше все стало происходить очень быстро. Андрей схватил Алексея за грудки. Тот при этом даже не пытался сопротивляться. Он провокационно расплылся в улыбке. Наблюдающие за ними сотрудники резко исчезли за мониторами. Офис затих, превратившись в класс учеников, в котором бояться быть вызванным к доске. Андрей понял, что за его спиной стоит начальник отдела, поэтому он разжал свои руки, и Алексей, скрипнув стулом, рухнул на свое место.
– То-то же, – огрызнулся Алексей. – Не имей привычки распускать руки.
– Потом поговорим.
– Андрей, – раздался ровный и резкий, как щелчок предохранителя, женский голос. – Дмитриевич.
Андрей повернулся. Светлана стояла в проёме входа в общий зал офиса – прямая спина, планшет, тонкий браслет на запястье. Между ней и Андреем натянулась невидимая для сотрудников струна.
– Да, Светлана Вячеславовна…
– Лавров, на вашем месте я бы занялась делом, – продолжила она, не повышая тон. – Если, конечно, отпуск для вас ещё важен.
– Отчёт готов, Светлана Вячеславовна, – ответил он официально. – Как раз иду к вам.
– Жду у себя, – кивнула она, немного задержав недовольный взгляд на Алексее, и затем ушла.
Андрей повернулся к своему коллеге. Немного наклонился, чтобы не слышали другие сотрудники. Голос стал ровным, почти холодным.
– То, что у тебя папа в управлении, не делает тебя бессмертным. Вот если бы не были в одной команде по этому проекту, то…
– То что?
– Держись от меня подальше.
– Угрожаешь? – Алексей приподнял бровь.
– Предупреждаю!
– Хорошего отдыха, – сказал Алексей с ехидцей, но мягче, чем раньше, опасаясь физического столкновения. – Андрей Дмитриевич.
– Сразу видно, пожелал от души.
Андрей пошёл в кабинет начальника отдела. Старался выглядеть собранным и целеустремленным. Таким, как будто инцидент с коллегой его никак не задел. Алексей еще несколько секунд сверлил его спину взглядом и наконец, потерял к происходящему всякий интерес. После ухода офис погрузился в привычный шум методического стука клавиатуры и гула работающих принтеров.
Кабинет начальника отдела отличался от основного офисного помещения. В нем непостижимым образом строгость сочеталась с домашним уютом. При этом жалюзи полосами резали дневной свет. На столе стоял ноутбук, ежедневник с мягкой кожей, стопка документов.
Андрей вошёл, держа папку с документами перед собой как щит.
– Светлана Вячеславовна, – ровно начал он. – Посмотрите отчёт прямо сейчас? Хотел бы освободиться пораньше.
Светлана закрыла ноутбук. На лице её появилась улыбка – лёгкая, едва склоняющая разговор в другую сторону.
– Зачем такая официальность? – спросила она мягко. – Здесь никого. Можно и на «ты».
– Не думаю, что уместно, – он не стал подходить ближе, остался на месте. – В офисе и так хватает разговоров. Про вас как про деспота. Про «нас»…
– А что про «нас»? – она смотрела внимательно, без заигрывания. В этом взгляде было больше профессионального, чем личного, но для Андрея это личное искрило как поврежденная проводка.
– Вы ко мне мягче, – пробубнил он. – Ко всем жестко, а мне… все сходит с рук. Коллеги замечают. Шепчутся.
– Может, ты заслужил, – пожала она плечами. – Ведущий специалист, этого будь он неладен, проекта. А может, мне плевать, что там говорят. Я ничего не скрывала и не скрываю.
Он подошел и положил папку на стол – не бросил, но резко. В его голосе появились жесткие нотки:
– Света, я женат. У меня пятилетняя дочь. Это уже не игра.
Её лицо на секунду стало другим – холодным, собранным, обиженным.
– И что? – спросила, резко встав на ноги. – Я что-то требую от тебя? Приходишь и уходишь. Все почти по твоим правилам. Понимаю и принимаю: дом – одно, а работа – другое. Связи на работе не какое-то открытие. И да, я твой начальник. Не забывай, когда решишь снова повысить на меня голос.
Тишина начала «распухать» между ними, как синяк. Они стояли – два взрослых человека, которые внезапно поняли, что ставки стали выше.
Андрей отступил на шаг, вдохнул.
– Извините, – опустил взгляд в сторону. – Не повторится.
Светлана выдохнула и села на свое место. Машинально открыла ноутбук и начала что-то печатать.
– Положи отчёт, – произнесла обычным, ровным голосом без дополнительных интонаций. – И иди. К семье. Отдохни. Я предупрежу тех, кто контролирует этот проект, что тебе нужна перезагрузка. Еще вернемся к разговору.
– Не хотелось бы возвращаться…
– А это не тебе одному решать, Андрей! Не забывай про проект. От него сейчас очень многое зависит. Ты разве не понимаешь, во что мы ввязались?
– Понимаю, но не хочу верить, что нельзя теперь из этого проекта выйти.
– Доведи до конца и забудь как страшный сон.
– Такое забудешь! Хорошо, я доведу до конца…
– Благодарю за понимание!
В ее взгляде угадывалась гамма чувств бурлящая внутри и еле сдерживаемая. Андрей решил больше не провоцировать начальника.
– Просьба… личная, – он на секунду опустил глаза. – Не отзывать из отпуска. Даже если «заказчик» потребует. Мне нужно отдохнуть. Просто необходимо.
Она посмотрела на него очень внимательно, как будто заново изучая, без комментариев, как врач, который видит симптом, но пока не ставит диагноз.
– Постараюсь, – кивнула. – Но ты же знаешь, что не все от меня зависит.
Он вышел не оборачиваясь. Дверь закрылась тихо. Светлана осталась одна, с ощущением, что из ее груди вырвали душу. Она взяла телефон, пролистала контакты, остановилась на каком-то имени, посмотрела, передумала звонить.
***
Коридор казался неестественно длинным и от этого очень страшным. Андрею хотелось бежать, но ноги стали ватные. Тусклые лампы, моргая, мешали друг другу. Стены были покрыты странными пятнами, словно язвами. Под ногами хрустело стекло – Андрей шёл босиком, держась руками за голову. Слова срывались с губ сами.
– Где вы? Лена… Саша…
Вдруг детский смех – высокий, как звенящая струна. Андрей вздрогнул, обернулся – пусто. Но эта пустота была заполнена чем-то ему непостижимым. По спине пробежал холодок, распространяясь по всему телу. Он пошёл по коридору, чтобы отыскать выход. В конце коридора увидел белое пятнышко – платье. Саша, маленькая, с мишкой, помахала ему рукой.
– Сашка! – крик сорвался из груди сам, и в нём было всё: боль, радость, страх, вина. – Подожди меня!
Он бросился вперёд. Свет начал тускнеть с каждым шагом. Лампы гасли по очереди, будто кто-то задувал по одной. Девочка стояла на месте, но Андрей никак не мог приблизиться. Она была рядом, но при этом недосягаема. Здесь же за её спиной появилась Елена. Лицо ее было мертвецки бледное, глаза впалые и тёмные, слишком неподвижные.
– Ты опоздал, Андрей, – произнесла она тихо, чужим голосом, в котором не было ни упрёка, ни тепла – только факт.
Лавров потянул к ней руки, пальцы дрожали, как у человека с лихорадкой. Елена с Александрой повернулись спиной и начали уходить. Окружающий мир тут же начал рушиться – стены осыпались штукатуркой, потолок треснул, воздух стал пыльным, горьким. Елена и Саша исчезли. Андрей не в силах их догнать в отчаянии опустился на колени и услышал хлопок двери за спиной. Обернулся.
Старец стоял в тени. Тот самый, с которым он боролся в лесу.
– Не твои они уже, Андрей, – произнес он спокойно. – Они там, где нет места, таким как мы. Пока нет.
Андрей пытался что-то произнести, но не смог. Получалось мычание вместо слов. Громко взвыл и провалился во тьму.
***
Андрей проснулся в рывке, как человек, которого вытащили за шиворот. В купе поезда сквозь занавески падали полосы утреннего света, звуки колёс, ритм стыков. Воздух был наполнен вагонными запахами – кипятильником и железной пылью. Андрей, сев на нижней полке, опустил ноги в тапочки, закрыл лицо ладонями, провёл ими вниз, словно хотел стереть остатки сна.
Елена сидела на противоположной нижней полке, ближе к окну. На верхней полке, свернувшись котёнком, спала Саша, крепко обнимая Шкодину за ухо. Елена смотрела на Андрея спокойно – тем самым взглядом, который не гасит пламя отношений, но и не даёт разгореться до неконтролируемого пожара.
– Мы едем в отпуск, – сказала она, проверяя, проснулся Андрей или еще нет. – Кошмары не проходят? Я за тебя переживаю. Опять этот Старец во сне? Вероятно это все не из-за рабочего проекта…
Он долго молчал. За это время поезд успел миновать один мост.
– Нет, – ответил он, наконец. – Это не сон и не Старец. – Взял её ладонь. – Не хочу это обсуждать, но у меня нехорошее предчувствие.
– Надеюсь, это предчувствие никак не связано с нашим отпуском? Не пугай меня, пожалуйста.
– Нет. Думаю, нет.
– По работе, значит?
– Скорее всего.
– А мы в твоих плохих снах тоже фигурируем?
– Нет, – соврал Андрей. – Вас нет.
Она кивнула. Пересела к нему и обняла. Не настаивала больше на разговоре, видя, как ему тяжело говорить. Поезд начал набирать скорость, сильно раскачиваясь, смазывая в окне зелёные пейзажи. Так, они долго сидели молча, каждый думая о своем.
***
Июльское солнце высоко висело над платформой. Воздух дрожал над рельсами – прозрачный, горячий, наполненный пылью и перегретым асфальтом. Поезд тяжело дышал, будто старый зверь, который доволок целый город и теперь позволил себе выдохнуть. Из вагона, держась за поручни, спустились трое: Андрей – уверенный в себе; Елена – светлая, аккуратная, с собранными в гладкий пучок волосами; Александра – пятилетний ураган в кедах и в платьице с зайцами, отягощённая одним обязательством – держать за ухо плюшевого медведя по имени Шкодина.
На ступеньках стояла проводница – лет пятидесяти, загорелая, с доброй улыбкой. Она была из тех женщин, которые легко называют чужих детей «голубчики», а взрослых мужчин – «сынок». Она махнула им рукой:
– Счастливого вам отдыха, милые мои!
– Спасибо! – Александра подняла медвежонка. – Шкодина, скажи тёте пока!
Проводница посмеялась коротко и ласково. В это же самое время послышались призывные голоса таксистов, крики встречающих и провожающих. Голоса слоями накладывались друг на друга, и вся эта вокзальная вакханалия уходила на второй план – вокруг Лавровых словно возник прозрачный кокон, в котором было только трое: Андрей, его жена, и ещё одна – чуть больше метра радости для родителей.
Андрею в этот момент вдруг показалось, что он уже был здесь когда-то. От наводящей мысли пришлось даже сильно зажмурить глаза. Когда он их открыл – ничего не изменилось.
– Что с тобой? – спросила Елена, заметив, как муж изменился в лице и даже побледнел.
– Я как будто был уже здесь, – тихо произнёс он. – Или видел во сне?
