Эндорфин

И веселье начало обретать новый, стремительный и опасный оборот. Первые шоты были выпиты с кривыми улыбками и гримасами. Алкоголь ударил в голову резко, обжигающе, смешиваясь с уже выпитым ромом. Следующие палетки опустошались быстрее. Смех стал громче, граничащим с истерикой, разговоры – отрывистее и откровеннее. Злата, уже изрядно захмелев, хохотала, опираясь на плечо Мии. А сама Мия, ловя взгляд Ярослава поверх крошечных стопок, чувствовала, как исчезает последняя преграда, та самая, что отделяла простую вечеринку от чего-то гораздо более серьезного и неконтролируемого. Шоты делали свое дело – они не просто веселили, они развязывали руки, стирали остатки осторожности и приближали ту самую точку невозврата, которая висела в воздухе между ними с самого начала этого долгого вечера.

Василий и Сергей вернулись, когда атмосфера в баре достигла точки кипения. Их появление было встречено радостными возгласами, и они, не теряя ни секунды, влились в общий поток, начав лихорадочно наверстывать упущенное. Стеклянные стопки одна за другой исчезали с подноса, оставляя на языке жгучую сладость и горькое послевкусие. В хаотичном движении, когда Злата ненадолго отвлеклась, чтобы поймать взгляд знакомого на танцполе, а Сергей и Василий увлеклись спором с соседним столиком, места за ложе незаметно перераспределились. И вот уже Ярослав оказался рядом с Мией. Не просто на одном диване, а вплотную, так что тепло его тела через тонкую ткань рубашки стало осязаемым, почти обжигающим фактом.

Когда он поднял очередную стопку, его движение было чуть более размашистым, чем минуту назад.

– Мы команда, мы коллектив! – его голос прорвался сквозь гул, но в нем проскальзывала хрипотца, а в широкой улыбке читалось уже не просто веселье, а нечто сметающее преграды.

Именно в этот момент Мия почувствовала сдвиг. Не просто опьянение, а переход в иную, более опасную фазу. Ее собственная голова была тяжела, но разум оставался ясным и тревожным. Она аккуратно, почти невесомо, положила свою ладонь ему на запястье. Ее пальцы не сжимались, они просто легли на его горячую кожу, ощущая учащенную пульсацию крови под ней.

– Не стоит, – ее шепот был тихим, но твердым, он резал пространство между ними, как лезвие. – Тебе хватит.

Ее вторая рука потянулась к стопке в его пальцах, пытаясь мягко изъять ее.

– Ну нет, Мия, все нормально, – пробормотал он, и слова его споткнулись, потеряли четкость. Его взгляд, пытаясь сфокусироваться на ней, выдавал упрямство, смешанное с нарастающим туманом.

Мия не спорила. Она лишь медленно, с безмолвным укором покачала головой, и в ее глазах, казалось, отразилась вся грядущая головная боль и раскаяние утра. Спустя пару минут Ярослав бесцельно поднялся и, покачиваясь, направился вглубь зала, расталкивая танцующих. Василий, обменявшись с Мией быстрым, понимающим взглядом, без слов последовал за ним тенью.

Минуты, что они отсутствовали, растянулись в напряженном ожидании. Музыка грохотала, цветные лучи резали дым, но за их столиком воцарилась тревожная тишина. И вот Василий вернулся один. Он наклонился к Мие, и его дыхание пахло перегаром и тревогой.

– Забирай его, все, он готов, – выдавил он, понизив голос до хриплого шепота. – Он пытался уже с кем-то подраться у бара. Еле оттащил.

Холодная волна пронзила Мию, мгновенно протрезвив. Она встала, ее движения стали резкими и целеустремленными. Она скользнула в гущу толпы, ее глаза, привыкшие к деталям, выхватили знакомую спину у стойки бара. Он что-то горячо доказывал незнакомому парню, его плечи были напряжены. Она без колебаний подошла, взяла его под руку и, не говоря ни слова, уверенно повела обратно. Он не сопротивлялся, покорно шагая рядом, его энергия внезапно угасла, сменившись апатичной тяжестью.

Усадив его, она придвинулась ближе, чтобы быть услышанной, и посмотрела прямо в его мутные глаза.

– Где ты живешь? – ее вопрос прозвучал четко, без обиняков, требуя простого и конкретного ответа.

Ярослав бессмысленно ухмыльнулся, отводя взгляд.

– Я не скажу, – его голос был глухим и капризным. – Это тайная информация.

– Ярослав, это серьезно. Мне нужен твой адрес, чтобы отвезти тебя домой.

– Ни за что.

– Послушай меня. Ты не в состоянии сам добраться.

– Справлюсь. Секрет.

Она пыталась говорить мягко, почти умоляюще, затем властно и строго. Она обращалась к его рассудку, к его чувству самосохранения. Но все ее слова разбивались о глухую, непробиваемую стену алкогольного упрямства. Он отказывался, и эта, казалось бы, мелочь – несколько слов, название улицы и номер дома – превратилась в крепость, которую ей приходилось штурмовать, в то время как мир вокруг продолжал свое безумное карнавальное вращение, абсолютно безразличный к их маленькой, разворачивающейся драме.

– Хорошо… – прошипела Мия сквозь стиснутые зубы, и в этом слове не было согласия, а была холодная, стальная решимость.

Она резко встала, отодвинув стол, и взяла его за руку. Это был не просьба, не приглашение, а властный захват. Она потащила его к выходу, не оглядываясь на удивленные лица остальных. В ее движениях не было ни злости, ни раздражения – лишь безжалостная целеустремленность. Она все решила. Вот он, тот самый выбор, который делается не умом, а всем существом, когда отступать уже некуда.

Они вывалились на улицу, и их тут же окатило стеной холодного, беспощадного ливня. Дождь разошелся не на шутку, он не просто шел, он обрушивался с неба сплошным водяным потоком, заливая тротуары, превращая огни фонарей и реклам в размытые цветные пятна. Ярослав еле стоял на ногах, его тело было тяжелым и непослушным, каждую секунду грозящим сложиться пополам.

Мия, промокшая насквозь за секунды, вызвала такси, ее пальцы скользили по мокрому экрану телефона. Оттащив Ярослава до ближайшего крошечного козырька над входом в закрытый магазин, который почти не спасал от косого дождя, она прислонила его к холодной стене. Но он немедленно начал плавно сползать вбок, его ноги подкашивались. Стоять ему было невозможно.

Она с силой вернула его обратно, развернула лицом к себе и сама прижалась к нему вплотную, используя свое тело как опору, чтобы удержать его в вертикальном положении. Они замерли. Ледяные струи дождя стекали по их лицам, заливали глаза, затекали за воротники. Они снова были ближе, чем должны были быть, их мокрая одежда слиплась, и сквозь нее передавалось тепло тел, жаркое – от него, и напряженное, дрожащее – от нее.