Синдром косатки

В автобусе он молча протянул одно яблоко Алисе. Она взяла его, ее пальцы на миг сомкнулись на его пальцах – холодное яблоко, теплая кожа. Она не улыбнулась. Она посмотрела на яблоко, потом на него, и в ее глазах что-то дрогнуло – признательность? Грусть?

«Спасибо,» – сказала она, и ее голос был хриплым, уставшим. «Сегодня репетиция… важная.»

Он кивнул, не спрашивая. Ее мир – репетиции, музыка, Михаил – был для него другой галактикой. Он мог лишь время от времени посылать туда свои немые сигналы – шоколад, яблоко, деревянную розу.

Михаил вошел на следующей остановке. Один. Он выглядел помятым, злым. Его взгляд скользнул по яблоку в руке Алисы, потом перешел на Льва – быстрый, оценивающий, полный немого вопроса. Лев не отвел глаз. Он встретил его взгляд и держал, пока сердце не начало колотиться как сумасшедшее, а в ушах не зазвенело. Это была не агрессия. Это был вызов. Молчаливый. Мужской.

Михаил усмехнулся – коротко, беззвучно – и прошел дальше, сев у выхода. Алиса смотрела в окно, но ее шея была напряжена, плечи подняты. Воздух в автобусе снова сгустился, наполнился невысказанным напряжением.

Территориальный конфликт, – диагностировал Страж. Самец обозначил претензии. Рекомендуется избегать прямого противостояния.

Он ревнует! – обрадовался Мальчик. Значит, мы ему не безразличны!

Ревнует к своей собственности, – поправила Тень, и ее голос снова набрал силу, подпитываясь чужим негативом. А ты – помеха. Помеху убирают.

Лев вышел на своей остановке, чувствуя на спине два взгляда – ее растерянный и его колючий. Он не обернулся. Он нёс своё яблоко – второе, для себя – как оберег. Как доказательство того, что он может выбирать. Может дарить. Может быть не только проблемой.

Дома его ждал новый сюрприз. В почтовом ящике, рядом с очередным уведомлением от застройщиков (теперь они приходили раз в неделю, нарочито официальные, с печатями и угрозами «принять меры в рамках закона»), лежал маленький, плоский пакет. Без обратного адреса.

Лев разорвал его дрожащими пальцами. Внутри, на бархатной подушечке, лежало старое, потускневшее пианино. Не настоящее. Миниатюрное, идеально выполненное, с крошечными клавишами из слоновой кости и педалями из латуни. И записка. Всего два слова, выведенные тем же неуверенным почерком: «Для масштаба.»

Анна Сергеевна.

Он отнес миниатюру в мастерскую и поставил ее рядом с большим рисунком. Маленькое пианино на фоне гигантского храма. Ирония? Одобрение? Напоминание о том, что даже самые большие вещи состоят из маленьких, хрупких деталей?

Он не знал. Но он смотрел на этот контраст – огромное нарисованное и маленькое реальное – и что-то внутри него притихало. Находило точку опоры.

Вечером он сел за пианино. Не чтобы играть. Чтобы положить руки на клавиши и просто сидеть. Слушать тишину. Слушать эхо. Слушать свое сердце, которое билось ровно и громко в гробовой тишине дома.

Его бассейн был огромен. Его храм – разрушен. Его лес – непроходим. Но где-то в глубине этого ландшафта, среди руин и теней, сидел маленький человек. И у него в руках было яблоко. И перед ним стояло маленькое пианино. И это было начало. Маленькое. Хрупкое. Но – начало.

Глава 57. Холодный гнев

Маленькое пианино стояло на верстаке, отражаясь в темном, пыльном стекле окна. Оно было идеальным. Каждая клавиша, какая педаль – все было проработано с ювелирной точностью. Лев касался крошечных клавиш кончиком пальца, боясь нажать, сломать. Это была не игрушка. Это был символ. Масштаб. Напоминание о том, что даже самые грандиозные вещи начинаются с малого. С одного звука. С одной ноты.

Объект «Миниатюра» не представляет практической угрозы, – констатировал Страж, но в его голосе слышалась неопределенность. – Однако несет значительный символический вес. Рекомендуется наблюдение.

Оно такое красивое! – шептал Мальчик. – Как будто настоящее! Мы можем его починить!

Починишь игрушку, а настоящее так и сгниет, – ядовито бросила Тень, но ее голос был слабым, как эхо из далекой пещеры.

Лев не стал «чинить» миниатюру. Он поставил ее на крышку настоящего пианино. Маленькое на большое. Возможность на невозможность. Они отражались друг в друге – два мира, два масштаба.

Утром он снова купил яблоки. На этот раз – зеленые, кислые, с жесткой кожурой. Вызов. Ее учительнице, Михаилу, всему ее миру сладкой, правильной музыки.

В автобусе он протянул яблоко Алисе. Она взяла его, и ее пальцы снова коснулись его – на мгновение дольше, чем нужно. Ее глаза были уставшими, с темными кругами, но в них теплился какой-то новый, жесткий огонек.

«Спасибо,» – сказала она. И добавила, глядя прямо на него: «Вчерашняя репетиция… провалилась. Я не смогла. Не то чтобы не смогла сыграть. Не смогла – чувствовать.»

Он смотрел на нее, на эту трещину в ее обычно уверенной маске, и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. Не страх. Солидарность.

«Иногда… не надо чувствовать,» – выдавил он, и слова показались ему убогими, жалкими. «Надо просто… играть. Как механизм.»

Она посмотрела на него с таким изумлением, что он покраснел и отвернулся. Промах. Полный промах.

Но она не рассмеялась. Не пожала плечами. Она тихо сказала: «Возможно, ты прав. Возможно, я слишком много думаю».

В этот момент в автобус вошел Михаил. Он шел уверенной, размашистой походкой, но его лицо было напряженным. Он увидел их – Льва, Алису, яблоко в ее руке – и его лицо исказилось гримасой, которую Лев не мог прочитать. Злость? Раздражение? Ревность?

Михаил прошел мимо, не глядя на них, и сел сзади. Но его присутствие висело в воздухе тяжелым, грозовым облаком.

Лев не отступил. Он сидел, сжимая в кармане деревянную розу, и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Он не был воином. Он был затворником. Но его крепость вдруг оказалась под угрозой. И в нем заговорил инстинкт защищать свое. Свое пространство. Свое… право на эти несколько минут в автобусе. На это яблоко. На этот взгляд.

На его остановке он поднялся. Проходя мимо Михаила, он почувствовал на себе его взгляд – тяжелый, оценивающий. Лев не обернулся. Он вышел на улицу, и холодный воздух обжег ему легкие. Он не побежал. Он шел медленно, четко, как солдат, возвращающийся на свой пост.

Дома его ждал новый конверт от застройщиков. На этот раз не уведомление. Предложение. «Выкуп по завышенной цене». Цифры были внушительными. Достаточными, чтобы начать новую жизнь. Где-то далеко. Где-то, где нет ни бассейнов, ни храмов, ни призраков.