Дракон, который любил дождь

Юрий Белк

Дракон, который любил дождь

Глава 1. Тень над Ясными Полянами

Солнце в Великих Песках не светило. Оно висело в выцветшем, белёсом небе, как раскалённый добела гвоздь, призывающий мир к вечной жажде.

Под ним не было ничего, кроме серого, потрескавшегося праха и бесконечных волн песка, который ветер пересыпал с места на место с сухим, змеиным шипением. Ветер этот был не прохладным вестником перемен, а горячим дыханием из гигантской печи, и он нёс с собой не запахи, а лишь вкус пыли и безысходности.

В этом царстве смерти, под нависающим сводом оплавленной веками скалы, лежал он – Арран’тир. Имя это не было дано ему кем-то. Оно родилось само, из шепота ветра в ущельях и скрежета камней под его собственными лапами. Оно означало «Последний Камень, Помнящий Воду», но об этом не знал никто, даже он сам. Память его истончилась, как старый пергамент.

Он был драконом, но мало походил на те величественные создания, о которых рассказывают сказки. Его чешуя, когда-то переливавшаяся всеми оттенками заката – от золотистого до багряного, – потускнела и стала цвета высохшей глины.

Местами она потрескалась, и в щелях забилась серая пыль. Его огромные крылья, похожие на старые, изорванные паруса, были сложены вдоль исхудавшего тела. Он двигался редко и медленно, экономя каждую крупицу сил, каждую каплю влаги, что ещё оставалась в его слабеющем изо дня в день теле.

Жизнь свелась к простому, мучительному циклу. На рассвете, пока безжалостное солнце ещё не взошло, он выползал из своего укрытия и набирал лапами крошечные капельки росы с холодных камней. Это была не вода, а лишь намёк на неё, призрак влаги, исчезающий с первым же лучом.

Днём он неподвижно лежал в тени, сливаясь со скалами, и дремал, проваливаясь в короткие, тревожные сны. А когда наступала ночь и жара немного спадала, он отправлялся на охоту.

Но охота в пустыне была ещё тяжелее.

Он не выдыхал огонь – на это ушла бы драгоценная влага. Он часами выслеживал жёсткие, колючие кусты, похожие на клубки сухой проволоки, чтобы вырвать их из земли и долго жевать иссохшие корни, выдавливая из них несколько терпких, горьких капель.

Память о настоящей воде почти стёрлась. Она осталась лишь одним, самым ярким и далёким образом из его детства, которое длилось сотни лет назад.

Он помнил свою мать. Огромную, могучую, с чешуёй цвета расплавленного золота. Однажды, всего один раз за всю его юность, заблудшая туча пролилась над их ущельем. Это был не ливень, а всего лишь несколько десятков тяжёлых, драгоценных капель. Мать расправила своё гигантское крыло, ловя их на лету. А потом поднесла крыло к его лицу, и он, маленький дракон, жадно пил с него эту каплю. Одну-единственную. Он помнил её вкус до сих пор. Вкус прохлады, чистоты и самой жизни. Этот вкус был его путеводной звездой, его несбыточной мечтой. Всё остальное время они пили из ручья, который тогда ещё бежал по дну ущелья. Но ручей высох. Потом высохло озеро, к которому они летали. Потом ушла мать, улетев на поиски воды и не вернувшись.

И вот теперь он остался один. Последний дракон, помнящий Воду.

В тот вечер всё было как обычно. Раскалённый за день воздух начал медленно остывать. Арран’тир лежал в своей скальной нише, полуприкрыв глаза. Он был слаб. Последние дни даже колючие кусты попадались совсем сухими. Он чувствовал, как жизнь медленно покидает его, как песок засыпает его изнутри. Может быть, это конец. Может, он просто закроет глаза и больше не проснётся, став частью этих скал и пыли.

И тут ветер изменился.

Он всегда дул с востока, принося жар и песок. А сейчас он лениво повернул и подул с севера. Сначала Арран’тир не обратил на это внимания. Но потом он уловил его. Запах.

Это было нечто настолько чуждое и невероятное в этом мире пыли, что он сперва решил, что это мерещится от слабости перед смертью.

Но запах становился сильнее. Это был не один запах, а целая симфония ароматов, которые его мозг едва мог распознать. Пахло влажной, чёрной землёй после дождя. Пахло прелыми листьями и мокрой корой деревьев. Пахло сладким нектаром каких-то цветов, которых он никогда не видел. И сквозь всё это, как чистая, ясная нота, пробивался главный, самый желанный запах в мире – запах чистой, прохладной воды.

Надежда, которую он считал давно умершей, ударила в его старое сердце, как молния. Он встрепенулся. Вся усталость отступила перед этим могучим зовом. Он не думал. Он просто знал, что должен лететь туда.

Подняться было мучительно трудно. Крылья скрипели, ослабевшие мышцы не слушались. Он выполз из укрытия на каменистое плато.

Расправил свои огромные, потрёпанные крылья, почувствовав, как натянулась сухая кожа. Он оттолкнулся от земли задними лапами, вложив в этот толчок последние силы. Крылья тяжело, со скрипом, ударили по воздуху. Раз, другой. Он поднялся на несколько метров, неуклюже заваливаясь набок. Ветер тут же подхватил его, швырнув обратно к скалам. Но он не сдался. Он снова и снова бил крыльями, борясь с собственной слабостью, и наконец поймал поток воздуха. Тяжело, как перегруженный корабль, он набрал высоту и полетел. На север. На запах жизни.

Он летел всю ночь. Под ним проплывали бесконечные, лунные пейзажи пустыни. Горячий воздух сменился прохладным ночным. Запах то пропадал, то появлялся вновь, и Арран’тир летел на него, как мотылёк на огонь свечи. К утру его силы были на исходе. Он чувствовал, как крылья наливаются свинцом, как каждый взмах отзывается болью во всём теле.

Когда первые лучи солнца коснулись горизонта, он увидел, что цвет горизонта начал меняться. Бесконечные пески сменились выжженными, каменистыми предгорьями. Здесь было ещё больше колючек и сухих, скрюченных деревьев, похожих на костлявые руки стариков. Но запах жизни стал сильнее. Он был уже не просто намёком, а ясным, отчётливым зовом воды.

И вот, перевалив через очередную гряду холмов, он увидел это.

У него перехватило дыхание. Он перестал махать крыльями и просто парил, глядя вниз, не веря своим глазам.

Внизу, словно гигантская изумрудная чаша, поставленная среди серой, выжженной земли, раскинулась долина.

Это был взрыв цвета. Такого сочного, яркого, живого зелёного цвета он не видел с самого детства. Луга, покрытые густой травой, пестрели синими, жёлтыми и красными цветами.

Могучие деревья с пышными кронами стояли, как зелёные стражи. А по самому центру долины, извиваясь, словно серебряная змея, текла река. Её воды сверкали на восходящем солнце, а от неё во все стороны разбегались десятки маленьких ручейков. Воздух, поднимавшийся оттуда, был густым, влажным и сладким.

Но в самый последний момент силы окончательно оставили Арран’тира. Он не смог бы пролететь и десяти метров. Он просто сложил крылья и камнем рухнул вниз. Он упал на мягкий, поросший травой склон холма, проехался несколько метров и замер, уткнувшись мордой в пахнущую жизнью землю. Он не пытался встать. Он просто лежал и дышал. Дышал этим невероятным воздухом, чувствуя, как каждая его клеточка наполняется влагой и покоем.

Он нашёл эту землю. После сотен лет поисков и одиночества он нашёл.

Пролежав так, наверное, час, он нашёл в себе силы подняться. Ноги его дрожали. Он медленно, шаг за шагом, начал спускаться в долину. Трава была мягкой под его лапами. Он наклонил голову и отщипнул несколько травинок. Их сок брызнул ему в рот – сладкий, прохладный, несравнимый с горькой влагой пустынных корней. Он шёл, опустив голову, и ел, не в силах насытиться.

Вскоре он услышал новый звук. Шум падающей воды. Он пошёл на этот звук и вышел к невысокой скале, с которой срывался небольшой, но сильный водопад. Вода с грохотом падала в маленькое озерцо, разбиваясь на миллионы сверкающих брызг. У подножия скалы, прямо за водяной завесой, темнел вход в пещеру.

Арран’тир, не раздумывая, шагнул прямо под холодные, упругие струи воды. Впервые за сколько веков его горячую, потрескавшуюся чешую омыла чистая вода.

Она смывала с него пыль пустыни, грязь веков, саму память о жажде. Он стоял под водопадом, подняв голову, и вода текла по нему, затекая в трещинки, омывая каждый шрам. Потом он опустился на колени и стал пить прямо из озера. Он пил долго, жадно, захлёбываясь, пока не почувствовал, как жизнь окончательно возвращается в его измученное тело. Напившись, он вошёл в пещеру. Она была сухой, просторной и уютной. Идеальный дом. Он свернулся калачиком на каменном полу и впервые за много лет заснул глубоким, спокойным сном под убаюкивающую песню водопада.

Жители Ясных Полян, небольшой деревушки, расположенной на берегу реки, заметили нового соседа не сразу. Прошла неделя, прежде чем молодой пастух Тимофей, искавший отбившуюся от стада овцу, забрёл дальше обычного. Подняв голову к скалам, он замер на месте, выронив посох.

Там, на широком каменном уступе, залитом полуденным солнцем, лежало огромное существо. Тёмно-багряное, оно переливалось на свету, как груда сокровищ. Оно спало, и его бока мерно вздымались. Дракон.

Тимофей не помнил, как бежал обратно в деревню. Он ворвался на центральную площадь, задыхаясь, с побелевшим лицом, и смог выкрикнуть только одно слово: «Дракон!».

Деревня замерла.

Смех детей оборвался, стук молота в кузнице затих, женщины, развешивавшие бельё, застыли с прищепками в руках. Страх, древний, как сами эти горы, сковал Ясные Поляны. Мужчины бросились по домам, вытаскивая кто вилы, кто топор, кто старое охотничье ружьё. Детей и женщин загнали в дома и заперли ставни. Старики собрались у дома старосты, испуганно перешёптываясь. Все ждали неминуемого: огненного дыхания, рева, разрушенных домов и гибели.

Главным в деревне, хоть и не по должности, а по уважению, был кузнец Иван. Мужчина огромного роста, с широченными плечами и густой чёрной бородой, он один не поддался панике. Он вышел на середину площади с большим кузнечным молотом в руках и грозно посмотрел на перепуганных односельчан.

– Тихо! – рявкнул он так, что даже собаки перестали лаять. – Паникой горю не поможешь. Тимофей, рассказывай. Где он? Что делал?

– Там… на скале у водопада, – пролепетал пастух. – Он… он просто спал.

– Спал? – переспросил Иван, нахмурив густые брови. – Не летел на деревню? Не ревел?

– Нет. Просто лежал на солнышке.

Прошёл час. Потом второй. Ничего не происходило. Самые смелые мужчины во главе с Иваном осторожно выдвинулись на окраину деревни, откуда был виден утёс. Дракон по-прежнему лежал на том же месте, лишь изредка лениво поводя хвостом.

Так прошёл день. И следующий. И целая неделя. А дракон не нападал. Он не сжигал поля, не воровал овец. Он вообще, казалось, не замечал деревни. Его видели то спящим на скале, то мирно щиплющим траву на дальних лугах. Последнее обстоятельство вызывало у всех крайнее недоумение.