Новеллы Тайного общества

А потом он сделал то, чего она совсем не ожидала. После очередного сладкого, доводящего до исступления круга, его язык не вернулся на клитор, а рванулся вниз, к самому входу во влагалище, и мощно, уверенно проник внутрь.

Глаза Танюшки закатились. Ее крик застрял в горле. Это было не просто приятно. Это было… проникновение. Настоящее, глубокое, влажное. Его язык был сильным и умелым, он входил в нее с такой же настойчивой нежностью, как мог бы входить его член, и вызывал почти те же самые ощущения – распирания, полноты, дикого блаженства. Он вошел глубоко, показалось, что до самой матки, и двигался там, вызывая целую бурю внутри.

“Какого черта?! Он же… он же никогда этого не делал раньше! Он же скромняга Вова! Откуда такое мастерство?!”

Она уже не стонала – она рычала, низко, по-звериному, вцепившись пальцами в его мокрые волосы, не зная, то ли притянуть его еще ближе, то ли оттолкнуть, потому что ощущения зашкаливали и становились почти болезненными от своей интенсивности.

Вихрь внизу живота больше не поддавался контролю. Она почувствовала, как все внутри нее напряглось до предела, замерло на самой вершине… и рухнуло вниз с оглушительным, сокрушительным грохотом оглушающей тишины.

– Я сейчас… я сейчас кончу… – простонала она.Танюшка закусила губу, чтобы не закричать слишком громко. Ее тело напряглось, затряслись ноги.

Оргазм прокатился по ней не волной, а цунами. Он выжег все мысли, всю вину, все сомнения. Он был чистым, животным, абсолютным удовольствием. Ее тело билось в конвульсиях, ноги дрожали так, что она бы упала, если бы не его железная хватка и не упор о стенку. Из глаз брызнули слезы, смешавшиеся с водой и паром. Она кричала, но не слышала собственного крика – его заглушал грохот крови в ушах и шум воды.

И сквозь это падение в бездну она поймала одну—единственную, ясную мысль: “Таня… прости меня. Но оно того стоило. Одно это… оно стоило всего”.

Танюшка сползла по стене на пол, обессиленная, едва дыша. Вова опрокинул ее на спину, поднял ее ноги к плечам и развел их в стороны. Теперь горячие струи душа били его по спине, а Танюшку прямо в лицо. Добавляя дополнительную нотку к общей мелодии удовольствия.

Он наклонился ниже и снова погрузил язык в нее, но уже нежно, успокаивающе ласкал, продлевая отголоски оргазма, заставляя ее вздрагивать. Она смотрела на его мокрые волосы, на его согнутую спину, и понимала – их дружба с Таней уже никогда не будет прежней. Она перешла грань. И она, ошеломленная, раздавленная этим открытием и этим невероятным, украденным наслаждением, не могла решить – ненавидит ли она себя сейчас или это самое лучшее, что случалось с ней за всю жизнь.

Он поднял на нее глаза – темные, полные вопроса и мужской гордости. И она, все еще дрожа, выдавила улыбку. Игру нужно было доводить до конца.

Вова, улыбаясь, поднялся на ноги и с удовольствием встал под струи душа, торжествующе раскинул руки в стороны.

– Ну что, Вова? Теперь у тебя нас две. Справишься? – она села перед ним на колени, оказавшись на одном уровне с членом. Руки потянулись к нему.

– А теперь моя очередь. Я хочу посмотреть, как ты кончаешь. Мне нужно сравнить, с тем, что ты делал с львицей наверху.

Его разум все еще плыл в волнах Таниного оргазма, в сладкой, дурманящей власти, которую он над ней имел. И вот теперь еще одна женщина смотрит на него довольными глазами. Этот переход был слишком резким, слишком дерзким. Одна женщина – томная, расплавленная, почти святая в своей отдаче. Другая – мокрая, хищная, с глазами, полными азарта и вызова, которая сейчас на своих коленях перед ним, собираясь стереть всю предыдущую нежность, весь трепет, оставляя только голую, животную страсть.

Его член, и без того не успевший утихнуть, болезненно напрягся под ее пристальным, изучающим взглядом. Стыд и дикое, всепоглощающее возбуждение вели в нем яростную войну. Он хотел остановить ее, но его тело уже приняло свое, независимое решение. Оно жаждало продолжения.

Ее пальцы сжали его. Не нежно, не ласково, а уверенно, почти по-деловому, обжимая упругий ствол, двигаясь к головке, скользкой от его собственной влаги. Ее прикосновение было опытным, точным, без робости и трепета. Оно говорило: “Я знаю, что делаю. Расслабься и получай удовольствие”.

– Красивый, – произнесла Танюшка, и в ее голосе не было томности, был лишь холодный, оценивающий интерес, который заставил его, вернутся с небес на землю.

Прежде чем Вова успел что-то промолвить, ее губы сомкнулись на нем.

Мир перевернулся с ног на голову.

Ощущение было не просто приятным. Оно было шоковым. Губы ее были прохладными от воды, но внутренность рта – обжигающе горячей, влажной, невероятно нежной. Она не просто брала его в рот – она обволакивала его, играла им.

Ее язык скользил – творил немыслимые вещи: водил упругим, жестким кончиком по самой чувствительной нижней части головки, под уздечкой, заставляя его вздрагивать каждый раз, как от удара током. Закручивался змейкой вокруг ствола, создавая иллюзию невероятной глубины; ритмично давил на основание, и каждый раз Вове казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Одной рукой Танюшка продолжала массировать его, пальцы сжимали яички с точно выверенным, приятным, почти болезненным давлением, и эта боль, смешиваясь с наслаждением, доводила его до исступления. Другая ее рука легла ему на низ живота, чувствуя, как там все напряжено и пульсирует, и это легкое, влажное прикосновение был невыносимо эротичным.

“Она отлично знает, что мне нужно…”

Он запрокинул голову, упираясь затылком в теплую кафельную стену. Глаза закатились. Из горла вырывались хриплые, нечеловеческие звуки, которые заглушал шум воды. Он попытался думать о Тане, о том, что творит, но мозг отказался работать. Оставались только ощущения. Дикие, первобытные, сметающие все на своем пути.

Она ускорила темп. Голова ее двигалась в четком, быстром ритме. Влажный чавкающий звук раздавался в кабинке. Он чувствовал, как задняя стенка ее глотки сжимается на самом кончике члена, и это ощущение каждый раз отзывалось мощным толчком где-то в его голове, вызывая целый поток мурашек на коже.

Танюшка контролировала каждый его вздох, каждый стон. Она знала, что Вова уже на грани, и замедлялась, чтобы продлить его сладкую муку, чтобы он почувствовал каждую миллисекунду этого невыносимого наслаждения, а затем снова набирала скорость, не оставляя ему шанса на спасение.

Его руки вцепились в пустоту, скользя по мокрому кафелю. Ноги тряслись. Он был ее игрушкой, ее леденцом. И это осознание, унизительное и пьянящее, усиливало его удовольствие до состояния тонкой звенящей струны, которая вот-от грозит порваться и… это приведет к неимоверному взрыву.

– Танюш… я сейчас… – успел он прохрипеть, предупреждая, пытаясь быть хоть немного джентльменом даже в этой ситуации.

Но, она не отстранилась. Наоборот, ее глаза, полные торжествующей победы, встретились с его стеклянным, ничего не видящим взглядом. И она… она взяла его еще глубже, подавив рвотный рефлекс, это стало последней каплей.

Его тело выгнулось в дугу. Крик, беззвучный, застрял в сдавленном горле. Оргазм прокатился по нему не волной удовольствия, а серией сокрушительных, почти болезненных разрядов, которые выжигали все изнутри. Вове казалось, что он умирает, что его разрывает на части. Спазмы были такими сильными, что слезы выступили на глазах. Он ничего не видел, не слышал, не понимал, где он. Мощные, спазмы члена выплеснули потоки, пряно пахнущей, спермы прямо в открытый рот женщины. Еще и еще. Вова облегченно выдохнул и расслабился.

Он приходил в себя постепенно. Первым, что он ощутил, было ее теплое дыхание на своей коже. Потом – мокрый кафель за спиной. Потом – давящую, всепоглощающую тишину, нарушаемую лишь мерным стуком капель воды о пол.

Вова открыл глаза. Танюшка сидела, сплевывая в слив, и смотрела на него с той же хищной, довольной ухмылкой. Она вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Ну, вот и договорились, – повторила она, и в ее голосе звучала непоколебимая уверенность. – Теперь у нас с тобой есть наш маленький, мокрый секрет. Запомни это ощущение, Вова. Запомни, на что я способна.

Она встала рядом, под струи душа. Вова, все еще дрожа, пытался осмыслить произошедшее. Это был, не просто минет, это была атака, заявка на равное искусство от девчонки, которая была младше его лет на десять.

И самый ужасный, самый стыдный парадокс заключался в том, что это был самый ослепительный, самый техничный, самый прекрасный минет в его жизни. И он знал, что запомнит его надолго, и будет сравнивать. Всегда. С каждой женщиной, что будет после. И в чью пользу будет это сравнение, еще непонятно.

Чувство вины накрыло его с новой, удвоенной силой, смешавшись с остывающим физическим удовлетворением и волнительным осознанием от того, во что он ввязался. Он понимал – игра только началась. И правила диктует уже не он.

– Помни. Никому, ни слова.Они вместе вернулись в комнату. Таня спала, укрывшись с головой, безмятежная и прекрасная. Танюшка бросила Вове многозначительный взгляд и прошептала:

Он кивнул, лег на край дивана к спящей Тане и обнял ее, чувствуя тепло ее тела. Он пытался понять, что сейчас чувствует. У него стало две женщины. Одна – нежная и страстная, доверчиво спящая в его объятиях. Другая – дерзкая, опасная и теперь знающая о нем все. Его командировка превратилась в минное поле, и он понимал, что следующий шаг может стать роковым.

За окном давно уже наступила ночь, и в черной тьме леса редкие фонари санатория светился тусклыми, одинокими звездами. Их странная, прекрасная командировка только началась, но уже была полна неожиданных сюрпризов.

Королева бильярда

Пыльный УАЗ высадил их экспедиционную бригаду, десять человек, у двухэтажного здания бывшего магазина в селе, где время, казалось, застряло в позднем СССР. Заросли бурьяна на бывших колхозных полях, глубокие, темные балки, поросшие непролазным лесом, болота, тучи комаров и редкие огоньки в избах, где доживали век старики – вот и весь Национальный парк на Десне. Работа была адской: целыми днями они продирались сквозь чащу, сверяя таксационные описания с реальностью, а вечером экспедиционная "буханка"вылавливала их, измученных и искусанных комарами, где-нибудь на другом конце света.

Единственные радости – сытная столовка в бывшем правлении колхоза и вечернее купание в теплой речушке под водочку и уху. И беспросветная скука, особенно по выходным. Впрочем каждый развлекался, как мог. Заядлые любители рыбалки уходили на Десну в надежде поймать рыбу покрупнее, остальные устраивали шумные застолья или просто спали. Особенно страдала без развлечений единственная девушка в экспедиции Танюшка. Скука и непоседливый характер толкали ее на поиски новых ощущений. И действительно, глупо тратить выходной день на чтение книжек, как…Вова.

Именно здесь, в этой, забытой богом, деревне, Танюшкина жажда приключений неожиданно вывела ее на… бильярд. Неказистый клуб с потрескавшимися стенами и единственным, кривым столом стал ее Эльдорадо по выходным. Для местных мужиков, чьи развлечения ограничивались рыбалкой да самогоном, ее появление было как падение НЛО.

"Ооо, бильярд! Настоящий! Пусть стол облезлый, кии кривые, но это уже развлечение! И зрители… такие… колоритные. Скучно не будет…"Заключила она, и смело шагнула в зал.

В следующий выходной она надела самые короткие джинсовые шорты, едва прикрывающие упругую попу, и обтягивающий топ кислотно-розового цвета, из-под которого грозились вырваться пышные груди третьего размера. Ее первый выход стал сенсацией.

Провокация у стола

Танюшка изящно наклонилась над сукном, выцеливая шар. Шорты впились в ягодицы, обрисовывая упругие округлости, а глубокий вырез топа угрожающе обнажал грудь. Деревенские замерли, забыв про пиво.

– Эх, краля, да ты ж щас шарик не туда загонишь! – хрипло засмеялся бородач Валера, не отрывая глаз от ее декольте.

– А вот и загоню, Валерчик! – весело парировала Танюшка, специально выгибая спину еще сильнее:

"Пусть пялятся, деревенщины. Зато не скучно!"

Она резко ударила кием. Шар грохнул в лузу. Одновременно, из-за неловкого движения, левая грудь почти полностью выскочила из топа, мелькнув розоватым соском. Послышалось сдавленное "Ох!"и приглушенный стук пивных бутылок о пол – кто-то не удержал.

– Ой, простите! – фальшиво смутилась Танюшка, поправляя топ, но глаза ее смеялись:

"Попались! Теперь они точно с ума сойдут".

С видом бывалой соблазнительницы она взяла мел. И не просто потерла им наконечник кия, а медленно, с чувством, провела им по всей длине древка, будто лаская, сопровождая действие томным взглядом поверх плеча на ближайшего зрителя. Язык мазнул по влажным губам.

– Чтобы лучше скользило, – пояснила она сладким голосом, видя, как у, смотрящего на нее, Николая на лбу выступил пот, а штаны, в районе ширинки, заметно выпучились. На его лице, не обремененном интеллектом, ясно читались все его мысли:

"Мать твою… Так и стоит перед глазами: как она этот кий… Да я бы ей вместо кия… Да чтоб она так же языком… Ох, кончу щас!"

Звездная Ночь и Жадные Руки

Танюшка не ограничилась бильярдом. Она приняла пару "приглашений на прогулку"от местных "интеллектуалов". Одним из них был Тарас, самоназванный "звездочет".

– Смотри, Танюш, – Тарас обнял ее за плечи, указывая дрожащим пальцем куда-то в небо. – Вон это – Большая Медведица! А вон – Кассиопея!

– Ой, правда? Какая красотища! – восторженно задышала Танюшка, нарочито запрокинув голову, выставляя шею и линию декольте:

"Господи, какая же чушь. Но его руки… теплые. Интересно, как далеко он зайдет?"Подумала она.

Пока она "восхищалась"звёздами, рука Тараса, будто сама собой, сползла с плеча на ее грудь. Пальцы неуверенно сжали упругую плоть, через тонкую ткань топа. Танюшка замерла, не отстраняясь:

"Ого, смельчак! Трогает… Грубо, но приятно. Чувствую, как сосок налился под пальцами. Интересно…"

– М-м… Тарас, а ты знаешь, что… что это за звездочка? – она намеренно прижалась к нему, чувствуя его бурную эрекцию в брюках.

Дыхание деревенского Казановы стало прерывистым, пальцы зашевелились активнее, пытаясь проникнуть под ткань:

"Она не отпихивает! Фифа городская, точно, шлюха! Сейчас я ей покажу Кассиопею между ног!"

– Э-это… Полярная… – бубнил он, теряя нить астрономии и фокусируясь на анатомии. Танюшка, получив свою порцию острых ощущений и поняв, что "звездочет"поплыл и вот-вот потеряет берега, ловко вывернулась.

– Ой, смотри, летит! – указала она в небо и, пока он ошалело вглядывался в темноту, убежала со смехом:

"Хватит на сегодня. Адреналинчик получила. Но дальше – ни-ни".

Бегство

Авансы Танюшки – взгляды, смех, прикосновения, принятые благосклонно бутылки пива – были восприняты, как прямой сигнал к действию.

Страсти в деревне накалились. Кто должен быть первым? Споры переросли в драку у бильярдного стола. Два главных "мачо", Валера и Сергей, набили друг другу морды, пока Танюшка с визгом пряталась за столом.

Валерка кричал, в запале сломав кий о голову конкурента:

– Я ее первый увидел! Моя! Буду трахать на ентом столе, пусть усе видят!

Сергей парировал, замахиваясь табуреткой:

– Цэ я ей покажу, дэ раки зимують! Пусть сосет, как с той бутылки!

Но драка разрешила лишь вопрос первенства между двумя. Остальные, менее удачные, решили взять хитростью. Они стали караулить Танюшку по темным переулкам, когда она возвращалась из клуба. Однажды, поздно вечером, ее окружили трое. Запахло перегаром и немытым телом.

– Ну что, городская птаха, погуляла? – сипел один, пытаясь схватить ее за руку. – Теперь наша очередь с тобой поиграть.

Давайте все вместе, веселее будет! – ухмыльнулся другой, загораживая путь.

Танюшка почуяла настоящую опасность. Сердце колотилось, ноги стали ватными:

"Блин, переиграла! Вовааа!"

С криком: – Отстаньте, уроды! – она рванула в сторону, ловко проскользнув под чьей-то протянутой рукой, и помчалась к общежитию, не разбирая дороги. За спиной слышались пьяные крики и топот погони.

Она ворвалась в большую комнату, где Вова, как обычно, читал книгу, а водитель экспедиции, дядя Коля, чинил снаряжение. Танюшка, запыхавшаяся, с растрепанными волосами и диким взглядом, вцепилась в руку Вовы:

– Вов! Помоги! Они там… Женихи деревенские! Хотят… групповуху! Прямо до крыльца гнались! Не пускай их! – Она задыхалась.

Вова отложил книгу. Его спокойное лицо стало каменным. Без лишних слов он полез в свой рюкзак и достал… камуфляжную куртку и свой армейский ремень с перцовым баллончиком в чехле (взял чисто для солидности, экспедиция же!). Натянул берцы. Вид стал внушительным.

– Николай Николаичь, пошли подстрахуешь? – попросил он водителя, уже подходя к двери.

– А чо, пойдем, – крякнул дядя Коля, вставая во весь свой немалый рост. – Наших баб не трогать!

Вова распахнул дверь. У крыльца крутились три фигуры.

– Мальчики, – голос Вовы был тихим, но резал как сталь. – Вечером у нас комендантский час для гостей, и особенно для незваных. Таня больше не играет. Она у нас очень занята – отчеты пишет до утра. Идите домой. Спокойной ночи.

Он стоял ровно, руки на ремне возле баллончика, взгляд холодный. Камуфляж и спортивная фигура делали свое дело. Водитель брякнул ключами от УАЗа, стоя чуть позади.

– А то мы вашего председателя побеспокоим, – добавил Вова мягко. – Расскажем, как вы наших специалистов от работы отвлекаете.

Парни сникли. Вид "вояки"Вовы и сурового водителя охладил их пыл.

– Да мы… так… проводить… – забормотал один.

– Проводили. Спасибо и до свидания, – отрезал Вова. Он не двигался, пока все трое не скрылись в темноте.

Цыпленок

Танюшка больше не ходила в клуб. Бильярдные приключения закончились. Теперь она все время держалась ближе к базе. А ближе всего был Вова.

– Вов, а пойдемте на речку? – спрашивала она утром.

– Вов, а в столовую вместе сходим?

– Вов, а посиди тут? Я книжку почитаю… Рядом…

Она стала его тенью. На работу – в одной группе, с обедом – рядом на пеньке, с купания – только под его присмотром. Даже в магазин за шоколадкой выходила, только держась за рукав его камуфляжной куртки.

Что, малая, испугалась? – подтрунивал Вова, видя, как она озирается по сторонам у калитки.

Не то слово! – Танюшка сделала большие глаза.

Теперь я поняла: хорошо – это когда тебя НЕ ловят деревенские Казановы. А ты, Вова, мой тело…хранитель! – Она доверчиво прижалась к его плечу:

"И как я без него раньше? Совсем пропала бы. Хотя… в камуфляже он такой… брутальный. Почти как герой боевика. Жаль, не мой герой…"

Вова лишь усмехнулся. Но в уголках его глаз появились теплые морщинки. Защищать дурочек-провокаторш от последствий их же глупости – это, оказывалось, тоже часть экспедиционного быта. И не самая неприятная.

До конца командировки он обрел верного, хоть и очень шумного и требовательного, "цыпленка". А Танюшка выучила незыблемое правило: в глухих деревнях бильярд – экстремальный вид спорта. Требует надежной охраны. В идеале – в камуфляже.

Ночь Освобождения

Осенний воздух над поселком Зачепетовка был густым, как сизый дым. Не дождь, но и не сушь – серая муть, пропитанная запахом мокрой листвы и угольной пыли. Автобус высадил их на пустынной остановке под вечер. Вова и Натка, замерзшие и промокшие до костей от дорожной сырости, стояли над дорожными сумками, глядя на унылые двухэтажки. Представитель администрации, мужчина с лицом, как помятый конверт, развел руками:

– Гостиницы нету. Только детсад "Солнышко". Ночью – пусто. Сторож постелет на детских кроватках. Удобства – во дворе.

Детский сад – пахло кашей, хлоркой и тоской. Крошечные кроватки, расставленные в пустом спальном зале, выглядели издевательством. Натка ткнула пальцем в жесткое, короткое ложе, покрытое детским одеяльцем с зайцами.

– Я здесь не помещусь даже по диагонали, – ее голос дрогнул от усталости и нарастающей истерики. – Или ты думаешь, я ребенок?

Вова поставил сумки.

– На улице уже ночь. Пошли поищем магазин. Может, что-нибудь купим на ужин… или коньяка для сугреву.

Холод гнал их вперед по темным улицам. Первый магазин – "Продукты"– светил в ночь яркой витриной. За прилавком – дородная продавщица.

– Алкоголь? – Натка старалась звучать весело. – Для сугреву?

Тетка махнула рукой куда-то в темноту:

– У Григория на углу. Там до девяти. Но Григорий – хамлюга.

Магазин "У Григория"оказался заперт. Но над вывеской "Продукты"горела другая, кривая, мигающая: "МОТЕЛЬ. НОЧЛЕГ". Стрелка вверх.

Полутемная лестница, запах сарая. Ресепшен мотеля. За стойкой консьерж, молодой парень в тельняшке "жувал"семечки.

– Двухкомнатный номер свободен? – выдохнул Вова, чувствуя, как Натка жмется к его спине от холода и темноты.

– Будет через полчаса, – тельняшка сплюнул шелуху. – Сейчас приберут. Пока можете поужинать внизу, в кафе. С вас – пятьсот. Без завтрака. Отопление сами включайте – кнопка на кондее.

Они забрали вещи из детсада под недовольное ворчание сторожа ("Только постелил!"), вернулись, внесли сумки в номер. Две комнаты, соединенные дверью. Коридор. Душевая кабина с подтеками ржавчины. И главное – большой, потертый диван в основной комнате. Натка упала на него:

– Рай! После "Солнышка"– тут хоть можно ноги вытянуть.

Ужинали в забегаловке "У Любы": жирные котлеты, пюре "с комочками", чай в непрозрачных стаканах.

Флирт, долго тлевший в институтских коридорах, здесь, в чужом поселке, под треск телевизора с сериалом, стал острее, откровеннее.

– Начальник опять выбросит твой отчет в помойку? – Натка кокетливо наклонилась, их колени, под столом, случайно коснулись. Она не отпрянула.

– Ага, прошлый выбросил. Сказал: "Вы инженер, а не поэт. Дуб – он дерево. Пишите: "Состояние удовлетворительное". Точка". – Вова раздраженно кольнул вилкой котлету. Его колено ответило лёгким нажимом на её ногу.

– А ты… попробуй написать, как есть, – Натка прищурилась, глядя ему в глаза. Он своими коленями, играя, зажал ее коленку с двух сторон.

– "Дуб №5: могучий, корявый. Кора – как кожа старика. Тянется к солнцу, но… сгнил изнутри. Требуется санитарная вырубка".

– "Санитарная рубка"… – Вова усмехнулся. Его рука упала на стол рядом с ее рукой. Пальцы почти касались.

– Это ты про меня?

– Про дерево, Вов, – она убрала ногу, но улыбка осталась. Играли. Знали, что играют. Граница была тонкой, как лезвие.

Поднялись в мотель. Мылись по очереди в крошечной душевой с прохладной водой. Когда выходил Вова, пахнущий дешёвым гелем, Натка быстро проскользнула мимо, избегая взгляда на его мокрый торс под полотенцем. В номере было холодно. Натка тыкала в пульт кондиционера:

– Где тут "тепло"… Ага!

С натужным гулом, машина закачала в комнату сухой, пыльный жар. И тогда… по стене, возле потолка, тронутая теплом, двинулась цепочка черных жучков. Медленная, отвратительная процессия.

– А-а-а! – Вопль Натки был пронзителен и искренен. Она запрыгнула на диван, поджав ноги, лицо искажено страхом и брезгливостью.

– Выключи! Быстро! Они сейчас… поползут!

Вова вырубил кондиционер. Гул стих. Жучки шустро разбежались по укромным местам. Но отвращение, все еще, висело в воздухе.

– Я… я тут не усну, – Натка обхватила себя руками, дрожа. – Они… могут спрыгнуть. Или упасть с потолка.

– Натка, это ж,…они не кусаются…

– Нет! – Она встала на диване во весь рост, указывая пальцем в центр комнаты.

– Сдвигай диван! Сюда! Подальше от стен!

Диван, скрипя и оставляя следы на сером ковролине, переехал в центр комнаты. Островок безопасности в море страха. Натка, всё ещё бледная, скомандовала:

– И спать будем… в спортивках. И под одеялом. С головой.

Они улеглись спиной к спине на широком, но продавленном диване. Тесно. Неловко. Диван был с уклоном – Вова постоянно скатывался под Натку. Он крутился, пытаясь удержаться на своем краю. Натка вздыхала, но не поворачивалась.

– Черт! – наконец вырвалось у Вовы. Он решительно прижался к ее спине, обнял через одеяло. Жестко. Практично:

– Терпи. Иначе я свалюсь с края. Или ты. А там жуки…

Натка замерла. Потом расслабилась, прижавшись затылком к его груди.

– Ладно… – прошептала она. – Держи. Только…руки…не ниже.

Его руки лежали, скованно, на ее талии. Дыхание выравнивалось, но сон не приходил. Запах ее волос – шампунь и что-то еще, родное, тёплое – щекотало нос. Он невольно вдохнул глубже. Почувствовал смутное желание пробуждающееся внизу его живота. Сердце панически забилось от близости молодой женщины.

"Она…Коллега. Только коллега. Я сплю… завтра рано вставать".

На ресепшене часы пробили полночь.

Вова проснулся от движения. Натка ворочалась. Ее нога, теплая и тяжелая, шлепнулась ему на бедра. Рука в поисках тепла залезла под его футболку, и устроилась на животе. Он затаил дыхание…тепло Наткиной ладошки было приятным. И тут Вова с волнением, не увидел, а ощутил, что ее футболка задралась оголив груди и живот. Гладкая, обжигающе горячая, кожа касалась его груди. А там, где её бедро лежало на его животе ощущался особенно волнительный жар…