Нити судьбы. Новый мир 2. Финал

Когда он замолчал, Катрин охватило чувство потери. Она поспешно вытерла слезы, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Хотелось удостовериться, что эту песню действительно пел тот самый мужчина, что она это не сама себе придумала. Её глаза не сразу привыкли к мраку, как и глаза незнакомца к свету. Когда он увидел её, то подскочил и прислонился лицом к решетке.

– Это ты!

Катрин поняла, что сделала глупость, и быстро закрыла за собой дверь.

– Нет! Нет! – услышала она его крики уже на улице. – Вернись! Зажги хотя бы факел! Пожалуйста!

Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение, которое оставил после себя его голос, и пошла дальше.

– Черт! Хотя бы факел! Я ненавижу мрак! – кричал в пустоту заключенный.

Катрин запнулась и замерла. Отчаяние в его голосе было неподдельным. Никто не умеет так притворяться. Ему и правда страшно и плохо. Катрин медленно развернулась, терзаемая сомнениями. Ничего же страшного не будет, если она оставит ему свет на какое-то время? Зажечь факел несложно. Подходить близко она не станет, чтобы опять не попасться на его уловки. И пока никто её не заметил, быстро юркнула внутрь дома.

– Хвала Богам! Спасибо! – облегченно выдохнул заключенный, когда отблески огня неярко осветили комнату.

Катрин недоверчиво на него уставилась. Карие глаза благодарно рассматривали свою спасительницу в ответ.

– Та песня, о чем она? – спросила изимка, справедливо решив, что имеет право полюбопытствовать, ведь она уже второй раз помогает ему.

Эмоции мужчины было сложно угадать: слишком необычная была внешность для её восприятия, – но промелькнувшую в глазах растерянность уловила. Или это смущение? Отчего-то стало приятно. Она смогла вызвать у него такие чувства.

– О доме, о семье, – негромко ответил он, на мгновения погружаясь в задумчивость. Голос был полон грусти. – О невозможности вернуться к тем, кого любишь. В место, куда стремится твоя душа. Об одиночестве, которое всегда с тобой, даже когда ты стоишь посреди толпы.

Испуг мелькнул в его глазах: азур, видно, и сам не ожидал от себя такой откровенности.

– Я пойду, – неловко переминаясь с ноги на ногу, сказала Катрин и стала пятиться к выходу.

– Подожди! Не уходи! Давай поговорим! Просто так… ни о чем! Не хочу быть один! – жалостливо стал умолять мужчина.

Катрин рассердилась и зло сощурила глаза, показывая, что видит его насквозь. Совсем за дуру держит? Сначала воды принеси, еды, потом свет зажги… Теперь поговорить? Плавно подбирается к «ключ принеси?» Нет уж. Пусть найдет себе другого простака!

Она быстро вышла из дома, от всей души захлопывая дверь. Донесшаяся даже через расстояние его брань на ломаном иллинуйском с сильным акцентом опять вызвала у неё веселье. Своей улыбки Катрин не замечала, и только когда кто-то у столовой спросил, чему их заведующая складом так радуется, одумалась и спрятала необычное в своем появлении хорошее настроение.

Идя с обеда обратно на склад, Катрин вдруг поняла, что факел, который она оставила зажженным, вызовет вопросы, а затем и ненужные проблемы. До тюрьмы она почти бежала.

– Вернулась, – с улыбкой сказал он.

– Погасить факел, – буркнула она.

– Стой! Подожди!

Катрин замерла. Он ушел вглубь камеры и вернулся со свертком, с тем самым, в котором она ему приносила печенье и сухофрукты. Заключенный положил чем-то наполненный сверток за пределы решетки так далеко, как смогла вытянуться его рука.

– Забери, – сказал он. – Там остатки того, что ты приносила. Съесть это я не мог, оно было перемешено с землей, но и оставлять здесь нельзя. Когда за мной придут и увидят ткань с пищевым мусором, то найдут, кто мне это приносил, и накажут. А мне нигде это не спрятать.

Его слова имели смысл, но подойти снова к камере… Горло Катрин до сих пор болело после его пальцев, синяки приходилось прятать под высоким воротом одежды. Её сомнения он понимал и добавил:

– Я ничего тебе не сделаю.

Он показательно ушел в дальний угол и замер.

Катрин осторожно, как будто в зарослях крылся хищник, направилась к свертку. Глаз с мужчины не сводила, со страхом ловя каждый его вздох. Потом резко наклонилась, схватила сверток и отпрыгнула в зону недосягаемости.

– Ещё раз прости за тот раз, – виновато произнес он. – И мне очень жаль, что я испортил то, что ты принесла. Печенье вкусное было, наверное.

– Не знаю, – призналась она. – Я тебе его всё принесла. У нас в городе это редкость. Муки не так много, чтобы баловать такой выпечкой каждый день.

– А почему? Кругом такие поля раскинуты. Почему не засеваете?

Катрин не знала, имела ли она права что-то рассказывать, поэтому погасила факел и направилась к двери.

– Я буду тебя ждать, – услышала она в темноте его тихий голос и поспешила уйти.

***

Оставшись один, Сэм улыбнулся. Всё идет как надо. Немного терпения, и доверие этой женщины будет восставлено. Она будет его запасным вариантом на случай, если Тэруми погибла. Ну а пока нужно беречь силы…

Он улегся на пол, поближе к решетке, подальше от того угла, где он ещё в первый день, когда было чем, справлял нужду. Глаза закрылись сами по себе. Слабость была теперь его спутником. Связные речи, которые удавалось выдать той женщине, обходились ему очень дорого. Сил после совсем не оставалось. Поэтому спать… Нужно спать…

Сквозь сон он услышал, как кто-то зашел в комнату, как стукнуло что-то о землю. Металлическое. Такой звук был. А потом до него донесся чудесный аромат чего-то пряного. Еда… Ему принесли еду… Кто-то прочистил горло, словно внутри жила болезнь, вынуждая периодически кашлять.

Сердце в надежде забилось: на сей раз пришел настоящий тюремщик, и у него может быть ключ или оружие.

– Вставай. Еда, – раздался чей-то зычный голос.

Сэм старался не дышать. Чтобы узнать живой пленный или нет, человеку придётся подойти ближе и проверить сердцебиение или дыхание. Это будет его шанс.

В комнату кто-то ещё зашел, и шанс растаял как дым.

– Дальше я сама, спасибо, Чарли, – раздался женский голос.

Легкий стук двери – мужчина ушел. Сэм всё ещё не шевелился, пытаясь для себя соотнести возможную выгоду от нападения и сопутствующий риск. Слишком уверенный голос говорившей настораживал, но вместе с тем казался знакомым.

– У меня нет времени на эти игры, – сказала она, немного сердясь. – Еда остывает. Ешь.

Сэм продолжал лежать и притворяться. Правильное решение так и не находилось.

– Ладно, – утомленно выдыхая, проговорила она. – Тогда поступим так. Если ты, правда, сейчас без сознания, то не отреагируешь на мою стрелу, которую я выпущу в твоё тело. И чтобы добавить драмы в происходящее, то я её выпущу тебе… ну скажем так, в пах. Он как раз очень удачно расположен относительно траектории полета моей стрелы. Ну так что? – насмешливо спросила она. – Молчишь? Ладно.

Сэм услышал шорохи и испуганно отскочил от края решетки, скрываясь в недрах камеры.

– Ешь! – снова приказала она и оперлась бедрами о стол, скрещивая при этом ноги. Лук показательно положила на поверхность стола, а стрелой начала поигрывать, тихонько постукивая ею по своей коленке.

Говорившую Сэм узнал.

– Вы же та ведьма, которая была с Тэруми. С вами ещё в тот день помимо данхне Лим был ещё Фенрис Эарендил.

– Откуда ты знаешь имя Фенриса? – скучающе рассматривая его, спросила ведьма.

– У нас была совместная операция с Инквизицией королевства. Нам сообщили приметы и имена.

– Засчитано, – усмехаясь, сказала она и указала стрелой на миску.

Сэм опустился вниз, усаживаясь возле решетки, и забрал посуду, но есть не спешил.

– Мне стоило больших усилий убедить Чонсока дать тебе еды. Не заставляй меня пожалеть о своем решении. Ешь. Не отравлено. Хотела бы убить – сожгла бы заживо, не подходя к твоей камере.

Сэм чуть подавил в себе порыв дернуться и сделал несколько медленных глотков бульона. Он не смог сдержаться: стон наслаждения вырвался сам, а глаза блаженно прикрылись. Но лишь на секунды.

– Где Тэруми?

– Она занята.

– Так занята, что не найдет минутки, чтобы взглянуть на друга? – ехидство в голосе спрятало обиду, а может, наоборот, обнажило.

– Зачем ты здесь? – спросила она вместо ответа.

– Бежал от войны. Раньше некуда было, а когда узнал, что барьера больше нет, решил рискнуть.

Ведьма внимательно его рассматривала, откровенно сомневаясь в его словах. Сэм же врать умел. Знал, что его ничего не выдаст, поэтому смело смотрел ей в глаза.

– Идем, – спустя какое-то время сказала она. – И меня зовут Лайя.

Она извлекла из кармана ключ и направилась к камере. Момент был идеальный. Схватить её, приложить об решетку и забрать ключ. Это было легко. Даже легче, чем с той изимкой. Вот только интуиция ему кричала, что это будет последнее, что он сделает в своей жизни.

Её глаза были полны насмешки. Они провоцировали, легко угадывая его желания. Сэм помнил эту ведьму другой. Злой, отчаявшейся, так сильно похожей на обычного человека. Сейчас же он видел силу её колдовской сути. Она смотрела на него так, словно он был в её власти, словно она действительно могла уничтожить его одной лишь силой мысли. Его рука непроизвольно коснулась пояса, где обычно танэри носят своё оружие. Этот жест не остался незамеченным. Ведьма криво усмехнулась, и его тело покрылось мурашками. Как могла Тэруми быть с этими людьми? Неужели по доброй воле?

– Что с Тэруми? Она выжила после того, как я оставил вас на берегу реки?

– А что там было, на берегу?

– Я нашел вас, отдал Тэ противоядие, вернулся к командиру и сказал, что убил вас.

– Что именно ты сказал мне, прежде чем уйти?

Ловушку ведьмы распознал, ведь помнил тот день. Каждое мгновение. Это был последний раз, когда он видел любимую девушку.

– Вам я ничего не говорил. Я сказал Тэруми. Просил её не возвращаться. Сказал, что со временем данхне смирится с её смертью и будет жить, как раньше. – Сэм на мгновение спрятал взгляд под ресницами. Даже спустя время ему было грустно. Но добавил тише, насмешливее: – Но он так и не смог смириться.

«Как и я», – мысленно произнес он то, что знать никому не обязательно.

– Она выжила, – спустя паузу сказала Лайя. – Мы живем здесь все вместе. Тэруми не в городе, но скоро вернется.

Надежда опалила душу счастьем. Ведьма верила ему!

– Вы же узнали меня! Зачем меня здесь держать?

– Это не мне решать. Идем.

Она открыла сначала камеру, а потом гостеприимно распахнула дверь. Сэм осторожно вышел, не понимая в чем подвох. Не может быть, чтобы данхне его вот так выпустил в сопровождении одной лишь ведьмы. Гадать долго не пришлось. Подвох ждал его снаружи. Несколько лучников и тот самый маг огня, который прошлый раз вел его.

– Куда меня ведут? На допрос? – Он быстро окинул глазами местность, пытаясь подобрать пути возможного отступления, если дело примет совсем скверный оборот.

– Мы не настолько кровожадны, Сэм Инн, друг Тэруми, – спокойно сказала ведьма. – Просто водные процедуры. А чтобы ты чувствовал себя в безопасности и мысли о побеге не посещали твою буйную голову, хочу сразу предупредить, что купальню я возьму в огненный ведьмин круг. Помнишь тех псов империи, что сгорели в лесу, когда мы с Тэруми убегали от вас? Отлично. Тогда ты представляешь, что будет с тобой, если попытаешься улизнуть из здания.

Она повернулась к красноволосому мужчине и вежливо кивнула ему. Такой молчаливой процессией они прошли достаточно много домов.

– Стараешься вычислить, сколько у нас людей? – насмешливо сказала ему Лайя, идя рядом. – Магов? Гадаешь один ли он? Ведь два раза тебя сопровождает только он. Запоминаешь расположение домов, прикидываешь расстояние до стены…

Сэм не обернулся и ничего не ответил. Ведьма была права. Именно этим он и занимался. Впрочем, их проницательность им всё равно не поможет. Если он обнаружит, что причин находиться в городе нет, то найдет способ отсюда уйти. Жаль, нельзя задать свои вопросы прямо. Слишком многое может пойти не так.

Они остановились у высокого, красивого здания, которое очень отличалось от остальных. Внутри его ждал сюрприз. Вода. Много воды! И мыло!

– Свои вещи оставишь здесь. Наденешь эти. – Ему указали на стопку вещей.

– А могу я…

– Нет, – отрезала Лайя, перебивая, и вышла, оставляя его одного.

Ему отвели не так много времени, поэтому, торопливо раздевшись, он прыгнул в воду. Немытое столько дней тело сразу стало чесаться: долгий путь до Изимы и последовавшее за ним заточение давали о себе знать. Порыву он поддался, и скоро на коже появились красные расчесанные полосы, оставленные ногтями. Осознав, что ещё немного и это перерастет в царапины, он подобрал кусочек мыла и приступил к мытью.

Чистые волосы, сухая свежая одежда и до этого выпитые несколько глотков бульона – он словно заново родился. Расставаться со своей формой не хотел – без неё чувствовал себя беззащитным, – но спорить с тюремщиками было бы верхом глупости. Он лишь надеялся, что они не додумаются её сжечь или выбросить.

Уже у самой двери Сэм вдруг подумал, что та одежда, которая сейчас на нем, удивительным образом подходила ему по размеру. Специально подобрали? Представить себе данхне Лим, занимающимся подобным, было очень странно. Или это ведьма угадала? Впрочем, и её за таким занятием было сложно представить.

Выбросив из головы пришедшую глупость, Сэм приоткрыл дверь купальни. Его ждала та же компания в лице красноволосого мага, ведьмы и пары лучников. Как только он показался, девушка пошевелила рукой, что-то прошептала – вспыхнул и погас огненный круг. Лайя кивнула, зовя за собой.

До его тюрьмы они снова шли в молчании. Вопросы вертелись на языке, но задавать он их будет изимке. Почему-то был уверен, что та придет ещё раз.

Его тюремная камера преобразилась. На тщательно вымытый пол уложили доски, на них расстелили матрас, положили подушку и одеяло. В углу стояло ведро, которое должно было выполнять роль туалета.

Ведьма дождалась, пока он зайдет, и закрыла его на замок, а уходя, факел оставила зажженным.

Сэм любовно провел рукой по теплому одеялу и широко улыбнулся, чувствуя себя счастливым. Когда он поймал себя на этой мысли, то ужаснулся. Идиот! Вместо того чтобы продумать дальнейший план, радуется доскам и куску тряпки! Он попытался сосредоточиться. Рассмотреть разные варианты развития событий. Но ничего дельного на ум не приходило. Слишком уставший, он заснул.

***

Лайя поднялась на восточную стену и посмотрела на людей, которые рубили лес. Высокую и крепкую фигуру Чона она приметила сразу. Его выверенные и точные удары топора отбивали ритм, который она не могла с такого расстояния слышать, но который определенно наделял спокойствием самого воина. Лайя уже давно заметила, что разрушение усмиряет его гнев, но при этом строгий порядок лечит душу. Учитывая, чем сейчас он занимается, Чон злится.

Давид сменил его, и Чонсок направился к месту, где лежали вещи работающих. Зачерпнув из ведра воды, воин жадно припал губами к кружке. Широкая грудь часто вздымалась, тяжело дыша. Дневной свет играл на блестевшей от пота коже, подчеркивая рельефы сильного тела. Часть воды случайно пролилась и теперь стекала по шее. Выглядело завораживающе. Лайя мысленно уже представила, как хорошо бы это смотрелось на рисунке, и гадала: Тэруми обрадовалась бы такому подарку от неё или, наоборот, стала бы ругаться и ревновать?

– Ох, ну какой же он всё-таки… – раздалось совсем рядом.

Лайя обернулась. Одна из охотниц, которая стояла сегодня в дозоре, открыто любовалась Правителем. Почувствовав внимание ведьмы, она повернулась и подмигнула ей.

– Скорей бы лето, – сказала изимка. – Будет жарко, можно работать без рубашки. М-м-м… Буду почаще просить ставить меня в дозор.

Лайя невольно посмотрела вниз, прикидывая расстояние до земли. Если скинуть изимку со стены, та сразу умрет или только покалечится? Хотелось бы точно знать. Не хватало ещё, чтобы Лоран её потом вылечила. Нет, вряд ли умрет. Черт, почему восточная стена не такая высокая, как все остальные? Упущение – нужно сказать Чону, чтобы надстроили ещё несколько ярусов.

Заметив её, Чон приподнял руку, давая понять, что сейчас подойдет, и направился к воротам. Лайя поспешила спуститься, чтобы избежать соблазна проверить на практике свои мысли насчет той охотницы.

– Уже выкупала и причесала его? – недовольно спросил подошедший Чонсок.

– Не злись, – улыбнулась она. – Ты же знаешь, что так правильно.

Лайя прошла вперед, глазами указывая на свидетеля, который на них смотрел.

– Алеста! – строго обратился к дозорной Чонсок. – Опасность исходит со стороны леса, поэтому развернитесь и наблюдайте за происходящим за стеной. Думаю, вам бы не понравилось, если бы в период, когда вы были за стеной, дозорный у колокола спал или изучал землю под ногами.

Охотница густо покраснела и, пробормотав извинение, вернула внимание лесу.

– Чон, я с ним говорила и спрашивала о том дне у реки. Это действительно Сэм. Он говорил такие вещи, которые никто не знал.

– Ничего не мешает узнать у него это всё под пытками, – возразил он.

– Мне иногда кажется, тебе проще поверить, что он шпион Азуриана, чем в то, что он друг Тэруми.

– Он шпион Азуриана, – сделал акцент Чонсок. – А сейчас идет война. И тот факт, что это Сэм Инн, никак этого не отменяет.

– Ты прав, – сказала Лайя. – Прости.

Он сделал несколько глубоких вдохов, усмиряя свою злость.

– И ты меня прости. Я не должен срываться на тебе. Просто… Почему они ещё не вернулись?!

Лайя хотела бы предположить, но ничего, что не подвергало бы её в отчаяние, не приходило на ум.

– Тэруми точно жива, – вот и всё, что могла сказать она.

Почувствовав её страх, Чонсок обнял и прижал к себе.

– Чон, твоя репутация, – тихо возразила она, вспоминая их недавний разговор.

– В бездну её, – глухо ответил он, сильнее стискивая. – Ты моя семья… Моя чхаэри…

Лайя слабо улыбнулась и молча просила Создателя поскорее вернуть им их близких.

Глава 3

Когда к ней пришла рыжая ведьма и попросила комплект одежды для худого, невысокого мужчины, Катрин сразу догадалась, что про заключенного вспомнили. Многие годы работы позволяли ей безошибочно определять нужные размеры – Катрин подобрала идеально подходящие тому азуру вещи. А попросив потом Исалиэль присмотреть за складом, она отправилась в сторону купальни, надеясь, что азура всё же поведут мыться перед тем, как отдадут чистую одежду. Ну очень хотелось взглянуть на него при свете дня. Так и случилось.

Катрин стояла на отдалении и из своего укрытия пыталась сложить два образа: мужчина, который сидел в камере, и этот, которого сейчас видела в ярких лучах солнца, отличались. Тайна, которая окружала его в полумраке, словно растаяла, лишая какого-то особого шарма и щекотливого чувства опасности и запрета. По улицам города шел обычный, очень худой азур. Если бы не уверенная, полная чувства собственного достоинства, грация при ходьбе, то Катрин и вовсе бы разочарованная ушла обратно на склад.

Сейчас, при свете, в глаза бросались отличительные особенности их нации. Катрин невольно пыталась представить его с другими глазами, носом, губами. Примеряла на него другое телосложение и рост. Почему-то сравнивала со своим красивым мужем.

Кто-то окликнул её, и Катрин поняла, что её внимание к чужаку могут заметить, поэтому вынужденно отвернулась и направилась к говорившему.

Остаток дня прошел странно. Обычно она болтала без умолку и много чего рассказывала своей единственной подруге, но в этот раз не испытывала ни малейшего желания говорить. Всё, что касалось заключенного, было личным, делиться подобным не хотелось. Да и, наверное, опасным. Катрин не верила, что Исалиэль могла со зла выдать её кому-то, но из благих побуждений – вполне. Сама же эльфийка, с недавних пор слишком погруженная в свои мысли и переживания, изменений в Катрин не увидела.

Так они вдвоём в молчании и доработали оставшийся рабочий день.

Неспешно поужинав, Катрин бесцельно бродила по городу. Можно было зайти к заключенному. Можно было, но зачем? Ему уже не нужна её помощь. Раз его отвели мыться и выдали одежду, то дали и еду. Скорее всего, его отпустят, подлечат, и он уйдет к своей жене и детям.

Понимание, что всколыхнувшее её привычную жизнь приключение закончилось, оставило на душе грусть. Память подбросила воспоминание о красивой песне. Катрин не могла воспроизвести слова, но мелодия отпечаталась на сердце всё ещё незаживающей раной. Женщина отправилась домой, тихо напевая её.

На лестнице, у дверей её дома сидел Ветал. Чуть растрепанный и небритый, но такой родной. Нагулялся и вернулся. Бродячий кот.

– Я начал беспокоиться уже, – сказал он, в своей привычной манере растягивая слова. – После ужина прошло столько времени, а тебя всё ещё нет дома. – Ветал поднялся и подошел ближе, возвышаясь над ней почти на полголовы. Специально. Знал, что ей очень нравились его рост и крепкое тело. Четко очерченные губы кривовато улыбнулись, выдавая усмешку. – Подумал, что нашла себе кого…

Катрин стояла возле него и молчала, смотрела на его губы. Столь очевидная мысль подвергла её в странное оцепенение: он ведь целовал ими другую. И таких других было много.

– Ты сегодня тихая, – насторожился он и собственническим жестом приподнял её подбородок, заглядывая в глаза. – Ничего не скажешь?

– Зачем ты пришел? – спросила она, чуть отступая. Его прикосновение было неприятно, но вместе с тем не вызывало злости, как раньше. Не было и обиды.

– Всё время думал о тебе и о нашем доме. Ламира красивая и юная, но такая глупая, с ней и поговорить не о чем. Хозяйка из неё никудышная. Я почти сразу пожалел, что повелся на её чары. Наверняка у ведьм зелья какого взяла, чтобы меня приворожить!

Он говорил пылко, с раскаянием. Новую ложь. Катрин видела сегодня в столовой Ламиру. Она просто нашла себе другого. Того, за чьим красивым фасадом будет хоть что-то. Так ей хотелось думать. Хотя мысль, что Ламира легкомысленна, допускала.

– Эй! Заболела, что ль? – чуть встряхнул её Ветал, не дождавшись реакции.

Обычно Катрин в такие моменты выяснения отношений начинала кричать на него, могла и толкнуть с силой, ударить чем-то тяжелым. Ветал в ответ обвинял её в своих изменах, кричал, что она не ухаживает за собой, что толстая, что грубая… Они дрались. Потом мирились и давали друг другу обещания, о которых забывали почти сразу. Она обещала ему, что в следующий раз его не простит. А он обещал, что больше в его жизни никого не будет, кроме неё.

– Ну точно сбрендила. Молчишь, и бледная. Идем домой. Пока люди не подумали, что я с тобой что-то сделал.

Он взял её под локоть и потянул к двери. Катрин представила, как зайдет в свою комнату, как снова ляжет с ним на одну кровать, как позволит себя касаться. И снова в голове зазвучала та мелодия.

– Та песня, о чем она?

– О доме, о семье. О невозможности вернуться к тем, кого любишь. В место, куда стремится твоя душа. Об одиночестве, которое всегда с тобой, даже когда ты стоишь посреди толпы.

Дом. Семья. Это у неё было. Как и человек, которого любила всем сердцем всю жизнь. Но только у неё. Для Ветала эти слова были пустым звуком.

Она забрала свою руку из его хватки и решительно на него посмотрела:

– Я же тебя предупреждала, что если ты уйдешь, то вернуться не сможешь. Поэтому проваливай туда, откуда пришел.

Ветал опешил от непривычно спокойного тона и её слов.

– Идем домой, чокнутая! – рассердился он, когда первая волна изумления прошла.

– Ты плохо слышишь? Это больше не твой дом. – Мрачное торжество разливалось в груди у Катрин. Она так сильно гордилась собой. Пожалуй, впервые за всю свою жизнь.

– А куда мне, по-твоему, идти? Где жить?!

– А мне плевать, – теперь уже её губы в насмешке скривились.

Катрин чинно прошла мимо него и захлопнула за собой дверь, поворачивая ключ в замке. Внутри стала нарастать нервная дрожь возбуждения, а скачок адреналина разогнал стук сердца до звона в ушах. Чувствуя, что ещё немного, и её разорвет изнутри, она взбежала по лестнице и настойчиво постучала в комнату Исалиэль, надеясь, что та будет дома. Нужно поделиться! Рассказать, какая она, Катрин, всё-таки молодец! Смогла! Она смогла! И самое главное, та странная власть, какой Ветал обладал над ней, словно развеялась! Та песня стала её посланием свыше!

Исалиэль и Дария дома не было – пришлось зайти к себе в комнату. Катрин по-новому взглянула на свой дом и поняла, что почти все вещи мужа были на месте. Он ничего не забирал. Она была для него всегда запасным планом. Каждый раз. Каждый чертов раз! Она стянула с кровати одеяло и стала метаться по комнате, хватать то, что принадлежало бывшему мужу, и сбрасывать в кучу. Искала тщательно, чтобы ничего не завалилось под кровать и не осталось в потаенном углу их маленького шкафа. И каждый выброшенный предмет словно склеивал рану на её сердце, возвращал целостность душе. Было так хорошо, что даже немного страшно.