Нити судьбы. Новый мир 2. Финал

Эмили Ли

Нити судьбы. Новый мир 2. Финал

Глава 1

Катрин медленно брела из столовой домой, с тоской представляя очередной вечер в одиночестве. И снова внутри шевельнулась предательская мысль: возможно, стоило простить мужа? Хотя, с другой стороны, он вроде как и не просится обратно, живет пока у своей… Дальше шли лишь злые, нецензурные слова, описывающие особу, с которой её Ветал сейчас спит, и пожелания смерти в страшных муках им обоим.

Когда вспышка агрессии прошла, вернулись сомнения. Ветал рано или поздно ведь осознает, что такой, как она, честной и порядочной, отдающей всё самое лучшее ему, он не найдет и снова придет на её порог. Катрин на мгновение прикрыла глаза, в красках представляя картину, которая повторялась из раза в раз, и улыбнулась. Возможно, и стоило простить.

От почти принятого решения стало немного легче. В конце концов, что она теряет? Кто на неё посмотрит? Уже не юная, за сорок перевалило, внешний вид… В общем, подарки, которые иногда ей приносят изимцы с целью заполучить её расположение, как единственной заведующей складом вещей, имели и обратную сторону, откладываясь на теле запасом прочности. Но опять же, большую часть из того, что ей дарили, она всегда относила домой и отдавала Веталу. Ну вот и кто его ещё так будет любить и так о нем заботиться?

И, если честно, положа руку на сердце: Ветал её очень красивый был, стройный. Она открыто гордилась тем, что является его женой. Другие мужчины в его возрасте не так хорошо выглядят. Вот и заглядываются на её мужа особо наглые… И снова пошел поток ругательств. Аж щеки от гнева раскраснелись.

Подруга её, Исалиэль, часто говорит, что он недостоин её, что нужно ценить себя, тогда будут ценить другие… Хорошо ей говорить, она вон какая красивая и стройная, юная… И опять же… ну будет строить она, Катрин, из себя королеву и дальше что? Для кого строить? Она знала всех мужчин Изимы в лицо. Никого краше её мужа не было.

А ещё Катрин знала, что большинство женщин, заглядываются на их Правителя Лима, строят ему глазки и надеются… Хоть жены его, ведьмы, побаиваются, но продолжают кокетничать. Вот уже чего Катрин не могла понять, так не могла. Что в нем красивого? Если только рост и тело. Но лицо? Цвет кожи и глаза эти… Да и сам он, как человек, до жути неприятный. Она не видела других представителей этого народа, но если они такие же, то у неё для них плохая новость: это очень некрасивая нация.

Настроение резко упало. Опять вспомнилась Исалиэль. Её подруженька дорогая уже столько дней подавленная ходит, словно потерянная. Ничего ту не радует. Порой и вовсе садится и смотрит в окно, а в глазах такая тоска, что сердце Катрин болью обливается. Помочь ей хочется, но как? А что случилось, Исалиэль не признается. Говорит, по дому скучает. Но если скучает, то почему не ушла, как собиралась?

Гнев охватил Катрин. Вот чует её душенька, что маг этот что-то сделал опять Исалиэль! Все беды от мужчин! Ни одного нормального!

С правого бока раздавался странный шум. Катрин его ещё раньше приметила, но толком не вникала, что это. Сейчас же, по мере её продвижения вперед, он становился всё отчетливей. Игнорировать не получалось. Звук был такой… как будто два металлических предмета методично бьют друг об друга. Несильно, но очень навязчиво. Примерно раз в минуту звук менялся. Складывалось такое впечатление, что один предмет протягивали по другому. Скрежет стоял крайне неприятный – мурашки шли по телу. До кузницы Давида далеко, а кто ещё мог вот так действовать ей на нервы?

Отдаваясь порыву вырвать руки у этого умельца из неправильного места, из того, откуда должны были расти ноги, и вставить их в нужное, Катрин решительно направилась на звук. Когда она оказалась перед домом, который выполнял в Изиме роль тюрьмы, где содержали и пытали пойманных эльфов, то в изумлении замерла перед дверью. Вроде же как мир с эльфами сейчас. Или опять кого поймали на воровстве? Вот как знала, как знала, что этим остроухим нельзя доверять! Ладно Фенрис, при Правителе их, но Мориан-то… у того точно воровство на роду написано! Глаза эти хитрые и лицо вечно недовольное! Небось, он там и сидит!

Желая проверить своё предположение, Катрин зашла внутрь. В доме царила темнота. Впрочем, оно и понятно: окна же наглухо заколочены, да такими досками, что никакой силой не сорвать. Странно было другое. Если здесь пленный, то где охрана?

Голос раздался внезапно – Катрин вздрогнула.

– Ну, наконец-то! Я уж думал, что про меня все забыли! Я друг Тэруми Ю-хи Шайн! Когда она узнает, что вы заморили меня голодом, вам мало не покажется! Она вас всех здесь порежет!

Мужчина говорил звонко и дерзко, с небольшим акцентом. Это точно был не Мориан. Произношение эльфа было другим и гораздо хуже. Катрин молча принялась искать, чем зажечь факел. Уж больно любопытно стало, кого там поймали и почему оставили в темноте.

– Эй, уважаемый! Я с тобой разговариваю! Я не ел уже несколько дней!

Катрин не знала, кормили ли других пленных до этого или нет, но стало неприятно. Если хотели бы убить эльфа, то убили бы, а морить голодом – это слишком бесчеловечно!

– Если ты ищешь факел, то он чуть дальше, справа от входа, – с иронией подсказал голос.

В темноте рука изимки наткнулась на что-то острое. Вспыхнувшая злость перекрыла боль тела.

– Для того, кто не ел несколько дней, ты слишком разговорчив! И знаю я, где факел! Я ищу, чем зажечь, – огрызнулась она.

– Освободи меня, и мы поищем вместе, – елейным голосом проговорил заключенный.

Катрин в мыслях уже засунула зажжённый факел ему прямо в то место, откуда собиралась вырвать неправильно растущие руки, но каким-то чудом смолчала. Когда желанный огонь был получен и комната мягко заиграла в несмело подрагивающих оранжевых переливах, Катрин подалась вперед, ближе к виднеющимся толстым прутьям решетки. Неприятный запах, который улавливала и раньше, сейчас ударил в нос отчетливее, и она поморщилась.

Из глубины своей камеры заключенный вышел на свет. Катрин изумленно распахнула глаза.

– Ты не эльф!

– Ты не мужчина!

Они воскликнули одновременно.

Катрин с интересом изучала причудливую внешность молодого мужчины. Он определенно был азуром, кажется так назывался народ Правителя Лим.

Разглядывала не только она, но и её. Под взглядом его внимательных глаз ей стало неуютно. Несмотря на худое телосложение, которому позавидовала бы не одна изимка, и на невысокий, кажется, даже ниже её, рост, мужчина излучал опасность. Он ей напоминал змею. Нет, не такую, как приползала раньше к стенам города, а обычную, ту, что коричневой неприметной маленькой лентой скользила по земле и смертельно жалила. В подтверждение её мыслей мужчина сделал осторожные выверенные шаги к ней навстречу, подходя вплотную к решеткам.

Катрин сразу же отступила и развернулась, чтобы уйти. Жалела, что вообще сюда сунулась. Мужчина порывисто прижался лицом к решетке и протянул в мольбе руки.

– Подожди, не уходи! Я очень хочу есть! – в голосе больше не было дерзости, лишь дрожь от страха. – Хотя бы воды… Пожалуйста…

Катрин бросила на него настороженный взгляд и ушла, тихо закрывая за собой дверь. Пленный разразился потоком ругательств. Его родной язык, состоящий из множества согласных, делал его речь похожей на обиженное рычание диковинного зверя. В какой-то момент, очевидно, осознав, что его не понимают, перешел на иллинуйский. Гнев усилил акцент и сделал обидные слова забавными для восприятия. Катрин, что стояла всё это время за дверью и слушала его, не выдержала и рассмеялась.

Домой она не пошла: заключенный не выходил у неё из головы. Может такое быть, что про него просто забыли? Хотя это было бы очень странно. Но ведь и охраны нет. А вдруг действительно оставили, чтобы он в муках умер? От голода и жажды?

Идея напомнить Правителю Лим про сидящего взаперти азура пришла в голову внезапно. Ругая себя за сердобольность, Катрин направилась к зданию, где располагался кабинет Чонсока. Уже на половине пути она вспомнила, что сейчас время тренировки… Оказалось, пришла она на неё зря. Вместо него сегодня людей тренировал Итан, громогласный мужчина с тупыми шуточками, который всегда раздражал её в столовой. Не лично, конечно. Ещё чего не хватало! Просто его голос обычно слышно было с любого края зала – проигнорировать невозможно.

Катрин потопталась немного у здания для тренировок и решила вернуться к кабинету. Запертая дверь и погашенный свет были ей ответом. Оставался только дом. Заявляться к Правителю вечером домой без дела – не лучшая затея. Катрин сразу же себя одернула. Что значит без дела?! Там человек умирает!

Она решительно направилась в восточную часть города к дому Правителя. В дверь она стучала уже не так решительно. Страх невольно забирался под кожу и вызывал озноб. Когда на стук никто не отозвался, выдох облегчения сорвался с губ. Она пыталась. Это главное. Значит… значит, она может с чистой совестью помочь заключенному сама. А завтра уже увидит Чонсока за завтраком и напомнит ему о забытом человеке.

Катрин сходила на свой склад, где всегда было что-то съестное, взяла оттуда небольшой кувшин с водой, а ещё немного печенья, сушеных яблок и груш и поспешила обратно в тюрьму.

Мужчина встретил её радостным возгласом. Поставив кувшин с водой на широкий стол, который находился прямо возле двери, Катрин прошла к решеткам, собираясь отдать сверток с едой. Все произошло так быстро, что она даже не успела воскликнуть. Её спина оказалась тесно прижатой к решеткам, а чужие пальцы стальным капканом сжимали её горло, причиняя боль и лишая воздуха. Катрин силилась разжать его руки, а когда не вышло, запрокинула их, стараясь достать до его головы, чтобы вцепиться в волосы.

Паника от невозможности сделать вдох разгоняла страх по крови и вынуждала раз от раза судорожно поднимать грудную клетку в поисках спасительного воздуха. Собственные хрипы она уже слышала словно на отдалении. В глазах стремительно темнело. Сознание уплывало. И лишь сердце стучало, как сумасшедшее, продолжая бороться за жизнь. Чужую руку, которая стала ощупывать её бока, она уже не воспринимала.

– Где ключ? – раздалось у уха его злобное шипение, пальцы при этом ещё сильнее надавили на горло.

Ключ… Ключ… Какой ключ?.. Тихо забилась в затухающем сознании одинокая мысль. Сил сопротивляться не было. Ответить она не смогла бы, даже если бы захотела. Но, видимо, он и сам понял, что у неё нет никакого ключа, поэтому резко разжал руку, отпуская.

Катрин мешком упала на пол, делая судорожный вдох. Ещё один и ещё. На смену хрипу пришел кашель. Она легла на бок, надеясь, что так будет легче. Когда пришло осознание, что она уже может дышать, Катрин резко отползла в сторону, с ненавистью смотря на него. Переломать его пальцы! Один за одним! А потом отрезать! Она уже стала мысленно открывать его клетку, чтобы воплотить задумку в жизнь, но инстинкт самосохранения сработал на опережение: несмотря на собственное внушительное телосложение и силу, его физические возможности явно превосходили.

Азур тоже всё это понимал, поэтому нахально, без тени раскаяния смотрел на неё.

Катрин поднялась и, пошатываясь, направилась к двери.

– Погоди, – опомнился вдруг он, снова бросаясь к решеткам. – Я был неправ! Признаю и очень, очень сожалею! Но ты должна меня понять! Меня заперли тут, а я ничего не сделал! Моя вина только в том, что я пришел в этот город, чтобы попросить временного крова! У меня рана на боку! Я боялся не дойти и пришел за помощью! Но меня никто не слушал! Бросили здесь, а дома меня ждут жена и дети! Я должен вернуться! Пожалуйста! – Катрин не уходила, и это вселяло в него надежду. Он запричитал ещё сильнее: – Воды, пожалуйста! Хотя бы воды! Я не причиню тебе больше вреда! Поклянусь на чем хочешь…

Катрин стояла, слушала это и коварно улыбалась. Он думал, что она просто так уйдет? Думал, она поверит в эту чушь? После того как чуть не убил её?

Она повернулась и взяла в руки кувшин. Азур облегченно вздохнул и очаровательно улыбнулся – на щеках появились милые ямочки, а в глазах загорелось нетерпение. Похоже, он действительно очень хотел пить. От этого злорадство внутри Катрин стало ещё сильнее. Она подошла ближе. Азур уже не мог ни на что другое смотреть, кроме как на кувшин в её руках.

Катрин размахнулась и плеснула содержимым кувшина ему прямо в лицо.

– Мерзкий узкоглазый коротышка, – с тихой злостью проговорила она, наслаждаясь видом воды, которая стекала с его волос и лица на одежду. – Ты сгниешь здесь всеми забытый!

Она погасила факел, который забыла потушить с прошлого своего прихода, и ушла, захлопнув дверь.

***

Сэм Инн устало опустился на пол, скользя пальцами по покрытому ржавчиной металлу. Какой же он идиот. Конечно, у неё нет ключа. Она же удивилась, когда его первый раз увидела, уже одно это означало, что она не может быть тюремщиком. Она принесла ему еды и воды. Вот этим стоило воспользоваться, втереться в доверие, расположить к себе, выпросить ключ… Боги… Так глупо упустил возможность.

Воспоминание о еде свело желудок. Сэм стал слепо ощупывать пространство за своей камерой и подтягивать к себе всё, что попадалось. Залитое водой и раздавленное сапогами женщины печенье превратилось в противное липкое месиво, но он собирал это, складывая в тряпку, в которой лежала еда до этого. Туда же и насобирал сушеных фруктов: тех, до которых дотянулся.

Когда пол под руками стал относительно гладким, Сэм ушел вглубь камеры вместе с добытым. Есть очень хотелось, но до стадии, когда слипшаяся масса с песком и мусором будет желанна, не дошел. Взял несколько кусочков сушеных фруктов, тщательно обтер их об куртку и положил в рот. Сердце радостно застучало, а тело внутри мелко задрожало от предвкушения и нетерпения. Погасить вспыхнувшее желание проглотить то, что сейчас смаковал, и жадно наброситься на то, что лежало в тряпке, удалось ценой неимоверных усилий.

Если дело так дальше пойдет, то от его чести мало что останется. Лучше бы пытали: кратковременные муки тела пережить легче, чем долгое, мучительное угасание и потерю себя. Неужели данхне решил заморить его голодом? Хотя с него станется. Такое же чудовище, как и его отец. И что в нем нашла Тэруми?

Сэм знал Тэруми всю жизнь: она не та, кого можно очаровать богатством и властью. Второе, вообще, скорее минус для неё – командовать собой позволяла по долгу службы, но внутри никогда не признавала ничье первенство. Так что же могло связать его яркую, независимую подругу и невыносимого сына тирана? Во фразу «любовь не выбирает» не верил. Как не выбирает? Рациональное мышление людям на что дано?

Он закрыл глаза и откинул голову на стену. Тэ… Где же она? Почему не пришла? Или её нет в этом городе? Или она не выжила? Внезапная паника скрутила внутренности, вызывая порыв выдать то, что только что проглотил. Сэм лег, обхватив живот руками. Нужно экономить силы и думать здраво. Рыжая девушка! Нужно увидеть её и спросить! Она же была с ней тогда у реки! Она должна знать, где Тэруми! Нет-нет! Тэ не умерла! Данхне же сказал, что спросит у Тэ про него. Он же не стал бы говорить это просто так. Или стал бы?

Голова закружилась. Тело охватила слабость. Хотелось поддаться ей…

Сэм резко сел и сжал руки в кулаки. Неважно, что с Тэ. Он здесь не ради неё и не из-за неё. У него своя цель, которая гораздо выше всего остального. Он не имеет права сдаваться. Не получится по-хорошему, будет, значит, по-плохому. Но он в любом случае выйдет отсюда.

***

Вечером Лукас ушел к Дарию, хоть тот его и не звал. Лайя подозревала, что маг духа решил добраться до тайн Инквизитора через дружбу с бывшим кайнарис, и гадала, как быстро Дарий отправит надоедливого парня обратно.

Погода сегодня стояла настолько теплой, что оставаться дома не хотелось даже после целого дня дозора. Поэтому вместо посиделок у камина, Лайя добровольно-принудительно вытянула Чонсока из его кабинета, куда он забился в надежде поработать ещё немного, и отправилась с ним гулять. Но Правитель Лим не был бы Правителем, если бы не решил воспользоваться этой прогулкой во благо. Они уже больше часа обследовали район с невосстановленными домами, ища место для будущего расселения людей, которые, возможно, придут вместе с Фенрисом и Тэруми.

– Думаю, этот дом получится отремонтировать в кратчайшие сроки, – вынес свой вердикт Чонсок, выходя из крепкого двухэтажного дома с провалившейся крышей.

– Магов можно временно разместить в доме, где проходят тренировки, – внесла своё предложение Лайя. – А тренировки перенести за стены. Вероятность появления монстров невелика, а если и появятся, то все успеют спрятаться. Просто в дозор выставить несколько магов из новоприбывших, а не только меня или Дария.

– Я тоже думал об этом, но всё же чем быстрее мы сможем организовать отдельное жилье, тем лучше.

– Боишься, что в тесном пространстве они передерутся и уничтожат город? – иронично предположила она.

– Не надо наступать на больное, – поправляя свои завязанные в хвост волосы, сказал Чонсок и поморщился. – Я вообще пока в тихом ужасе от необходимости жить с ними в тесном соседстве. Одно дело повлиять на влюбленного в эльфийку мага огня и заставить его подчиняться, пользуясь безвыходностью его ситуации. Другое дело – десятки наделенных безграничной силой людей, которые вырвались на свободу.

– Во-первых, ещё неизвестно вернется ли Фенрис и Тэруми с магами или нет. А во-вторых, люди с даром не такие дикари, как ты о них думаешь, – укорила его Лайя. – Мы не станем уничтожать всё вокруг просто потому, что можем, или потому, что нам так хочется.

– В благоразумности твоей и Фенриса я не сомневаюсь, а вот насчет остальных…

– Всё будет хорошо. Ты в любом случае справишься, – приободрила его Лайя и, тепло улыбнувшись, взяла под руку.

– Справлюсь, – подтвердил он и задумчиво добавил: – Вопрос только какой ценой…

Лайя мягко направила его за собой, уводя от разрушенных домов. Попытки в кратчайшие сроки восстановить город до состояния держать оборону и вместе с тем развить его так, чтобы людям жилось приемлемо, вытягивали у Чонсока силы даже быстрее, чем мысли о том, что его Тэруми прямо сейчас где-то там и в опасности…

– Ты не один, – сказала Лайя, чуть сжимая свои пальцы на его руке. – И я говорю не только про нашу семью, я говорю про людей, которые каждый день рядом и готовы помочь. Уверена, если ты позволишь, то таких людей будет гораздо больше. Изимцы принимают тебя и верят в то, что ты делаешь.

Чонсок улыбнулся.

– Знаю…

Он позволил увести себя из этого района, и теперь они бесцельно блуждали по улицам города. Лайя заполняла возникающие паузы общими воспоминаниями их четверых. Чонсок понимал, что отвлечься нужно было и самой Лайе, поэтому старательно прогонял возникающие в голове рабочие моменты и поддерживал веселую беседу. Их образовавшуюся идиллию нарушил направляющийся к ним Честер.

Лайя кивнула лучнику, тот ответил дружелюбной улыбкой и хитрым прищуром красивых глаз, но уже спустя секунду преобразился в строгого солдата и доложил Чонсоку:

– Правитель Лим, у меня сообщение о пленнике.

Чонсок кивнул ему, давая понять, что говорить при Лайе можно.

– Сегодня к нему заходила женщина, которая заведует складом.

– Катрин?

– Да. Она, – благодарно кивнул Честер, соглашаясь. Сам бы он имени не вспомнил. – Она пробыла в здании тюрьмы немного и ушла. Спустя несколько часов вернулась с кувшином и тканевым свертком, внутри которого что-то лежало. Ушла быстро. Минут через десять. С собой унесла пустой кувшин.

Чонсок молча обдумывал услышанное. Когда он устанавливал незаметное круглосуточное наблюдение за тюрьмой, надеялся, что на эту приманку клюнет сообщник заключенного. Должен же быть кто-то, кто отправится его освобождать. Чонсок рассчитывал заполучить ещё одного разведчика, если таковой есть. Доклад Честера вызвал у него недоумение. Он не ожидал со стороны изимцев подвоха, хотя если вспомнить Кларис и её многолетнюю связь с врагом…

– Какие будут распоряжения? – спросил Честер, устав ждать ответа.

– Наблюдать. Если Катрин предпримет попытку его освободить, убить обоих.

Лучник кивнул.

Лайя чуть дождалась, пока Честер уйдет, и строго уставилась на Чона:

– Ты же несерьёзно?

– Вполне.

– Чон, если это действительно Сэм Инн, то этому человеку Тэруми обязана жизнью!

– Это может быть кто угодно, – возразил он. – Я знаю, что в её отряде был такой танэри, но об этом много кто знает. Лица я его не запомнил – незачем было. Ты его лица тоже не помнишь, хоть и видела его у реки тогда.

– Мне было страшно. Я потеряла Фенриса и тебя, Тэруми умирала…

– Я не виню тебя, – мягко перебил он её оправдания. – В опасной ситуации не до разглядываний. Я говорю лишь о том, что он может быть шпионом Азуриана. Кроме того, если он простой дезертир, за которого себя выдает, то у него нет причин бежать. Он может дождаться, пока вернется Тэруми, которая подтвердит его личность. Тем более что я не пытал его, чтобы узнать правду, хотя мог бы, а просто побеседовал. – Чонсок нахмурился. – Врет он складно, этого не отнять. Почти убедительно. Почти. Выдает его только мотив, столь глупый, что в какой-то мере это даже не уважительно.

– И какой же?

– Не хотел воевать, поэтому воспользовался моментом и сбежал.

– Ты считаешь глупым желание человека выжить в войне?

– Нет. – Он резко обернулся к ней, одаривая гневным, жестким взглядом. – Простому человеку такое ещё можно простить и понять, но он не обычный человек. Он – танэри. Служить родине его учили с малых лет. В этом их суть! Умереть за свою страну, если потребуется.

Лайя невольно отстранилась, ежась от его скрытой ярости, и мысленно воздала хвалу Создателю, что Тэруми не в буквальном смысле понимает суть своей службы. Очевидно, об этом подумал и Чонсок, потому что уже спокойнее добавил:

– Тэруми не предавала свою страну. Это сделал я. За нас двоих.

Столько скрытой горечи было в этих словах. Лайя снова взяла его под руку и тихо произнесла:

– Чон…

– Не нужно, – жестко перебил он её. – Давай лучше о другом, пока вечер окончательно не полетел в бездну.

– Давай, – показательно бодро согласилась Лайя. – Давай, например, поговорим о том, почему ты не даёшь есть нашему заключенному.

– Кто? – требовательно спросил он. Лайя упрямо поджала губы, не собираясь пояснять, но Чонсок уже сам догадался: – Аларик… Конечно. Держать язык за зубами его, видимо, не научили.

– Я всё равно бы узнала. Хоть я и не хожу рядом с тобой каждую минуту, но знаю обо всем, что делается. Так что не начинай! – Она снова увлекла его вперед, вынуждая продолжить прогулку. – Правитель Лим, что вы можете сказать в своё оправдание?

– А мне нужно оправдываться? – с легким оттенком высокомерия ответил он.

– Вот не надо мне этого. На меня оно не действует, – осадила его Лайя и с силой впилась пальцами в его руку. – Так почему?

– От нескольких дней голода ещё никто не умирал, да и так он будет посговорчивее.

– А-а-а-а… это поэтому! А я уж, грешной своей душой, подумала, что ты ревнуешь Тэруми к Сэму.

– У них что-то было? – выпалил Чонсок и сразу же понял, что попался.

Лайя толкнула его в бок и весело поддела:

– Ревнивый тиран!

– Если бы я был тираном, то этот человек, выдаваемый себя за Сэма, уже давно где-нибудь догнивал в земле, а Тэруми бы даже не узнала!

– Вот ты и выдал свои тайные желания!

Она предусмотрительно отошла подальше и уже там расхохоталась.

– Ведьма, – сердито процедил Чонсок.

– Она самая… – согласилась она и снова оказалась рядом, заглядывая ему в глаза и лукаво улыбаясь. – Так что? Кормить будем его или нет? А вдруг Тэруми расстроится из-за того, что мы его обижали?

– Уйди с глаз моих, – недовольно проговорил Чонсок.

– Обещай хотя бы подумать?

– Я подумаю, – обреченно бросил он, понимая, что так просто ведьма не сдастся.

Лайя радостно улыбнулась и потянула его дальше.

Глава 2

Катрин поймала себя на мысли, что идет по этому маршруту специально, чтобы пройти мимо того дома. Причем второй раз. С утра шла. И вот сейчас перед обедом. Объяснить себе, зачем она это делает, так и не смогла. Как и не смогла выбросить его из головы. Было очень интересно, что он там делает. Зовет ли на помощь? Нашел ли ключ? А может, уже потерял сознание от жажды или голода?

Собственное любопытство дико злило. Несколько раз она сворачивала на другую улицу, но уже спустя пару домов снова возвращалась к дороге, которая вела к тюрьме. В конце концов, она просто убедила себя в том, что заглянет посмотреть: приставили ли к нему охрану или нет. И уйдет. Говорить с ним не будет.

Принятое решение опалило её страхом, и остаток пути она шла, нервно оглядываясь. Возле дома Катрин замерла и, приложив ухо к одному из заколоченных окон, прислушалась. Кто-то насвистывал красивую мелодию, а потом и вовсе запел. Тонкий, высокий мужской голос дивно звучал, эхом отражаясь от стен пустынного помещения. Смысл песни ей был непонятен, та была на родном языке чужака, но оставлял в душе Катрин неизгладимый след. Печаль, затаённая тоска, надежда на милость судьбы и вместе с тем обреченность вплетались в красивые переливы его удивительного голоса и вызывали у неё мелкую дрожь, вторя чувствам, которые она много лет испытывала, но сама от себя прятала. Слезы побежали по лицу.