Чужие корни. Приёмная семья. Книга I – II

– Покажи руку. Болит?

– Ага, болит.

– Вот видишь, а если бы со всеми вышел и надел рукавицы, работал бы без психа, этого бы не случилось.

Наташа приговаривала, а сама разматывала руку.

– О, смотри, уже ничего нет. Рука не опухла, крови нет, одна зелёнка осталась. Отмоется постепенно. Всё ты здоров.

Дима, с недоверием посмотрел на свою руку, осторожно опустил её и пошёл смотреть мультфильмы с детьми. Через минуту он уже забыл про свою травму и смеялся над героями из мультика. Оставалось совсем немного до получения документов. Сказали прийти и получить их в четверг.

Во вторник Дима пришёл со школы очень грустный. Лёг навзничь на кровать, не хотел, есть и разговаривать. Наташа пробовала выяснить, что случилось, но он молчал, сжав губы. В глазах стояли слёзы. Ната, отошла, занялась своими делами, искоса посматривая на мальчика. Он перевернулся, поднял руки вверх и что – то рассматривал в ладонях. Наташа подошла к нему. Спрятал руки под себя.

– Покажи сынок, что ты там смотришь, почему тебе грустно?

Он, раскрыл ладонь, и на руке у него лежала маленькая фотография женщины. Он посмотрел на неё и заплакал.

– Это мама? – спросила с участием Наташа.

– Да. Она приходила ко мне сегодня и дала мне это фото. Она хочет меня забрать. Она документы собирает, чтобы забрать меня. Она завтра опять придёт. Я с ней жить хочу, вы не берите на меня документы в опеке.

– Хорошо, если мама тебя заберёт, то я не против этого. Я схожу в опеку и скажу им.

Утром Наташа пошла в комитет образования. Оказывается, мама просто обманывала, мальчика. Она даже не приходила туда. Через два дня документы были на руках. Купили торт и сделали большой праздник с детьми. Наташа предложила, что если семья образовалась первого июня официально, то хорошо бы отмечать каждый год День рождения нашей семьи. Дети согласились.

– Это будет наша семейная традиция. А сейчас всем подарочки в честь рождения нашей семьи.

Она достала пакет и подарила всем детям по воздушному змею. Папа собрал им змей и показал, как нужно их поднимать в воздух. Дети были довольны. Только Дима был по-прежнему грустный и не бегал по дороге с детьми.

Дима очень изменился за последнее время. Приходил со школы очень грустный, не ел, а ложился сразу в постель. Наташа подходила к нему, спрашивала про маму, не приходила ли она к нему. Он мотал головой и плакал.

– Ну что тебе так плохо у нас? – спрашивала Наташа.

– Нет не плохо, но она обещала, что придёт, а сама не приходит. Почему она не приходит?

На этот вопрос Наташа ему ответ дать не могла и только гладила его по голове и сильнее прижимала к груди. Кушать со всеми за столом он стал часто отказываться

Когда всех звали обедать или ужинать, он прятался за дверью, и сидел, там пока к нему ещё раз не подходила Наташа. Она звала его, тянула не назойливо, за руку, а он говорил, что он хомячок и за щекой у него есть еда. Тогда Наташа начинала подыгрывать ему и звала к столу уже не Диму, а хомячка. Он слушался, изображал маленького хомячка и, сложив руки как лапки, шёл к столу и кушал, тоже изображая хомячка. Дети смеялись по-доброму, поддерживали его в этой игре. Учился он хорошо, и Наташа видела, что знания у него есть и память хорошая, в отличие, от других детей. Нужно было идти и просить медико – педагогическую комиссию пересмотреть диагноз, но процесс адаптации, от внезапно появившейся и исчезнувшей биологической мамы, затянулся.

ГЛАВА III

Красный дневник – символ проблемы, горя и гнева

Дневник Эльвиры пылал алым. Страница за страницей – сплошные замечания: «Сорвала урок!», «Драка на перемене!», «Хамит учителю!». Наташа, с тяжестью на сердце листала эти кричащие страницы. «Неужели все из-за семьи?» – терзалась Наташа. Но и дома Эльвира была бурей: вечно возмущалась вслух, разбрасывала вещи, наотрез отказывалась от уборки, умывания, чистки зубов. Каждое действие, каждое слово – преодоление. Уговоры, убеждения – все как об стену горох. Казалось, девочка постоянно сражается. С миром. Со всеми. С самой жизнью.

И это было правдой. За грубостью и непокорностью скрывалась бездна боли, которую Наташа постепенно разглядела. В редкие минуты тишины, сквозь щель в броне, Эльвира рассказала свою историю. Историю утрат.

Сначала умерла мама. Потом – бабушка, последняя опора. Остался отец. Отец, который пил. Отец, для которого дочь была пустым местом. Голодная шестилетняя Эльвира, находила спасение в соседнем интернате. Сердобольные тети с кухни подкармливали. Когда дверь дома оставалась наглухо закрытой, девочка сидела на холодном крыльце интерната, пока ночные воспитатели, вздыхая, не забирали ее внутрь, укладывая спать на свободную койку. К семи годам интернат стал ее настоящим домом. Чтобы не начинать мучительную процедуру лишения отца прав, Эльвиру официально оформили туда в первый класс.

И тогда же начался ад. Школа при интернате превратилась в поле боя, где Эльвира была беззащитной мишенью. Старшие дети травили ее с изощренной жестокостью: били, обзывали последними словами, унижали. Самый страшный эпизод – окунание головой в унитаз – навсегда врезался в память как символ полного попрания ее достоинства. Она тосковала по отцу, но воспитатели уже не пускали ее в тот холодный, пьяный дом. Учеба? Какая учеба? Ее мир сузился до боли и выживания. Никто не водил ее за ручку, не объяснял уроки, не лечил душевные раны.

А потом пришел последний удар. Под конец первого класса Эльвира узнала: отца больше нет. Он сгорел в своей квартире, уснув с сигаретой. Дома не стало. Окончательно. «Хочу домой!» – кричало что-то внутри, но дома больше не существовало. Девочка сломалась. Она перестала делать вид, что учится. И система, не вдаваясь в причины, вынесла вердикт: школа-интернат VIII вида. Коррекционная.

Новая школа. Новая жизнь. Эльвира стояла на пороге и вынесла себе приговор: «Больше – никогда». Никогда не быть жертвой. В ее израненной душе проснулся яростный дух борьбы. Если мир таков – она ответит ему тем же. Теперь она первой лезла в драки, огрызалась, ненавидела учителей лютой ненавистью. В них она видела виновников всех бед: это из-за них она не смогла быть рядом с отцом в последнюю ночь! Ее мучила страшная, детская, иррациональная вина: «Если бы я жила с папой, я бы выхватила у него сигарету! Я бы спасла его! Он бы не сгорел!» И еще виновников всех бед: это они забрали ее из дома! Это горше: «Это я виновата, что ходила в тот интернат есть… Меня из-за еды забралИ. Из-за меня папу не спасли…»

Эта горечь, эта всепоглощающая вина, смешанная с невыплаканным горем по маме, бабушке, отцу, с унижениями травли – вот что кипело внутри Эльвиры. Ее агрессия, ее «дух борьбы» – это был щит. Щит, за которым пряталась маленькая, бесконечно одинокая и несчастная девочка, потерявшая все и винившая во всем себя. Красный дневник был лишь внешним отражением этой внутренней, неистовой войны, которую она вела с миром, несправедливо отнявшим у нее все. Войны, где она уже не могла быть побежденной, потому что проиграла самое главное – свое детство.

Наташа поняла её чувства и говорила ей, что нет её в этом вины. Что ей всё равно, нужно было учиться, и что если бы, папа пил и не заботился о ней, то всё равно её бы забрали из семьи. А ещё они бы с ней не встретились. А она очень нужна Наташе, и она «не представляет, как бы она дальше без неё могла бы жить». Девочка успокаивалась, прижималась к ней, и она чувствовали, что они становятся с каждым днём роднее друг другу. Только в школе продолжалось всё по-прежнему. Наташе позвонила медсестра и сказала, что дала Эльвире направление к педиатру, потому что нужно проверить желудок, она ничего не кушает, в школе. Наташа засмеялась. «Мы не пойдём к врачу, она навёрстывает дома, ест всё, что не приколочено» – ответила медсестре смеясь. Каждый день звонила, воспитатель и учителя, что с ней невозможно справится. Однажды Наталье это надоело, и она грубо ответила учительнице: « Знаете, вы как то справлялись с ней до меня и я дома справляюсь без вас, вот и сейчас справляйтесь сами и не жалуйтесь мне. У Вас педагогическое образование, а у меня его нет».

После этого жаловаться и звонить перестали. Дневник тоже перестал краснеть.

Но с ней было очень не просто: могла наговорить кучу не приятных вещей и тут же могла подойти обниматься. Иногда так доводила своим поведением Наташу, что хотелось отлупить её хорошенько. Но вместо этого Наташа чаще всего подходила к ней и крепко обнимала и говорила ей “ я тебя люблю» пока та не переставала сопротивляться. Тогда они уже обнимались, и Наташа чувствовала, как любовь действительно наполняет её сердце. Раздражение улетучивалось. Но иногда, Наташа всё – таки не выдерживала и махала на девочку полотенцем, стараясь достать её. Та убегала, а потом надувшись, сидела несколько минут, затем шла целоваться. Наташа отвечала ей поцелуем и обнимала.

Наташа писала в своём дневнике:

Мы с Эльвирой

Закрыто небо тучами.Закрыто небо тучами,Темно вокруг и сыро.Пошли с тобою кручами,По одному уныло.Сверкают с неба молнии,В движенье тени корчатся.Оврагами бездонными,Отгородиться хочется.Ох, эта непогодушка,Откуда, что взялось!Закрылось наше солнышко,Идём теперь мы, врозь.Совсем, уж потерялись,Не, виден свет вокруг.В разлуке оказались.Затосковали вдруг.Нет, нет, вы убегайте тучи.Мы вместе навсегда.Без луж идти нам лучше.За руки, сквозь, года.

Глава IV

Будни

У Наташи было дошкольное педагогическое образование, но не это помогало ей управляться с детьми и понимать их. Внутренне чувство, мудрость через молитвы к Богу и конечно любовь, и желание помочь ребёнку – вот критерии, которые помогали не сломаться и продолжать борьбу за будущее детей. Муж поддерживал Наташу, помогал, всем, чем мог. К детям относился внимательно, чинил велосипеды, возил в школу, делал мальчишкам сабли или мечи. В это время решили строить баню. Мальчишки с удовольствием брались шкурить брёвна. За лето были приготовлены и пронумерованы все брёвна для сруба. Так же часто ездили отдыхать с ночёвкой на озеро.

Перед тем поехали первый раз, знакомить их с озером, Наташа сказала детям: «Дети, сейчас поедем с ночёвкой на озеро, но прежде, давайте в комнатах сделаем генеральную уборку. Соня с Эльвирой убирают комнату девочек, а мальчики убирают свою комнату. Я буду убирать на кухне, вот только бельё развешаю на улице. Наташа повесила сушить бельё, в специально отведённом месте за домом, и возвращалась назад. Окно в комнату девочек было открыто, и она стала, свидетелем разговора детей.

– Да, значит, сегодня может, и не поедем. Генеральная, это же так долго – возмущалась Эльвира.

– Себе то лёгкое выбрала, кухню – подхватила Соня. Я там каждый день убираюсь, там чисто. Вот в нашей комнате быстро не убраться, Эльвирка, ты опять посуду оставила здесь грязную и одежду разбросала. Убирай, давай одна.

– Ага, разбежалась, а у тебя на столе учебники разбросаны. Давай вместе и пол же подтереть нужно. Вот и протирай и убирайся одна. И вообще, почему мы должны убираться? Ей нужно, пусть и убирается.

«Это она обо мне» – подумала Наташа. А Соня продолжала: « Вообще мы ничего не должны делать. Она на нас деньги получает, вот пусть сама всё и делает. Я не собираюсь тут работать». Наташу удивило, что это говорит тихая, работящая Соня. А она, то думала, что девочка убирает на кухне в желании помогать ей. А она вон как детей настраивает. Как же сейчас мудро поступить?

Наташа прошла другой стороной дома, чтобы дети не поняли, что слышала разговор.

Все что – то делали: кто складывал вещи, кто подметал пол. Соня складывала учебники на своём столе. В доме стояла тишина. Когда вся работа по дому была закончена, Наташа пошла и легла на кровать в своей комнате. Папа помыл машину и пришёл к ней в комнату.

– А чего ты лежишь? Если ехать, нужно складываться, ты провизию приготовила?

– Нет, не готовила ещё. Знаешь, какой я разговор сейчас слышала? И она рассказала мужу, то, как возмущалась Соня.

– Соня? Вот ни когда бы, ни подумал, она и помогала то нам по кухне с такими, наверное, мыслями. И что теперь? Не поедем? – муж, вопросительно посмотрел на неё.

– Поедем. Вместе с детьми сейчас быстро всё соберём, только поговорю с ними. Наташа ещё немного полежала, собралась с мыслями.

– Дети, придите все на кухню, садитесь за стол. Поговорить нужно. Как вы думаете, что бы нам есть и пить, деньги нужны?

– Конечно, нужны, – дружно отреагировали дети. А когда мы с папой ездим в магазин, на бензин деньги нужны?

– Да, нужны. И когда папа нас в школу возит, тоже бензин нужен – добавил Семён.

– А одежду покупать деньги нужны? – Не успокаивалась Наташа.

– Да, нужны – отвечали дети.

Так вот государство нам даёт эти деньги. А мы с папой получаем зарплату и пенсию. И все эти деньги идут в общий бюджет, что бы нам пить, есть, одеваться и на другие нужды хватало. А вот если бы мы нанимали домработницу, то из этих денег, нужно было ей платить. А это значит, нужно нам урезать бюджет. Значит, мы не можем поехать на озеро, потому что туда нужны деньги на бензин, на продукты.

– Зачем нам домработница, когда мы сами всё делаем – удивлённо произнёс Дима.

– Да, я тоже, бесплатно стираю, вешаю бельё, варю кушать, езжу за продуктами и хожу на родительские собрания. Мы тут с папой посоветовались и решили, что больше это делать не будем бесплатно.

Дети, непонимающе, переглянулись

. – Некоторые здесь думают, что мы получаем деньги не на ваше содержание, а за нашу работу. Так вот давайте определимся, или мы тратим деньги на еду, одежду и другие нужды, и вместе содержим дом и делаем какие то дела для семьи. Или вы ничего не делаете: мы с папой всё делаем одни, но папа нас никуда не возит, не покупаем еду и одежду. У Сони покраснело лицо. Она поняла, что мама всё слышала, поэтому сейчас так и говорит. Ей было очень стыдно. Хорошо, что Эльвира, которой она это говорила, не совсем поняла, о чём это мама сейчас. Мама продолжала: " Если мы семья, то вместе всё делаем и вместе отдыхаем. На озеро хотите?