Удачная рыбалка. Сборник

Помнишь, я много рассказывал тебе про замечательного французского мыслителя Блеза Паскаля, жившего ещё в семнадцатом веке. Я сейчас вспомнил одно его высказывание из известного сочинения «Мысли». Это почти дословно. – Когда я начал изучать человека, мне стало ясно, что отвлеченные науки вообще не имеют к нему никакого отношения и что, занимаясь ими, я еще хуже разумею, каково моё истинное место в этом мире, нежели те, кто ничего в них не смыслит.

– Ну, это по-моему слишком! – воскликнул Антон, – Во всяком случае современное представление о человеке и его месте в мире вряд ли возможно без хорошего знания физики, математики и других наук, которые, как я понимаю, твой любимчик называет отвлечёнными.

Кончик удилища несколько раз подозрительно вздрогнул, но тревога оказалась ложной. Не спеша вращая катушку спининга, Антон поглядывал на меня ожидая ответа. Я же подумал о том, что совсем недавно рассуждал о науках и приводил достаточно убедительные аргументы, которые теперь стоило просто повторить. Тем более, что странный сон остался в памяти во всех мельчайших деталях, словно всё призошло наяву. Я думал с чего начать, когда большая серая цапля медленно опустилась возле камыша, где было совсем мелко и, потоптавшись немного, замерла, уставившись на нашу лодку. Она была странно похожа на Анжелику, и я долгое время не мог оторвать взгляда от смотрящей на меня птицы.

– Ну давай, излагай! – взорвался в моей голове призыв рыжебородого. Я резко повернулся на звук и упёрся взглядом в улыбающееся лицо егеря. Тот тоже посмотрел на меня внимательным и долгим взглядом и, как всегда, молча отвернулся.

– Что ты сказал, Алексей? – спросил я, с трудом подавив волнение.

– Я? – удивленно спросил меня егерь. – Когда?

– Сын тем временем с усилием крутил ручку катушки спининга, постепенно подтягивая к лодке первую за сегодня добычу. Глаза его горели азартом и всё внимание было приковано к крупной мощной рыбине, явно не желавшея покидать водоём.

– Ну давай же, помогай! Где подсачник? Килограмм на пять попал!

Часа через три или четыре, вдоволь навоевавшись с сазанами и взяв парочку самых крупных с собой, мы отправились на базу. Серая цапля, которую я снова заметил, теперь не отставала от нас. Она летела совсем низко, держась чуть сзади и слева. А сразу за бударкой над водой суетились чайки, с криком выхватывая из воды попавших под винт мелких рыбёшек. Всё было как всегда и в то же время явно не так…

Вечерние часы на базе прошли как обычно весело. Эмоциональные и красочные рассказы о прошедшем дне с неизменной острой подливкой и вымышленными фантастическими деталями вызывали традиционно энергичную реакцию товарищей. Героем этого дня по размерам трофея оказался мой Антон, который рассказывал, что трофейный сазан взял вскоре после того как я проснулся, и что затем клёв уже не прекращался до отъезда.

Я, вопреки обыкновению, в основном молчал, почти не участвуя в разговоре и даже подумывал о том, чтобы пойти устраиваться на ночь. Хотелось ещё раз спокойно переосмыслить произошедшее на воде, которое вряд ли было обычным сном. К тому же, честно говоря, мне не давала покоя серая цапля, которая, кажется, по-прежнему возилась в темных зарослях камыша неподалеку.

– Что-то ты совсем молчаливый сегодня. – Обратился ко мне Антон, когда в общем разговоря возникла пауза. – Или тебе сон в лодке не на пользу пошёл? Остальные поддержали Антона и потребовали от меня более активного участия в собрании.

– Не знаю как рассказать о том, что оказалось самым интересным для меня сегодня. Не уверен даже, что об этом вообще стоит рассказывать. Разве что в качестве сказки на ночь…

Я довольно подробно описал свой странный сон, а когда рассказал о наблюдениях за поведением серой цапли, народ стал непроизвольно крутить головами, вглядываясь в плохо различимые в вечернем мраке камыши.

Стало совсем прохладно и несмотря на отсутствие ветра мои слушатели плотнее закутались в куртки.

– Что только не приснится, особенно на рыбалке! – Заключил один из старейших членов команды Марк и, подумав немного, добавил, – Но чтобы так складно и подробно, с такими деталями, оставшимися в памяти. Со мной такого не случалось.

– Действительно, странно, – добавил Кирилл, задумчиво глядя на меня, – а сдругой стороны может и ничего особенного. Что-то может показалось, а что-то…

Кирилл так и не договорил, потому, что тишину засыпающего заповедника неожиданно и прекрасно нарушил ясный и чистый колокольный звон. Кирилл и ещё двое или трое ребят даже вскочили на ноги, словно в надежде увидеть чудо. Но колокола умолкли и снова стало тихо.

– До ближайшего храма километров сорок, если не больше. – Как то осторожно произнёс Марк.

– А это кто? – тихо и почти испуганно спросил социолог Дима, бывший самым младшим в нашей компании. Осторожным кивком головы он указал вглубь открытой террасы, на которую выходили двери наших комнат.

Может остальным плохо освещённый, неподвижный силуэт на тонких ногах и показался страннным, я же сразу узнал свою серую спутницу. Думаю, около минуты мы смотрели друг другу в глаза. То есть, я так думаю, поскольку на самом деле глаз птицы в сумерках я видеть уже не мог. Затем, подойдя к краю открытой террасы, птица оттолкнулась от деревянного настила и расправив крылья взлетела. Из-за навеса над головой и наступавшей темноты я не мог видеть куда она направилась. Да это было и не важно.

Я долго не мог уснуть, прокручивая в сознании снова и снова ролик странных событий. Когда сон всё же начал одолевать меня, удаляющиеся звуки колокола превратились в повторяющееся всё тише слово. Думай, думай, думай… в такт с угасающим набатом беспокойно повторяла большая серая птица, кружась на головой.

Родник

– Ну что, внученька, расскажи-ка нам как нынче живёт современный город. Про космос расскажи, про политику… А то мы здесь, в глубинке, ничего кроме петухов да местных сплетниц и не слышим. Третьего дня, правда, событие у нас всемирного масштаба случилось – Василь с Еленой венчались. Мы там всем миром присутствовали. Да… поздравляли. Красиво было!

– Жалко, не было ни тебя, ни Ивана! – добавила баба Маша, наливая в чашки крепкий чай с каким-то пряным ароматом, – и попели, и погуляли, да и ума-разума молодые себе добавили!

– А что именно вас больше интересует?

Катя, студентка третьего курса исторического факультета МГУ, каждое лето приезжала к деду с бабой и с большим удовольствием проводила здесь неделю или больше. Отдыхала, купаясь в первозданной сельской тишине. И каждый раз она удивлялась тому, как быстро росло расстояние, отделяющее тихую деревеньку на реке Сестре от шумной, кипящей страстями столицы. А в это утро ей вдруг показалось, что хорошо знакомая улица с рубленными домиками, бабушками на завалинке и коровой, задумчиво жующей траву у ветхой ограды, – всё это хорошо продуманная и тщательно выстроенная сцена из жизни дореформенного русского села. Ей даже захотелось воскликнуть: «Ну, всё! Расходимся до завтра!». Но деревня продолжала тихо дремать, лузгать семечки и делать вид, что нет здесь у людей никаких забот; что никто не вставал с петухами, чтобы переделать кучу дел по хозяйству; что никто не ушёл с рассветом на ферму и не уехал в поле…

– Как это, что интересует? – Дед Семён с подчёркнутым удивлением посмотрел на Катю, словно оценивая критически её сугубо городское обличье с короткой мальчишеской стрижкой. – А ты, внучка, сама оглядись. Мир-то наш деревенский не велик, а молодых почитай и не осталось. А те что есть в основном в своих кампутерах потонули. Иной раз хорошо, если хоть поздороваются… Ну и все в город глядят. Сбежать туда норовят. Да… порушилась сельская жизнь. А ведь городу без села нынче никак нельзя… Как без родника чистого – жизни истинной не напьёшься.

– Погоди, дед. Ты говоришь, словно и так всё знаешь. Может лучше сам про городскую жизнь нам расскажешь? – весело предложила Катя.

Дед лукаво поглядел на внучку и сделал вид, что размышляет над предложением. Потом вдруг махнул рукой и неожиданно согласился, словно приговор объявил. Правда, весёлая хитринка в его глазах так и не погасла.

– А что, и расскажу!

– Ой! Здорово! – воскликнула Катя, пододвигая поближе к деду тяжёлую табуретку.

– Только ты, Семён, не шибко увлекайся, – проворчала, пряча улыбку, баба Маша, – а то мы с Катей живо тебя поправим.

– А чего меня-то править! Править почитай всю жизнь эту новую надо. Душа из людей через эти… гады повытекала!

– Ты хотел сказать, через гаджеты?

– Кто гад?

– Да нет же! Гаджеты это не ты, а небольшие портативные устройства разного назначения, – весело разъяснила Катя, – которые есть у любого человека, в любом доме.

– Да знает он всё прекрасно! – проворчала баба Маша, – ты, внучка, не обращай внимание, не ведись. Пирожок вон лучше съешь. С ягодкой лесной шибко полезно. Чайку вот ещё тебе погорячей. А ты, старый, говори давай, раз записался.

Дед неспеша отхлебнул из своей большой старинной чашки и, покрутив в руке румяный пирожок, вернул его на тарелку.

– Ты, внучка, иконку в красном углу видала?

Дед повернулся и перекрестился на образок, уютно устроившийся на угловой полочке с горящей свечкой и белой ажурной салфеткой, свисающей уголком.

– Это наш покровитель святой Лука Крымский. Путь нам указывает.

– Ой! А ты что, дед, верующий? – с удивлением спросила Катя, – Что-то я не помню чтобы ты в церковь ходил.

– Вот-вот! У вас, у городских, кто в храм не ходит, тот и не верующий!

– А что, разве не так?

– Да вот то-то, что не так. И вовсе даже не так! У нас в деревне и церкви нет почитай уже лет сто, а то и поболе. До революции, говорят, сгорела. А на фундаменте сельсовет поставили… Тоже сгорел.

Дед замолчал, глядя в небольшое окошко со столпившимися на подоконнике горшочками с цветами.

– А народ, внучка, верует. Нельзя без веры-то. Человек без веры – как слепой котёнок. Куда и зачем по жизни идёт – сам не ведает.

– Погоди, дед. – прервала его Катя, – Звучит это всё красиво, но давай конкретно. Как, например, тебе этот святой помогает жизненный путь проложить?

– Лука Крымский, внучка, – включилась в разговор баба Маша, – тыщи людей спас от верной гибели. Великий лекарь он был, от бога. В миру Архиепископ Лука звался Валентином Феликсовичем Войно-Ясенецким. Был он и хирург, и учёный и богослов. И ещё он лауреат Сталинской премии первой степени!

– Войно-Ясенецкого я что-то читала… – Катя на мгновение задумалась, – Да, вспомнила! Это была книга «Дух, душа и тело». Но, видимо, упустила тот факт, что он был не только архиепископом, но и человеком, которого причислили к лику святых.

– А чего же ты тогда спрашиваешь? – снова заговорил дед, – Или святой Лука по-твоему плохой ориентир в жизни?

– Я не сказала, что плохой. Многие врачи наверняка с него пример берут в своей работе.

Дед посмотрел на внучку то ли с сочувствием, то ли с сожалением и опустил взгляд на свои руки, лежащие на столе. Натруженные, с многочисленными шрамами, они выглядели усталыми, но ещё сильными и надёжными.

– Святой не доктор, внученька, а человек. И святость его, что путь освещает, не в умении тело врачевать, а в любви к людям бескорыстной, в готовности собой пожертвовать ради ближнего.

Оглянувшись, дед посмотрел на икону, затем снова перевел строгий взгляд на Катю.

– Учитель он великий и потому святой.

– Операции людям делать уж не может, а вот души и по сей день врачует. – добавила баба Маша и перекрестилась на икону.

– Чему же он учит? – спросила Катя, словно впервые с интересом разглядывая неспокойный в колышущемся свете свечи лик святого. Прежде изображение не привлекало её внимания, как и всё, связанное с архаическими церковными обрядами. Теперь же девушка почувствовала, что изображение мягко, но настойчиво притягивает к себе её взгляд.

– А вот тому и учит, чего город ваш не ведает!

Катя с удивлением почувствовала, что дед уже не лукавит по своему обыкновению, но действительно огорчён. Догадываясь, что может быть скрыто за его словами, девушка всё же не решалась высказаться, опасаясь, что невольно обидит дорогих её сердцу стариков. Откусив пирожок она принялась его жевать, неспеша запивая чаем и размышляя о сказанном.

– Не темни, старый! – решительно потребовала баба Маша, – Ну ка, поясняй, коли сам чего сообразил.

Дед внимательно посмотрел на бабу Машу и вдруг, усмехнувшись, перевёл спокойный уже взгляд на Катю. Огонь, вспыхнувший было в добрых глазах деда, скрылся где-то в их серой глубине.

– А учит он, внучка, не врачом быть и не… историком. Его школа куда сложнее! Потому как самое трудное искусство, коему не пять лет, а всю жизнь учиться следует – это человеком быть. Сегодня оно многим кажется простым… Кажется, пока серьёзно не задумается студент о смысле жизни своей и о месте в ней. Если вообще задумается…

Дед снова умолк, а Катя, желая услышать продолжение, спросила с деланной обидой.

– Почему ты решил, что студенты не задумываются о своём месте в жизни? Может ты просто мало с ними общался?

Некоторое время дед не говоря ни слова, смотрел на внучку. Затем перевёл взгляд на супругу, которая в ответ молча поднялась и отошла к большой печи, где завозилась с котелками, в которых зрела каша и ещё что-то, обязательно вкусное и ароматное.

– Может, конечно, и мало, – произнёс дед, словно смирившись со скрытым упрёком, – да только хватает вокруг живых доказательств правоты моей. Их и искать специально не требуется. Только и слышишь, что про деньги, да про то, что и как за эти деньги делается!

– Но так же весь мир сегодня устроен! – попробовала возразить деду Катя, – Люди трудятся, чтобы получать разные блага. Вернее деньги, на которые эти блага можно приобрести.

– Вот и я, милая, об том же. Святой Лука, он трудился всю жизнь, чтобы людям добро нести, тела их и души спасать. Не себя ублажать! Тут не просто разница, но… противоположность диаметральная! Вот!

– Какая такая противоположность? Ну-ка поясни по человечески! – потребовала баба Маша.

– Да всё понятно, ба… – произнесла Катя, задумчиво глядя на деда, который, насупившись и склонившись над чашкой, размешивал давно растворившийся сахар.

– Ты хочешь сказать, что весь мир не прав? Что люди не должны работать за деньги?

Услышав вопрос, дед немного оживился.

– Да люди могут что хошь делать и за что хошь работать! Только вот жить при этом они должны друг за друга! Чтоб другому было и тепло и сытно. А то ведь с этими деньгами и не люди уж вовсе, а как звери лютые. Иные детишек пожрать готовы!

– Ну это ты, дед, слишком!

– Как это слишком! А ты глянь вокруг глазами-то открытыми. Много ли в городе вашем лекарей, подобных святому Луке? Иль педагогов таких? А в школах чему учат? Может последний кусок ближнему отдать?

Катя собралась возразить деду в том смысле, что это задача государства обеспечивать всем гражданам нормальные условия существования, и что уровень жизни в стране в общем растёт. Но в этот момент во дворе раздался шум затем дверь распахнулась и в залитом солнцем дверном проёме возникла дышащая силой и здоровьем большая фигура Ивана.

– Ой! – воскликнула Катя, глядя растерянным и одновременно счастливым взглядом на двоюродного брата. Несколько секунд она ещё продолжала сидеть, словно придавленная свалившимся на неё чувством. Затем вскочила и бросилась к вошедшему.

– Ванечка! Боже мой, как здорово, что ты наконец объявился!

– Я тоже очень рад тебя видеть, сестрёнка. Очень! – осторожно обнимая сестру своими большими ручищами, проговорил Иван, – когда прощались ты ещё совсем девчонкой была. Классе в восьмом или в девятом училась? А теперь вон какая невеста!

Тепло поздоровавшись со стариками, Иван уселся за стол и сразу принялся за пирожки, нахваливая мастерство бабы Маши.

– А ты так и живешь на своё дальнем-дальнем востоке, среди зверей диких? И не скучно тебе там с медведями, волками и лисами рыжими? – спросила Катя и, не ожидая ответа, продолжила, – А как я тебе завидовала в первое время! Это теперь я не представляю, как можно жить без университета, музеев, театров и друзей…

Иван молча и внимательно слушал сестру, изредка утвердительно кивая в ответ на её в основном риторические вопросы. Дождавшись, когда Катя озвучила свои соображения, Иван отодвинул пустую чайную чашку и не спеша заговорил.

– Мы ведь с тобой не общались ещё ни разу после моего отъезда. А именно вашей шумной и весёлой команды мне не хватало первое время, когда я только поселился в избушке-зимовье. Да и теперь я наши годы весёлые нередко вспоминаю.

– Вот-вот! Мне кажется, что там, среди зверей, вообще одичать можно!

И взгляд, и голос Кати были полны искреннего сочувствия. В глазах же Ивана, кроме теплоты и благодарности опытный наблюдатель не без труда разглядел бы глубоко спрятанную усмешку.

– Да, сестричка, звери, они, конечно, не люди…

Здесь Иван на минутку задумался, внимательно глядя в глаза Кати. Затем, словно приняв решение, вдруг решительно заговорил.

– Я, конечно, и сам не сразу это понял, но звери отличаются от людей прежде всего тем, что они не делают зла. Не способны они на это.

Иван сделал паузу, словно ожидая реакции Кати, но увидев лишь заинтересованное ожидание в её глазах продолжил.

– Правда, мир свой они берегут и охраняют. Можно сказать, требуют к нему бережного отношения. И если ты уважаешь их законы, то и они к тебе отнесутся не как к помехе или источнику опасности, а как к мирному соседу. А можно иногда и уважение заслужить, если помогать нуждающимся. Так что, сестричка, жить по соседству с лесными обитателями интересно и вовсе не так уж опасно.

– А польза-то от такого соседства в чём по-твоему?

– Попробую пояснить мысль, которую уже высказал. Зверь, как бы страшно он не выглядел, не нарушает законов, прописанных ему от рождения. Пока в среде его обитания царит порядок и гармония, любой зверь сыт и благополучен. Если же в этом мире появляется человек и начинает разрушать его естественную гармонию, наводить свои порядки, зверь чаще всего покидает привычные места. Он либо находит соответствующую его природе среду в другом, безлюдном месте, либо даже погибает. Не сразу, конечно, но постепенно вид может оказаться на грани исчезновения. Как было, например, с тиграми.

К счастью, человек может не только разрушать и убивать. Может он и улучшать условия жизни животных, подкармливая их и охраняя. Для этого, как ты понимаешь, не достаточно просто благих намерений. Нужно изучать животных, рассматривая их в единстве со средой. А занятие это не только интересное, но и весьма полезное. Особенно если осознать, что живой мир нашей планеты это огромное количество готовых решений бесконечного числа проблем, которые уже стоят перед человечеством и будут возникать на каждом новом шагу развития. Например, долголетие или способность адаптироваться к самым жутким условия существования.

Иван улыбнулся, встретившись взглядом с Катей.

– Но всё это, пожалуй, не главное с точки зрения пользы для людей. – продолжил он, – Куда важнее, я думаю, научиться у животных жить, не причиняя никому зла. Жить по законам, которые обеспечивают сохранение твоего мира со всеми его большими и малыми, сильными и слабыми обитателями. Конечно, существование гармонии в живой природе может вызвать сомнение при виде большого зубастого хищника. Но разве не мы самые опасные и безжалостные хищники?

– Ну вот, внученька, Иван всё и рассказал про ваш город. Как тебе картинка?

– Ну при чём здесь город, Дед?! И зверей у нас нет, кроме кошек и собак, которые только с людьми и могут теперь жить.

– А мне, милая, всё же кажется, что пора к вам Ивана отправлять. Хотя бы на время.

Некоторое время Катя с удивлением смотрела на деда, пытаясь уловить смысл предложения. Затем вдруг бросила быстрый взгляд на брата, который лукаво улыбался, и осторожно заговорила тихим голосом.

– Вы хотите сказать, что люди в современном городе, несмотря на гаджеты и электрокары, постепенно теряют человеческий облик. Всё больше в своём поведении они опираются на природные инстинкты и всё больше в их поступках животного начала, так и не преодоленного в ходе культурного развития. Только если животное просто стремится выжить, то человек… стремиться безудержно потреблять, используя для этого всё и всех, включая собственную способность становиться человеком. Я права?

– Ну, всё, внученька! – заявила решительно баба Маша, – Хватит тебе этого старого слушать! И тебе, Иван, поговорить бы о чём весёлом да радостном! О семье своей молодой поведай нам лучше. Как там доченька ваша Дашенька? Ещё год-другой и в школу идти. А Нина твоя, всё цветы изучает? Как только она всё успевает!

– Девочки мои, баба Маша, сейчас в гостинице, в Москве. Уехали мы, к сожалению, от цветов и зверей таёжных. Будем теперь в городе жить. Нина диссертацию по таёжным цветам должна закончить. Я тоже кое-что наработал. А главное Дашу нужно в садик устроить в хороший.

– Ну вот, и Иван в город собрался. – проворчал дед, – Ишь какой! Зверей ему уже мало! К людям собрался. Вспомнил, видать, что даже волк, ежели один остался, дичает.

– Да как же один-то! – улыбнулся добродушно Иван, – У нас там целый научный городок. Около двадцати семей уже! В основном, конечно, молодёжь, но есть и совсем взрослые знатоки природы. И кафе у нас есть, и школу мы организовали, и даже театр свой! А вот садика детского пока нет и сверстников у Дашеньки сейчас всего двое.

– А интернет у вас там есть? – задумчиво поинтересовалась Катя, – А реклама на улицах? А одежда модная? А как банки свои услуги предлагают? Или вы в этом отношении совсем отстали?

– Да, сестричка, что касается всяческой рекламы, моды и финансовой грамотности – тут и мы, и особенно дети наши не преуспели. Я уж и не говорю о разных культурных извращениях потребительского мира. Слава богу, у нас и семьи нормальные, и сообщество наше на человеческих ценностях основано, и дети взрослеют, по-моему, правильно! По крайней мере, они родителей любят, к старшим относятся с уважением и историю как свою, так и своего народа стараются изучать. И, конечно, природу нашу знают, понимают и любят. А интернет есть, хоть и не быстрый.

– И всё это ты… – начал было дед с ехидной улыбкой, но был решительно остановлен бабой Машей.

– Ты, старый, говори, да не заговаривайся! Ишь, критик какой!

– А мне туда к вам нельзя? – с жалобной интонацией спросила Катя, – Или вам там историки не особо? Так я могу суп варить вкусный из медвежатины и ещё чай из лесной ягоды…

За столом стало весело. Тема лесной жизни в далёком поселении ещё долго обсуждалась. Катя, серьёзно заинтересовавшаяся устройством жизни небольшого коллектива современных людей в экстремальных условиях, выдвигала разные предложения. Иван же, сначала просто улыбался и шутил, но вскоре стал серьёзным. Теперь он то задумывался над её словами, то задавал Кате разные неожиданные вопросы.

Дед Семён и баба Маша затихли, внимательно слушая разговор молодых людей и явно старясь ничего не упустить…

А несколько лет спустя, таким же ласковым летним днём Катя оставила все дела и с волнением ждала гостей на вертолётной площадке академгородка «Таёжный». Среди прибывших было и шумное семейство Ивана.

– Ничего не узнаю… А ты, Нина?

– «Боже мой! – прошептала супруга, прижимая к себе годовалого сынишку, – Как же здесь красиво и… тепло! Как же можно было всё это оставить тогда!

– Добро пожаловать в школу жизни человеческой! – почти беззвучно произнесла Катя, смахнув слезу. Обнимая дорогих ей людей, она подумала о том, какой большой ошибкой было бы не приехать после университета в это удивительно чистое место, действительно подобное роднику, из которого хоть раз в жизни обязательно нужно напиться.

ЗАВЕЩАНИЕ

«Я потратил много времени на изучение отвлеченных наук и потерял к ним вкус – так мало они дают знаний. Потом, когда я начал изучать человека, мне стало ясно, что отвлеченные науки вообще не имеют к нему никакого отношения и что, занимаясь ими, я еще хуже разумею, каково оно, истинное мое место в этом мире, нежели те, кто ничего в них не смыслит».

«Неумение изучать человека заставляет изучать все остальное».Блез Паскаль. Мысли. (1669)

– Видишь ли, Алиса, в деле, которому ты собираешься посвятить свою жизнь или значительную её часть, есть проблема, не решив которую, ты вряд ли сможешь достичь желаемого результата.

Дедушка замолчал, пытаясь справиться со сбившимся вдруг дыханием. Алиса быстро протянула лежащему стакан с водой, и спустя минуту, дыхание стало ровным, а его голос вновь зазвучал спокойно и уверенно.

– Ты спросишь, что это за проблема?

Глаза старика задорно блеснули из под лохматых седых бровей и он то ли закашлялся, то ли засмеялся, поглядывая на правнучку.