Лавка желаний

«Оно стоит потери, – решила она про себя. – Даже если я лишусь какого-то другого воспоминания».

Они расстались у её подъезда, договорившись увидеться завтра. Алексей нежно поцеловал её в щёку на прощание, и от этого лёгкого прикосновения внутри словно распустился цветок.

Дома Марина сняла медальон, положила на стол и стала ждать полуночи. Оставалось всего несколько минут. Муся запрыгнула на колени, словно чувствуя её напряжение, и утешающе заурчала.

– Знаешь, принцесса, – прошептала Марина, рассеянно поглаживая шелковистую шерсть, – кажется, это был лучший день в моей жизни. И даже если я забуду что-то важное, у меня теперь есть новые воспоминания.

Часы показали полночь. Медальон внезапно вспыхнул ярким алым светом, взлетел над столом, раскрылся. Жидкость внутри закружилась бешеным водоворотом, и Марина ощутила странное головокружение. Что-то ускользало из её разума, что-то важное, драгоценное…

А потом всё стихло. Медальон упал на стол, снова став просто старинным украшением с прозрачной, едва заметно мерцающей жидкостью внутри.

Марина моргнула, пытаясь понять, что именно она потеряла. Какое воспоминание исчезло? Она помнила своё детство, родителей, школу, институт. Помнила первую работу, первую съёмную квартиру, как подобрала Мусю дрожащим комочком возле мусорных баков.

Но было ощущение пустоты, словно кто-то вырезал фрагмент из фильма её жизни, а потом склеил края так искусно, что не видно шва. Она знала, что что-то забыла, но не могла вспомнить, что именно.

«Неважно, – решила Марина, глядя на стопку исписанных листов на столе. – Важно то, что начинается сейчас».

Через шесть месяцев небольшое псковское издательство выпустило книгу «Лавка Желаний» – дебютный роман никому прежде не известной Марины Вялковой. Книга неожиданно стала местной сенсацией – история о загадочном магазине между реальными домами на улице Некрасова завладела воображением читателей.

К всеобщему изумлению, на презентацию приехали представители крупного петербургского издательства, заинтересовавшиеся необычной книгой.

– Мы хотели бы издать ваш роман большим тиражом, – сказала редактор, высокая женщина с проницательным взглядом. – И заключить контракт на следующую книгу. У вас уже есть новые идеи?

– Есть, – улыбнулась Марина, бросив взгляд на Алексея, который сидел в первом ряду. – Я думаю написать повесть «День Правды». О том, что произойдет, если все люди перестанут лгать? Готово ли общество к правде о самом себе?

Вечером они с Алексеем прогуливались по улице Некрасова. За прошедшие месяцы они стали неразлучны – он помогал ей редактировать рукопись, поддерживал во время творческих кризисов, первым читал каждую новую главу.

Они остановились между домом Герца и домом Козловского. Там, где по книге Марины располагалась Лавка Желаний, теперь была только узкая щель между зданиями.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я что-то забыла, – задумчиво произнесла Марина, глядя на этот узкий промежуток между домами. – Что-то важное. Словно был кусочек моей жизни, который просто… исчез.

Алексей обнял её за плечи, привлекая к себе.

– Может быть, это и к лучшему? – мягко заметил он. – Некоторые воспоминания держат нас в плену прошлого. Не дают двигаться вперёд.

– Как в моей книге, – улыбнулась Марина. – Ты знаешь, я иногда думаю – а что, если та лавка действительно существует? Что, если где-то в Пскове, между старинных домов, есть место, где можно обменять воспоминание на исполнение желания?

– Если бы такое место существовало, – серьёзно сказал Алексей, глядя ей прямо в глаза, – я бы всё равно не стал менять ни одно из своих воспоминаний. Особенно тех, что связаны с тобой.

Он наклонился и поцеловал её – нежно и уверенно, как человек, который точно знает, что нашёл то, что искал всю жизнь.

А далеко-далеко, за гранью обычного мира, в лавке, существующей вне времени и пространства, Продавщица Желаний улыбнулась, наблюдая за ними через одно из своих волшебных зеркал. Она редко следила за судьбами своих клиентов после сделок, но этот случай был особенным.

На полке за её спиной стоял хрустальный флакон, в котором переливалось серебристым светом воспоминание – летний вечер у озера, звёзды над головой, первый поцелуй и ощущение бесконечных возможностей.

Маленькая цена за новую жизнь.

– Удачи, Марина Вялкова, – прошептала Продавщица. – И пусть твоя новая история будет долгой и счастливой.

Она обернулась к дверям лавки, которые только что открылись, впуская нового посетителя – растерянного мужчину средних лет с заметно дрожащими руками.

– Добро пожаловать в Лавку Желаний, – произнесла она своим мелодичным, многослойным голосом. – Чем я могу вам помочь, доктор Громов?

ГЛАВА 2. Доктор Громов

– Я… – Алексей Громов осёкся, внезапно растерявшись под взглядом странной женщины. – Простите, я, кажется, зашёл случайно.

– Случайностей не бывает, – улыбнулась продавщица, и улыбка эта была одновременно тёплой и тревожной. – Никто не приходит в мою лавку без причины. Только те, кто носит в сердце настоящее желание.

– Вашу лавку? – переспросил Алексей, осматриваясь с профессиональным вниманием хирурга. – Это какой-то антикварный магазин?

– Можно и так сказать, – она плавно переместилась к столу, который Алексей, странное дело, не заметил раньше. Массивный, резной, из темного дерева, этот стол был завален старинными свитками, потрёпанными книгами и причудливыми приборами неизвестного назначения. – Я торгую редкостями. Очень старинными. И необычайно ценными. Позвольте представиться – я Продавщица Желаний.

– Продавщица… желаний? – Алексей хмыкнул, но смех вышел натянутым, неестественным. – Это какая-то игра? Или городской перформанс?

Женщина слегка наклонила голову, и её волосы заструились, переливаясь, словно живое серебро.

– Доктор Громов. Алексей Петрович. Сорок пять лет, хирург. Талантливый, самоотверженный, преданный своему делу. За годы практики вы спасли триста семьдесят две жизни. – Она произносила это спокойно, без нажима, словно зачитывала из невидимой книги. – И сейчас теряете единственное, что делает вас самим собой. Ваши руки предают вас. Тремор прогрессирует. Ещё месяц, и блестящая карьера подойдёт к концу.

Кровь отхлынула от лица Алексея.

– Откуда вы…

– Знаю? – женщина приблизилась к нему, и он ощутил исходящий от неё странный холодок, одновременно тревожащий и странно приятный. – Я знаю многое о каждом, кто переступает порог моей лавки. Ваши сокровенные желания. Ваши глубинные страхи. Ваши самые тёмные тайны. – Она протянула руку и, прежде чем Алексей успел отстраниться, коснулась его ладони.

Прикосновение было прохладным, почти невесомым. И в тот же миг тремор, мучивший его последние месяцы, прекратился. Пальцы застыли в идеальной неподвижности.

– Вы жаждете вернуть контроль над своими руками, – продолжала она почти шёпотом. – Снова войти в операционную. Спасать тех, кого никто другой спасти не в силах. Чувствовать себя нужным. Быть тем, кем всегда были.

Алексей не мог оторвать взгляд от своей руки – руки, которая впервые за долгие месяцы не дрожала.

– Что вы сделали?

– Показала то, что может быть вашим. – Она отпустила его ладонь, и тремор мгновенно вернулся, даже сильнее прежнего. – Если вы того пожелаете.

– Это невозможно, – пробормотал Алексей, но в его голосе уже звучала надежда. Отчаянная, цепляющаяся за соломинку надежда человека, готового поверить во что угодно. – Лучшие неврологи сказали…

– Врачи работают в рамках возможного, – мягко прервала его женщина. – Я же предлагаю невозможное. За соответствующую плату, разумеется.

– Деньги? Я могу…

– Не деньги, – в её голосе прозвучала едва заметная нотка презрения. – Деньги – лишь временная условность. Бумага и цифры. Я торгую тем, что имеет подлинную ценность. Временем. Судьбой. Самой жизнью.

Алексей невольно сделал шаг назад.

– Вы шутите. Это какое-то шарлатанство, розыгрыш…

Продавщица вернулась к столу, взяла с него небольшой предмет, напоминающий песочные часы, только вместо песка внутри переливалось что-то светящееся, похожее на звёздную пыль.

– Вот ваша цена, доктор. Каждый раз, когда вы спасёте чью-то жизнь, вы будете отдавать часть собственной. От месяца до года, в зависимости от сложности случая. Простая операция, которую успешно выполнил бы и другой хирург, – месяц. Безнадёжный пациент, которого никто, кроме вас, спасти не сможет, – год вашей жизни. А может, и больше.

Алексей уставился на неё с нарастающим ужасом.

– Вы предлагаете мне умирать, спасая других?

– Я предлагаю вам выбор, – спокойно ответила продавщица. – Жить долго, но бесцельно, наблюдая, как рушится всё, ради чего вы жили. Или прожить настоящую жизнь, пусть и короче, но делая то, что вы любите, зная, что каждый ваш успех имеет цену. Разве существование без цели – это жизнь? Разве долголетие без смысла лучше краткого, но яркого горения?

– Это безумие, – покачал головой Алексей, но что-то в глубине его глаз уже выдавало заинтересованность. – Я не могу…

– Можете, – она протянула ему часы. – Возьмите их. Подумайте. Когда решитесь – разбейте. Сделка вступит в силу. Если откажетесь – просто оставьте их где-нибудь, и они найдут дорогу обратно ко мне.

Алексей, словно загипнотизированный, принял странный предмет. Тот оказался удивительно лёгким, почти невесомым, и приятно холодил ладонь. Внутри завораживающе переливалась субстанция, похожая на жидкий свет.

– А если я не соглашусь?

– Ничего не изменится. Тремор будет прогрессировать, как и прежде. Через месяц вы навсегда покинете операционную. Станете консультантом, возможно, преподавателем. Будете наблюдать, как другие выполняют работу, которая должна была быть вашей, – продавщица улыбнулась с пониманием. – Выбор всегда за вами, доктор Громов. Исключительно за вами.

Алексей стоял, крепко сжимая часы, ощущая, как по пальцам разливается странное тепло. Рациональная часть разума кричала, что это бред, обман, невозможная мистификация. Но другая часть, отчаявшаяся, жаждущая вернуть утраченное мастерство, нашёптывала: «А что если?..»

– Идите, – мягко сказала женщина. – Обдумайте всё хорошенько. Такие решения не терпят спешки.

Алексей кивнул, медленно отступая к двери. Лавка вокруг него словно расступилась, освобождая путь. Он нащупал дверную ручку, потянул – и оказался на улице Некрасова, под моросящим осенним дождём.

Обернувшись, он увидел, что между домами по-прежнему виднелась витрина странной лавки, мерцающая приглушённым золотистым светом.

Домой Алексей добрался как в тумане. Квартира встретила его привычной пустотой – жена ушла три года назад, не выдержав его вечных дежурств и полной поглощённости работой, взрослые дети давно жили своей жизнью в других городах. Он обитал один в трёх комнатах, что прежде его вполне устраивало: больше времени на чтение медицинских журналов, на обдумывание сложных случаев, на совершенствование своего мастерства.

Теперь же пустые комнаты словно укоряли его своей безжизненностью.

Алексей прошёл в кабинет, положил странные часы на письменный стол и долго смотрел на них, не решаясь прикоснуться снова. Светящаяся субстанция внутри перетекала медленно, гипнотически. Он попытался рассмотреть механизм, понять принцип действия, но логика отказывалась находить разумные объяснения.

«Бред. Мистика. Фокус. Такого не бывает».

Но тремор в руках упрямо напоминал о суровой реальности.

Алексей достал телефон, набрал номер областной больницы, узнал, что завтра утром в его расписании стоит сложнейшая операция – тромбоэмболия лёгочной артерии, пациент молодой, тридцать два года, двое маленьких детей ждут дома.

Раньше он взялся бы за такой случай без колебаний. Теперь же понимал: его неверные руки подведут. Придётся отдать операцию Соколову – способному, перспективному, но недостаточно опытному.

Шансы пациента снизятся вдвое.

Алексей снова перевёл взгляд на мерцающие часы.

«Какая будет цена? – подумал он. – Месяц? Год? Или больше? Но я смогу его спасти».

Рука, непослушная, предательски дрожащая, потянулась к странному прибору. Пальцы сомкнулись на гладкой поверхности. Алексей поднял часы, всматриваясь в завораживающие переливы света внутри.

Зажмурившись, он резко ударил часами о край стола.

Звук удивил его – не звон разбивающегося стекла, а мелодичный, чистый тон, похожий на аккорд хрустальной арфы. Светящаяся субстанция вырвалась из разбитого корпуса, окутала его руки призрачным сиянием, медленно впиталась в кожу.

Тепло. Покалывание. Странное ощущение, будто каждая клетка, каждый нерв выравнивается, настраивается, обретает давно утраченную гармонию.

Тремор исчез.

Алексей открыл глаза, недоверчиво посмотрел на свои ладони. Они были абсолютно неподвижны. Он сжал пальцы в кулак, разжал, выполнил сложное хирургическое движение – всё с идеальной, забытой точностью.

«Сработало. Боже мой, это сработало».

Радость, ни с чем не сравнимая, захлестнула его. Он рассмеялся, потом всхлипнул, потом снова рассмеялся. Руки. Его бесценные руки вернулись.

На столе, среди осколков странного прибора, появился новый предмет. Обычные с виду механические карманные часы с циферблатом и стрелками. Они тикали размеренно, показывая… непонятное время. Цифры складывались в какое-то неизвестное значение.

Алексей поднял часы, перевернул. На обратной стороне была выгравирована одна-единственная надпись: «Смерть».

И вдруг он понял – эти часы показывают не время суток. Они показывают время его жизни.

Сколько ему осталось.

Он всмотрелся в циферблат, пытаясь разобрать цифры, но они расплывались, меняясь, не желая складываться в понятное значение. Сколько? Тридцать лет? Двадцать? Десять?

«Неважно, – решил Алексей, бережно убирая часы в ящик стола. – Важно, что я снова могу работать».

Завтра у него операция.

Завтра он спасёт жизнь.

И заплатит свою первую цену.

Утро встретило Алексея серым, промозглым туманом. Он прибыл в больницу значительно раньше обычного, прошел в операционную и начал методично готовиться. Руки двигались с давно забытой уверенностью, ни тени прежнего дрожания, ни малейшей неточности в каждом выверенном движении.

– Алексей Петрович? – изумленно воскликнула операционная сестра Тамара, замерев в дверях. – Вы… вы действительно собираетесь оперировать сами?

– Абсолютно, – он подарил ей уверенную улыбку. – Готовьте пациента.

Операция продолжалась четыре мучительно долгих часа. Сложнейшая, ювелирная работа. Тромб оказался массивным, ситуация – на грани катастрофы. Соколов, молодой врач, ассистировавший Алексею, несколько раз качал головой, явно считая пациента обреченным.

Но руки Алексея творили настоящее чудо. Каждый разрез был выверен до миллиметра. Каждый шов – безупречен. Он чувствовал ткани, сосуды, понимал, где и как действовать, словно обрел сверхъестественную интуицию, позволяющую видеть сквозь плоть.

– Отлично, – выдохнул он, накладывая последний шов. – Теперь он выживет.

И в этот момент его пронзило странное ощущение. Секундное головокружение, едва заметное, но достаточное, чтобы понять: что-то изменилось. Что-то безвозвратно ушло.

Операция завершилась триумфально. Пациент был переведен в реанимацию с благоприятным прогнозом. Коллеги окружили Алексея, поздравляя с успехом, Соколов смотрел на него с нескрываемым восхищением и легкой завистью.