Дно как привычка

Вставать было актом непосильного героизма. Ноги подкашивались, в глазах темнело. Я побрел на кухню, опираясь о стены, как старик. Холодильник гудел насмешливо. Внутри – пустота. Ни пива, ни виски. Только та самая полпачка масла, выглядевшая теперь еще более жалко и одиноко. Выходные опустошили не только мои карманы, но и мои скудные запасы. Я судорожно открыл ящик стола, где обычно прятал заначку. Ничего. Только крошки табака и пыль. Отчаяние, острое и тошнотворное, подкатило к горлу.

Я не мылся. Мысль о том, что на мое тело попадет вода, вызывала физическое отвращение. Я натянул ту же самую, пропотевшую и пропитанную дымом рубашку, те же брюки. Запах, исходивший от меня, был сложным коктейлем из перегара, пота и дешевого парфюма какого-то бара, в котором я оказался в субботу вечером. Я был ходячим напоминанием о собственном падении.

На улице город казался неестественно ярким и громким. Каждый звук – сигнал автомобиля, чей-то смех, визг тормозов – вонзался в мозг, как раскаленная спица. Солнце, которое в субботу было моим союзником, сегодня безжалостно слепило, выявляя всю убогость окружающего мира: трещины в асфальте, облупленную краску на стенах, усталые, озлобленные лица прохожих.

Автобус был переполнен. Я втиснулся в давку, чувствуя, как меня со всех сторон облепили чужие тела. Пахло потом, дешевым кофе и чьими-то духами, от которых тошнило. Кто-то толкнул меня в спину, и волна ярости, горячая и мгновенная, прокатилась по мне. Я едва сдержался, чтобы не развернуться и не врезать кому-нибудь. Я стоял, вжавшись головой в грязное стекло, и наблюдал, как мир плывет мимо, серый и безнадежный. Все субботнее веселье, вся эйфория от выигрыша испарились, оставив после себя лишь горький осадок и свинцовую тяжесть в душе.

Контора встретила меня своим неизменным запахом – пыли, старой бумаги и человеческого поражения. Сегодня этот запах был особенно густым и удушающим. Я прошел к своему столу, чувствуя, как на меня смотрят коллеги. Их взгляды были пустыми, но мне казалось, что они видят сквозь меня, что знают о моих выходных и презирают меня.

Я упал на стул. Он жалобно заскрипел, будто разделяя мои страдания. На столе громоздилась новая гора бумаг. Накладные, счета, инвентаризационные описи. Цифры плясали перед глазами, сливаясь в серую, бессмысленную кашу. Я попытался сосредоточиться на верхнем листе, но мысли уплывали. Вспоминались огни ипподрома, хруст денег в кармане, вкус хорошего виски.

Рука сама потянулась к верхнему ящику. Я открыл его. Фляжка была на месте. Я открутил крышку и поднес к губам. Ничего. Сухо. Я тряхнул ее. Ни единой капли. Это было последним предательством. Последней каплей.

Внезапно я почувствовал на себе взгляд. Я медленно поднял голову. В дверном проеме моего кабинетика стоял мистер Хэнкок. Он был в своем самом большом пиджаке, а на его лице застыла маска брезгливого торжества.

– Ганс, – произнес он, и его скрипучий голос прозвучал, как нож по стеклу. – Вы мне нужны. Немедленно.

Он развернулся и ушел, не дожидаясь ответа. Я медленно поднялся и поплелся за ним, чувствуя, как подкашиваются ноги. Мы прошли по коридору к его кабинету. Он вошел внутрь, я остановился в дверях. Кабинет Хэнкока был таким же унылым, как и все остальное в этом месте, но с претензией на значимость: дешевый ламинированный стол, на стене – безвкусная репродукция какого-то пейзажа, на полке – пылящиеся книги.

Хэнкок сел за стол, сложил руки и уставился на меня. Его взгляд был холодным и острым, как скальпель.

– Ганс, – начал он, растягивая слова, словно смакуя момент. – У нас возникла проблема. Небольшая проблема с инвентаризацией, которую вы провели в прошлую пятницу.

Я молчал. В горле пересохло.

– Видите ли, – он продолжил, доставая из папки листок, – согласно вашим данным, на складе должно находиться триста семь единиц товара. Однако, когда мы провели выборочную проверку… у нас есть только двести девяносто девять.

Он сделал паузу, давая мне осознать смысл его слов.

– Восемь единиц. Восемь. Куда они делись?

Я попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип.

– Я не знаю, – наконец выдавил я. – Возможно, ошибка…

– Ошибка? – перебил он, и его голос зазвенел. – Ошибка? Это не ошибка! Это халатность! Это непрофессионализм! Это воровство!

– Я не вор! – выкрикнул я, и мои собственные слова отдались болью в висках.

– Не вор? – он усмехнулся, коротко и ядовито. – А где вы были в субботу? Судя по вашему… аромату в понедельник, вы неплохо проводили время. Не на те ли деньги, что вы получили от продажи недостающего товара?

Это было так несправедливо, так гнусно, что у меня перехватило дыхание. Я стоял, сжимая кулаки, и чувствовал, как ярость закипает во мне, горячая и слепая. Я видел перед собой не человека, а воплощение всей той системы, которая давила меня годами, всего того абсурда и безнадежности, что были моей жизнью.

– Я выиграл на скачках, – прошипел я. – Я выиграл эти деньги.

Хэнкок поднял брови с преувеличенным недоверием.

– О, конечно! На скачках! Очень удобно. Слушайте, Ганс, я даю вам последний шанс. Найдите эти недостающие единицы. Или предоставьте убедительные доказательства их списания. До конца дня. В противном случае… – он снова сделал театральную паузу, – …вам придется нести ответственность. Полную материальную ответственность. И мы будем вынуждены расстаться с вами. Навсегда.

Он отвернулся, демонстративно начав изучать другую бумагу. Разговор был окончен.

Я стоял еще несколько секунд, потом развернулся и вышел. Я шел по коридору, и стены, казалось, сжимались вокруг меня. Я добрался до своего стола и рухнул на стул. Голова гудела. Руки дрожали.

Они обвиняли меня в воровстве. В воровстве! Я, который ненавидел эту контору всем своим существом, который мечтал только о том, чтобы сбежать отсюда. Я был многим, но не вором.

Я посмотрел на часы. До конца дня оставалось шесть часов. Шесть часов, чтобы найти восемь единиц товара, которых, я был почти уверен, не существовало вовсе. Это была ловушка. Чистейшей воды ловушка.

Я потянулся к ящику, снова взял фляжку, снова тряхнул ее. Надеясь на чудо. Но чудес не бывало. Была только пустота. Та же пустота, что и у меня внутри.

Я уставился в окно на грязную кирпичную стену. Суббота казалась теперь не реальным событием, а далеким, туманным сном. Пьяный Корабль приплыл и уплыл. А я остался здесь. В аду. И на этот раз не было даже стакана, чтобы помочь дотянуть до конца дня.

Глава 6

После разговора с Хэнкоком я сидел за своим столом, и паралич медленно сменялся адреналином чистого, животного страха. Шесть часов. Шесть часов, чтобы доказать собственную невиновность в преступлении, которого я не совершал. Или найти козла отпущения. Или… или что? Уволиться? Уйти самому, пока меня не вышвырнули с позором? Мысль была сладка, как яд. Но за ней следовала другая – безработный Я. Алкоголик без гроша в кармане. Это был бы не прыжок к свободе, а падение в бездну.

Я встал. Ноги все еще были ватными, но я заставил их нести меня. Мне нужны были доказательства. Бумаги. Счета. Что-нибудь.

Склад находился в подвале. Чтобы попасть туда, нужно было пройти через длинный, плохо освещенный коридор, пахнущий сыростью и мышами. Я толкнул тяжелую металлическую дверь, и меня окутал знакомый запах – пыли, картона и старого дерева. Под высоким потолком горели несколько ламп дневного света, отбрасывая резкие тени на стеллажи, уходящие вглубь подвала. Здесь было прохладно и пустынно.

Я направился к секции, где, согласно моей описи, должен был храниться тот самый товар – дешевые канцелярские наборы в картонных коробках. Я нашел нужный стеллаж. Полки были забиты, но на той, где по документам значились те самые восемь единиц, зияла пустота. Я стал лихорадочно перебирать коробки на соседних полках, сверяя номера с описью. Ничего. Только пыль, оседающая на пальцы.

– Ищешь своих скелетов, Ганс?

Я обернулся. В проходе стоял Джерри, один из грузчиков. Высокий, жилистый парень с вечно насмешливым прищуром. Он облокотился на стеллаж, и в его руках болталась пачка сигарет.

– Хэнкок сказал, ты тут что-то не досчитался, – продолжил он, прикуривая. – Интересно, что.

В его тоне была неприкрытая издевка. Джерри всегда меня недолюбливал. Возможно, за то, что я был «конторской крысой», а он – «рабочей лошадью». Или просто за то, что я был я.

– Не досчитался не я, – пробурчал я. – Кто-то плохо считал до меня. Или после.

Джерри усмехнулся, выпустив струйку дыма.

– Бумаги, они такие… ненадежные. Могут и потеряться. А могут и появиться, если очень нужно.

Я посмотрел на него. Он улыбался, и в его глазах читалось удовольствие от моей беспомощности.

– Ты что-то знаешь?

– Я? – он сделал невинное лицо. – Я просто грузчик. Ношу коробки. А что в них – не мое дело. Хотя… – он огляделся по сторонам и понизил голос, – слышал я, старина Хэнкок любит, когда цифры сходятся. Очень любит. Особенно в конце квартала. Иногда они у него сходятся… магическим образом. Понимаешь?

Я понял. Понял слишком хорошо. Это была не ошибка. Это была подстава. Аккуратная, чтобы не привлекать внимания бухгалтерии, но достаточная, чтобы избавиться от неугодного сотрудника. Хэнкоку нужен был козел отпущения за какую-то свою махинацию, и я идеально подходил на эту роль – одинокий алкоголик без связей и амбиций.