Теория большого срыва

– На связи.

– Все на базах. Через пять минут глушим подачу кислорода.

– Принято.

Вольф резко разворачивается в сторону гепарда и щурится. Огромный кот принимает защитную стойку, его короткая шерсть встает дыбом, хвост становится трубой.

– Эй, пятнистый. Правда говорят, что ты бегаешь быстрее всех?

Гепард вскидывает брови, но не отвечает.

– У тебя пять минут, чтобы выкинуть ушастую шпионку в открытый космос и вернуться в лабораторию, пока я не задраю шлюзы. Это приказ, время пошло!

Хирургическая палата взрывается хаосом. Все происходит, словно в замедлении. Селен, обуреваемая сомнениями, все же бросается на мою защиту. Ее короткие волосы растрепаны, глаза сверкают бешенством. Вольф перехватывает ее, удерживая без особых усилий. Радий тут же оказывается рядом, его речь сдержанная, обоснованная. Он давит логикой, а не силой, пытается посмотреть на ситуацию под другим углом.

Вольф даже не моргает. Его взгляд прикован к гепарду в ожидании исполнения приказа. Тот застыл, вжав голову в плечи. Уши прижаты, мышцы напряжены. Страх пробирается под кожу: он боится ослушаться, понимает, что не получит место в отсеке с кислородом.

Мгновение, и мой мир в который раз переворачивается вверх тормашками. Воздух выбивается из легких, голова идет кругом, острые когти гепарда больно впиваются в живот. Кот перекинул меня через плечо. В последний раз мой взгляд цепляется за биоотсек: в стерильной капсуле заточена моя беспомощная Пухля. Я не могу отчетливо ее видеть, но мне кажется, что маленькие лапки из последних сил тянутся ко мне.

Все вокруг превращается в череду размытых вспышек: гудящие мониторы, световые индикаторы, тревожные сигналы. Шаги сотрясают пол, дыхание спринтера сбивается. Пятнистый надзиратель достиг выходного шлюза и потянулся к магнитному пропуску. Одно нажатие на рычаг, и открытый космос встретит меня распростертыми объятиями.

Глава 8

Смывайся!

Боря

– ТУ-ДЫРЫМ! ТЫ-ДЫРЫМ! ТУ-ДЫРЫМ!

В комнате еще держится жар, но я все равно заворачиваю Никель в простыню. Ее сорочка разорвана в клочья, и я помню, чьих это рук дело.

Она даже не замечает. Пальцы дрожат, когда она торопливо собирает волосы в узел и тянется к антикварной «Нокии». Телефон дребезжит, как перегруженный реактор, а наш уютный мираж растворяется так же легко, как и появился.

Нам больше не до шуток. Сигнал прорывается сквозь излом пространства, разрывает вакуум, пересекает миллионы световых лет и жадно пожирает последние крохи энергии ядра «Хаос-Вектора».

Мне ли не знать. Я сам разработал этот способ связи. Сам придумал, как пересечь пропасть между галактиками, как обмануть световые года. Если саркома не перенесла инверсию – это прощальный зов умирающей станции.

Напряжение нарастает. Никель выхватывает сотовый из моих рук, но ее пальцы дрожат так сильно, что аппарат выскальзывает. Я ловлю трубку за секунду до того, как она успевает проломить больничный кафель. Никель делает судорожный вдох. Веки опущены, губы пересохли. Она боится? Не хочет слышать то, что скажут на другом конце? Или что-то еще?

Я нажимаю на кнопку и протягиваю ей телефон.

– Прием… – Голос Никель ломается, она на грани нервного срыва. В шепоте таится отчаяние.

Вольф отчеканивает жестко, без эмоций, не расщедриваясь на предисловия. Я слышу его рев сквозь динамики:

– Никель… Ты цела… Хорошо! Ядро держится на последних резервах. У нас двадцать минут. Саркома почти погибла.

Никель вцепляется в трубку так, будто от хватки зависит ее собственная жизнь.

– Радий там? Он провел стабилизацию плазменного потока? Проверил уровень электромагнитного резонанса в капсуле?

– Он перепробовал все. Структура остеосаркомы распадается.

Никель крепче сжимает губы, по лицу пробегает смятение.

– А синаптический отклик? Он провел синхронизацию через нейроканалы?

В трубке тишина, Вольф переговаривается с Радием.

– Синаптическая активность сразу была на нуле.

Сердце в моей груди сжимается. Я не хочу верить в то, что мы проиграли.

– Но она еще дышит, Вольф? – не сдается Никель.

– Это последние вдохи. Я не знаю, что делать. – Голос Вольфа звучит так, словно каждое слово царапает горло изнутри. – Мы хотим отдать честь. Спасибо за все, что вы сделали для корабля.

Никель вскакивает так резко, что простыня летит на пол. Язык ее тела подсказывает: она ошеломлена.

– Значит, бывшим звонят не только когда выпьют, но и перед смертью? – Пытается шутить, но в ее голосе отсутствуют эмоции, он трещит, как короткое замыкание.

Я знаю, какой Никель может быть – упрямой, несгибаемой, не приемлющей поражений. Она никогда не подчиняется обстоятельствам – она ими управляет. Сейчас бросит вызов не только Вольфу, но и всему чертову космосу. Она выкрутится, запитает корабль своей собственной энергией, если будет нужно!

Но этого не происходит. Я вижу, как к ее горлу подступает непроходящий ком. Принятие? Вот чувство, которого я не ожидал увидеть на ее лице.

Стоп, сейчас не время для слабостей!

– Что-то не позволяет саркоме адаптироваться к новым условиям, – я беру все в свои руки и начинаю рассуждать.

Никель замирает, в комнате становится тихо. В ее глазах появляется тень потрясения. Напряжение, которое я не сразу могу разгадать.

Но мой мозг уже не остановить: мысль за мыслью, шаг за шагом я раскладываю проблему на части, перебираю возможные решения. Одни гипотезы вспыхивают и исчезают, другие накладываются друг на друга, образуя логическую цепочку.

И вот пазл собирается в единое целое. Мои пальцы судорожно сжимаются, сердце делает гравитационный кульбит, а цепи нейронов ускоряют передачу импульсов. Я нашел выход! Один. Единственный. Верный.

– Ну конечно! Адаптироваться! – Я выхватываю у остолбеневшей Никель трубку. – Вольф, быстро! Саркома синхронизировалась с душой Николь, земной девочки! Это своего рода биорезонанс – обмен энергиями, при котором два существа, каждое со своими уникальными характеристиками, начинают работать в унисон, создавая баланс, необходимый для поддержания жизненных процессов. Все просто как дважды два! Пусть земная девочка прикоснется к саркоме! Где Ника? Она уцелела?

– Шпионку, что завладела телом Никель и скандировала лозунги Патронума, я слил в открытый космос.

– О чем ты, Вольфрам?! Что она сказала?

– Спросила, не жмет ли мне корона. Ты знаешь девиз врага: «Лишь тот, кто прожал солнечную корону, способен создать новое светило».

– Вольф! Наловчился-таки смывать за собой?! Теперь бы еще научиться башкой пользоваться! Это земная поговорка, дурень ты лохматый!

Глава 9

О2

Открытый космос вот-вот распахнет передо мной свои ледяные объятия. Вакуум – это не просто отсутствие воздуха, это физическая пустота, в которой кровь закипает, а легкие схлопываются за секунды.

Гепард не швыряет меня на пол, не толкает – он аккуратно опускает меня, будто действительно понимает, что в его руках не астрофурия, а всего лишь хрупкий человек.

Его голографический пропуск легко синхронизируется со сканером, створки со скрежетом разъезжаются, и перед нами распахивается секция с оборудованием. Пятнистый кот снимает с меня силки и принимается методично перебирать инвентарь. Он сосредоточенно оценивает техническое состояние каждого скафандра, прежде чем без лишних эмоций извлечь из хранилища один.

– Давай, надевай. Времени нет!

Я вцепляюсь в край шлюзовой камеры.

– Ты же не всерьез собираешься выбросить меня за борт?!

– Скажи спасибо, что в скафандре. Давай не проверять, что закончится быстрее: ресурсы корабля или мой энтузиазм тебя спасать. У тебя будет баллон. Когда явится Патронум, тебя подберут на транспортник, а как спастись оттуда – это уже завтрашняя проблема.

– Да уж, звучит обнадеживающе.

Я хватаю скафандр, разворачиваю его и пытаюсь понять, с чего начать. Логично – с ног. Вставляю одну, но понимаю, что держу костюм задом наперед. Черт. Переворачиваю. Теперь руки. Запихиваю ладонь в перчатку, но суставы застревают в жестких фиксаторах.

– Ты что, бороться с ним собираешься? – Гепард спешно застегивает на мне ботинки для внекорабельной деятельности.

Я сжимаю зубы, выдергиваю руку и пробую снова. Перчатка встает на место, но застежка не фиксируется. Дергаю с силой – защелка клацает, но, кажется, я чуть не сломала себе палец.

Ладно, дальше шлем. Поднимаю его, аккуратно надеваю, но когда пробую закрепить фиксатор, он не реагирует. Давлю сильнее – ничего.

– Почему он не закрывается?!

– Неужели придется провести тебе экспресс-курс «Как стать астронавтом без вложений»?

– Не хочу тебя расстраивать, но этот курс уже звучит как провал.

Гепард хватает шлем, разворачивает его и нажимает на кнопку с обратной стороны. Раздается легкий щелчок.

– Мне страшно, – безжизненно шепчу. Я полностью обмундирована, и только теперь осознаю, что все происходит по-настоящему. Сейчас меня вытолкнут за борт. За этой перегородкой – холодная пустота, место, где не работают права человека.

– Выдыхай. В открытом космосе паниковать бессмысленно. Никто не услышит твой крик.

Гепард делает несколько быстрых движений, и что-то щелкает у меня за спиной. Я чувствую легкое натяжение – к скафандру подсоединился страховочный трос. Надежная лента из кевлара и углеродного волокна закреплена на поясе. Хорошо, что пятнистый хищник не поскупился на благотворительность и выдал мне этот костюм.

Пропуск вновь касается сканера. Раздается короткий сигнал, и панель шлюза оживает. Гигантский кот вводит команду на сенсорном экране – окно в пустоту загружается по всем протоколам безопасности, чтобы мое тело случайно не впечаталось в корпус при разгерметизации.

Я делаю глубокий вдох. Вряд ли он поможет, но привычка – великая сила.

Гепард стоит напротив, не двигаясь. Мы молча смотрим друг на друга. Он держит лапу на панели управления, но не торопится нажимать финальную кнопку.

– Как тебя зовут? – выдаю я, прежде чем шлюз окончательно отрежет нас друг от друга.

Гепард замирает. Его уши чуть прижимаются, а брови еле заметно сходятся к переносице, образуя умилительную кошачью мордочку. Я смотрю в его добрые глаза и осознаю: он не просто ослушался приказа, он подарил мне шанс.

– Кислород.

Улыбаюсь.

– Тогда я буду называть тебя Кис.

Уголки его губ вздрагивают – не улыбка, но что-то близкое. В последний момент он делает почти незаметное движение лапой, словно отдает честь.

Пятнистый палец касается панели.

Глава 10

Мой личный сорт адреналина

Шлюз открывается, и меня выталкивает в бесконечность. Я ожидаю мрак, пустоту, ледяную тишину, но Каппа-Зенит раскрывается передо мной во всем своем великолепии. Космос переливается, дышит, сияет миллиардами оттенков.

Планеты, зависшие в дальних орбитах, совсем небольшие. Они едва ли превышают по площади крупные мегаполисы. Представьте Москву, но с собственным гравитационным полем и тонкой атмосферой. Они сотканы словно из живой субстанции, а их поверхности хранят следы древних катаклизмов.

Вдалеке огненно-алый шар окутан кольцами ледяных обломков, которые мерцают, будто рассыпанные в темноте драгоценности. Чуть ближе – изумрудная планета; ее разреженная атмосфера рассеивает свет, создавая иллюзию мягкого ворсистого покрытия. Рядом с ней – гладкая зеркальная сфера. Она отражает звездное свечение, но не пропускает его внутрь, оставаясь холодной и непроницаемой.

Но это всего лишь фон – живой, величественный, безразмерный. И среди него – я. Маленькая, зависшая в пустоте пушистая точка.

Больше всего мой взгляд притягивает небесное тело, изрезанное хаотичными полосами белого и черного. Возможно, это тектонические разломы или следы застывших потоков лавы, но на фоне ярких планет оно выглядит почти чужеродно. Чистый контраст, будто кто-то оставил в этом красочном хаосе монохромный кадр. Она напоминает мне старую, потрепанную временем фотографию. Единственный черно-белый снимок в мамином альбоме.

Я никогда не думала, что мне будет не хватать ее снимков – простых, бытовых моментов, которые я никогда не считала важными. Вся семья в сборе: мама, как всегда, поправляет мне юбку, папа украдкой ставит брату рожки, а тот картинно закатывает глаза. Я вспоминаю, как раздражалась на эти сценки, как отмахивалась от просьб сфотографироваться. А теперь отдала бы все, чтобы в последний раз пролистать альбом вместе с мамой.

Я поворачиваю голову, и сердце сжимается.

Академия. Она погрузилась во тьму. Экранные панели потухли, резервные батареи исчерпаны, силовые линии больше не пульсируют энергией. Огромный корпус дрейфует в космосе, недвижимый и пустой. За иллюминаторами сплошная чернота, ни проблеска огня, ни следа движения. Внутри – темные коридоры, мертвые системы, последний воздух, который с каждой секундой все сильнее остывает.

Там, в самом большом зале, прижавшись друг к другу, сидят студенты. Сто человек: выдающиеся умы, храбрые сердца. Они ждут чуда и надеются, что это еще не конец.

Наверное, кто-то просто молчит, сжав кулаки, кто-то нервно проводит в уме расчеты, кто-то прикрывает глаза, стараясь не думать о том, сколько времени у них осталось. Они тревожно перешептываются и нежно обнимают друг друга. Наверное.

Волнение накрывает меня резко, как удар током. Я задыхаюсь, хотя знаю, что кислорода пока достаточно. Легкие сжимаются, руки дрожат, пальцы судорожно стискивают систему регулировки давления. Паника убьет меня быстрее вакуума! Надо взять себя в руки. Дышать ровно. Дышать. Сотня студентов ждет своего конца в сердце «Хаос-Вектора», прижавшись друг к другу. Им тоже страшно, но они хотя бы есть друг у друга. А я… Я одна в этом бесконечном, холодном космосе.

Рывок. Меня тащит назад. Я с трудом переворачиваюсь и вижу, как мой резервный баллон кислорода медленно отплывает в сторону.

Нет, нет, нет. Он не должен был отсоединиться! Как я могла это допустить?

Паника в невесомости – это не просто потеря контроля, это цепная реакция, которая приводит к самым нежелательным последствиям. Встроенная в шлем система управления реагирует на движение глазных мышц, позволяя взаимодействовать с интерфейсом без использования рук. Технология разработана для ситуаций, когда манипуляции ограничены или невозможны. Сенсоры фиксируют направление взгляда, анализируют заданные траектории и активируют команды, полностью заменяя тактильный ввод. В экстренных ситуациях это спасает жизнь. Но не в моем случае.

Непроизвольное сочетание направлений – вверх, влево, – короткая фиксация, резкий скачок вниз, и система распознала код экстренной замены кислородного блока. На дисплее вспыхивает иконка сброса, и, прежде чем осознание догоняет последствия, баллон отсоединяется.

Я не сразу понимаю, что произошло.

Тяну руку, пальцы почти касаются металла, но едва ощутимый толчок, и баллон уплывает дальше. Любое движение в невесомости отзывается для новичка непредсказуемыми последствиями. Закон сохранения импульса, проклятие Ньютона. Я замираю, пытаясь стабилизироваться.

Смотрю на страховочный трос. Он – последнее, что соединяет меня с кораблем. Если я его сброшу, меня ждет свобода. Не слишком ли громкое слово для ледяного забвения? Как говорил Хокинг, «во Вселенной нет ни начала, ни конца – только бесконечный путь в неизвестность».

Вскрываю предохранитель, отпускаю страховку. Крепление размыкается, и теперь я зависаю в вакууме, свободная, но совершенно беспомощная. Баллон все еще дрейфует прочь.

Я толкаюсь, но невесомость делает движения бессмысленными. Любой резкий рывок порождает отдачу, и меня уносит назад. Я сжимаю зубы, напрягаю мышцы, вспоминаю теорию. Контролировать движение в вакууме – не инстинкт, а расчет. Если двигаться слишком импульсивно, можно пролететь мимо.

Станция становится все более недосягаемой. С каждой секундой расстояние между нами растет. Баллон ускользает в одну сторону, я – в другую. Прости, дорогая Вселенная, за этот неотсортированный мусор. Я не дышу, бездумно барахтаюсь в пустоте, легкие скованы, а сердце стучит в груди так оглушительно, что заглушает голос разума.

Теперь я часть космоса. Дрейфую к своей гибели, благо мучиться придется недолго. Ожидание конца мне знакомо, но почему эта короткая, случайно подаренная вторая жизнь оказалась такой желанной? Вселенная не ограничена стенами, только горизонты сменяют друг друга, открывая новые возможности. Тогда, может быть, и моя жизнь никогда не была загнана в рамки? Я сама рисовала их, не подозревая, что за ними – бесконечность.

Воздух становится плотнее, легкие все еще работают. Я делаю глубокий вдох, но он не приносит облегчения. Паника накатывает вновь. Я пытаюсь вдыхать чаще, но только ухудшаю ситуацию – чем резче дышу, тем больше кислорода трачу.

Грудь сжимается. Голову будто стягивает тугая повязка. Пальцы холодеют, в ушах нарастает гул, как будто вдалеке ревет океан.

В глазах темнеет, будто кто-то плавно приглушает свет. Я больше не вижу сияющих просторов, но напоследок замечаю движение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Никель (Ni) – это химический элемент с атомным номером 28, входящий в периодическую таблицу – Прим. ред.

2

Капча – это автоматизированный тест, который проверяет пользователя сайта: человек он или робот. – Прим. ред.

3

Спартак 2579 – астероид из группы главного пояса. Был открыт 14 августа 1977 года советским астрономом Николаем Черных. – Прим. ред.

4

Фича – термин, обозначающий дополнительную функцию. – Прим. ред.