Любовь короля. Том 3

– Давно не виделись, Сан. Как поживаешь? Все хорошо?

Она разозлилась: обыденный вопрос не вызвал в ней радости, лишь раздражение.

– Все ли у меня хорошо? Не из-за тебя ли мне воспрещается выходить из этой комнаты, кроме как ради принятия ванн? Не из-за тебя ли я вынуждена дни напролет проводить в темной комнате, где мне не с кем поговорить, где невозможно понять, взошло ли солнце, где только и остается, что есть еду, которую мне приносят? А ведь ты прекрасно знаешь, что жизнь в заточении для меня не лучше смерти!

– На всем белом свете лишь ты одна смеешь так противиться воле вана, – слегка улыбнулся Вон при виде бросившейся на него с кулаками Сан. – Но без этого ты не была бы собой. Я рад видеть, что ты не растеряла своей энергии. Потерпи еще немного.

– Потерпеть? И дальше оставаться здесь? Выпусти меня сейчас же, я прошу тебя! Если проведу здесь еще хоть день, точно задохнусь.

– Не прикидывайся, Сан. Ты хоть понимаешь, в каком преступлении тебя обвиняют? В измене королевской семье! В измене Корё! Чтобы спасти тебе жизнь, мне лично пришлось вмешаться в это! Мне, вану! Я укрываю изменницу. Поэтому не ропщи и терпи. Терпи, если хочешь прожить еще хоть день.

Сан вздрогнула от странного выражения лица Вона – оно обжигало едким холодом, но вместе с тем освещало улыбкой.

– Обвинения ложные. Ты ведь и сам это знаешь?

– Но в том, что ты укрывала остатки самбёльчхо, лжи не было. Ты ведь и сама это знаешь?

– Это…

– Довольно! Ты сама это начала, вот и расплачиваешься. А я, ван, лично вмешался, чтобы все поскорее улеглось. Так что успокойся и жди – я все решу.

На лице Сан вспыхнуло, но тут же угасло негодование. «Что ж, это заслуженно, – покорно признала она и тихонько опустилась на стул. – Я сама во всем виновата». Чувство вины тяжким бременем легло на сердце Сан: она поняла, что ничем не может помочь своему другу, ставшему ваном, и даже напротив – подвергает его опасности. Какие уж тут жалобы, когда собственными руками сотворила все это! Но безмолвствовать она была не в силах. Услышать кое-что ей было необходимо. Потому-то она и была так раздражительна в ожидании прихода вана. Ждать и дальше она уже никак не могла. Нетерпение и взволнованность не оставили ей ни шанса дождаться, пока Вон сам все расскажет.

– …Где Лин? – дрожащим голосом выдавила из себя Сан.

– Уехал. В тот день, когда все произошло.

– Уехал?

Ответ на вопрос, которым она задавалась месяцами, оказался столь абсурден, что Сана лишилась дара речи. Вон не мог найти в себе сил взглянуть на ее выражение лица или не мог смотреть на нее саму, а может, и вовсе видеть ее не мог, но так или иначе – он не отрывал взгляд от стола и продолжал тереть и вертеть в руках пиалу для алкоголя.

– Ему пришлось сбежать поскорее, пока его не схватили люди из инспекции Сунмасо. Поэтому он отправился напрямик к реке Йесонган и сел на отплывавший корабль.

– Куда он отправился?

– Торговые суда отходят в Ханчжоу[4]. Но там он не остался и отправился еще дальше.

– Еще дальше… куда?

– Этого я не знаю. Может, в Великий улус, а может, на Алтай, где правит хан Хайду, или еще дальше – к русам, что живут в землях улуса Джучи, или даже на Тибет – кому ж это известно? Может, из Ханчжоу он уехал в Гуанчжоу[5], а оттуда – в Аннам[6]. Узнаем, если однажды Лин отправит мне весточку.

– Этого не может быть! – отрезала Сан. – Лин бы так не поступил.

– Ха, сколько уверенности в голосе… – Глаза его сузились в усмешке. – Что ж тут сказать? Я своими глазами видел, как он уехал. Лин сказал, что никогда больше не вернется.

– Он бы так не сказал… этого просто не может быть… – Руки ее, скрытые под столом, задрожали, а Вон лишь пожал плечами.

– Он просил передать тебе, что сожалеет. О том, что не смог защитить тебя, и о том, что вынужден бежать в одиночестве. И просил понять, что взять тебя с собой никак не может – путь слишком труден и опасен. Не мог разделить с тобой этот нелегкий путь и рискнуть обречь тебя на жизнь простолюдинки или рабыни. Поэтому он обратился ко мне. Попросил тебя защитить.

– Ложь! Лин такого не говорил, – громче прежнего возразила Вону она.

– Даже если ты не хочешь в это верить, ничего не изменится! Потому что я говорю правду! Лин просил меня защитить тебя! Потому что мы друзья! И я тоже… – Понизив голос, он взглянул на Сан горящими глазами, пламя в которых, казалось, готово было сжечь ее дотла, и с жаром сказал: – Не могу отпустить тебя на этот непредсказуемый путь. Ты девушка из королевской семьи, Сан. Ты жила сродни принцессе. Я не могу позволить тебе провести жизнь скрываясь, сбегая, сталкиваясь с опасностями и страшась возмездия. Без шелковых одежд, без рабов и масел для волос. Впредь ты под моей защитой.

– Что это значит? – встрепенулась Сан. – Что мне навечно придется остаться запертой в этой комнате? Как преступнице?

– Ты теперь и есть преступница, Сан. Но я вовсе не наказываю тебя клеткой. Я пытаюсь спасти твою жизнь. Защищаю тебя.

– Ради всего святого, Вон! Это убивает меня. Мне удавалось выжить в этом чудовищном месте лишь потому, что ты обещал, что я смогу встретиться с Лином и людьми из Покчжончжана. А коль это невозможно, лучше я умру, как только выйду отсюда, чем останусь здесь!

– Успокойся! – ударил по столу Вон, и пиалы, звякнув, разлетелись. Наблюдая за широко распахнувшей глаза и не страшившейся опасности происходящего Сан, он чувствовал гнев, но вместе с тем и удовольствие. Быть может, оттого и была столь странной улыбка, что тронула его губы. – До сих пор я хранил его отъезд в тайне, потому что знал: ты поведешь себя именно так; но теперь скажу без утайки, Сан. Как того и просил Лин, я позабочусь о том, чтобы ты была под защитой. Прямо здесь, в этой комнате! Ты и шагу не ступишь отсюда. Если ослушаешься меня или сотворишь какую-нибудь глупость, я не пощажу ни стражей, что тебя охраняют, ни шайку предателей, с которой ты так желаешь воссоединиться.

– Где они сейчас? Они живы?

– Если ты будешь вести себя тихо и послушно, однажды я позволю вам встретиться. Но помни, как тебе до́лжно вести себя, чтобы они и дальше оставались живы!

Последнее ошеломило ее особенно сильно. Окинув взглядом растерянную Сан, Вон резко распахнул дверь и вышел. Стоявший снаружи Чин Кван чуть слышно закрыл комнату. Внутри вновь стало тихо, и слезы набежали на глаза Сан – глубокие, словно колодцы. В ту ночь она долго плакала, подавляя всхлипы.

После той встречи Вон еще некоторое время не приходил, должно быть, был занят делами государства. За те дни, что Сан провела в одиночестве, она измучилась мыслями и исхудала. Многое из сказанного вызывало вопросы. Лин и правда уехал один? Доверил ее защиту Вону? Неужто не поверил в ее искренность, когда она обещала отправиться с ним и пройти этот тернистый путь бок о бок? Неужто все было ложью? Он не желал каждый день проводить с ней в одном доме, видеть ее, когда засыпает и просыпается, вместе жить, обрабатывать землю и воспитывать детей? Сан с силой потрясла головой, силясь избавиться от терзавших разум сомнений. Не может быть! Этого не может быть! Она никак не могла понять, отчего он уехал один.

А вот свирепствования Вона можно было понять. Каковы бы ни были их мотивы, самые близкие друзья обманывали его долгое время. Кроме того, раскройся все, враги тут же лишат его власти – им только повод дай. Поэтому он вынужден был безмолвствовать. И, что важнее всего, Сан понимала, как Вон любил Лина и как заботился о нем. Неожиданная потеря друга, должно быть, сводила его с ума. Поэтому она решила, что его истинные намерения были совсем иными, а в обещаниях навечно запереть ее в тайной комнате и в случае побега убить Сонхву и всех остальных видела лишь угрозы, вырвавшиеся в порыве гнева.

Со временем чувства схлынут, и тогда, быть может, он позволит Сан встретиться с остальными, даже зажить вместе. И, быть может, даже поможет ей придумать, как отыскать Лина и встретиться с ним. Она ведь сама видела, каким великодушным и чутким он был в бытность наследным принцем! Нужно лишь обсудить это, когда Вон вновь придет! Так, приняв решение, она стала с нетерпением ждать его возвращения.

Минуло несколько дней, и Вон наконец вновь посетил дворец госпожи Чо и тайную комнату. При виде радости, с которой встретила его Сан, он просиял и проявил большее добродушие и тепло, чем в прошлый свой визит. Вон с гордостью рассказывал о деяниях, которые совершил, став ваном, желая услышать ее мнение. С мягкой улыбкой на лице он спрашивал о ее мыслях, принимал советы и пояснял политические решения, которые теперь обдумывал. Обсуждение затянулось на несколько часов, и, воспользовавшись возможностью, Сан осторожно спросила:

– Когда я смогу встретиться со всеми, кто покинул Покчжончжан вместе со мной?

Улыбка Вона тотчас похолодела. Он окинул ее подозрительным взглядом, словно спрашивал: «Так ты говорила со мной лишь ради того, чтобы спросить об этом?»

– Если и дальше будешь вести себя тихо, я позволю вам встретиться, – прохладно ответил он, а затем поднялся и ушел. Оставшись в одиночестве, Сан подтянула колени к груди, съежившись, опустила поверх них голову и погрузилась в мысли.

И назавтра, и через день Вон пришел вновь. Он неизменно навещал Сан почти каждый вечер, даже если был занят и прощаться приходилось тотчас. Зачастую говорил он, а она лишь слушала. О посланниках, прибывших из империи, о начавшемся возведении нового дворца и об ученых, которым жаловал новые должности.

– Я даровал Пак Чонджи, Чхве Чхаму, О Хангёну и Ли Джину оседлых лошадей и алкоголь. Они рассказывали, как нынче обстоят дела в школе в Чахадоне. Хоть и не назвали твоего имени, сказали, что кое-кто оказывал им поддержку. Спасибо, что заботилась о них и о молодых конфуцианцах, Сан. И за прочную опору, которая есть у меня благодаря тебе.

– Это была идея Лина. Я лишь дала им деньги и пристанище, – покачала головой Сан, словно сама она не сделала ничего значимого. Тогда Вон объявил, что устал, и покинул секретную комнату. Брови его были нахмурены.

Однажды, когда Ли Сынхю, прежде вежливо отвергавший его приглашения, наконец посетил столицу, счастливый и гордый Вон поспешил к ней с рассказом.

– Он оправдывался, мол, стар совсем и болен, никак не приехать, но сын его расстарался и привез отца с горы Тутхасан. Ли Сынхю немало лет живет на этом свете, и взгляд его теперь глубокий и острый. Мудрости ему не занимать: он в силах с первого взгляда понять, что будет людям на пользу, а что – во вред, и точно знает, какая политика принесет пользу простым людям, а какая будет безрезультатна.

– Лин рассказывал. Он говорил, что этот человек из тех, кто может высказывать критику, не пресмыкаясь перед властью, и потому он необходим твоему реформаторству. И на гору Тутхасан ради встречи с ним ездил. Судя по твоей радости, Лин, похоже, был прав.

«Когда вы двое успели встретиться и поговорить об этом?» – снова нахмурил брови Вон. Мягко опустив пиалу, содержимым которой он наслаждался прежде, его величество ушел – сказал, работы предстоит немало, может, и ото сна придется отказаться.

Так они встречались и расставались день ото дня. Каким бы оживленным ни был разговор, стоило Сан попытаться заговорить о Лине или Сонхве, Вон всякий раз оправдывался усталостью или государственными делами и уходил. В иные дни он распивал алкоголь, пока не начинала кружиться голова и не приходилось звать на помощь Чин Квана. Назавтра же говорил, что спьяну не помнит предыдущий день. Сан, терпеливо ожидавшая добросердечности Вона, больше не могла этого выносить. Неясно было, когда же наконец он признает, что поведение ее исключительно примерно, и позволит им с Сонхвой и остальными встретиться. И чем больше проходило дней, тем сильнее ее сердце болело от непонимания поступка Лина: ну как он мог оставить ее и отправиться на чужбину в одиночестве?

Ее не отпускало желание отправиться за Лином хоть на край света, отыскать его, увидеть его лицо, схватить за ворот и расспросить обо всем. «Я ведь обещала отринуть все и отправиться за тобой, так почему ты оставил меня?» – желала она спросить его, встряхнув. Нет, прежде прочего она желала почувствовать его аромат – сосновый, едва ощутимый. И, обняв его за шею, прижать к себе так крепко, чтобы Лин не смог уйти, чтобы впредь не осмелился оставить ее. Нет, нет, на самом деле просто увидеть его было бы достаточно. Сан отчаянно желала вновь взглянуть на него, но и представить не могла, каких трудов будет стоить отыскать его на просторах огромной Монгольской империи, в далеких и чуждых землях, что лежат за морем и пустынями; и одна лишь мысль о том, что на поиски может не хватить целой жизни, вызывала такой страх, что спирало дыхание.

Но, конечно, всем ее чаяниям не суждено было осуществиться, пока сама она оставалась взаперти в тайной комнате. Именно поэтому перво-наперво ей нужно было выбраться оттуда. Если Вон не выпустит ее, придется пробиваться силой. Придется сбежать и отыскать Сонхву с остальными и Лина. Пусть его величество и угрожал лишить жизни людей Сан, если та ослушается его, она все же решилась попытаться ускользнуть: думала, что Вон, часто навещавший ее во дворце госпожи Чо и всегда проявлявший ласку и мягкость, не может опуститься до жестокости.

Вон, которого она знала, во многом напоминал ее саму. Он был вспыльчив и легко мог прийти в ярость, но долго ненавидеть или злиться был не способен. Поэтому Сан больше не вела себя покладисто, как прежде, и теперь прибегала к любым ухищрениям, лишь бы выбраться из-под надзора Чин Квана. Злилась, умоляла, лгала, порой даже пыталась добиться желаемого силой. Но ее страж не поддавался на уловки и оставался непоколебим, словно скала, чем жестоко разбивал ее надежды.

Знал ли государь о ее попытке сбежать, не знал ли, но вечером, когда Вон вновь пришел навестить Сан, поведение его не слишком отличалось от привычного. Он по обыкновению рассказал о своем дне и покинул тайную комнату лишь поздним вечером. Вот уж несколько дней Сан пыталась побороть Чин Квана и сбежать, а вечерами как ни в чем не бывало беседовала с Воном. Вот и новый день подходил к концу, попытка сказаться больной тоже обернулась неудачей.

Отняв руки от головы, Сан резво поднялась. Вновь подойдя к двери, она взглянула наружу через щель. Не видно ничего и даже не слышно. Однако она понимала: это лишь доказывает чужую бдительность.

– Чин Кван, – тихонько позвала она. – Извини за беспокойство последних дней.

Он по обыкновению не ответил. Ему, ясно, крайне надоела непредсказуемость: Сан то бесновалась, словно пойманный в ловушку дикий зверь, то вдруг успокаивалась и принималась вести себя благовоспитанно. Если подумать, положение у Чин Квана тоже незавидное. Сан вдруг стало жаль его. Вовсе и не питал он к ней неприязни, просто ему, солдату, что следовал приказам, как того и предписывал долг, нелегко было оставаться вежливым с бунтовавшей против него девушкой.

– Извини, – вновь искренне попросила она. – Я знаю, почему ты охраняешь меня столь тщательно. И понимаю. Если кто-нибудь заметит меня снаружи, это навредит его величеству. Если только его противники прознают, что он укрывает предателя Короны из дружеских чувств, последствия будут смертельными. В опасности окажутся все: вы с подчиненными, кому государь велел защищать меня, госпожа Чо и даже здешние служанки, хоть те и не видели меня ни разу. Поэтому я больше не стану мучить тебя и пытаться сбежать из дворца; тихонько спрячусь здесь и не стану рисковать ничьей жизнью…

Глаза ее наполнились слезами – чувствовалось в голосе. Может, он и это принял за уловку? Снаружи по-прежнему стояла тишина. Прижавшись спиной к двери, Сан опустилась на пол и горько улыбнулась. Она говорила от сердца, но это действительно была уловка – от людей вроде Чин Квана, кто всегда остается сосредоточен лишь на важном, честностью можно добиться большего, чем хитростью.

– Но лучше бы меня и вовсе здесь не было, Чин Кван. Одно мое существование досаждает его величеству. Он проводит в этом дворце каждую ночь, неужто люди не сочтут это подозрительным? Разве поймут, отчего и днем и ночью стражи государя охраняют дворец? Он ведь каждый день навещает дворец ее величества госпожи Чо, так разве ж поймут это другие его жены? Первая супруга его величества, которую он так лелеял прежде, должно быть, чувствует себя одиноко. Я ведь приношу одни хлопоты. Вдруг это посеет раздор между ваном, его супругой и сановниками? Сколько еще вам удастся скрывать, что я здесь? Пусть даже ради этого старается сам правитель. Разве я не права? Чин Кван, ты слушаешь? – Стояла тишина. Но он слушал. Сан была в этом твердо уверена. – Потому и говорю: будет лучше, если я исчезну. Тогда его величество не обвинят в укрывательстве и защите преступницы, а вы с госпожой Чо перестанете жить в тревоге. Поэтому помоги мне, Чин Кван, пожалуйста. Я не стану больше доставлять неприятности тебе и твоим людям, пытаясь сбежать. Давай придумаем, как мне покинуть эту комнату, но уберечь тебя от гнева его величества. У меня есть пара мыслей… – сказала она и, слегка повернув голову, выглянув наружу через щель в двери. Оттуда донесся тихий, едва заметный звук. Значит, он слушает? Сан поднесла ко рту неплотно сложенные ладони и понизила голос. – Дни становятся все жарче. А у этой комнаты, ты и сам знаешь, есть недостаток: сюда не проникает ветерок. Если проведу здесь лето, умру от бессилья. Я не похожа на других девушек. Не буду двигаться – растеряю всякие силы. А коль поголодаю несколько дней, сделаюсь на вид совсем больной. Ты ведь и сам видел, как я притворяюсь. Его величество обязательно скажет: «На тебе лица нет. В чем дело?» И если я отвечу, что задыхаюсь здесь, в комнате, куда совсем не проникает свежий воздух, и уверю его, что тотчас почувствую себя лучше, если только окажусь снаружи, уж разве он откажет мне? Я добьюсь его позволения, не беспокойся! И если все получится, в тот же день сбегать не стану. Раз, еще раз и еще – я буду возвращаться в комнату, чтобы успокоить его величество. Словно и не стану сбегать никогда! Тогда он уменьшит количество стражи и позволит мне бывать снаружи подольше, и шанс улизнуть обязательно появится. Хотя бы раз до конца лета. Но придется поломать голову над тем, как бы стражникам остаться невиновными в моем побеге.

– Нет, в этом случае все стражи умрут – будут они подле тебя или не будут.

Вдруг дверь распахнулась, и прижимавшаяся к ней Сан заметно накренилась вперед. Но удивило ее не это, а показавшийся из-за двери ван.

– Вон!

Он взглянул на побледневшую, словно на пороге смерти, девушку и, стиснув зубы, улыбнулся.

– Умрут все, Сан. Все свободные от вахты в день побега. Все, кто живет и служит в этом дворце: мужчины и женщины, все без исключений. Даже госпожа Чо.

– Зачем… они ведь невинны и никак с этим не связаны!

– Тогда не забывай об этих невинных, принимая решение. Хочешь сбежать – убегай. Раз уж их жизни не так и важны для тебя. Это я вижу.

– Это ложь. Ведь так? Скажи, что это ложь, Вон!

– Я ван. Недооценивай монаршие слова! – Захлопнув толстую дверь с такой силой, что она заходила ходуном, он прошел в глубь комнаты и сел за стол. Наполнил пиалу алкоголем и осушил ее одним глотком. И взглядом не окинув до сих пор сидевшую у двери Сан, он приказал: – Иди сюда.

– Мне и здесь хорошо.

Подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, Сан сжалась. Посмотрев на нее, Вон отвернулся и подлил себе выпивки. В комнате повисла мрачная тишина. Его величество залпом осушил несколько пиал подряд.

– Так… – негромко заговорил он, – сбежать, выходит, хотела? В глаза мне льстила и счастливой притворялась, а у меня за спиной придумывала, как бы сбежать отсюда. Куда ты собиралась отправиться, одурманив моих стражей самоуверенностью и невинностью, Сан?

– Ты сказал, что позволишь мне встретиться с людьми из Покчжончжана, если я буду послушной, Вон. Но ты не сдержал обещание. – Услышав ее хриплый и чуть слышный голос у себя из-за спины, он ухмыльнулся. Его величество снова наполнил пиалу алкоголем.

– Собиралась сбежать и встретиться с ними? И как же?

– Если бы я спросила Чин Квана…

– Он был достаточно близко, чтобы вести с ним тайные разговоры, но ты так ничего и не услышала? О том, что стало с предателями из Покчжончжана.

– Что… стало?

– Ты не сможешь выбраться отсюда, но и их не увидишь. Не сможешь с ними встретиться.

Сан резко вскочила на ноги и с шумом подлетела к нему. Она громко ударила по столу совсем рядом с его величеством, что продолжал неторопливо распивать алкоголь.

– О чем ты говоришь, Вон?!

– Некоторые из них мертвы, другие сбежали. Они намеревались устроить мятеж, поэтому не доверяли мне и напали на людей Чин Квана – всех убили, прежде чем сбежать. Обычное дело для предателей.

– Этого… не может быть.

– «Этого не может быть, этого не может быть!» Вечно ты так говоришь. Спроси Чин Квана, раз так ему доверяешь. Если это же скажет он, ты, видно, поверишь.

Сан сжала в руке раскинутую на столе шелковую ткань. Ноги ее задрожали, и она рухнула на пол; по столу разлетелись стоявшие поверх шелка чаши. Посуда с шумом разбивалась об пол, кругом разлеталась еда, а Вон и глазом не моргнув осушил пиалу, которую держал в руках.

– Даже если ты сумеешь сбежать, теперь тебе некуда и не к кому идти, Сан. Поэтому, пожалуйста, не доставляй Чин Квану хлопот своими глупостями и веди себя тихо. На месте, где стоял Ончхангун, уже возводят мой дворец, просто подожди, пока строительство не завершат. Там будет дышаться куда как легче, чем здесь.

– Не хочу.

Сидя на полу, Сан бормотала что-то с пустым рассеянным взглядом, словно лишилась рассудка. Пожав плечами, Вон поднялся, достал из маленького шкафчика еще спиртного и, прислонившись к стене, наполнил свою пиалу.

– Пусть ты этого не хочешь, а поделать все равно ничего не можешь. Нет места, куда ты могла бы отправиться.

– Есть, – взгляд ее оставался тусклым, но голос был ясным и решительным. Меж бровями Вона, осушившего новую пиалу, залегла глубокая морщина. Сан медленно повернулась к нему, глаза ее стали наполняться жизнью. – Есть, Вон. Я должна отправиться туда, где теперь мои друзья, туда, где они меня ждут. Я обещала во что бы то ни стало вернуться к ним. А они обещали дождаться моего возвращения.

– Разве ты знаешь, куда идти? Даже если сбежишь отсюда, нет никакой гарантии, что вы сможете встретиться! Собираешься всю оставшуюся жизнь скитаться по миру, пока не умрешь от старости, ради какого-то зыбкого обещания?

– Да, все именно так. Я не сдамся и всю оставшуюся жизнь, пока не умру от старости, буду бродить по свету в поисках друзей. И Лина.

В глазах Вона вспыхнуло пламя.

– Я ведь уже говорил, что Лин доверил тебя мне и уехал. Он не желал подвергать тебя опасности, и отправиться за ним – все равно что предать его.

– Пусть так, но я обязана найти его. Отыскать, где он, встретиться с ним и спросить, почему он не взял меня с собой.

– Да чтоб тебя, я ведь уже все объяснил! Что еще мне нужно сказать!

– Но мне нужно увидеть его, Вон… – Слезы крупными каплями текли у нее из глаз. Сан прижала к груди руку, прежде безвольно опущенную на пол. – Вот здесь скрыто нечто горячее и твердое. Нечто, что при мысли о Лине становится больше и жарче и плавит все внутри. Это больно, потому я стараюсь не думать о нем, но не могу. Чем сильнее я стараюсь не думать о нем, тем меньше могу терпеть эту боль. Если я и дальше буду избегать своих мыслей, если и дальше буду вдали от Лина, кажется, пламя охватит все. Все сгорит, и тогда я умру…

Крючковатыми пальцами она царапала грудь, словно хотела ее разодрать. Пошатываясь, Вон направился к ней с алкоголем в руках. Ступал он неосторожно, и оттого напиток расплескался и пролился на пол. Оказавшись перед Сан, он поднес пиалу к губам, но та уже была пуста. Схватившись за подол его одежд и взглянув в глаза Вону, что облизал пересохшие губы, она проглотила горькие слезы и сказала:

– Я умоляю, Вон, отправь меня далеко. За море, за пустыни – отправь меня туда.

Вон что есть мочи швырнул пиалу. Со свистом пролетев через всю комнату, та разбилась о противоположную стену. Опустившись на колени перед ошеломленной и съежившейся в испуге Сан, он посмотрел ей в глаза и нежно откинул ее волосы, прилипшие к мокрым от слез щекам.

– Я буду с тобой, Сан. – Взгляд и голос Вона были полны спокойствия и умиротворения. Не верилось, что это он только что гневался. – Буду рядом в тягостные моменты. Можешь плакать, злиться и кричать. Излей душу. Я выслушаю тебя. И со временем ты забудешь о нем. Давай справляться с этим вместе. Разве ты не видишь, что мне, как и тебе, больно, оттого что я не могу увидеть Лина? Я едва сумел вынести расставание с одним другом, а теперь ты просишь меня проститься и со вторым?

– Прости, Вон, но я умру, если не уеду. Умоляю…

– Не можешь остаться со мной? Но ведь я тоже твой друг и забочусь о тебе больше прочих, так почему тебе так нужно отправиться на поиски Лина? Почему ты не можешь остаться со мной? – Лицо его так переменилось, что, казалось, он вот-вот разрыдается. Пусть подчас Вон и бывал холоден, но стоило ему посмотреть на Сан, на лице его расцветала улыбка. Искренне счастливо или хитро лукаво, но он улыбался – лицо его не знало страданий, горести и печали. И теперь, впервые увидев на его лице невыносимое отчаяние, Сан почувствовала, как на глаза вновь навернулись слезы.