Любовь короля. Том 3

– Нет, ваше величество. Я просто… возвращался из дворца, – ответил он нескладно и урывками. Уши его покраснели, а от самого затылка вниз по спине струился густой пот. Чин Кван не лгал. Он и правда возвращался из дворца. Вот только, отправляясь домой, он обошел королевский дворец, где находились покои Тан, и заметил, как та вышла прогуляться с братом, а после, сам того не осознавая, направился следом, не в силах отвести от нее глаз. Этих подробностей рассказывать ей он, конечно, не стал. Это был первый за долгое время раз, когда ему удалось ее увидеть. Тан исхудала, побледнела, и смотреть на нее теперь было горько. А до чего одиноко и мучительно она выглядела, в одиночестве сидя в павильоне! Если б он только мог, то желал бы облегчить ее страдания, но Чин Кван был лишь государевым подданным.

– Подойди ближе. – Не может подзывающий голос быть столь сладок… Словно одержимый, он двинулся вперед, и ноги сами принесли его к балюстраде. – Ты возвращаешься из Сунёнгуна?

– Я… из дворца ее величества госпожи Чо… – Он сожалел о своей честности, которая не позволила ему порадовать Тан ответом и дать ей повод для улыбки, пусть и слабой. Желая утешить ее хоть немного, Чин Кван добавил: – Его величество сейчас не там. С недавних пор мне приказано охранять этот дворец…

– Так ты теперь не находишься подле его величества, а охраняешь госпожу Чо? – Ее лицо помрачнело пуще прежнего, а по спине Чин Квана с новой силой заструился пот. Тан, казалось, пришла в отчаяние. Отчего она опечалилась? Не понимая, в чем дело, он облизнул пересохшие губы. – Вот как. Ясно, отчего я тебя не видела.

От ее едва слышных слов сердце его затрепетало. Значит, она печальна, оттого что не может с ним видеться? Или, быть может, она порой скучает по нему? Но почему? Отчего? При виде печальной улыбки Тан, что появилась в уголках ее губ, но вновь исчезла, он чувствовал, как тяжело вздымается его грудь. И теперь, когда уж сердце Чин Квана стало трепетать, успокоить его было не так-то легко.

– Ты всегда приходил ко мне с посланиями от его величества. Раньше него самого говорил, придет он ко мне или нет. Лишь увидеть тебя было большим удовольствием и радостью. Даже утешением. Сама того не подозревая, я часто находила в тебе опору, однажды даже заплакала при тебе. Ты… помнишь?

Конечно, он помнил. У Чин Квана, казалось, пересохли не только губы, но даже язык. Он до мельчайших подробностей помнил каждую деталь ее внешности, которую ему довелось увидеть. Он сохранил в душе даже равнодушные взгляды, которыми она окидывала его, но никогда не смел и надеяться, что однажды и для него найдется место у нее в мыслях и душе. Одного лишь воспоминания да его имени, произнесенного ею, оказалось достаточно, чтобы он пожелал тотчас встать пред нею на колени и поклясться в верности. Иных чаяний у него не было. Об ином он и не думал. Но теперь, когда она заговорила о моменте, о котором не ведал никто, кроме них двоих, ему вдруг захотелось вынудить ее поделиться и другими воспоминаниями. Пусть и сам он считал это нелепостью, Чин Кван желал, чтобы ее аккуратные целомудренные губы поведали ему, кто он для нее, что она чувствует и о чем она думает рядом с ним. Украдкой взглянув на него снизу вверх, она мягко приоткрыла губы и сказала:

– Раз ты приходишь, его величество хоть немного думает обо мне. Я долгое время утешала себя этим. Но теперь, когда он посылает тебя к госпоже Чо, а не ко мне… – Голос ее слегка дрогнул под конец. Пусть в глазах у нее не было слез, казалось, будто они струятся вслед за словами и медленно растворяются в воздухе. От последних ее слов у Чин Квана и вовсе защипало в носу, – в целом дворце мне не на кого положиться.

– Ради вашего величества я готов примчаться в любой миг.

Чин Кван и сам смутился от слов, которые вдруг вырвались из ниоткуда. Глаза Тан распахнулись. О нет! Накрепко сомкнув губы, он изо всех сил сжал рукоятку своего меча. Любой, кто услышит эти слова, задумается, не были ли они признанием! Но супруга короля в своем простодушии, должно быть, и не помыслит о таком. Поспешно опустив свои расширившиеся в удивлении глаза, Чин Кван печально улыбнулся.

– Я ценю твои слова, но… ты верноподданный его величества, поэтому, пожалуйста, следуй его приказам и охраняй госпожу Чо. Не хочу обременять тебя.

– Мне от этого тяжело на душе.

– Должно быть, говорить такое подле павильона – неверность государю. Да и госпожа Чо была бы недовольна.

– Это не так. Я… на сегодня я закончил нести службу.

Тан рассмеялась над его чудаковатым ответом: статный служивый, на лице которого уж выросла черная борода, вдруг повел себя словно мальчишка. Чин Кван, разумеется, не мог не знать о том, как негодуют господа, чьи слуги связываются с иными господами. Даже ее величество госпожа Чо, известная своими мягкостью и добротой, будет расстроена и оскорблена, если вдруг узнает о том, что подданный, которого его величество посылает к ней, видится с другой супругой государя. Он прекрасно понимал, что Тан говорит именно об этом, но, желая побыть с ней рядом еще хоть немного, притворился, будто ничего не ведает.

Как бы то ни было, глупость его ответа развеяла ее напряжение, и Чин Квану повезло увидеть ее чистую и изящную улыбку, которая часто являлась ему во снах. Смех Тан на мгновение опьянил его, но вскоре она вновь стала серьезной, а ему пришлось вернуть контроль над своим нелепым выражением лица.

– При дворе есть нечто, что представляет угрозу для госпожи Чо? Настолько большую, что стражу его величества до́лжно ее защищать?

– Нет…

– Тогда зачем он посылает к ней тебя? Ведь у госпожи Чо есть и своя стража… Его величество ведь ценит тебя выше прочих и всегда держит поближе к себе. Почему он так ее защищает?

– Дело в том, что… Дело в том…

Чин Кван колебался, потому что стоял пред ней. Зная, как сильно Тан любит вана, он не желал, чтобы она пострадала из-за госпожи Чо. Но его туманные ответы вызвали у нее лишь новые опасения.

– Так его величество приказал тебе охранять ее без особой на то причины?

– Можно… и так сказать.

Короткий вздох сорвался с губ Тан. Все это было для нее удивительно и не поддавалось объяснению. Она ревновала мужа к госпоже Чо, это правда, но никогда не завидовала ей. Как и Есыджин, она гордилась тем, что хорошо знала своего супруга. Госпожа Чо верила, что не является ничьей заменой. Однако на место замены всегда можно найти кого-то еще. Ни к чему так старательно заботиться о ней или защищать ее.

– Так это правда! Я думала, этому не бывать, верила, что после ее ухода он уже никому не сможет открыть свое сердце, поэтому и сумела терпеливо ждать, но… – Слова ее были преисполнены гнева, а задрожавший голос и вовсе смыл собой все самообладание Чин Квана.

– Ваше величество, – позвал он, не в силах скрывать сожаления, которое испытывал перед возлюбленной. Она взглянула на него, и глаза ее были влажными от непролитых слез. Она словно спрашивала: «Как мне быть?»

– Я могла вынести, что он не смотрит в мою сторону. С другими его величество был таким же, поэтому во мне не было ни огорчения, ни неприязни, ни ненависти. Но теперь у него есть госпожа Чо, как же мне быть? Этих чувств быть не должно, но я испытываю и огорчение, и неприязнь, и ненависть. Как же мне быть?

– Ваше величество!

– Я не понимаю, почему он выбрал госпожу Чо, а не меня. Все из-за Лина? Из-за моего брата его величеству теперь и смотреть на меня неприятно?

– Ваше величество, прошу вас, успокойтесь. Он думает о вас намного больше, чем о госпоже Чо.

– Не желаю утешаться этой ложью!

– Я говорю правду! Его величество ведь навещает вас каждые четыре дня. Ни с кем больше он не видится так часто, чтобы выпить чаю и поговорить, лишь с вами.

О Небо! Ее заплаканное лицо исказила горестная улыбка. Тан понимала, что ей до́лжно остановиться, но эмоции, которые она сдерживала, вылились наружу бурным неуправляемым потоком. Она не знала, почему это произошло именно при Чин Кване, а не при ком-то другом, но рядом с этим человеком Тан вдруг позволила вырваться наружу отчаянию, которое она скрывала даже от собственной матери. Быть может, оттого что печальный взгляд, которым он смотрел на нее, так походил на ее собственный взгляд в те минуты, когда она думала о ване. Словно капризничая, она посмотрела на Чин Квана и покачала головой.

– Так я должна быть благодарной за то, что мой муж навещает меня каждые четыре дня? Об этом ты говоришь?

– Даже ее величество госпожа Чо не видится с ним так часто.

Что? Она замерла. Замер и Чин Кван. Взгляд Тан, затуманенный печалью и слезами, стал проясняться, и сомнения в нем стали лишь глубже.

– Что это значит? – Голос ее был все так же тих, но дрожал теперь куда меньше, чем прежде. В интонации же стало слышно еще большее недоверие. Тан вознамерилась получить ответы на свои вопросы и наконец развеять свои сомнения. – Чин Кван, – тихонько позвала она склонившего голову. Неужто неосознанно чувствовала, что ее голос – лучшее оружие против него? Заметив, как он несколько раз сжал и разжал кулаки, она вновь позвала его по имени. – Чин Кван, посмотри на меня.

Он был довольно силен, но прямо сейчас пред ней – слаб, словно ребенок. Вновь услышав ее зов, он поднял голову, но, поймав ее взгляд, тотчас оказался не в силах пошевелиться.

– Его величество ежедневно посещает дворец госпожи Чо, но не видится с ней. Что это значит? Он бывает там не ради встреч с ней? Это так?

– Ваше величество, я… Мне не позволено говорить о делах его величества.

– Тогда расскажи мне о своих делах. Ты охраняешь госпожу Чо?

– …

– Или ты охраняешь кого-то другого, кто живет у нее во дворце?

– …

Небо ему свидетель, Чин Кван мог оставаться безучастным и холодным словно лед даже перед лицом государя. Если допустить некоторое преувеличение, можно сказать, что он и глазом не моргнет, даже если к его горлу приставят нож. Но пред ней его смелость и решимость рассыпаются в прах. Чин Кван старался сохранять спокойствие, но Тан заметила, как слегка подрагивали его глаза. Вопрос, который ей вдруг навеяло, она решилась задать лишь между прочим, но он вдруг попал в точку. И Тан тотчас же догадалась, кто находится во дворце госпожи Чо и ради чьей защиты там приказано быть Чин Квану. От сильного шока у нее закружилась голова. Тело ее слегка завалилось вперед, но благодаря балюстраде, за которую Тан держалась, ей удалось выпрямить спину.

– С каких пор… с каких пор этот человек во дворце?

– Ваше величество…

– Я ведь не дура. Не скажешь ты – пойду туда и сама с ней встречусь.

– Нельзя! Если вы сделаете это, я навлеку на себя гнев его величества!

Чин Кван, какой ты дурак! Ему тотчас захотелось зашить себе рот. Как бы он ни старался скрыть все от нее, все его слова и поступки лишь подтверждают ее подозрения. Побелев, словно лист бумаги, Тан прикрыла глаза, словно пыталась успокоиться. При виде ее дрожащих ресниц сердце Чин Квана сжалось. Вскоре она медленно открыла глаза, и во взгляде у нее заполыхал гнев.

– Чин Кван, с каких пор ты защищаешь этого человека?

– …С того дня, как он не часть монаршей семьи.

– Ты говоришь о дне… когда исчез мой брат?

– Да.

– Тогда мой брат, Лин, он тоже надежно спрятан во дворце?

– Мне ничего не известно о Суджон-ху. Я лично отправился в Покчжончжан и привез госпожу из Хёнэтхэкчу во дворец, но только ее.

– То есть их с братом не отправили подальше от столицы? Она позабыла Лина и стала женщиной его величества? А его величество, так любивший Лина, отобрал у него возлюбленную? Вымарал ее из родословной как предательницу, а сам спрятал во дворце? А госпожа Чо? Как же она? Как же, как такое возможно? Его величество, она, госпожа Чо – как такое может быть!

Тан схватилась за голову, словно сердце ее разрывалось. Чин Кван с сожалением наблюдал за тем, как трясутся ее плечи и как сама она тихо плачет, зубами впиваясь в нежные губы, лишь бы ее не услышали дворцовые служанки. Если об этом узнают, ему не сносить головы, но при виде страданий Тан он не мог думать ни о чем ином. Лишь о том, как тяжко ему от того, что он не может обнять ее за хрупкие плечи и утешить.

– Брат! Ах, бедный мой Лин! – Уронив голову, тяжко вздыхала она, но через некоторое время вновь выпрямилась. В глазах у нее стояли слезы. Если она так зла, отчего они не перестанут течь? Гнев ее глубже и яростнее прежнего расцвел на ее мертвенно-бледном лице, скрыв печаль от чужих глаз.

– Чин Кван, – сухо позвала она. Почувствовал холод в тоне Тан, он стал внимать ее словам. – Я буду молчать об этом. А ты продолжай делать то же, что делал прежде, будто ничего и не произошло.

– Да, ваше величество.

– А когда я позову, обязательно приходи. Тайно, так, чтобы никто не узнал.

Когда она попросила делать вид, будто ничего не произошло, Чин Кван почувствовал было облегчение, но теперь мышцы его напряглись и затвердели, словно ствол дерева. «Тайно, так, чтобы никто не узнал». Пусть шепот Тан был чрезвычайно сух, от этих слов жар затопил его сердце. То была просьба, но вместе с тем и приказ; приказ, но вместе с тем и искушение, от которого он никак не сумел бы отказаться.

Когда, медленно поднявшись, Тан отошла от балюстрады, он так же медленно отступил от павильона. Под порывами теплого ветерка необычайно чисто и красиво щебетали птички. И щебетание их заглушало смех возвращавшейся Будашир.

Здесь была тайная комната. Окон в ней не было, потому и днем и ночью ее приходилось освещать свечами или фонарями. Прежде эта комната, довольно просторная и богато украшенная дорогой мебелью, была тайным местом отдыха ныне отрекшегося от престола старика. Сюда в обход пристального внимания ее величества евнухи приводили бывшему вану молодых красавиц.

Широкий стол, что стоит посередине комнаты, заранее накрывали изысканными блюдами и дорогим алкоголем, а поздней ночью, когда евнух, желавший снискать расположение вана, приводил его сюда, тот, поворчав для вида, принимался за выпивку. Вскоре проницательный евнух оставлял государя, не досаждая ему свой компанией излишне долго, и тогда-то из небольшой комнатки выходила ожидавшая там красавица и старалась всячески услужить вану. Так в воздухе едва уловимо смешивались ароматы множества побывавших здесь красавиц, и оттого, только войдя в комнату, человек чувствовал, как начинает туманиться рассудок, кружиться голова и покалывать тело.

Эта комната, где прежде старый ван ежедневно растрачивал энергию, лишилась своего владельца в ту ночь, когда евнух Чхве Сеён привел туда Муби. Ван стал проводить время в королевском дворце, который даровал девушке, а на других красавиц совсем перестал обращать внимание, и тогда его тайная комната, разумеется, стала бесполезной.

Долгое время она пустовала и оставалась заброшенной, однако ее отремонтировали сразу после того, как нынешний государь Вон вернулся из Тэдо и взошел на престол. Он пожаловал дворец, где находилась тайная комната, госпоже Чо. Так он и стал дворцом супруги его величества. Однако это было сделано не для того, чтобы предоставить ей новое место при дворе, как полагали люди. Госпоже Чо принадлежало все, кроме тайной комнаты. На самом деле Вон вынудил госпожу Чо к переезду в новый дворец лишь ради той, кому теперь принадлежала та самая комната. А запертая теперь там Сан, что за время в комнате пропустила и окончание зимы, и начало весны, этого не ведала. Для нее эта тайная комната была настоящей тюрьмой, выбраться из которой нужно было любой ценой.

В помещении, где со всех сторон были лишь стены и куда не проникал ни единый солнечный луч, Сан не чувствовала течения времени. Единственное, что она могла, – догадываться, который час, по еде, которую Чин Кван приносил ей во время приемов пищи. Сейчас солнце, должно быть, медленно опускалось за горизонт. Медленно, точно кошка, Сан подкралась к плотно закрытой двери. За пределами комнаты стояла мертвая тишина, словно вымерли все до последней мышки и букашки. Прислушавшись, Сан просунула палец в щель в двери, чтобы та не заскрипела, и бесшумно толкнула ее. Чуть погодя единственная дверь, что вела в коридор, открылась.

– Вам нельзя выходить, – обратился к ней заткнувший щель в двери Чин Кван.

Вздрогнув, Сан убрала руку от двери.

– Я и не собиралась.

Чин Кван выслушал ее откровенную ложь. Они стояли меж открытыми дверями, и пустого пространства там оставалась так мало, что даже воздушным потокам едва хватало места. Ее черные как смоль глаза сверкали яростью озлобленной дикой кошки, однако для него Сан не представляла угрозы. Лицо его не выражало эмоций, а тон был исключительно деловым.

– Если вам что-нибудь нужно, просто сообщите мне.

– Здесь жарко и душно от недостатка воздуха. Оставь дверь открытой, я не стану выходить.

– Мне жаль, но это невозможно.

– Тогда дай мне хоть немного подышать свежим воздухом. Можем выйти вместе. Хочешь – приставь мне нож к спине.

– Об этом тем более и речи быть не может.

– До чего ж ты упертый! Совсем об уступках не слышал? Я тут скоро вся плесенью покроюсь!

– Мне жаль.

– Если тебе жаль, выпусти меня отсюда!

Дверь захлопнулась прямо у нее перед глазами. И вот она вновь оказалась закрыта – такая же неприступная, как и человек, охраняющий ее снаружи. Схватившись за планки, Сан стала трясти дверь и кричать:

– Открой, Чин Кван! Хоть ненадолго! Выпусти меня отсюда, прошу тебя!

Ответа снаружи не последовало, словно коридор снаружи был пуст. Но Сан знала, что Чин Кван продолжает охранять ее, и потому еще долго продолжала стучать в дверь. Она упрямо атаковала словами столь же упрямо молчавшего Чин Квана, словно говорила: «Посмотрим, ты или я: кто кого». Но в конце концов Сан сдалась и, обессилев, убрала руки от двери и опустилась на пол. Чертов мерзавец! Прислонившись голой к двери, она кусала губы, стараясь утихомирить свой гнев. Некоторое время посидев тихо, словно и вовсе сдалась, Сан вдруг застонала так, чтобы было слышно через дверную щель.

– Ай-ай-ай, живот болит. Даже подняться не могу, так болит. Чин Кван, ты слышишь? Очень больно…

Однако так легко дверь было не открыть – Чин Кван видел истинные намерения Сан так ясно, словно наблюдал за ней сквозь стекло. Но и сама она ясно видела: тотчас поддаваться на ее притворства он не намерен – потому сдаваться сразу не стала и продолжила наигранно стонать и стенать, вместе с тем запугивая:

– Ай-ай… так и умру от боли. Можешь не открывать дверь, но хотя бы лекаря мне приведи, Чин Кван. Лекаря, прошу… Сам ведь сказал сообщить, если что-то будет нужно! Позови мне лекаря, быстрее! Думаешь, если со мной что-то случится, его величество это тебе спустит? Упертый же ты дурень! Сейчас же приведи мне лекаря! Ай-ай-ай!

Чин Кван зло распахнул дверь. Нахмурив густые брови, он с подозрением окинул взглядом катавшуюся по полу и державшуюся за живот Сан. Пусть на самом деле никакой боли и не было, она так увлеклась своим притворством, что волосы ее разметались и прилипли к побледневшему и покрывшемуся потом лицу и шее. Дыхание ее сбилось, губы пересохли и пожелтели, а пылавшие злостью глаза обессиленно закрывались – она и впрямь выглядела так болезненно, словно ее вот-вот не станет. Однако Чин Кван колебался в недоверии: давно он был приставлен к Сан и за это время успел повидать всяческие уловки.

Лежавшая перед ним девушка была столь же хитра, сколь хороша собой. Она совсем не походила на ту, чей образ он хранил в своем сердце, – очаровательную словно нарцисс, словно крохотная птичка. Будь на месте Сан его возлюбленная, он бы забеспокоился и тотчас бросился на помощь, однако здесь не могло не возникнуть подозрений. И все же, как и сказала Сан, случись с ней что, его величество не простит этого Чин Квану. Даже если происходившее было лишь притворством, сперва ему до́лжно было в этом убедиться. В конце концов он выглянул за приоткрытую дверь, чтобы позвать своего подчиненного, стоявшего в конце длинного коридора, что вел от тайной комнаты.

– Эй, ты! Приведи сюда…

Только он отвернулся, Сан со скоростью молнии ринулась из комнаты. Это произошло так быстро, что удивился даже Чин Кван – лучший из лучших в королевской страже. Однако лучшим он считался не зря: Чин Кван схватил за запястье Сан, которая словно мышка прошмыгнула мимо, и вмиг усмирил ее. Крепко держа кричащую от боли девушку, он вошел в комнату и накрепко закрыл дверь.

– Ай-ай-ай, кажется, ты сломал мне руку! Мне и правда нужен лекарь.

Глубоко вздохнув, Чин Кван с трудом подавил гнев, что закипел в нем при виде Сан, спокойно потиравшую руку, которую он отпустил. Он знал: она в отчаянии. И понимал ее желание сбежать во что бы то ни стало. На самом деле сперва он и сам хотел позволить ей сбежать – только б она навсегда исчезла. Из этой тайной комнаты, из королевского дворца, изо всех владений его величества и из Корё. Когда Чин Кван думал о нежной и печальной девушке, чей образ хранил глубоко в душе и кому истинно сожалел, ему хотелось сделать так, чтобы Сан бесследно исчезла с родной земли. Однако воинский долг и обязанности подданного не позволили ему осуществить желаемое. Вздохнув вновь, он обернулся.

– Живот вас, похоже, больше не беспокоит. Вот и славно, – сухо заметил он и вновь вышел в коридор, затворив дверь.

Сан в изнеможении опустилась на стул. Так и завершилась сегодняшняя попытка побега. Притворная болезнь больше не сработает, поэтому теперь ей нужно отыскать иной способ выбраться отсюда. Она приложила руки к разболевшейся голове.

Вот уж четыре месяца она была заперта в этой комнате. Но не все это время они с Чин Кваном провели так. Сперва Сан проявляла терпение, которого у нее, казалось, и вовсе не было. Так было, пока к ней не явился Вон. Она попыталась сбежать через два дня после того, как Чин Кван забрал ее из Кымгвачжона и доставил в тайную комнату; он же и поймал ее в тот день. То был первый раз, когда Чин Кван, редко проявлявший при ней эмоции – словно сам он был сродни дереву или камню, – разозлился на Сан.

– Ваша судьба меня не заботит, госпожа: пусть вас схватят после побега отсюда, пусть даже заставят понести наказание за измену Короне. Вот только это будет проблемой не для одной лишь вас, поэтому я не могу оставить это так. Мне придется поплатиться за вашу защиту, его величеству – за укрывание преступницы. Поплатятся даже ее величество госпожа Чо и ее служанки, хотя они всего лишь следуют государевым указам. А вы все равно пытаетесь сбежать отсюда?

– Тогда лучше убей меня. Думаешь, мне хочется жить так и быть всем обузой?

– Хотите умереть? А о его величестве вы подумали? Он ведь пошел на все это, лишь бы вас защитить! А о тех, кого вы просили обязательно дождаться? А о Суджон-ху? Вам лишь бы утолить сиюминутное желание покинуть эту комнату! – не стал тянуть и высказал все как есть Чин Кван. Сан понурила голову. Она была незрела, эгоистична и нетерпелива – вот о чем он говорил. Смягчившись, он попытался утешить не находившую себе оправданий и чувствовавшую тяжесть на сердце девушку. – Разве его величество не велел вам подождать? Подождать совсем немного, пока вы не сможете встретиться с Суджон-ху и всеми, кто вас ждет.

– И когда же это произойдет? – обратила на него полный негодования взор Сан. – Я ждала целых два месяца в Кымгваджоне. Верила его обещаниям и ждала! Я думала, что смогу встретиться с Лином и остальными сразу после того, как покину Кымгваджон, но теперь меня заперли здесь и снова заставляют ждать! Сколько еще? До каких пор?

– …Это решать его величеству, – уклончиво ответил Чин Кван и плотно сжал губы. С тех пор, как бы Сан ни жаловалась и как бы шумно ни протестовала, он практически не открывал рта – понял: сколько бы та ни шумела, сделать ничего не сможет. И в этом он был прав. Сан не находила в себе смелости ускользнуть из комнаты.

Поскольку отец долгие годы держал ее взаперти, жить так ей было не привыкать. Вот только в те годы, пусть Сан и жила под замком, она постоянно дурачилась, попадала в переделки, удирала из дома и притворничала, что было ей, желавшей приключений, по душе; тогда энергия ее не иссякала ни на миг. А оказавшись запертой во дворце госпожи Чо, она стала трепыхаться, барахтаться и метаться словно рыба, выброшенная на сушу, пока энергия ее совсем не иссякла и жизненная сила не сошла на нет. И все же она прислушалась к Чин Квану и тихонько оставалась в комнате. Думая о Лине, Сонхве и всех, кому, как и ей самой, не терпелось наконец воссоединиться, Сан взволнованно ждала прихода Вона.

Однако после восшествия на престол он был так занят, что едва ли мог заглянуть в тайную комнату.

– Когда придет его величество?

Сан раз за разом задавала один и тот же вопрос, и Чин Кван всегда давал ей один и тот же ответ:

– Нужно подождать.

Когда Сан практически обессилела от жизни в четырех стенах, Вон наконец пришел. В той же бледно-желтой королевской мантии, какую носил, занимаясь делами государства. Словно желал показать: «Теперь я ван».