Без сомнений

Разлившийся гавва́х (порождаемый чувствами и переживаниями волшебный эфир) поражал объёмом и пестротой. «Столько добра, а не укусишь», – нотка зависти докучала чародею. Но использовать «клад», как обильный источник могущества в собственных интересах мешал долг.

Допрос пленного показал: юный простолюдин – дурак дураком. Бессвязная речь наглядно подтверждала слабоумие и беспросветное отсутствие понимания, что произошло на самом деле. Мешало ещё то, что смерд не понимал «нормального» языка. Он «блеял» на своём – варварском. В Империи диалект наречия западных резов, на каковом тот изъяснялся, не встречался, и его Игна́циус знал поверхностно. Дичайшая случайность, что этот круглый дурак «унасекомил» непобедимого, почти вечного колдуна. А сам – ни царапины. Нелепость, но бесспорный факт.

Сыщик-маг попросил Мевре́зора приказать рыцарям собрать тела смердов рядом с убитым чиновником. Он решил снять информацию с радужек глаз трупов. Крупно повезло: смерть многих из них наступила в одно и тоже время с кончиной имперца – пока стрела не оборвала ему жизнь, он продолжать терзать поверженных врагов, не отпускал. Изучение образов последних минут погибших показало картины драматичных событий и с подробностями высветило моменты инцидента.

Детали тихонько вырисовывали конфликт до мелочей. Бытовой разбой. «Истинный» решил поиздеваться над спутавшими варенье с кулаком врагами: убить в муках. «Садист-затейник» по неясной причине упустил, что рядом присутствует утерявший разум смерд. Первый прикид: спутал идиота с белкой. И жестокая плата не заставила ждать – погиб сам. Осмотр тела колдуна Игна́циус отложил. Предстояло разобраться с таким феноменом, как расколотый стигмат. Сверхпрочный кристалл дополнительно скреплялся мощными заклятиями, но увы – не спасло. А из-за чего? Сыщик чарами читал запутанные узоры гавва́ха. Ничего! Виртуозно выполнял редкие малоизученные тесты. Но результат не улыбался. Выводы растекались и плодили новые сомнения.

Отчаявшийся наскоро раскрыть эту тайну, Игна́циус занялся осмотром того, что осталось от некогда грозного чародея. Стрела пригвоздила густую, длинную бороду левее середины груди: искусный лучник – точно в сердце. Маг распутал обильно напитанные кровью волосы у древка. И под ними на покрасневшей ткани разглядел…

Пульс наяривал набат. В глазах потемнело. Нахлынули давящими волнами подзабытые воспоминания. Усилием воли искушённый колдун еле удержался на ногах. Он заставил себя не сделать то, что выдало б его перед господином. И что маг не смел позволить среди людей ни при какой ситуации. А ему хотелось стать на колени, закрыть глаза руками и разразиться то оглушительным противоестественным хохотом, то горьким, безутешным плачем…

Глава 3-я. Ксинаалга́т

Из древней тяжести веков

стремятся овладеть им: не сотрёшь!

Но с лёгкостью меняет кров:

булыжник гладкий – что с него возьмёшь?!

Картины давненько минувших дней ярко вспыхивали в сознании одна после другой. С печалью Игна́циус вспоминал собственное детство, родную семью. Жили на краю деревни. Единственные за излучиной реки. Крестьянствовали. Отец погиб случайно: отрабатывал карви, перевернулась телега и придавила – никто не помог. Зима решила судьбу остальных: голод и холод унёс всех. Даже сегодня, после стольких лет глубокой тоской в сердце отзывались незрячие глаза родной матери, тусклые заострившиеся лица сестёр и младшего брата. Близкие по установленной злой судьбой очереди мёрли без кормильца.

Всей семье семилетний Игна́циус вереницей закрывал глаза и хоронил в снегу. Ни прокопать мёрзлую землю, ни дотащить тело до церковного кладбища ребёнок не мог. На немалое собственное удивление голод парнишку не брал: конец зимы, а он продолжал жить. Но когда настал апрель, силы покинули. Изнывая от жажды, лежал на почерневшем дощатом полу и понуро ждал: когда придёт смерть. Не хватало духа выйти во двор пожевать снега, чтоб напиться. Но вдруг…

Пустоту обречённости растопило чувство тепла на лице, согрело полностью тщедушное тело мальца до кончиков пальцев на ногах. Обволакивающий жар нежных рук вернул к жизни с ней простившегося. Старая ведьма Клара нашла и забрала к себе домочадцем. Новая семья – новые отношения. Пребывание у колдуньи не сахар. Требовала помощи по хозяйству. Учила то одному, то другому, что способен понять ещё маленький мальчик. Держала в строгости. Но когда у переполненного обидой и злостью пацана кончались от придирок силы, тёплые руки приёмной матери на лице возвращали Игна́циуса к радости и терпению.

В летние месяцы, в полнолуние, старая Клара накладывала на себя чары. Она превращалась в юную нагую девушку изумительной красоты. Венки дивных цветов украшали пышные волосы, что утеряли до утра седину. Всю ночь в упоении красотка танцевала и не обращала внимания на очарованного картиной подростка. Прошло пять лет и случилось то, что ожидало всех ведьм на этой суровой к самобытным травницам и ведуньям земле – встреча со святой Инквизицией…9

Ребёнок попал «паровозом». Не задавая никаких вопросов, били четвёртый день без перерыва. Боль переполняла детское тело. Приёмный сын деревенской знахарки не понимал – за что. На пятый день истязаемого привели в камеру Клары. От неё остались одни глаза. Их строгий, с ноткой превосходства взгляд встретил его. Она полностью нагая, вся в крови лежала на голой земле. Лицо – один сплошной кровоподтёк. Руки и ноги святые монахи переломили в нескольких местах, в груди торчит осиновый кол, в животе – вилы, но колдунья в сознании. Глядя Игна́циусу прямо в глаза, она тихо, но твёрдо шептала.

Образы слов отпечатывались в голове мальчугана, волшебным угольком рисуя орнамент услышанного. Клара настаивала: он обязан спастись для великих подвигов, ему суждено найти амулет Ксинаалга́т. С реликвией будущий герой поможет всем, как она, спасёт от несправедливых гонений. Для этого надо «немного» соврать. Во всём обвинить ведьму: почувствовав источник волшебства в чужом ребёнке для своих колдовских обрядов, злодейка извела родных донора чар. Нет сил отказать находящейся в столь плачевном состоянии «матери». Превозмогая всё презрение к себе, «сын» предал её: оболгал так, как сумел. Не помогло: ведущий следствие священник-инквизитор остался непреклонен: виновен!

Вот! Привязанный на деревянном кресте Игна́циус, чувствует, как огонь лижет висящие на сплошных кровоподтёках лохмотья. Язычок пламени коснулся кожи на бедре: обжёг мукой и пересилил скопившуюся в пареньке до этого боль. Ребёнок попытался крикнуть, но только слабый сип вырвался из отбитых лёгких. Вокруг мелькают ликующие лица тех, кого когда-то снисходительно задарма лечила глупая Клара… На задний план врывается кавалькада конных. Звук рога сдувает радостно клеймящий «преступника» гул.

Картина сменилась. Те же «рожи» понуро и уже без энтузиазма поливают водой горящий крест и полыхающего малолетку. Сознание покидает Игна́циуса. Но мёртв ли он? Нет! Правосудие герцога, деда нынешнего, отменило скоропалительный приговор и спасло приёмного сына ведьмы от казни. Новое следствие… Ложь при́няли за чистую монету… Мальчик из сообщника враз превратился в жертву. А сожжённая заживо на потеху толпы «мать» развеялась пеплом и оставила после себя боль и вину за предательство…

Академия Магии – сам Великий герцог поручился за недожжённого смерда. Тридцать лет кропотливого обучения. И вот! мальчонка повзрослел и готов к аттестации. Он чародей и даёт вассальную клятву на крови Недлу́нгам (один из родов норави́нгов) тем, что нынче хозяева Аланделе́йн. Теперь его долг верно служить короне… Десятки лет войн и интриг…

Очередное посягательство на жизнь отца правящего сегодня властителя. Покушение завершилось для него печально. Истекающий кровью от удара мечом в живот воин-маг Игна́циус успел уничтожить группу из пяти наёмных убийц, но спасти синьора не смог. Он повинно ждал палача. Но иногда вроде как смертельные ошибки дарят удачу. Тающий на руках верного слуги повелитель возвёл защитника в звание Главного мага Аланделе́йн…

Сколько всего?! Но ещё не было дня, когда манящий образ чу́дного узора на круглом медальоне из камня того, что из последних сил передала умирающая Клара, не стоял пред глазами. За превышающую двести лет жизнь Игна́циус изменил личное мнение о Ксинаалга́т, как о камне «спасителе невинных», навязанное ему, тогда ещё ребёнку наивной деревенской ведьмой. Но понимание ценности амулета и желание обладать артефактом не упало, а только возросло. И сегодня столь вожделенный предмет искушал доступностью. Он призывно разлёгся на груди праха имперского волшебника.

Окунувшийся в прошлое колдун внутренне поперхнулся. Насмешливый голос герцога окунул подчинённого в настоящее: «У трупа такой глубокий взгляд? Прилип? Не можешь отвернуться?». «Я готов к докладу, Мой Господин», – бодро ответил привыкший к метаморфозам при дворе вассал. Балансируя на тонкой грани в нарушении клятв, он умолчал о ценной находке. Зато в прочих деталях, доклад Игна́циуса обстоятельно обрисовывал предварительный результат расследования и личные выводы.

– Законы ни герцогства, ни империи о чарах не нарушены. В инциденте ворожил погибший сугубо в рамках обороны. Разбойное нападение! Не местные – подданые Пшекии, дикие резы. Убил мага пленённый простолюдин. Да и сам сановник проявил неосторожность и глупость – на нём и вина́. Гибель непременно вызовет внешнюю проверку. У моих слов есть чёткий свидетель: узор разлитого гавва́ха. Но чтобы его не потерять, я с Вашего позволения, произведу фиксацию. Заморожу картину эфира до приезда комиссии. Смерда-убийцу, мой совет, до поры оставить в живых – пригодится для повторного допроса. Тела прочих татей ценности не представляют.

Взмах синьора головой утвердил озвученное. «Честь Аланделе́йн не затронули, а имперцев придётся терпеть. Своих забот выше крыши. Неприятно, но…» – с ленцой подумал феодал. Узнику развязали ноги. Опять затолкали в рот кляп. На шею накинули наспех сделанный из копья одного из рыцарей мэнкетчер (длинный шест с петлёй для удержания за шею пленного). Тело убитого мага с посохом поместили на организованные за четверть часа волокуши. Трупы других смердов скинули в соседний овраг. «Будет чем зверушкам полакомиться», – тихо ухмыльнулся Мевре́зор.

«Не хватало проколоться!» – тревожился Игна́циус. Он не имел и тени сомнения, что не упустит попытку утаить Ксинаалга́т. Амулет спрятался у него в рукаве. «Вряд ли маг столь высокого уровня даёт куму-то отчёт, что пользует знаменитый еретический артефакт. Ксинаалга́т вдобавок по-своему уникален – он не оставляет магического следа. Попробуй разыщи! Связать пропажу амулета с нынешними событиями не так просто… У себя хранить опасно… А пленника досматривать без меня не будут. Лучше камеры тюремной нету в мире тайника!» – с обнадёживающими мыслями медальон очутился на груди у глуповатого смерда. Маг привязал верёвку-держатель артефакта к уже висевшей ленточке на шее паренька и чарами скрыл от обычных глаз.

Доклад мага удовлетворил уставшего от безделья повелителя. Прозвучал приказ – отправиться восвояси. Отряд отъехал от места происшествия туда, где поток эфира истончился и смешался с фоном. Чародей открыл спутникам портал. Кавалькада из чащи леса в один шаг проскочила на лужайку у западной стены родного замка. И унесла Ксинаалга́т от благоговейно трепещущего над находкой приёмыша Клары.

Сам Игна́циус вернулся. Лепестки истины не раскрылись над загадкой поломки стигмата. По идее надо продолжать изыскания. Но муки вожделения ценной реликвией выдавили из чиновника прирождённую пытливость ума. Вопрос так и остался открытым: маг про него просто забыл. Чего нельзя сказать про иные обязанности. Разлившийся в явном избытке колдовской эфир – источник произвольного волшебства. Без контроля не оставишь! Чародей задумал сплести плещущийся гавва́х между собой Сеть, что станет поддерживать сама себя: альтернатива не созданному им из-за нехватки сил экрану…

Девять башен каменного замка-звезды Скрепи́нтера служат могучей твердыней герцогу Аланделе́йн. Неприступные стены высятся метров на двадцать. Внутри – резиденция правителя. Не забалуешь! Крепость дышит полновесной жизнью. Перекликаются часовые… Слышен перестук молотков: кузнецы чинят то ли оружие, то ли утварь… С гулом ворочается колесо замковой мельницы. Какая же без хлеба жизнь? С плаца слышен лязг металла и крики командиров… Закрытые дубовые ворота и прикрывающие их поднятые мостки, что снаружи окованы сталью, добавляют тем, кто внутри, чувство безопасности.

Двадцати пяти метров шириной, полная вод речка Скре́пин, огибает замок с севера, востока и частично с юга. Она размеренно течёт к полуденному солнцу и в простодушии соблазняет прохладой и томным покоем. С прочих сторон замок окружает глубокий под семь метров ров. По внешнему водному периметру стоят оборонные засеки, чьи колы вкопаны в насыпной вал. Перед и после замка речку перегородили убирающиеся, когда надо, решётки мытни10, чью охрану укрепляют деревянные дозорные башни. Вблизи замка леса нет: одни луга. Незаметно подкрасться не удастся.

В Скрепи́нтер ведут всего две дороги с запада и с юга. В замке есть ещё один смотрящий на реку широкий проход в крепость на востоке. Он между Портовой и Речной башнями и располагается на высоте человеческого роста от водной глади. Его судьба – служить для разгрузки пришедших по реке судов. У южных ворот внутри замка к Гостевой башне примостились «заезжие» дворы смердов, где томятся в ожидании аудиенции цеховые, ярмарочные старшины городов и старосты деревенских общин. Их волнуют вопросы гнёта и торговли. Чуть поодаль – гостевые дома купцов. А за ними: мастерские, мельница, церковь, казармы, плац, стрельбище, конюшни, отдельные флигели рыцарей стражи, каземат, ристалище, приют маркитанток11, апартаменты для знатных гостей…

Почти вплотную к Геральдической башне примыкает высящийся над всем в замке на добрый десяток метров дворец самого герцога.

А что внутри?! По блестящему полу зала для танцев, в горячке подняв юбки и боясь поскользнуться, бежит коренастая невысокая женщина средних лет: пытается догнать маленькую фигурку девочки лет двенадцати. «Лили́, Лили́, сейчас же вернись!» – требовательно кричит преследовательница. «Я вольна делать всё что хочу. Я госпожа! А ты дура. Дура! Я тебя не боюсь!» – отвечает ей непослушный ребёнок. Расстояние между ними всё растёт. Девочка выскакивает сначала в приёмную, а затем во внутренний двор.

Солнечный луч упал на измазанный в чём-то коричневом аккуратный носик мелкой замарашки. И тут же сбежал. Лицо проказницы аномально искажала серия непрерывно сменяющих друг друга гримас. Глаза Лили́ с туповатым рвением нацелились вдаль, на открытые западные ворота. Сквозь них въезжала группа всадников. Увидав среди них вишнёвый плащ, с криком: «Папа, Папа!» – девочка безоглядно припустилась к тому, кто её так несказанно обрадовал.

Устремлённый взор вверх бегущему ничего полезного не приносит. Споткнувшись о волокуши с телом мёртвого мага, Лили́ влетела прямо головой в грудь ведо́мого за шею на длинной палке с петлёй пленника. Руки взмыли вверх в желании удержаться. Пальцы нащупали верёвочку – ухватились. Ненадёжная – порвалась. Девочка упала на коленки, а в ладони, как в сказке, очутился круглый медальон. «Какой красивый! Папа, это подарок?!» – восторженно вскричала Лили́. «Да, мой оленёнок», – выдавил удивлённый появлением из пустоты диковинного амулета герцог…

Глава 4-я. Пропажа

А глупость, простота уж гендера не знает.

И дура дураков, как ду́риков гоняет…

Вернувшийся к морю гавва́ха Игна́циус не догадывался, что Ксинаалга́т очередной раз поменяет хозяина. Он приступил к плетению. Сперва кончик трости очертил в воздухе круг. Справа от гривы лошади заалела петля пламени. Затем оттуда прокол вглубь междумирья, на границу живого с иным. В конце коридора маг сотворил «якорь»: вихрь из эфира в виде тора. Внешний поток плавно струился вправо. В центре он изгибался внутрь и закручивался влево. А внутренний повторял собрата с точностью до наоборот.

Покачивание сапфира на вершине трости, разогнало субстанцию до блеска металла и раскрасило ту под цвет кристалла в сиренево-фиолетовые тона. Из клубящихся, переливающихся волн Игна́циус принялся вить цепочки и накидывать кончиком на «бублик якоря». Тор дышал, тянул змеящийся гавва́х к себе и не позволял эфиру свободно растекаться. Строгое деление по видам требовало скрупулёзности. В каждую нить – чётко свой. Ошибка – и новая проблема незвано заявится в гости. Спонтанный контакт чар создаст нечто. Такое! Что расхлёбывать – «употеешь».

Утробный звук из чрева сопровождал щелчок безымянного и большого пальцев на правой руке. Он вытягивал из клубов волшебства тонкий «волосок», который зависал пред взором мага словно кончик нитки в руках ткачихи у дырки в ушке иголки. Затем сходная с переливами немецкой гласной «ü» протяжная мантра заставляла того уплощаться. Дальше – изменения формы (за это отвечала левая кисть). Круговой взмах указательного пальца закольцовывал созданную полоску в ленту Мёбиуса. Ну а после ещё один жест – потирания подушечек (он уже перекручивал ту в знак бесконечности). Но и это не всё! Взмах среднего изгибал кракозябру под прямым углом. А сжатие ладони в кулак уплотнял её и позволял удерживать от расползания.12 Всё! Звено для цепочки готово. «Ага! Волосок – внутрь и…» – настал черёд нового витка. Работа не прекращалась ни на минуту.

По мере удлинения плетённые «косички» развоплощались. Грани у них расплывались, текли. И окончательно они превращались в тоненькие волнистые вихри, что брали начало в скоплении гавва́ха и втекали в фиолетовый «бублик». Каждый крохотный смерч вытягивал из разнородной кучи резонирующий с ним вид эфира чар. Он понемногу сгущался, переливался и полупрозрачно пламенел собственным окрасом. А весь комплект сочно блистал всеми цветами радуги и богатством их оттенков. Цепочки из вихрей заполонили нору в обитель мёртвых. «Хватит! Остальное – для бедных», – определился уставший чародей. Он закрыл портал. Но разрыв физической связи с «якорем» не помешал контакту с «косицами». Текущие из яви (мира живых) в навь бесплотные потоки гавва́ха продолжали прочно удерживаться и наполняться.

«Пропажа крох не даст последствий», – успокоил себя довольный плодом своих трудов колдун. Он отъехал на расстояние, что смягчило смазывание одних чар другими, и с чувством выполненного долга телепортировался в Скрепи́нтер, сразу внутрь каземата. Там узнал у дежурного, в какой камере пленник. Стопы взбили пыль тюремных пролётов к желанному амулету. Здесь! В подвале на три этажа ниже в узкой комнате царил полумрак: свет попадал в неё через зарешеченное оконце в двери из озарённого факелами коридора. Прикованный цепью за щиколотку к дальней от входа стене, лежал в беспамятстве паренёк, ничком на полуприкрытом соломой полу. Игна́циус нетерпеливо перевернул тело. И…

Ксинаалга́т – исчез. Сердце громко застучало. «Что? Как?» – нервно кусая губы, приводил мысли в порядок бывший воспитанник ведьмы Клары.

Маг справился с растерянностью. Вперёд к западным воротам! Там прошёл кортеж и оттуда разумно начинать искать. Постовой вытянулся во фрунт. Он и не догадывался о том, что вглядывающийся в лицо начальник, следит не за выправкой. Зрачки солдата без какой-нибудь утайки раскрыли всё увиденное им за последние два часа. Подоплёка пропажи заискрилась как на ладони. «Опять дураки щемят мудрецов», – самокритично оценил собственный провал чародей. Но опускать жаждущие прихватить языческую реликвию руки он и не собирался. «Девчонка поиграет. Надоест и забросит. Да и я придумаю, что по ситуации, чай не впервой», – с оптимизмом и задором Игна́циус направился во дворец под «светлы очи» повелителя.

Герцога волшебник застал в зале приёмов. Пока бо́льшая часть свиты не вернулись с охоты, господин решил дать аудиенцию ожидающим. Синьор изнывал от скуки и стойко выслушивал просителей. Один за другим они пёрлись к трону, а их набралось немало. Главный маг терпеливо ждал паузы. Когда господин сам подозвал его, он доложился и в шутливой форме схитрил: «В Академии интересуются амулетом, что носил убитый Истинный. По краю уха мне пронеслось, что на пленнике нашли не подобающий для смерда талисман».

Лицо властителя закаменело в надменности. Официоз засверкал в глазах. Ирония сползла, как вода с прибрежного валуна. Твёрдые слова как камни падали слуге в мозг: «То, что упало на землю феода, по устоям ему и принадлежит. Нет разницы, кто раньше этим владел. Ни надменные маги, ни напыщенные святые отцы, ни сам Великий Император – никто не смеет поколебать требование чести!».

Вот это удар! У Игна́циуса потемнело в глазах. О Ксинаалга́т ему предстояло забыть! Интриговать, потихоньку хитрить и скрывать тонкости, изворотливый придворный чародей считал себя вправе. Но пойти против прямой воли синьора, семье которого он обязан жизнью, не мог ни по законам чести, ни по человеческой совести. Вдобавок, вассальный договор скреплялся кровью и магией. Господин получал право вершить суд над слугой в жизни и посмертии. В пределах мира, что знал Игна́циус, обойти подобный обет невозможно. И не стоит и пытаться…

Глава 5-я. Почти альбинос

Стремишься знаний блеск урвать?

В путь: каменюку воровать…

Голубое, искрящееся солнечным светом небо нависает над безмолвной, безжизненной седой вершиной. Взвивая снежные вихри, посвистывают порывы ветра. На макушке скалы прямо на снегу в позе «лотоса» сидит обнажённый молодой мужчина и не шевелится. Сомкнутые ладони поднялись пальцами вверх перед грудью. Веки намертво прикрыли глаза. Порывы хлёсткого ветра развевают белые без лишних оттенков волосы, чьи пряди спадают до плеч. На удлинённом овале лица отсутствует растительность. Прямой нос, светлые брови и сложенные с чувством безмятежности губы – как у статуи. Один струящийся из ноздрей пар выдаёт то, что человек живой.

Вдруг на кончике носа возникла большая чёрная муха. Мужчина скосил на неё левый глаз и без реакции на всю несообразность нахождения теплолюбивого насекомого на снежной вершине, где нет жизни букашкам, невозмутимо закрыл. Порыв ветра сдул гостью, но буйволиная мошка извернулась. Она спикировала и неуклюже уткнулась в снег. Замёрзла? Нет? Остаётся только гадать. В месте падения родилась прозрачная горошина и стала расти…

В мановение ока пузырь разросся до переливающейся под солнечным светом радужной полусферы ростом с крупного человека. Снег под ней на́чал таять. Зачернела земля… Зазеленели побеги травы… Распустились бутоны ранних цветов… Внутри вызрел мерцающий дымчатой пеленой овал портала. Из него шагнул темноволосый, бородатый мужчина средних лет в светлой тоге и надетых на босые ноги сандалиях. В правой руке у визитёра по локоть свисает полированная трость. Она нагло посверкивает гранями рубина, что наличием стигмата выдаёт в нём мага. Овал мигнул, исчез и оставил незваного гостя на вылезшей из небытия весенней лужайке.

«Надо же – декан факультета телепортации, маг Семнадцатого выпуска13, господин Персто́лиус! Чем такой скромный отшельник, как я, обязан снисхождением к моей личности столь важной персоны?» – спросил белоголовый и открыл глаза. Их ярко-голубой цвет перечёркивал мысль, что он альбинос.

– Иногда Академия одаривает вниманием и тех, кто в силу недостойных для будущего мага поступков с позором оставил обучение. Я просматривал бумаги, и моё внимание привлекло, что ты заявил просьбу о восстановлении. Деканат готов тебе пойти навстречу. Эжен, в пределах полномочий, что дал мне сам ректор, гарантирую два месяца доступа в библиотеку. Академия согласна снабдить тебя знаниями в рамках незаконченного тобой десятого курса…

– Есть несложная работка. Интерес – из самого верха. Успех в исполнении подарит веские рекомендации. А это, я надеюсь, ты понимаешь, крайне приблизит решение по данному прошению.

Студент-недоучка задумался… Осторожный, короткий кивок головы после краткой паузы выразил согласие. Тень пробежала по лицу колдуна: «Дурачок – заглотил крючок». Не мигая, он уставился Эжену в глаза. В голубых зеницах вереницей замелькали образы. Пазлы задачи пристраивались один к другому и рисовали детали. Четверть часа пролетели как миг. Полусфера с Персто́лиусом бесшумно схлопнулась и оставила Эжена наедине с опушаемой хлопьями снега, полной зелени и цветов лужайкой. Она затравленно дышала паром и постепенно мёрзла. Курьёз, да и только!

«Насчёт восстановления на курсе – конкретно лжёт… Но в библиотеке порыться даст. Ему пустяк, а мне прибыток. Недаром же он пришёл лично. Утрудил себя дебатами. А мог и мимоходом… Прислал бы мне на гору призрака14, да хоть в виде самого себя, и изрёк указания. Нет же – ножками притопал. Полянку с цветочками сварганил… И мне жадничать не сто́ит. Пара новых заклинаний окупит потуги по «изъятию» нужной вещицы у заносчивого высокородного синьора. Что, итак, без попутной пользы – приятное занятие. Да ещё поручение-то ни много ни мало, как от важной «шишки» из Академии!» – зачаровывая от таянья маленький кусочек льда, с лирой в голове раскидывал мыслишки молодой человек.