Корсар

– Ага, – буркнул кто-то. – Свинцом угостят и ещё раз на блюдечке вынесут.

– Кто там пасть раскрыл?! – взвился я. – Эжен? А твой мушкет тебе на кой хрен? Комаров отгонять? Видишь кого с оружием – стреляй!

Пират буркнул что-то себе под нос, его сосед толкнул его локтем, мол, замолкни. Я продолжил.

– О чём я говорил? А, да. Золото приносят, сразу уходим! Все вместе, организованно! – сказал я.

Но я понимал, сколько ни талдычь, всё равно всё пойдёт не по плану. Гладко было на бумаге, как говорится.

– Все готовы? Выходим, – приказал я.

Мы покинули пляж, укрытый небольшой полосой леса, вышли на узкую тропинку, петляющую вдоль реки. Город впереди манил и звал, кое-где виднелись жёлтые огоньки, похожие на светлячков. Я самую малость нервничал, понимая, что полсотни пиратов это всё-таки маловато для такого города, как Тринидад. На первый взгляд он казался не таким уж большим, но по мере того, как мы приближались, я видел, что защитников там явно будет больше, чем нас. Пожалуй, стоило послать кого-нибудь на разведку. Ну или действовать быстро, не давая испанцам опомниться и собраться в кучу. А по одному мы их без труда перещёлкаем.

К долгим пешим переходам моряки явно были непривычны. Некоторые вскоре начали отставать, и только буканьеры, исходившие на своих двоих половину Испаньолы, ощущали себя прекрасно. Я бодро шагал впереди, в тройке со мной оказались Муванга и Жорж, которые тоже никаких проблем не ощущали, легко выдерживая заданный темп.

Шли тихо, молча, насколько это вообще было возможно в отряде из полусотни человек. Всё равно кто-то бряцал оружием, пыхтел, тихо переговаривался с другими. Потрескивали факелы, мерцая в темноте, хрустела галька под ногами.

Вскоре мы увидели окраины Тринидада. Обыкновенные трущобы, хижины, крытые сухим пальмовым листом, самым ценным предметом в которых будет какой-нибудь медный горшок или котёл. Кто-то из парней сунулся к хижинам.

– Нет! – зашипел я. – Идём дальше!

Никакого смысла грабить эти хибары я не видел, только поднимется тревога, и в респектабельных поместьях нас встретят не удивлённые матроны в ночных рубашках, а злые мужики с огнестрелом, топорами и шпагами. Разве оно нам надо? Нет, конечно.

Вскоре начались уже районы поприличнее, начали попадаться крепкие кирпичные двухэтажные дома, лавки, конторы. Впереди виднелась белая высокая церковь. Даже удивительно, что на улицах нам не повстречался ни один охранник. Тринидад оказался маленьким сонным городком, пожалуй, даже слишком сонным.

– Начинаем, парни! Тащите всех вон туда, в церковь, собирайте туда всех! – пистолетом указал я. – Пошумим! Как начнётся стрельба, шумим так, будто нас пять сотен!

Флибустьеры рассыпались на тройки, побежали к домам, выбивая двери и бесцеремонно вламываясь внутрь. Почти сразу послышались испуганные крики.

– Вождь, куда? – спросил Муванга, нервно сжимая топор.

Я хмыкнул, задумавшись на секунду.

– Туда! Подготовим церковь к встрече гостей, – сказал я. – Да и золотишко там наверняка есть.

Муванга улыбнулся, показав белые зубы. Да уж, от такой улыбки в темноте любой испанец тут же наложит в штаны.

Мы поспешили к белой каменной церкви, которая стояла на, своего рода, небольшой площади, с четырёх сторон окружённая домами на небольшом удалении от неё. Само собой, церковь оказалась заперта, ночью там никого не было.

– Руби дверь, Муванга, – приказал я.

Негр без всякого пиетета размахнулся и ударил топором. Деревянная дверь затрещала, Муванга ударил снова. Несколько сильных ударов, и дверь не выдержала, повисла на петлях. Мы вошли внутрь, в прохладную темноту. Жорж размашисто перекрестился.

– Красиво, – протянул Муванга.

Он, наверное, впервые в жизни видел католический храм изнутри. Высокий потолок, стрельчатые арки, витражи, запах ладана. Даже на меня этот храм производил впечатление, а на необразованного негра и подавно.

С улицы вновь послышались крики и плач. Скоро, пожалуй, появятся первые заложники, надо спешить. Я быстрым гулким шагом пронёсся по церкви, хватая всё золото, что только видел, потиры, кадило, распятия, прочую утварь. Никаких угрызений совести я не испытывал. Испанцы ещё накопают или отнимут у индейцев.

Муванга тоже хватал всё подряд, но он больше удивлялся богатству, лежащему просто так, безо всякой охраны. Жорж прочитал короткую молитву, решил, что потом просто исповедуется и отмолит грех, а потом присоединился к нам, хищно раздувая ноздри.

На улице загрохотали выстрелы, снова кто-то закричал. На пороге появился Гастон, толкнул внутрь какого-то деда, вошёл, по-хозяйски осматриваясь вокруг, вслед за ним потянулись и остальные, загоняя испанцев внутрь церкви, будто пастухи своё стадо. Церковь моментально наполнилась шумом и гамом, криком и плачем. Рыдали женщины, плакали дети, кто-то громко молился, пытаясь подбодрить себя. Испанцы набивались внутрь, как селёдки в бочку.

– Тихо! – рявкнул я.

Никакого эффекта это не принесло.

– Тихо! – повторил я ещё громче и выстрелил в потолок.

Выстрел прозвучал оглушительно громко, эхом прокатываясь по церкви. Повисла звенящая тишина, только снаружи продолжали греметь выстрелы.

– Так-то лучше, – хмыкнул я. – Город захвачен! Я назначаю за него выкуп в тридцать тысяч песо! Если выкуп не будет собран, то мы сожжём город! А церковь взорвём вместе с вами!

Напуганные испанцы зашептались, переводя мои слова тем, кто не знал французского, и обсуждая сумму между собой. Довольно крупную для такого городка, но я не сомневался, что такая сумма наберётся.

– Времени даю до полудня, – сказал я.

– Это невозможно! – воскликнул какой-то пожилой мужчина в белом колпаке и ночной рубашке.

Мне вдруг подумалось, что нужно было напасть днём, чтобы по одежде сразу было видно, кто есть кто, с кого можно взять выкуп, а кто не представляет интереса. В следующий раз буду знать.

– Не советую меня сердить, сеньор, – сказал я. – Я быстро начинаю злиться. А когда я злюсь, время бежит быстрее, понятно?

Он испуганно закивал и отошёл чуть назад, пытаясь слиться с толпой.

– Гастон! Жорж! Эжен! – позвал я. – Охраняйте этот сброд. Муванга, пойдём пройдёмся, посмотрим на городок. Не то мы пропустим всё веселье.

В крови бурлил адреналин, настроение было приподнятое и боевое. Я даже и не предполагал, что нам удастся захватить Тринидад так просто, даже без кровопролития и пальбы. Отдельных смельчаков, хватающихся за оружие, я в расчёт не принимал, я-то ожидал организованного сопротивления. Но испанцы попросту не успели ничего предпринять. С моими тройками НКВД разговор короткий.

Теперь можно было всласть пограбить опустевшие дома, пока флибустьеры продолжали загонять обезумевших от ужаса горожан в церковь, к остальным. Добыча будет на зависть всем, в этом я был уверен.

Глава 11

Тринидад вяло сопротивлялся. Едва мы с Мувангой вышли на улицу, как пуля просвистела мимо моего плеча и выбила каменную крошку из стены церкви. Какой-то испанец стрелял с крыши дома. Муванга в тот же момент вскинул мушкет, прошептал что-то и выстрелил. Наповал. Испанец выронил свой мушкет и свалился на площадь уже мёртвым.

– Что ты шептал такое? – спросил я.

Муванга деловито перезаряжал мушкет, забивая в ствол новую пулю.

– Духа мушкета просил убивать, – сообщил он.

– Хм. Так это же пуля убивает, а не дух оружия, – протянул я.

Негр просто глянул на меня, как на круглого дурака. Спорить и переубеждать расхотелось, пусть верит, во что хочет, если это помогает ему лучше стрелять. А выстрел и впрямь был хорош.

Пираты продолжали загонять несчастных горожан в церковь, вовсю орудуя прикладами мушкетов. Другие выносили из домов и хижин всяческие ценности, вываливая их прямо на улицу, из конюшен выводили мулов и лошадей, тут же навьючивая их добычей. Грабёж шёл полным ходом, пираты почти полностью завладели Тринидадом, застав всех врасплох.

Мы с Мувангой выбрали себе усадьбу побогаче, ещё никем не тронутую, выломали дверь, сунулись внутрь. Там нас уже поджидали. В роскошной гостиной мальчишка, возрастом чуть младше Андре-Луи, выставив огромный нож перед собой, закрывал от нас двух напуганных до полусмерти женщин. Я даже на секунду замешкался. Муванга оказался проворнее, прикладом мушкета ударил мальчика по рукам, нож упал, звякнул по паркету, испанец сунулся за ним, но тут же получил прикладом снова, на этот раз в грудь.

– Пошли! – приказал Муванга. – Живо!

Женщины взвизгнули, подхватили упавшего мальчика за руки, прижимая к себе. Пришлось выволакивать их силой.

– В церковь! Темпле! Да идите уже, мать вашу, рапидо! – подталкивая всех троих и мешая сразу несколько языков, ругался я.

Муванга тем временем поднялся на второй этаж, хватая всё, что он считал ценным. Бронзовые подсвечники, вазы, посуду, даже алебастровую скульптуру Афродиты он зачем-то сунул под мышку, так что его пришлось немного угомонить.

– Муванга, брось это всё, потом заберём! Потом, понятно тебе? – приказал я.

– Да, вождь, – расстроился он, прямо там же бросая всё награбленное.

Афродита упала на пол и разбилась, негр покосился на осколки и протяжно вздохнул. Я только хмыкнул, не понимая, чего он расстраивается, подобных скульптур мы сможем купить хоть целый вагон, но, с другой стороны, это была именно та самая, единственная. История вещи порой не менее важна, чем сама вещь.

Мы вернулись в церковь, в которой хозяйничал Шон, устроив целый конвейер по обыску, всех испанцев по очереди избавляли от ценностей, невзирая на внешний вид и социальный статус. С несчастных испанцев под угрозой смерти срывали кольца, серьги, браслеты, цепочки. Золото и серебро бросали в мешки, наполненные мешки уносили на улицу и навьючивали на мулов, орущих мулов потихоньку начинали перегонять к берегу. Процесс был отлажен, насколько возможно.

Троицу своих испанцев мы тоже втолкнули внутрь, в очередь, и я подошёл к Шону, который хмуро командовал обыском, сжимая в руке абордажную саблю. Пожалуй, местные от одного только его вида готовы были расстаться с ценностями.

– Ну как? – тихо спросил я.

– Тысяч на пятнадцать уже есть, – обронил ирландец. – Это только здесь.

Я присвистнул. Неплохой улов для такого городка, как Тринидад. А если посчитать ещё и награбленное в домах, и возможный выкуп за город, то сумма выходила вовсе космическая. Полмиллиона экю из Маракайбо уже не казались такими фантастическими.

– Наши потери? – спросил я.

– Пока двое, – ответил Шон.

– Понял, занимайтесь, – ответил я.

Пора было снова идти в город. Там по-прежнему щёлкали выстрелы, и где-то к востоку отсюда пальба переходила почти что в канонаду, не замолкая. Похоже, там было жарко, а значит, нужно было спешить на помощь. Я обвёл взглядом толпу.

– Эмильен! Жорж! Муванга! – позвал я. – Мушкеты заряжены?

– Обижаешь, кэп, – нахмурился Жорж.

– За мной, – приказал я. – Парням надо помочь.

Мы вышли, растягиваясь в цепь, лёгкой трусцой побежали по узким улочкам туда, где слышались звуки выстрелов и крики.

– Старая гвардия снова в деле, да? – мрачно хмыкнул Эмильен.

– Лучшие из лучших, – отозвался я.

Бой шёл за какое-то поместье, двухэтажное и просторное, и испанцы, засевшие внутри, отстреливались с балкона и из окон, не давая никому из наших даже высунуть нос. На земле уже лежал мёртвый флибустьер, один из голландцев. В полумраке его кровь на песке казалась чёрной. Остальные укрывались за невысокой изгородью, низко пригибая головы.

– Капитан! – взъерошенный Гастон подбежал к нам, низко пригибаясь.

С ним было ещё четверо, они стреляли из мушкетов по очереди в сторону поместья, особо даже не пытаясь целиться. Испанцы отсиживались в укрытиях, лишь изредка пытаясь пальнуть в ответ, видимо, уже начали экономить боеприпас. Здесь точно не помешал бы пулемёт. Всё сразу стало бы совсем иначе.

– Сколько их там? – спросил я.

– Человек семь… Шесть, одного точно подстрелили, – затараторил Гастон. – Суки, Вильяма подстрелили, сходу, мы даже подойти не успели, сразу же по укрытиям, давай тоже палить…

– Ну, тихо, тихо, я понял. Выкурить их не пробовали? – спросил я.

– Что? Нет, – ответил Гастон.

– Сейчас тогда, подожди минутку, – сказал я.

Я быстро осмотрелся, нашёл взглядом ближайшую конюшню, побежал туда. Разбуженные лошади испуганно ржали, но мне они были не интересны. Сено, вот что мне было нужно. Я взял целую охапку, выбежал на улицу. Гастон пристально глядел за моими действиями, остальные были заняты испанцами, перестреливаясь с защитниками усадьбы. Я взял пучок сена, обвязал его соломиной, чтобы он не развалился в полёте, подбросил на ладони. Это вам, конечно, не РДГ-2, и даже не серная шашка от клопов, но тлеть и дымить должно тоже неплохо.

Гастон быстро понял, чего я хочу, помог накрутить ещё подобных пучков. Высекли искру, подожгли один, раздули потихоньку. Белый густой дым повалил, будто из паровозной трубы.

– Задайте им жару, парни, я подберусь поближе! – воскликнул я.

Флибустьеры открыли огонь, стреляя один за другим и не давая испанцам высунуться, а я подбежал с тлеющим сеном и забросил его прямо на балкон усадьбы. Гастон забросил другую в распахнутое окно, а следом поджёг ещё один пучок и тоже забросил внутрь.

– Долго они там не просидят! – воскликнул я.

Несколько испанцев высунулись с мушкетами, но их тут же меткими выстрелами сняли наши буканьеры. Из окон начал валить серый дым, что-то громыхнуло внутри.

– Сейчас сено прогорит и рвём внутрь, возьмём их в сабли! – крикнул я.

Я вытянул из перевязи пистолет, взвёл курок, присел, укрывшись за изгородью. Но что-то пошло не так. Из окна вырвался всполох пламени, испанцы, кашляя и крича, полезли наружу. Некоторые даже без оружия, однако нам было всё равно, флибустьеры убивали всех подряд.

Из окна снова полыхнуло, дым превратился в чёрный, поднимаясь высоко вверх. Красное пламя лизнуло крышу, перекидываясь по балкам, что-то затрещало. Я, опустив руки, наблюдал, как богатую усадьбу, наверняка забитую предметами роскоши, безжалостно охватывает огонь. Да, в этот раз идея с дымом не сработала, вернее, сработала не так, как я хотел.

– Уходим, – мрачно произнёс я, глядя на пламя, пляшущее багровыми отсветами на крыше усадьбы.

– Кэп, может, успеем взять чего? – тоскливо спросил Гастон.

– Нет, – отрезал я. – Уходим. Сейчас и огонь дальше пойдёт.

Ветер как раз дул на запад. Этот пожар никто не будет тушить, будто нам больше делать нечего. Выпускать горожан из церкви я тоже не собирался. А значит, искры и пламя полетят дальше по крышам, сжирая один дом за другим. Досадно, но что поделать. А хуже всего то, что выкупа за город нам не видать.

Глава 12

Мы поспешили обратно к церкви, по дороге зазывая всех с собой. Нужно было сматывать удочки. Желательно полным составом.

Тринидаду, видимо, суждено было сгореть. Впрочем, я не слишком-то расстраивался, понимая, что ограбить каждый дом, отыскать все тайники и забрать все ценности у нас бы не получилось при всём желании. Ну а раз Тринидад я не съем, так хоть понадкусываю, и гори он синим пламенем. Судьба его жителей меня вообще не заботила.

– Собирайте всех, – приказал я. – Уходим к кораблю. Грузите мулов, гоните к берегу.

Из церкви никого не выпускали, мы только вынесли всё награбленное. Двери, выломанные Мувангой, пришлось подпереть какой-то телегой, но я знал, что долго они не продержатся, горожане выйдут оттуда почти сразу. Поэтому надо было спешить.

– Что случилось? Что за спешка? – спросил Шон, как только я объявил ему, что нам пора уходить.

– Выкупа за город не будет, – сказал я.

– Это почему? – нахмурился он.

– Потому что города не будет, – сказал я. – Там пожар начался. Поэтому уходим, и как можно скорее. Как и планировали изначально.

– Твою мать, – выдохнул Шон. – Всё как всегда.

Самым сложным здесь оказалось собрать всех флибустьеров, увлечённых грабежом и погромом. Тем более, что некоторые уже добрались до винных погребов и запасов сангрии, которую тут же принялись нещадно уничтожать целыми бутылками. Нескольких таких борцов с алкоголем даже пришлось погрузить на телегу вместе с ранеными. Троих мёртвых я приказал тоже забрать с собой, чтобы не оставлять их тела испанцам, не то их всех повесят уже мёртвых, будут глумиться, вымещать злобу, а этого никто из моих парней не заслуживал.

Мы выдвинулись в путь, только когда уже рассвело окончательно, а огонь перекинулся на другие дома, чёрным столбом поднимаясь над городом. Пираты ворчали, что мы уходим слишком рано, что ещё очень много добычи осталось в домах, но я боялся, как бы не стало слишком поздно. Я понимал, что могу навлечь на себя гнев команды таким решением. Но мы лишились нашего единственного преимущества, внезапности, и будет гораздо хуже, если мы все здесь поляжем.

Оставалось только надеяться, что награбленного хватит, чтобы каждый получил достойную долю, которой не стыдно будет похвастаться. Если не хватит, то будет очень неловко.

Я пытался отходить организованно, навьюченные мулы шли один за другим, телеги с награбленным и ранеными в середине колонны, стрелки с мушкетами прикрывали арьергард и фланги. Но людей было всё же маловато, да и пираты не привыкли ходить строем. Кому-то стало охота поболтать с соседом и он отошёл вперёд, кто-то не выдерживал темп ходьбы и поэтому отставал, кто-то просто отходил отлить в придорожные кусты, а потом догонял и шёл уже не на своём месте, а где-то позади. Поэтому колонна быстро вновь превратилась в толпу.

И именно поэтому нападение испанской конницы стало неожиданностью.

Сзади послышался конский топот, ржание, я развернулся, пытаясь разглядеть в поднятой пыли хоть что-нибудь, вытащил пистолет на всякий случай. Раздался истошный вопль кого-то из отставших, загремели выстрелы.

– К бою! – заорал я.

Если бы мы отступали как положено, чётким строем, а арьергард не рассыпался и не растянулся, мы бы сумели отогнать испанцев одним слитным залпом, даже не подпустив их к себе. А так получилось то, что получилось.

Одно хорошо, дорога шла вдоль топкого берега, а с другой стороны была прикрыта кустами, и обойти с флангов у испанцев не выйдет при всём желании.

– Телеги ставьте поперёк! В укрытие! – рявкнул я и со всех ног рванул назад, в хвост колонны.

Воздух вновь наполнился криками и пороховым дымом. Испанцы, к их чести, тут же сообразили, что нужно делать и выслали за нами погоню так быстро, как только смогли. Пусть это была не рыцарская конница и даже не кирасиры или рейтары в полном доспехе, а просто ополченцы на крестьянских лошадках, но у них всё же были копья, пистолеты и мушкетоны, а за счёт лихой внезапной атаки они сумели застать нас врасплох.

Я подбежал к арьергарду, из облака дыма на меня выскочил всадник с пистолетом. Вид несущейся на тебя лошади и впрямь ошеломляет, поэтому я вскинул свой пистоль и выстрелил первым, прежде, чем успел даже подумать об этом, разумеется, мимо. Испанец выстрелил тоже, с силой дёрнул за поводья, едва на разрывая бедной лошади рот, начал разворачиваться, и я выстрелил ему в спину, на этот раз удачно. Испуганная лошадь перешла на галоп, а мёртвый всадник болтался в седле, будто изломанная кукла.

Пираты разрозненными группками пытались отстреливаться, прижимаясь друг к дружке, испанцы вылетали из облаков дыма и поднятой пыли, подъезжая почти вплотную, чтобы разрядить свои пистоли и мушкетоны.

– Все сюда! Отходим! – кричал я, пытаясь дозваться до своих людей сквозь шум битвы.

Флибустьеры были почти на грани паники, пришлось буквально оттаскивать их за шиворот. Если на палубе корабля каждый из них был настоящим морским волком, безжалостным головорезом и убийцей, то на твёрдой земле, да против испанской кавалерии, они явно растерялись. Я хвалил всех морских богов, что мы шли не по открытой местности, а по берегу реки, и всадники попросту не могли нас окружить. Иначе карьера молодого перспективного корсара могла бы оборваться, едва начавшись.

Наконец, испанцев удалось отогнать, но я понимал, что это ненадолго. Короткая передышка, перегруппировка, и они снова бросятся на нас. Мы быстро собрали наших убитых и раненых, забросили на телеги и поспешили дальше. Берег звал и манил, и никогда ещё я так не радовался виду каменистого пляжа, по которому и пройтись-то было неприятно. «Поцелуй Фортуны» качался на волнах, ожидая, когда мы выйдем к нему.

– Грузите всё в шлюпки, живее! – орал я, быстрым шагом прохаживаясь мимо всей колонны. – Раненых в первую очередь! Телеги полукругом!

Я взял мушкет, ещё пятерых буканьеров заставил сделать то же самое, мы укрылись за телегой, выжидая, когда появятся испанцы. В том, что они появятся, я нисколько не сомневался. Но вылетать на пляж верхом они не стали, видимо, спешились где-то в отдалении и полезли через кусты, я заметил шевеление в придорожных зарослях. Пальнул наугад, раздался вопль, и тут испанцы, поняв, что их заметили, бросились в атаку.

– Огонь! – рявкнул я, едва ополченцы Тринидада высунулись из своих укрытий.

Первый залп просвистел над пляжем, будто серпом собирая чудовищный урожай, ополченцы валились наземь один за другим, но их было слишком много, а отступать им не позволяла знаменитая испанская гордость. Я поочерёдно разрядил все четыре пистолета в сторону врагов. Сердце колотилось, как бешеное.

Свистели пули, гремели выстрелы, первая шлюпка, нагруженная ранеными, ушла к бригантине, а мы остались охранять добычу, и раз уж грузить было пока некуда, все остальные тоже присоединились к сражению. Отстреливаться от испанцев всё же было безопаснее, чем грузить мешки под огнем.

Было жарко. Во рту стоял кислый привкус пороха, безумно хотелось пить, но всё это было некогда, времени оставалось ровно на то, чтобы перезарядить мушкет и снова пальнуть в сторону врага, надеясь, что сквозь завесу бело-серого дыма будет видно хотя бы одного, чтобы можно было надёжно прицелиться.

Испанцев явно набралось больше, чем нас, отомстить пиратам за пережитый ужас и унижение возжелали очень многие, но далеко не все они были профессиональными солдатами, привыкшими к грохоту мушкетов, пороховому дыму и видам смерти.

Шлюпка вернулась, флибустьеры вновь начали закидывать внутрь награбленное, низко пригибаясь, чтобы случайная пуля не поставила жирную точку в самом финале этого карнавала.

Я оглянулся на них, посмотрел, кто сидит на вёслах.

– Себадуку, скажи Клешне, пусть поверх голов залп из пушки дадут! – крикнул я.

Негр что-то прощёлкал и просвистел, а я вернулся к сражению, снова разряжая мушкет в сторону белого облака дыма.

Шлюпка снова ушла, выстрелы начали становиться всё реже. Пороховница была уже почти пуста, и я отчаянно надеялся, что остатков мне хватит на всё. Я был не единственным, у кого уже кончались припасы, флибустьеры делились друг с другом, некоторые уже сжимали в руках сабли, готовясь по первому зову броситься в рукопашную, но тут бригантина дала финальный аккорд, нестройным бортовым залпом постригая верхушки деревьев, под которыми укрывались испанцы. Этого, однако, оказалось достаточно.

Испанцы дрогнули и побежали.

Глава 13

Едва мы отошли от побережья Кубы, я приказал держать курс на юго-восток, а сам тут же принялся резать и шить, сам ещё не успев отойти от пережитого. Руки дрожали от усталости и стресса, и я даже позволил себе опрокинуть стопарик бренди, надеясь, что от этого они перестанут дрожать. Стало чуть легче, но ненамного.

В этой заварушке убитыми мы потеряли девятерых, ещё четверо оказались тяжело ранены, а легко раненых насчитали больше десятка. Я даже в какой-то момент пожалел, что вообще задумал этот налёт, мы едва не обломали себе зубы об этот городок. А если смотреть трезво, то это был полный провал. Да, мы взяли добычу, и вроде бы довольно неплохую, но при этом едва унесли ноги, а сам город сожгли самым нелепым образом. В общем, результат операции наводил уныние.

Так что бренди в этот вечер я допил целиком, заперевшись в каюте. День и правда выдался тяжёлым. Бригантиной управлять могли и без меня, моё присутствие, чтобы дойти до Тортуги, не требовалось, в способностях команды я был уверен на все сто, поэтому я предпочёл бездельничать и пить.

Как потом выяснилось, зря. Едва я прикончил остатки бренди, и в голове приятно зашумело, прогоняя тоскливые мысли, как в дверь каюты кто-то постучал.

– Кто?! – рявкнул я.

– Андре! Открой! Это я, Шон! – послышалось из-за двери.

Любого другого я бы, наверное, отправил восвояси, но не его. Пришлось встать, пройти к выходу, отчаянно сражаясь с удивительно сильной качкой, и открыть засов.

Ирландец вошёл, чуть прихрамывая, посмотрел на меня удивлённо.

– Ты чего это? – спросил он.

Пустые бутылки катались по полу вслед за каждым креном «Поцелуя Фортуны», периодически сталкиваясь и звеня.