Золотая птица

Оксана Бондаренко

Золотая птица

Вместо предисловия

«Не было бы счастья, да несчастье помогло». В детстве меня эта пословица всегда вводила в ступор. Как это? Разве горе может сделать кого-то счастливым? Но по мере взросления я и в своей жизни начала замечать, что некоторые сложные ситуации в итоге приводили к положительную исходу − результатам, выводам, иногда просто полезному опыту.

Так случилось и в больнице, где я провела со своим полуторагодовалым сыном десять дней. Для меня это был один из самых тяжёлых периодов в моей жизни. Я никогда не забуду утро, когда моего кроху отняли у меня и понесли в операционную на руках, а он смотрел на меня испуганными глазами, не понимая, что происходит. Я никогда не забуду момент, когда через несколько часов его привезли привязанного бинтами к кушетке. Малыш был ещё под действием наркоза и стонал, а из крохотного тела торчало одновременно пять различных катетеров. Я никогда не забуду последующие несколько дней, когда мой обычно бодрый и весёлый мальчик, не вставал с кровати, ничего не хотел и только смотрел на меня угрюмым взглядом.

Мне говорили, что я сильная, ведь за все десять дней я ни разу не расплакалась. Они просто не видели, как отвернувшись в нашей палате лицом к стене, я в отчаянии кусаю губы.

Зато пока мы с сыном пребывали в больничном «заточении», каких только людей я не встретила, каких историй не наслушалась. Каждый день я видела врачей и медсестёр за их работой. Далёкий и непонятный мир детской хирургии был у меня на расстоянии вытянутой руки. Мне как будто дали немножко подсмотреть как живут врачи. Помимо персонала я познакомилась со множеством других мам, слушала их рассказы – смешные, грустные и такие, которые заставляли восхищаться человеческой силой воли и духом.

Чтобы не сойти с ума и хоть как-то облегчить свои будни, я открыла телефон и начала печатать туда всё подряд – свои впечатления, свои наблюдения и услышанные истории. В итоге всё это так тесно переплелось между собой, что получилось одно большое произведение. В нём выдумано только процентов десять, всё остальное это настоящие события. Даже герои «срисованы» с реальных людей, у каждого есть свой прототип, который я встретила в больничных стенах

Выходит, не случись с нами больницы, у меня бы не было такого материала, и эта книга не появилась бы на свет. Но знаете, читателям пожелаю всё-таки не попадать в больницы − ни во взрослые, ни в детские. Здоровья вам и вашим близким.

Часть I. Дима

Глава 1

«Так, как она там написала? Три зелёных, два синих и ещё три…Блин, забыл. Интересно, а в виде динозавра можно найти? Хотя, нет. Шарик, в виде динозавра? Фигня какая-то. Но Сашка бы точно оценил».

«Звяк-звяк-звяк», − отвлекло Диму от мыслей бряцанье использованных инструментов об медицинский поднос. Это медсёстры уже начали убирать помещение после очередной операции. Он же машинальным движением снял окровавленные перчатки и одноразовый халат, подошёл к раковине вымыть руки, поднял глаза на часы. Стрелки показывали всего лишь начало третьего.

«А может заехать в книжный, да посмотреть какую-нибудь красочную энциклопедию? На кой чёрт ему эти шарики, большой парень уже!» − с этими мыслями Дима поспешил из операционной к себе в кабинет. У его сына сегодня был день рождения и ему очень хотелось порадовать мальчишку чем-то необычным. Хотя бы тем, что папа вернётся с работы вовремя.

***

Дима Агафонов работал детским абдоминальным хирургом в местной больнице. Его врачебная карьера развивалась очень стремительно. Правда, он сам не раз задавал себе вопрос, благодаря чему это произошло – таланту или стечению обстоятельств?

Когда заканчивал школу, сомнений о том, чтобы идти в медицину не оставалось. Отец был неврологом, мать − педиатром. Он вырос в окружении толстенных врачебных энциклопедий, наглаженных халатов и запаха лекарств. Семью Димы знали и уважали все в городе, поэтому самым пылким желанием его юности было продолжить благородную врачебную династию. Юноша без труда поступил в столичный медицинский ВУЗ. Ради заветной профессии ему на десять лет пришлось покинуть стены родного дома. Сначала шесть лет на дневном факультете, потом два года ординатуры и ещё два года практики в одной из бюджетных больниц. Он бы мог продолжать и дальше строить карьеру в большом городе, но обстоятельства сложились иначе. Отец сильно начал сдавать по здоровью, поэтому молодой врач был вынужден вернуться в родной город. Но нельзя сказать, что Диму сильно это расстроило. Жизнь в столице всегда была ему не по нраву – много шума, суеты. Москва отнимала уйму энергии и сил, а в профессии врача это были ключевые вещи. Вдобавок ко всему, вернулся он не один, а с новоиспечённой супругой.

С Катей они познакомились, когда Дима сдавал выпускные экзамены. Будущая жена тогда была только на «экваторе» своего обучения на дизайнера. Их роман сначала был лёгким и ни к чему не обязывающим. Оба были погружены в учёбу и работу, поэтому совместно проведённое время скорее казалось некой разновидностью отдыха, способом отвлечься от трудовых будней. Общие знакомые говорили, что «эти двое не пробудут долго вместе, хотя пара из них вышла бы неплохая». Дима был невысокого роста и среднего телосложения. Тёмно-русые волосы обрамляли открытое лицо с тонкими чертами лица и голубыми глазами. Приятная внешность, благородная профессия в совокупности со скромностью и серьёзностью, делали его особым объектом внимания девушек. Но как не старались сокурсницы охмурить симпатичного будущего хирурга, все попытки были тщетны. Со всеми парень общался хорошо и по-дружески, но держал дистанцию. Друзья подшучивали над ним и делали ставки, какой же должна быть девчонка, которая покорит его сердце. К их удивлению, его выбор пал на Катю, хотя внешне она ничем особенным не отличалась от остальных его поклонниц. Ростом с Диму, с пышным каре светлых волос и огромными ярко-зелёными глазами, которые же с первого же дня их знакомства, смотрели на парня с восхищением и неподдельным вниманием. В отличие от своего избранника, Катя была весёлой, энергичной и лёгкой на подъём. Возможно, именно поэтому ею заинтересовался будущий врач, ведь самому ему этих качеств как раз и не доставало. Диму покорила в девушке эта взбалмошность и прямолинейность, Катя же наоборот очень ценила Димину рассудительность и спокойствие. Он был старше её на несколько лет, поэтому она в нём видела некий образец профессионала в своём деле и просто хорошего человека, к которому нужно стремиться.

Несмотря на эти различия, оба потом заметили, что у них много общего. Им было хорошо вместе, поэтому расставаться по окончанию очередных выходных становилось всё сложнее. Следующий этап у них начался с зубной щётки, которую Дима как-то забыл в Катиной квартире. Вслед за щёткой на ванной полке, среди изящных косметических баночек девушки, поселился солидный станок для бритья и одеколон. Когда Дима притащил с собой запасной комплект медформы со словами − «На всякий случай пусть будет и тут», Катя не выдержала и предложила съехаться.

Ребята уже вовсю готовились к скромной свадьбе и большому путешествию, когда от матери Димы начали поступать тревожные звонки с робкими вопросами о возможности вернуться. К тому же, в их местную детскую больницу требовался хирург, а зная Агафонова младшего и всю его семью, не оставалось никаких сомнений, что мужчину примут на эту должность с распростёртыми объятиями. Но Дима сомневался. С одной стороны, он уже начал обустраивать свою семейную жизнь здесь, в Москве, и наработал кое-какую практику, с другой стороны понимал, что жить в столице ему не нравится, да и в провинциальном стационаре опыта можно набраться больше и быстрее. Это здесь, в мегаполисе, ему ещё несколько лет придётся быть в ролях третьего хирурга и выполнять самые простые манипуляции, а в маленьком городе выбирать не приходится, хороших специалистов мало. И уж тем более тех, кто работает с детьми.

Сделать непростой выбор помогла Катя, завив, что за Димой готова ехать куда угодно. Работа дизайнера позволяла работать удалённо из любой точки мира, а сдача квартиры, подаренной ей когда-то родителями, давала и пассивный доход и чувство финансовой безопасности.

Словно в подтверждение серьёзности своих чувств, почти сразу после переезда Катя забеременела и подарила мужу сына Сашку. С малых лет мальчик был окружен помимо любви, ещё и внимательной опекой. Бабушка-педиатр не дарила конфет и как могла укрепляла здоровье внука. Катя же начала увлекаться методиками раннего развития, а полученные знания сразу тестировать на собственном ребёнке. Возможно поэтому мальчишка и вырос смышлёным, бойким и любознательным. Дима видел в Саше продолжение себя и своего отца и был уверен, что сын унаследует любовь к медицине. Но пока что мальчик проявлял интерес к различным опытам и динозаврам. Сидя за своим пока ещё игрушечным микроскопом, мальчик всерьёз уверял отца, что намерен стать учёным и изобрести лекарство от всех болезней. Дима по-доброму смеялся, но в душе чувствовал, что сын, похоже, переплюнет его самого.

У Агафонова, в его родном городе, жизнь складывалась хорошо. Как он и предполагал, практики в провинциальном стационаре было больше, работу он любил и относился к ней ответственно, за что очень быстро приобрел популярность и авторитет у всех местных жителей. С деньгами тоже проблем не было. К тому же, ему довелось работать под руководством талантливейшего врача и просто мудрого человека. Заведующий детским отделением хирургии Кондратьев Владимир Павлович с первого дня их знакомства стал для Димы не столько начальником, сколько наставником и примером для подражания. Он оперировал уже тридцать лет, а количество спасённых им жизней давно перевалило за тысячу. Старший хирург очень быстро разглядел потенциал в своём новом коллеге и вскоре стал брать Диму на самые сложные операции, доверяя делать некоторые сложные манипуляции под своим чутким наблюдением. В московской больнице молодой врач о таком и мечтать не мог. Помимо своего высочайшего профессионализма, Владимир Павлович сразу расположил к себе Диму и своими простыми человеческими качествами. Несмотря на солидный возраст, мужчина поражал своей живостью ума и энергичностью.

Кондратьев ушёл из жизни неожиданно для всех. Это был день, который уверенной чертой разделил всю жизнь молодого хирурга на «до» и «после». День, с которого начался его невероятный взлёт и одновременно крутое падение вниз.

То утро, когда ему позвонили из больницы и сообщили, что Владимир Павлович скоропостижно скончался от инфаркта миокарда, он запомнил в мелочах. Помнил, как ещё неподвижно стоял, глядя в одну точку минут пять, не веря услышанному, как его потом обняла Катя, как потерянный добрался до работы и вошёл в больницу. Но долго пребывать в состоянии шока ему не дали. Едва Дима зашёл в своё отделение, его на пороге встретил главврач, Жданов Алексей Юрьевич, и сообщил, что с сегодняшнего дня Дима становится и.о. заведующего. Все попытки мужчины возразить, что он не готов, молод и у него мало опыта, тут же встретили жёсткий отказ со стороны главврача. И не безосновательный. Хирург так и не нашёл что ответить на довод – «А кого ты мне предлагаешь назначить кроме тебя? Нет, никого, Дима, нет. Я найду нового заведующего, обещаю. Но на это нужно время. А пациенты ждать не могут. Иди работай».

И Дима работал. Много. За двоих – за себя и Владимира Павловича. Теперь на нём лежала двойная ответственность – мало того, что ему в принципе нельзя было допускать ошибок, так теперь, в память о своём медицинском кумире, он старался делать всё на том же высоком уровне. Постепенно Дима свыкся с новой ролью, благо что на подхвате всегда было ещё два младших хирурга – Стас Новиков и Виталий Данченко – достаточно толковых ребят, менее опытных. Поэтому все решения приходилось принимать Диме, большинство операций и манипуляций тоже делать самому. То, что хирургия – это командная работа, он почувствовал на себе почти сразу. При жизни Владимира Павловича система была налажена – был график дежурств, в операциях тоже была очерёдность. И как только одного звена не стало, вся цепочка разрушилась. Теперь Дима нёс двойную нагрузку, что не могло не сказаться и на качестве его жизни – он всё позднее стал возвращаться домой, почти не бывало такого выходного, чтобы его не вызвали в больницу, а об отпуске можно было даже не мечтать.

Дима целиком и полностью стал отдавать свою жизнь работе. И это конечно же начало отражаться в семье. Поначалу Катя всё понимала и принимала, и даже гордилась за оказанное мужу доверие. Но шли недели, потом месяцы, а новый заведующий не находился. При этом, время, проведённое Димой со своими близкими, уже начало исчисляться не в днях, а в часах. Да и то, из этих совместных часов Дима часто в мыслях был где-то у себя в кабинете или операционной, но никак не за столиком в кафе, куда они пришли втроём в воскресенье. Катя терпела молча. И это стоило ей огромных усилий, потому что по характеру она была из тех девушек, про которых говорят: «Этой палец в рот не клади, всю руку откусит». Она предпочитала сразу говорить вслух, что думает, а проблемы решать быстро. Когда она получала очередное: «Извини, сегодня задержусь» от мужа, внутри неё будто что-то разгоралось. Сначала это было жжение от недовольства, потом закипала смесь от обиды и злости, а спустя несколько месяцев таких сообщений ей стало казаться, что полыхающей внутри неё яростью можно испепелить всё отделение детской хирургии, больницу, и городок в целом. Тем не менее, она ничего не писала в ответ, а просто ждала мужа дома, чтобы выплеснуть весь этот шквал эмоций. Но когда через несколько часов, в квартиру тихонько, боясь разбудить Сашу, заходил падающий от усталости Дима, Катя ничего не могла сказать. При виде супруга, она начинала себя корить за свой негатив, снова возвращалась к мыслям, что нельзя ругаться из-за работы, пыталась убедить себя, что так будет не всегда, и молча шла разогревать давно остывший ужин. Так, пожар внутри неё как-то сам по себе затухал. Но где-то глубоко внутри оставались тлеющие угли, готовые разгореться при первом же порыве ветра. Когда этот ветер задует, было лишь вопросом времени.

***

Сегодня, в день рождения Саши, Диме несказанно повезло. Последнюю операцию он закончил в два, потом сделал обход, немного посидел над бумагами, и начал собираться домой в пять вечера. Ещё утром он пообещал сыну, что сегодня вернётся пораньше, чтобы в кругу семьи вручить подарок и отметить праздник. В приподнятом настроении мужчина переоделся, надел куртку и уже перед выходом из кабинета достал телефон, чтобы ещё раз прочитать, какие именно шарики просила купить Катя. В этот момент в дверь постучали.

– Дмитрий Игоревич, там мальчика на скорой привезли, экстренный случай, – не дожидаясь приглашения, в кабинет заглянула медсестра Светочка.

Для пациентов она была Светланой Александровной Скворцовой, но всё отделение хирургии прозвало её Светочкой, как только она появилась в стенах больницы. В первую очередь, из-за возраста. Среди остального персонала она была младше всех и только окончила медицинский колледж. Во-вторых, из-за милого личика и детского добродушия. Маленькие пациенты любили её больше всего. Светочка к каждому находила подход, успокаивала от уколов и устраивала кукольные мини-спектакли из бинтов перед перевязкой. Только к одному человеку девушка так и не смогла найти подход – к своему прямому начальнику. Поначалу Агафонов не воспринимал всерьёз то, какими восторженными глазами смотрела на него медсестра. Он к таким взглядам давно привык, да и у Светочки это было первым местом работы. Ощущение собственной важности, причастность к большому и сложному миру хирургии – Дима и сам когда-то таким был, носился по коридорам за врачам чуть ли не с щенячьим восторгом. Только вот время шло, Светочка к работе попривыкла, а смотреть на врача с широко распахнутыми глазами и порозовевшими щёчками не перестала. Агафонов про себя только усмехался и старательно делал вид, что ничего не замечает.

Сейчас лицо медсестры было взволнованным. Но Дима был настолько погружен в свои мысли, что не придал этому значения.

Врач вернул обратно на вешалку только что снятую куртку, в сердцах проклиная день, когда решил стать хирургом.

– Дима! – Светочка перешла на менее формальный тон. – Я говорю случай экстренный, ты чего стоишь?

– Да какой случай у нас не экстренный, Свет? – раздражённо спросил Агафонов. Но, встретив изумлённый взгляд медсестры, поспешил добавить. – Сейчас переоденусь и иду. Расскажи пока, что там случилось.

Врач задвинул ширму, а Светочка начала вслух читать информацию, которую уже успела записать в карту со слов фельдшера скорой помощи.

– Мальчик, восемь лет. Селиванов Никита. ДТП. Тридцать минут назад забрали с перекрёстка на Ленина и Озёрской.

– Твою ж…! – выругался из-за ширмы Дима, – Почему именно сегодня? ДТП – это автоматически минимум часа два!

– Что? – переспросила медсестра.

– Ничего, продолжай.

– Доставлен в отделение с тупой травмой живота, ЗЧМТ1, закрытый перелом левой голени.

«Хороший из меня выходит отец, ничего не скажешь, уже который раз не могу сдержать обещание. Ладно, вырастет – поймёт», – подумал про себя врач.

– В какой палате? – коротко спросил он, выйдя из-за ширмы.

Круглые глаза Светочки смотрели на Диму с удивлением и непониманием.

– В операционной уже, говорю же, случай экстренный.

В сопровождении медсестры Дима вышел из кабинета. В холле он сразу увидел маму Никиты. Ему даже не требовалось официальное знакомство, чтобы это понять. За свою карьеру Агафонов видел немало родителей, поэтому уже привык не обращать внимания на полные страха и волнения глаза, на дрожащие и заламывающиеся руки, на нервную быструю походку взад-вперёд. Но при первом же взгляде на Селиванову, стало ясно что дело плохо. Её глаза опухли от слез. Обняв себя за плечи, она покачивалась на одном месте и пустым взглядом смотрела в одну точку.

– В двух словах и быстро – что произошло? – обратился к ней Агафонов, нажимая одновременно кнопку лифта.

К его удивлению, женщина моментально собралась и начала отрывисто говорить:

– Сбила машина, на перекрёстке. Шёл с отцом за руку. На зелёный. Удар пришёлся на Никиту, он упал на мужа. Я всё видела, на другой стороне их ждала. Скорая, полиция, вот мы здесь.

– Хорошо, спасибо, – кивнул Дима и вошёл в лифт.

В операционной уже кипела работа – анестезиолог занимался наркозом, суетились медсёстры. Одна из них сразу же подошла и надела на Агафонова одноразовый халат. Стас Новиков, второй хирург, осматривал ногу мальчика. Дима перевёл взгляд на пациента и невольно вздрогнул. Каждый раз перед входом в операционную он настраивался и, когда входил в помещение, уже не видел на столе детей – перед ним был только рабочий материал. Но сегодня впервые ему этого сделать не удалось. Слишком был расстроен оттого, что снова разочаровывает Сашу. Вдобавок ко всему, на столе лежал мальчик очень похожий на его собственного сына – такой же худощавый, с тонкими чертами лица и по-хулигански вздёрнутым носом. Только выглядел он неважно – светлые волосы перепачкались грязью и скатались на лбу, лицо было мертвенно белым, с какой-то неестественной желтизной, всё тело покрыто ссадинами и синяками, а в области живота образовалась большая гематома.

Диме увиденная картина сразу не понравилась. Он лихорадочно перебирал в уме возможные повреждения, но по внешним признакам почти был уверен в диагнозе.

«Восемь лет, как Саше. И что мне делать? Одно неверное движение и всё…А если там вообще уже ничего собрать?» – обычно деловитый и собранный, сейчас врач стоял погруженный в свои мысли и безучастно смотрел на пациента, как будто не понимая как к нему подступиться.

Неизвестно, сколько бы ещё Дима пробыл в немом оцепенении, если бы не Стас.

– Дим! Дима! – позвал он своего начальника. Когда они все работали под руководством Владимира Павловича, то конечно звали друг друга просто по имени. Поэтому, несмотря на повышение Димы, до сих пор продолжали общаться на равных.

– А? Что?

– Что с тобой? Мы работать будем? Времени мало.

Последняя фраза подействовала на хирурга магически. Времени мало, это точно. Надо собраться.

– Да, да. Что с ногой?

– Скорее всего трещина, не перелом.

– Уверен?

Стас помолчал секунду и обиженно добавил:

– Дмитрий Игоревич, если что, я бывший травматолог.

– Ладно, потом разберёмся. Если тем, – он кивнул головой на живот мальчика, – немедленно не заняться, то уже и нога нужна не будет.

– Я знаю, поэтому давай работать, – сказал Стас, всё ещё подозрительно смотря на своего начальника.

Дима поймал этот взгляд и ему стало неловко за свои чувства. Расстроился, что на день рождение не попадёт. Да этих дней рождений у Сани ещё впереди много будет. А вот доживёт ли Никита Селиванов до своего следующего дня рождения − большой вопрос. И решение этого вопроса сейчас напрямую зависело от хирургов. Осознав это в одну секунду, Дима наконец смог сконцентрироваться на работе.

– Готовь УЗИ, потом распорядись, чтобы подготовили кровь на переливание.

Увиденное на экране лишь подтвердило подозрение Агафонова – у мальчика была повреждена печень. От удара на ней образовались небольшие разрывы, а в одном месте небольшая часть органа была практически оторвана. Это позволяло сделать вывод ещё и о том, что у мальчика образовалось внутреннее кровотечение.

– Ё-маё… – вынес свой вердикт Стас. – что делаем?

Дима и сам бы с удовольствием адресовал этот вопрос более опытному человеку, да некому было. Сложное решение снова пришлось принимать самому.

– Лапаротомию2. Разрывы будем ушивать, а с оторванной частью… Она сильно повреждена, нет смысла оставлять. Сделаем резекцию3, потом перевязку сосудов.

– Резекцию? На печень? – переспросил тревожно Стас. – Ты уже делал подобные операции? Я понимаю, что тут не так критично. Вроде бы. Но всё-таки, часть органа отрезать.

Агафонов вздохнул. Похожие случаи в его практике были, но, во-первых, их было не так много, а во-вторых, все они выполнялись не им, а заведующими со стажем тридцать лет и более. Но других вариантов он не видел, поэтому коротко ответил.

– Да, конечно.

Стаса это успокоило.

– Ну если так, то ладно.

Четыре часа два хирурга не поднимали головы от стола. Для Димы время будто и вовсе перестало существовать. Когда всё закончилось, он на ватных ногах вышел из операционной. Ныла шея и сводило спину. Как только он переступил порог белого кабинета, внутри будто разжалась невидимая пружина. Словно кто-то все эти четыре часа крепко сжимал все его силы, концентрацию и мысли в одном твёрдом кулаке. И теперь разжал руку. Всё тело вдруг обмякло. Мужчина почувствовал, что если прямо сейчас не присядет хоть на секунду, то упадёт. Недолго думая, он сел прямо на пол, запрокинул голову назад и закрыл глаза. Больничная плитка приятно холодила затылок, двигаться не хотелось вообще. Через мгновение вышел Стас и молча сел на пол рядом. После некоторой паузы, он заговорил первым.

– Была б возможность, закурил прям здесь.

– И я, – признался Агафонов.

– Ты же не куришь?

– Значит, сегодня начну.

– Ой, лучше не надо. Хрен бросишь потом.

– Стас, прости, я обманул тебя, – не открывая глаз проговорил его начальник, – это была моя первая операция по резекции печени. До этого я только присутствовал на подобных манипуляциях, но никогда не делал их самостоятельно.

– Лучше бы мне этого не знать… – только вздохнул в ответ Новиков. Затем, помолчав, добавил: – Удивительный ты человек, Агафонов. Про таких как ты говорят «врач от Бога». Владимир Павлович гордился бы тобой.

– Нами. Не «тобой», а «нами». Без тебя я бы не справился.

Усталые коллеги пожали друг другу руки.

***

Первым, кого увидел Дима, выходя из лифта, была мама Никиты. Она сразу же вскочила с железного кресла в холле и молящим взором посмотрела на врача, ожидая новостей. Дима вздохнул, у него совершенно не осталось сил, поэтому перспектива подробно сейчас объяснять ход операции и дальнейшее лечение совершенно не радовала, но оставлять женщину в неведении было бы слишком жестоко.

– Всё хорошо прошло, правда, – поспешил заверить её хирург. Он постарался кратко изложить суть проделанной манипуляции и воздержаться от дальнейших прогнозов.

– Слава Богу! – произнесла женщина, выслушав внимательно весь рассказ. Казалось, что детали о последующем лечении, реабилитации её не интересовали, за что Дима был ей премного благодарен.

Врач задержал на ней взгляд. Когда он только увидел её у лифта, отправляясь на операцию, ему показалось, что она старше его, а сейчас заметил, что она, скорее всего, его ровесница. И, пожалуй, даже очень милая. Просто следы усталости и тревоги исказили её красоту.