Вероломный бог

Страж хмыкнул:

– Что ж, удачи тебе тогда. Старый Карти – злющий старый хрыч.

Я кивнул и льстиво улыбнулся. Рваные шрамы на лице не скрыть, но я изо всех сил старался играть роль бесхребетного, скучного торговца, а на многих беженцах тоже были шрамы и раны, хотя и более свежие. Во многих смыслах шрамы были даже лучшей маскировкой, чем дорогой плащ, – против тех, кто знал меня в лицо десять лет назад. Я заранее избавился от своей драной сумы, чтобы не вызвать подозрений в контрабанде, и оставил лишь кошель с монетами, шулерские игральные кости, засунутые в переднюю часть штанов, и набор отмычек в сапоге – самое необходимое.

Я заплатил пошлину, нацарапал в списке прибывших «Домосед», и меня пропустили.

– Если тебе нужно к Болотному мосту, – сказал страж, – сверни направо, у Моряцкого шпиля и иди по Рыбачьей дороге. На твоем месте я бы не заходил в переулки сразу за шпилем, дружище, уж больно хорошо ты одет. В последнее время там шатается всякий сброд, они тебя быстро приметят.

– Благодарю, страж.

Сунуть им какую-то мелочь всегда кстати. Очень полезно для моих целей.

Нюхач был молод, его лицо не было лишено возраста, как у некоторых магов, а еще сохраняло детскую пухлость, поэтому я не боялся, что он меня узнает. Работа его совершенно не интересовала, на что я и рассчитывал. Не считая особого таланта улавливать уникальные ароматы магии, нюхачи немногим лучше уличных фокусников и ведуний.

Их основные задачи – выявлять Одаренных детей, находить различные магические повреждения и, самое главное, следы мерзкого кровавого колдовства. Нюхач сжег бы свой Дар или лишился разума, если бы попытался открыться силе, которую может направить через себя полноценный маг, их магическое искусство сродни игре малыша на музыкальном инструменте по сравнению с мастером-бардом. Даже если бы у них была сила, они не чувствовали ритма магии и не могли придать ей форму, необходимую для исполнения воли. Тупые орудия Арканума, однако эффективные.

Торчать у Нищенских ворот, где никогда не случалось ничего интересного, отнюдь не работа мечты для нюхача. Я не посмел использовать Дар, чтобы заставить нюхача пропустить меня – даже если бы получилось помешать ему поднять тревогу, он почует мою магию у себя в голове, а в Сетарисе никогда не знаешь, кто еще может наблюдать.

Нюхач уже собрался поднять руки, чтобы искать на мне следы магии, как я послал мысленный приказ, который привел в действие маленький сюрприз в кошеле лорда Задницы. Позади меня в воздухе вспыхнула магия, мощная и густая, незаметная обывателям. Глаза нюхача округлились, переметнулись с меня на лорда Задницу, после чего нюхач махнул мне рукой и пронесся мимо, приняв меня за обычного купчишку, как я и хотел.

– Именем Ночной стервы, берегись! Одаренный! – заорал он.

От лорда Задницы воняло магией куда сильнее, чем от меня, и его легко было принять за источник, по крайней мере, на ближайшие минуты, пока запах не рассеется. Никакого вреда, кроме сломанных костей, синяков и нескольких часов болезненного допроса с пристрастием.

Распаленный за несколько дней моего подтравливания благородный глупец взорвался и приказал своим приспешникам обнажить мечи. Беженцы с воплями прыснули в стороны, стражи ринулись в бой, а нюхач перебирал свой репертуар в области искусства блокировки.

Пока они занимались усмирением идиота, я проскользнул через ворота башни, опасаясь, что даже здесь в любой момент могут появиться демоны. По другую сторону я остановился и глубоко вздохнул.

Я дома.

Глава 4

Звуки и запахи города обрушились на меня, будто я налетел на стену. Я потерялся среди ароматов жареного мяса и лука, смешанных с десятками других ностальгических запахов. Сотня акцентов десятка языков слилась в непрерывный гомон, нарушаемый выкриками уличных торговцев. Я гордился тем, что могу выругаться на любом из них. Несложно понимать чужой язык, если можешь заглянуть в головы людей и узнать, о чем они болтают.

Группы изможденных беженцев из прибрежных районов Вольных городов выпрашивали у прохожих объедки. На улицах было подозрительно мало корвунов, котов и собак. Полагаю, они опасались изголодавшихся беженцев. Мне часто кажется, что животные разумнее людей.

За Нищенскими воротами располагались шаткие прилавки и расстеленные одеяла, с которых продавалось все что угодно, от подгнивших фруктов и сомнительной колбасы из… ну, из чего-то, до безвкусных и якобы зачарованных безделушек, ношеной одежды и мехов с домашним элем.

В темном подполье Сетариса можно купить все, что захочешь, если знать, где искать. Здесь найдется что-нибудь для любого порока, от редких и дорогих дурманящих снадобий алхимиков и юных девочек с рынков в Парше до безнадежных должников, которым, скорее всего, предстояло умереть в жестоких схватках в пещерах. В трущобах Доков, где монеты редкость, а трупы обыденность, жизнь зачастую обменивалась на буханку хлеба. Проститутки открыто занимались своим ремеслом, и умные люди не осмеливались перечить хозяйкам простыней, как их вежливо называли. В Вольных городах их загнали бы в тень, подальше от глаз так называемых приличных горожан, но только не здесь, где большинство обитателей Доков жили в шаге от голодной смерти, готовые продаться за корку хлеба.

Пусть Сетарийская империя умирала, поглощенная апатией, коррупцией и политическим застоем, но исторически город был плавильным котлом народов всего мира. Светлокожие местные жители вроде меня водили компанию с бледными горцами с севера, а смуглые моряки из Эсбана торговались с еще более темными здешними торговцами, чьи предки прибыли из наших островных колоний среди Тысячи царств, к югу от пустыни Эшарр. К моему великому удивлению, я даже заметил экзотическую пару из снежных земель, их льдисто-голубую кожу покрывали капельки пота. Говорили, что у них на родине замерзло само море, а они строят дома из снега и льда, как мы из глины, дерева и камня.

Меня окружила стайка босоногих чумазых детей, выпрашивая монетку. Я любил таких нахальных щенков: в их мыслях было куда больше надежды и меньше грязи, чем у взрослых. Я отвлек их несколькими медяками и сбежал, направляясь на север, к месту убийства Линаса. Как ни пытался, я не смог разобраться в его смутном видении, понять, где он столкнулся с оскольчатой тварью и человеком в капюшоне, где погиб мой друг.

Трущобы Восточных доков представляли собой беспорядочное скопление пяти- и шестиэтажных разномастных доходных домов, пьяно нависающих над извилистыми переулками. Те, кому повезло больше, жили у Рыбачьей дороги в прочных каменных зданиях, построенных во времена расцвета империи, однако у большей части домов помимо одного-двух этажей из камня остальные были деревянные. Когда в Сетарисе случалось засушливое лето, целые районы трущоб уничтожались пожарами, а затем отстраивались в новых конфигурациях, напоминавших каракули чокнутого картографа.

В центре нижнего города, в Крольчатнике, располагались самые отвратительные улицы, по щиколотку залитые дерьмом и мочой, которые осенние дожди смывали с более высоких мест. Те, у кого имелась приличная профессия, перебирались в Западные доки, чтобы не нюхать вонючий смог, который господствующие ветра гнали на юго-восток. Там сточные воды стекали в Крольчатник, а не скапливались у порога в дождливые дни.

Звучный БАААААМММММ огромного колокола в середине дня заставил меня посмотреть на базальтовую скалу, где возвышался Старый город – большинство простолюдинов туда и носа не совали, поскольку желали сохранить его в целости. Магам и знати не пристало якшаться с беднотой – в конце концов, это просто вульгарно. В дальнем конце Доков, за рекой Сет и вверх по холму к Старому городу, к подножию скалы широким полумесяцем ластились каменные особняки среднего класса. Редкому крестьянину доводилось пересечь мост в Полумесяц, не говоря о том, чтобы ступить на улицы Старого города.

Старая рябая проститутка одарила меня беззубой улыбкой. За ней тянулся густой цветочный запах, вероятно, призванный скрыть гнилое дыхание. Она не из первосортных хозяек простыней, это уж точно.

– Не сегодня, милая.

Я протиснулся мимо нее и зашагал в сторону Моряцкого шпиля. Я должен найти и убить одного человека.

– Евнух! – плюнула она мне в спину.

Дом, милый дом.

Черная игла Моряцкого шпиля маячила впереди. Этот мемориал был оплачен тяжким трудом жителей Доков. Сооружение из пятнистого камня украшали гирлянды свежих цветов, а перед ним на коленях рыдала вдова, которая принесла к памятнику две сплетенные из соломы фигурки погибших. Прохожие останавливались, чтобы положить сверток еды, монетку, или просто почтительно кивали. В Доках каждая семья принесла кого-нибудь в жертву морю.

У шпиля я свернул на Рыбачью дорогу, направляясь на север, к Болотному мосту. Вскоре я ощутил на себе чей-то взгляд из переулка. Я огляделся в притворном замешательстве, всматриваясь в деревянные вывески мастерских и витрины лавок. Вспомнив слова стража о ворах, я свернул с дороги и побрел по боковой улочке, а затем по темному переулку в стороне от шумных улиц. Пока я углублялся все дальше в сплетение узких проходов, здания надо мной скрипели и стонали.

У входа в заросший переулок я миновал группу женщин с факелами, одетых в толстую кожу и занятых борьбой с колючей сушь-травой. Они отбивались от зеленых кусачих ртов и выжигали огнем корни. Ядовитый сорняк был живуч, мог годами дремать в земле, а потом прорасти за одну ночь, чтобы схватить зазевавшуюся жертву. Один укус убивал ребенка за несколько секунд, а затем растение высасывало из него всю жидкость, прежде чем переварить высохшую плоть. Сушь-трава была лишь одним из многих чудес Сетариса, одни возникали сами по себе, а другие были результатом вышедших из-под контроля экспериментов. Не поднимая головы, я продолжил пробираться по извилистым переулкам.

Ничто не казалось знакомым. Мои воспоминания о послании Линаса путались, образы были почти неразборчивыми, а эти переулки не отличались друг от друга. Я точно помнил лишь сверкающих демонов, капюшон в сумраке и красные пятна на скальпеле. Без помощи Чарры мне ничего не расшифровать.

Как и ожидал, я услышал позади тихие шаги. Повернувшись, я увидел тощего, как жердь, юнца со ржавым ножом, и ужасно расстроился. Щенку было лет четырнадцать, если не меньше. Его левое ухо украшала серьга из потемневшей серебряной проволоки.

– Давай сюда деньги, – зарычал он, тыча в меня оружием.

Уставившись на его нож, я демонстративно попятился к стене, прижимая к груди кошель с монетами. Мальчишка подбежал и выхватил его у меня. Тем временем другой рукой я снял с пояса его собственный кошель. Вор оглядел мои последние медяки и нахмурился. Он ожидал большего. Тогда он впился взглядом в мой прекрасный плащ. Все шло точно по плану.

Я снял плащ и протянул ему.

– Вот, возьми. Он должен чего-то стоить.

Он схватил плащ и пощупал ткань – скупщик даст за него несколько серебряных монет. Оглядев меня с ног до головы, щенок решил, что взять больше нечего. Его намерения ясно читались в глазах и напряжении мышц – он был готов вонзить нож мне в грудь. Ему ни к чему свидетели, которые могут поднять крик. Он подошел ближе, держа нож наготове.

Я сбросил маску робости, внезапно начав излучать смертельную угрозу. Мой взгляд стал жестким. Я убил бы его, если б пришлось, а потом нашел другого вора. Он отпрянул. Уличные крысы должны обладать сильным инстинктом выживания, если хотят жить долго. Он передумал, развернулся и убежал с моим плащом и почти пустым кошельком.

Я вновь превратился в жалкого торговца и, спотыкаясь, побрел к Рыбачьей дороге, предварительно заглянув в кошель юнца. При виде серебра я присвистнул: похоже, мальчишка уже ограбил несколько человек. Теперь мне хватит монет на пару ночей в таверне, и, к моей безмерной радости, там обнаружились две самокрутки. Хороший табак, не та дрянь, которая попадалась мне в дальних селах и городах.

Мальчишка пытался обокрасть куда более опытного вора. Главное, теперь мой плащ перейдет в другие руки. Сумрачные кошки не должны были выжить в ядовитом для демонов воздухе Сетариса, но только глупцы полагаются на предположения. Если они еще охотятся за мной, то возьмут след по запаху моей магии в шерсти плаща. Я спал в нем много дней, чтобы пот как следует впитался.

Никакая стирка не выведет его так, чтобы не чуяли носы проклятых кошек. Возможно, это поможет мне выиграть время. Жаль, что меня ограбил молокосос. Пусть он едва не воткнул в меня нож, но если демоны настигнут его раньше, чем он сбудет плащ какому-нибудь более зрелому подонку, это будет на моей совести. К счастью, от моей совести осталась лишь шелуха. Я не стану лить слезы по таким, как он, тем более что у меня имелись дела поважнее. Линас пытался предупредить, что на карту поставлено нечто гораздо большее, чем его жизнь. Я должен закончить начатое им дело.

Связь с Линасом через узы Дара разорвалась, и его врожденная доброта больше не помогала мне не сбиваться с пути истинного. Когда я был уличной крысой в Доках, эгоизм служил ключом к выживанию, но теперь, когда я владел ужасающими силами, он делал меня опасным. Я не из тех, кто постесняется злоупотребить силой, если кто-то этого заслуживает, а мне это сойдет с рук. Без мягкого направляющего присутствия Линаса на задворках сознания я мог только спрашивать себя, а как поступил бы он? Я постараюсь не разочаровать его.

Я совсем не собирался идти к Болотному мосту. Вместо этого я поискал подходящую таверну, какое-нибудь второсортное местечко с ванной, где можно соскрести корабельную вонь. На одной из боковых улочек я заметил выцветшую от солнца вывеску, гласившую «Трон и очаг».

Направившись туда, я прошел мимо тощей девчонки в дурацком возрасте между ребенком и взрослым. На ее щеке красовались синяк и багровое родимое пятно. Когда я подошел, она посмотрела на меня без тени страха, скорее с тупым принятием, и протянула миску. Слишком многие девушки из Доков имели такой вид. Если бы не Дар, я мог бы разделить с ними невеселую участь. Я избежал ее благодаря нездешнему роду по матери, поскольку по отцу во всей моей родне магии было столько же, сколько в кирпичах. Все они умерли от серой оспы. Я вздохнул. Давненько я не вспоминал о родителях, и боль утраты слегка притупилась.

Я выудил пригоршню монет. Я питал слабость к темным лошадкам и вторым шансам и сам не раз получал их. После недолгих колебаний я добавил две серебряные монетки. Так поступил бы Линас. Легко пришло, легко ушло. Глаза девушки распахнулись. Она уставилась на меня со смесью страха и надежды, вероятно решив, что я хочу от нее чего-то особенно мерзкого.

– Это не плата, – сказал я. – Иди купи чего-нибудь поесть и новое платье. Помойся и поищи таверну, где требуются служанки. И не показывай никому серебро, если не хочешь его лишиться.

Она открыла рот, но я не хотел выслушивать благодарности, отмахнулся от нее и вошел в таверну. Я надеялся, что она не станет тратить деньги на выпивку и алхимию, но не собирался задерживаться, чтобы проверить. Для этого я слишком часто разочаровывался, но каждый человек заслуживает шанса. Как он им распорядится, зависит только от него самого.

Трактирщик ободрал меня как липку, но я не стал спорить и позволил мальчишке проводить меня в комнату на втором этаже. Он принес камни, нагретые в очаге на первом этаже, и бросил их в громадную бочку из-под эля, служившую ванной. Когда вода достаточно нагрелась, я отослал мальчишку, запер дверь и залез в бочку.

Какое бы было блаженство просто отмокать и расслаблять теплом сведенные судорогой мышцы, но я тут не ради наслаждения. Я опустился в горячую воду с головой и принялся соскребать жир с волос и тщательно мыться, чтобы избавиться от недельного пота, запекшегося на коже. Теперь любым демонам придется потрудиться, чтобы меня найти. Я прибегнул бы к аэромагии, чтобы избавиться от грязи, но с моим везением поблизости вполне могли оказаться нюхач или сумрачная кошка. Это было не так рискованно, как использование моего врожденного таланта к магии разума, но все равно опасно.

Отмывшись до скрипа, я вылез из бочки и перебрался на кровать, роняя капли на пол. Волосы сохли и постепенно начали снова торчать в привычном беспорядке. Было приятно опять ощущать движение, словно с глаз сняли шоры. Каждый маг, проживший так же долго, как я, неизбежно страдал от каких-нибудь изменений в теле, вызванных текущей сквозь него магией. Каким-то таинственным образом торчащие черные волосы помогали чувствовать движение и вибрацию воздушных потоков. Ни один сукин сын не подкрадется ко мне сзади во тьме. Возможно, это многое обо мне говорило.

Осмотрев себя в прибитом к стене медном зеркале, я убедился, что смыл всю корабельную грязь. В щетине пробивалась седина. Забавно, как незаметно это подкралось. Хотя за последние годы ни один волос не поседел – старение прекратилось. Рано или поздно это случалось с большинством магов, и, в отличие от некоторых, я не успел превратиться в морщинистую скорлупу.

Я выглядел так же устало, как себя чувствовал, но никогда и не был сногсшибательным красавцем, хотя мне нравилось воображать, будто шрамы придают некоторый разбойничий шарм. Я сбросил остатки маскировки, всю эту покорную учтивость скромного торговца, расправил спину и вернул на лицо привычную насмешливую ухмылку. Все равно что примерить старые штаны и обнаружить, что они слегка жмут.

Прикурив самокрутку от лампы, я глубоко затянулся и выпустил дым, словно дыхание дракона.

– Добро пожаловать домой, Эдрин Бродяга, – сказал я своему отражению.

Впервые за много лет я не бежал с места на место, бессмысленно прожигая жизнь. Линас умер, а я вдруг снова почувствовал себя живым, пробудившимся от глубокого сна чудовищем ради единственной смертоносной цели.

– Ну что, дружище, – сказал я зеркалу. – Давай выясним, кого мы должны сжечь.

Глава 5

Я спрыгнул из окна на мостовую и пошел по лабиринту переулков в противоположную Рыбачьей дороге сторону. Я быстро косился на всех прохожих, пытаясь определить, чего от них ждать. За эти годы подозрительность не раз сослужила мне хорошую службу.

Я понимал, что в слишком просторной рубахе и залатанных штанах, украденных на постоялом дворе, выгляжу по-идиотски, но нищим выбирать не приходится. Замки на постоялом дворе для моих отмычек были просто смешными, а в комнате какого-то бедолаги лежала свежевыстиранная одежда. Хозяевам придется заплатить ему за украденное. И поделом, нечего было меня обсчитывать.

Под сломанной телегой метнулась какая-то тень, и я резко дернул головой. Но вздохнул с облегчением, увидев лохматую голову черного пса – тот высунул морду и что-то нюхал. Ха! Что ж, удачи сумрачным кошкам, которые попытаются учуять мой след в переулках Крольчатника, магический или еще какой. Даже самый чувствительный нос с трудом различит запахи на залитых нечистотами улицах.

Первой остановкой был дом Чарры. Если кто и знает подробности того, что случилось с Линасом, то она. Я также рассчитывал забрать свое старое барахло, которое спрятал десять лет назад, прежде чем сесть на первый корабль, покидающий Сетарис. Теперь мне пригодится любое оружие. Я надеялся, оно так и лежит в сундуке у Чарры и она не дала волю любопытству. Не хотелось бы сегодня оплакивать сразу двух друзей. Повороты улочек уже выглядели незнакомыми, и я не сразу нашел дорогу. Это дало время для размышлений, а они никогда не идут мне на пользу. В голове снова и снова прокручивалась смерть Линаса, вызывая бессильную ярость. Я сжимал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Если бы только я был рядом с ним!

На этот раз воры меня не побеспокоили. По моей походке вразвалку, хищной ухмылке и неприкрытой угрозе, которую я излучал всем своим видом, они явно догадались, что я местный и готов размозжить голову любому, кто косо на меня посмотрит. И разумеется, в украденной одежде я выглядел как человек, не имеющий в кармане ни единого медяка. Это тоже играло мне на руку.

Хорошо, что не придется рисковать, используя магию из-за этих ничтожеств. Я старался не влезать людям в голову с помощью магии, если мог этого избежать, – как-никак, это отвратительное нарушение чужих границ, а в Вольных городах зарабатывать на жизнь мошенничеством было не так уж сложно, там люди наивнее и гораздо охотнее верят на слово, чем образованные сетарийцы вроде меня. В отличие от пиромантов, горящих ярко и быстро сгорающих, я достаточно осторожен и хитер, не позволяю магии бурлить в крови слишком долго, рискуя еще больше измениться, и применяю ее только по необходимости, а не устраиваю яркие спектакли. Маг – слишком хрупкий проводник, чтобы позволить океану магии кипеть долго и бесконтрольно, и чем чаще к ней прибегаешь, тем сильнее нуждаешься в ней. И уже просто не можешь без нее обойтись.

Самым распространенным Даром была связь с одной из природных стихий, но я отличался от остальных и считал себя вербовщиком душ, если говорить мягко, и гнусным манипулятором, если не стесняться в выражениях. Большинство людей называют обладателей подобного редкого Дара гораздо хуже: тиран, если помягче, пожиратель мозгов – если нет. В Аркануме следили за всеми магами, чтобы мы не слишком злоупотребляли своими способностями, и знали, что я могу подчинить людей своей воле и стать настоящим тираном. За мной всегда следили с особой бдительностью, с ножом в руке, готовым вонзиться мне в спину. То были счастливые времена.

Оказалось, что старого дома Чарры давным-давно нет, он сгорел, а на его месте построили какую-то скрипучую хибару. Брошенный в миску нищего медяк вернулся сведениями о том, что Чарра еще жива, к моему облегчению. Она переместила свое предприятие к Западным докам – роскошное местечко для борделя. Новое заведение «У Чарры» напоминало шикарные кварталы Полумесяца и Старого города, насколько это вообще возможно, не привлекая внимания стражей и Арканума, следящих за тем, чтобы подобные нежелательные элементы не прыгали выше головы.

Мне понадобилось добрых полдня, чтобы пробраться в западную часть города по лабиринту узких улочек, и я постепенно осознавал, что здесь что-то неладно. В болтовне и приветствиях друзей и соседей сквозили страх и неуверенность. И дело было не в том, о чем они говорят, а в том, о чем умалчивают. На моих глазах одна старушка спросила у плотника, как поживает его сестра. Он не ответил, а просто отвернулся, сосредоточившись на починке двери. Женщина побледнела и не стала больше расспрашивать. Я подслушал и другие разговоры, а по пути задал прохожим несколько наводящих вопросов. Похоже, в последние месяцы исчезло слишком много людей, в особенности обладающих хоть толикой магии в крови. У всех на устах было прозвище Живодер, написанное на стене надвратной башни. Кто-то называл его безумцем, кто-то – демоном из Дальних миров.

К тому времени, как я нашел нужный район, опустились сумерки, и большой колокол в Старом городе пробил в последний раз до рассвета. Посреди улицы топтались несколько путников, явно впервые прибывших в город, они глазели на большие дома и готические шпили, а на стенах и крышах замерцали сказочные огоньки, раскрашивая все вокруг в хоровод красного, розового, зеленого и голубого по прихоти господ из благородных домов. Очень красиво, но я видел это бесчисленное количество раз и знал, сколько золота тратит знать на эти магические безделушки.

Новое заведение Чарры находилось в большом здании из прекрасного серого камня, с изящным орнаментом и витыми колоннами, в окружении небольшого ухоженного сада. Сегодня вечером Элуннай была почти полной, ее рассыпанные по небу слезы сверкали как алмазы. Серебристый свет делал сад просто неземным – из почвы поднимались сотни лунных цветов, их прозрачные бутоны раскрывались, и лепестки мягко сияли, купаясь в свете Элуннай. Должно быть, этот маленький оазис безмятежности обошелся в целое состояние, потому что выглядел он волшебнее всех искусственных чудес, украшающих особняки знати на скале выше.

Чарра явно высоко взлетела.

По обе стороны от главного входа стояли воинственного вида рыжие близнецы с короткими шеями и торчащими бородами, как будто состоящие из одних мышц и синеватых татуировок. Скрестив волосатые руки на кожаных жилетах, они уставились на меня. Я заметил деревянные рукояти булав, выглядывающие из стриженых кубиков живой изгороди поблизости. Эти двое были вооружены до зубов, насколько дозволено в нижнем городе. Я сразу понял, что они опытные бойцы: шрамы от порезов на руках, твердая осанка, оценивающий взгляд. В свое время они проломили не одну голову.

От Чарры я ничего другого и не ожидал, она всегда умела находить таланты. Ха! И, насколько я знаю Чарру, задачи близнецов не ограничиваются охраной двери.

Мое залатанное тряпье не по размеру явно не произвело на них впечатления. Вероятно, я выглядел как размазня-южанин, которому больше подходят сточные канавы, чем высококлассный бордель. И все же я знал, как разобраться с горцами, будучи и сам наполовину горцем.