Вероломный бог

Он начинает срезать с Линаса кожу, и скальпель сверкает алым на серебре.

Линас кричит, и ему на лицо капает горячий липкий дождь. Он так хотел бы оказаться дома, с семьей, перед потрескивающими в камине углями, досыта наесться и напиться вина. Он всю жизнь желал всем лишь здоровья и счастья. И подвел их. Он закрывает глаза и молит о смерти, чтобы остановила боль.

– Смерть тоже тебя не спасет, Линас, – говорит незнакомец. – У меня на тебя другие планы.

В памяти всплывают слова Бродяги: «Выбей у сволочи почву из-под ног, врежь ему по яйцам и делай все, что тебе нужно, пока он блюет». Нельзя сдаваться. Линас еще не знает, что делать, но если удастся как-то отвлечь противника, появится один-единственный шанс вернуть Бродягу домой.

Он останавливает взгляд на воображаемом спасителе, стоящем за спиной у человека в капюшоне, и разражается издевательским смехом, раскатывающимся по всему переулку.

Глаза незнакомца округляются.

– Что ты…

И когда человек в капюшоне разворачивается, чтобы посмотреть назад, Линас из последних сил отправляет еще одно послание и надеется, что этого хватит, что хотя бы последняя часть сообщения прорвется сквозь ночь и дойдет до…

Внутри черепа взорвалась боль. Я схватился руками за голову, а из носа хлынула кровь. Как будто в голове что-то лопнуло. О боги, нет! Линас! Линас! Нет ответа. Его постоянное и успокаивающее присутствие где-то в глубине разума, которое не давало мне сойти с ума все десять проклятых лет, начало тускнеть. А потом исчезло.

Я остался в подлинном одиночестве.

Есть там пиромант или нет, я принял решение. Вместо того чтобы взойти на борт ахрамского торгового судна, я пробрался на потрепанную старую каравеллу и рухнул на палубу, пока моряки отдавали якоря и отталкивались от причала длинными шестами. Я плыл домой, и ничто, никто меня не остановит.

Нахлынули подзабытые за десять лет образы, смешавшись с какими-то мыслями Линаса. Запах дыма и крови заполнил ноздри, и на поверхность поднялось одно воспоминание, вызванное видением: захлопывающиеся стальные ворота. Словно паря вне своего тела, я увидел наши полные ужаса лица, когда ублюдок Харальт запер нас с Линасом в катакомбах Костницы. Как он смеялся! И тьма, мучительная тьма…

Подробности видения утекали как вино из лопнувшего бурдюка, оставив после себя лишь спутанный клубок образов и уверенность, что дома я долго не проживу. Что ж, так тому и быть.

Хлопнули паруса, подхватив ветер. Мы выскользнули из порта, оставив двух ополченцев на растерзание когтям и клыкам моих личных демонов. Раздраженная Горелая не торопилась, отрывая им руки и ноги одну за другой, а потом вогнала обсидиановые клыки в горло. Она провожала меня взглядом, и в нем сквозила злоба – я убил ее спутницу.

Когда каравелла вышла в море, мы смотрели на лес мачт и парусов, заполнявших горизонт, – огромный флот кораблей с волчьими носами и эмблемами десятков племен: медведями, волками, драконами и различными рунами. Укрытая бухта Железного порта была самой большой и безопасной на восточном побережье, что делало ее идеальным местом для стоянки флота, а благодаря обилию в городе рудников и кузниц моряки получат любое оружие на выбор.

Никто не приведет флот за восемьсот лиг через море Штормов, чтобы просто поглазеть на окрестности и развлечься набегами – это было вторжение в Каладон. Дикари всегда были многочисленны, но племена раздирала кровная вражда, религиозные войны, а также строгий и в некотором смысле роковой кодекс чести. Должно было произойти нечто очень важное, чтобы кровные враги пришли на край света в готовности сражаться бок о бок на наших берегах. К горлу подступила рвота. Рассказы моряков об украденных детях и человеческих жертвоприношениях оказались не такими уж безумными, как я думал.

И тут до меня дошло: Линас мертв, по-настоящему мертв. А его должны были защитить! Я заключил сделку с кем-то слишком опасным и могущественным, чтобы от нее отказаться; наградой была жизнь моих друзей, а ценой – изгнание. Глубоко в подсознании был похоронен секрет, запертый силами, значительно превосходящими мои собственные, настолько страшный, что даже я не должен его знать. Я знал лишь, что он как-то связан со смертью бога. Каждый раз, когда я пытался его вспомнить, меня охватывали парализующая паника и ужас, но теперь сделка расторгнута, и я должен найти способ восстановить воспоминания.

Подробности самой сделки были разрозненными, большая их часть заперта у меня в голове вместе с той страшной тайной. Я не мог вспомнить, с кем ее заключил, но кое-что знал: это был единственный способ обеспечить безопасность Линаса и Чарры, а также их дочери Лайлы. Они совершили какую-то смертельную ошибку, и Чарра серьезно заболела. Мне обещали, что ошибка будет исправлена, Чарра исцелится, а все трое будут ограждены от беды, если я выполню задание, а затем покину Сетарис, обо всем забыв. Кем бы он ни был, он нарушил уговор. И это нельзя простить. Я обхватил голову руками, в горле встал комок, на глазах выступили слезы. Горе длилось недолго. Оно утонуло в потоке гнева. Я спалю человека в капюшоне за то, что он сделал. И любой ценой уберегу Чарру и Лайлу.

Настало время возвращаться домой, в город, который меня боялся и презирал. Настало время убивать, и мне было все равно, кого надо убить и насколько могущественными они себя считают. Линас всегда был моей совестью, призывая использовать силу с умом и толком, но теперь мой друг погиб, и я мог отбросить его призывы. Я разорву его убийцу на куски, а потом разберусь со скаллгримцами, считающими, будто могут безнаказанно меня преследовать.

Сделке конец, и я сорвался с цепи.

Глава 3

Пять дней завывающий ветер гнал корабль по огромным волнам на юг вдоль Драконьего берега. Измученный голодом и бесконечной рвотой, загнанный вместе с другими беженцами в тесный и мокрый трюм, я отчаянно мечтал вернуться на сушу. Только бы продержаться еще один день в темноте.

Я содрогнулся и постарался не думать о том, как смыкаются стены и меня вновь поглощает тьма. Это всего лишь корабль. Просто корабль. Если захочу, я всегда могу выйти на палубу за глотком воздуха, и надо не попадаться на глаза пироманту и притворяться робким купчишкой еще только один день. Ради Линаса. Во сне меня терзали лихорадочные видения его убийства, и я бодрствовал, мирясь с клаустрофобией и вспоминая счастливые дни, когда у меня еще была надежда.

Предыдущий архимаг Арканума, Визант, взял меня под крыло и помог справиться с травмой, которую я получил, когда был заживо погребен под тоннами камня и оставлен умирать по милости этого надутого гада, Харальта из благородного дома Грасске, считавшего себя неизмеримо выше какого-то нищего щенка из Доков. Он запер нас с Линасом в катакомбах под городом и оставил гнить, хихикая в шелковый рукав. Линасу удалось выбраться, мне – нет. Я так и умер бы там, в сокрушающей темноте, если бы Линас не привел помощь, если бы не нашел Византа, вытащившего меня обратно на свет. Они оба меня спасли, во многих смыслах.

Визант возглавлял Сетарийскую империю, распоряжался сотнями магов и благородными домами и ежедневно решал тысячу неотложных вопросов, но каким-то образом нашел время учить меня, когда я больше всего в этом нуждался.

Это были счастливейшие годы моей жизни. Я носился по улицам с Линасом и Чаррой, проводил ночи в пьяных возлияниях и буйном хохоте в самой лучшей компании в мире, переходя из одной неприглядной таверны в другую, когда в первой заканчивалась выпивка, и думал, что эти золотые деньки никогда не закончатся. Я чувствовал себя состоявшимся, выполняя задания Византа, чтобы заработать жалованье от Арканума, и у меня были друзья, жизнь и цель. Старый маг стал мне вторым отцом, а теперь он тоже мертв – его объявили пропавшим без вести всего через несколько дней после моего побега из города.

Счастливые дни обратились в пепел, и мне остались только попытки вспомнить подробности заключенной сделки. Я безуспешно старался на протяжении всего путешествия, но ни магические, ни умственные ухищрения не помогали. Замки на разуме держались крепко. Чтобы сломать их, потребуются рычаги, какие-то напоминания о былых днях. Я судорожно сглотнул, страшась злодеяния, в котором участвовал много лет назад.

Я уже целую вечность ковырял дыры в своей памяти в этой тьме, когда грохот цепей возвестил о том, что корабль бросил якорь. Человеческий груз выполз на палубу, моргая от яркого утреннего света.

Нищенские доки, клоака Сетариса. В воздухе стояла нестерпимая вонь – в гавань, где стоял наш утлый кораблик, извергались все канализационные трубы и канавы, куда ежедневно опорожнялся почти миллион кишок. От этой мысли я добавил содержимое собственного желудка к серой массе дерьма, отбросов и рыбьих потрохов за бортом. И надо сказать, море от этого стало только чище. Треклятые корабли. Если бы я отправился в Ахрам, то мог бы и помереть! Недаром мои сородичи не покидали своих холмов и гор на суровом севере. Ни одна гора не раскачивается под ногами так, что приходится выворачивать кишки на землю… ну, во всяком случае, пока я трезв. Я постарался забыть про тошноту и сосредоточиться на знакомом дымном запахе множества людей, запертых внутри черных гранитных стен древнего города. Запахе дома.

Подходила к концу осень, и над городом нависала расколотая луна, Элуннай, все раны на ее поверхности были видны невооруженным глазом. По небу пролетела одна ее слеза, затем другая. Дурной знак. Слезы упали еще до начала зимы, что взбудоражило водных духов в море Штормов и вызвало необычайно страшные волны, угрожавшие разнести наш кораблик в щепки о скалы Драконьего берега или скрытые рифы у острова Прокаженных. Это предвещало суровую зиму, и вскоре на море станет намного суровее, придут шторма, и навигация прекратится до поздней весны для всех, кроме огромных сетарийских каррак, охраняемых котериями гидромантов.

Во мне пробудились запылившиеся воспоминания. Десять лет! Как будто в другой жизни. Отчасти я был даже рад вернуться домой, несмотря на причину. По моему лицу промелькнула зловещая ухмылка. Кто-то убил Линаса и будет гореть за это.

Сетарис ничуть не изменился. Скучающие и несчастные стражи в ржавых кольчугах и бордовых табардах патрулировали под дождем городские стены, скользкие от слизи и мха, а за пределами укрытых смогом трущоб нижнего города в величественных дворцах Старого города, расположенных высоко на склонах вулкана, расхаживали сильные мира сего.

Над всеми зданиями (по крайней мере, над всеми, построенными людьми) возвышались сверкающие золотые шпили Ордена магов и Коллегиума, центров власти Арканума. Среди украшенных горгульями контрфорсов и шпилей домов, принадлежавших богатым и могущественным, из скалы вырастали пять неземных башен богов – черных, гладких, почти живых, сплетавшихся друг с другом, будто огромные змеи, достающие до самого неба. Обычно их окутывал ореол магии, но сейчас башни богов стояли так же безжизненно, как и все остальные каменные глыбы. Воздух казался каким-то другим, не хватало тяжелого магического присутствия богов. Еще один дурной знак.

Я схватил крепкую руку проходившего мимо моряка:

– А когда это башни стали такими тихими?

– Несколько месяцев назад. В день, когда начала дрожать земля, – ответил он, не взглянув на меня, высвободил руку и поспешил прочь, делая пальцами знаки, отгоняющие зло.

Я смотрел на башни и вспоминал фрагмент видения: убийца Линаса сказал, что наши боги ослеплены и закованы в цепи. Но что за сила могла сотворить такое с существами, способными щелчком пальцев испепелять целые города? Нет, в этих башнях обитали не те, кого считали богами другие народы – в Сетарисе не терпели примитивного поклонения духам природы, – но если могущественный маг проживет достаточно долго, не сгорит, не поддастся соблазнам Червя, не будет убит, как бешеный пес, то, когда он состарится и станет зависимым от магии, его вполне можно будет назвать богом, так мало останется в нем человеческого. Наши боги когда-то были людьми.

Старшие маги Арканума неизмеримо превосходят в силе и мастерстве рядовых, как и маг вроде меня превосходит низших Одаренных – нюхачей, ведуний и уличных фокусников, неспособных использовать истинную силу, не сжигая свой разум дотла. Были и магорожденные вроде Линаса, чьи Дары так и не созревали – обычно эти бедняги получали лишь крепкое здоровье или силу и скорость, поскольку магия медленно сочилась в них, как вода сквозь треснувшую трубу. Если их Дары давали каплю магии, то мой – ручей, а у старейших магов – бурлящие водопады. И насколько старшие маги превосходили магорожденных, настолько же их самих превосходили боги.

В легендах говорится, что задолго до возвышения древнего Эшарра пять сетарийских богов были могущественными старшими магами. Однако я уверен, что, кроме возраста и мастерства, была в их вознесении какая-то тайна, и ключ к ней надежно спрятан у меня в голове. Мое изгнание началось в ту ночь, когда умер бог, и это не совпадение.

Все знакомые мне старшие маги были до неприличия могущественны и сильны и никогда не признавали свою неправоту. Они напоминали старых пьяниц, с годами их устойчивость к магии росла, догоняя раздутое эго. Не думаю, что наши боги другие. Дерриш, Хозяйка ночи, Владыка костей, мертвый бог войны Артха и даже мой покровитель Натэр, Похититель жизни – сборище высокомерных, самодовольных ублюдков, истинное воплощение вероломства богов, пусть Натэр и был лучше остальных. Я содрогнулся от этих мыслей. Слишком тревожная тема, учитывая то, что заперто в моей голове. Что бы тогда ни произошло, уверен, я в этом не виноват. Но магам хорошо известно: уверенность заслуживает проверки.

В этом коварство магии: она стирает сомнения, заменяя их ощущением собственного величия. И чем могущественнее ты становишься, тем больше уверен, что только твое мнение важно. Почти все могущественные маги, которых я видел, давным-давно возомнили себя невесть кем. Да ну его на хрен. Я лучше буду пустым местом.

На мое плечо опустилась рука.

– Все пассажиры сходят, – сказал капитан, изо рта у него воняло самым дешевым ромом из доков. Я снова натянул страдальческую маску, когда он развернул меня и толкнул к сходням, где толпились остальные беженцы.

Я закивал, как смиренный мелкий торговец, и прижал руку к губам, подавляя приступ тошноты.

– Благодарю, капитан, благодарю, – проблеял я сочившимся ложной кротостью голосом и зашагал под дождем к остальным, спеша убраться подальше от пироманта.

Мастерство лицедея в выражении глаз и языке тела. Люди по большей части даже не понимают, как много они улавливают и как сильно себя выдают. Это не магия, но очень на нее похоже.

Мы сгрудились у дыры в леере, раскачиваясь на тошнотворно взбрыкивающей палубе, пока докеры хватали брошенные концы и привязывали их к железным кольцам, вделанным в огромные каменные блоки. Ожидание было мучительным. Мне не терпелось попасть за городские стены и выследить человека, убившего Линаса.

Нашего капитана убедили не платить втридорога за стоянку его дырявого корыта у безопасных и охраняемых причалов доков Западного брода и бросить якорь в восточной части города, среди рыбацких лодок и одномачтовых коггов, выгружавших нечесаную шерсть, сыромятные кожи и другие малоприбыльные товары. Эта часть больше подходила для моих целей – стражи брали взятки поменьше, а нюхачи были не такие умелые. В мое время сюда отправляли в наказание, и вряд ли с тех пор многое изменилось.

Беженцы до сих пор не могли поверить в произошедшее. Всего пять дней назад они смотрели, как горит Железный порт, как уничтожаются их средства к существованию, как убивают родных и друзей. Всего за час они потеряли все, кроме собственной жизни. Некоторые шепотом рассказывали, что видели, как шаман из Скаллгрима вызвал демонов и позволил им пожирать людей живьем.

Строго говоря, Железный порт входил в союз Вольных городов и больше не являлся частью рушащейся Сетарийской империи, но кровавая магия кощунственна, и мне было интересно, вынудит ли это принять меры даже вечно препирающихся магов из политической элиты Арканума. В конце концов, именно из-за жажды этой мерзкой силы погибла древняя империя Эшарр, самая могущественная из всех известных миру, ввергнув человечество в темный век кровавой резни. Колдуны приносили в жертву несметные тысячи жизней ради своего пристрастия к магии. Аркануму придется осознать, какую опасность представляет собой Скаллгрим.

Однако, как я знаю по опыту, советники Арканума будут годами обсуждать такие важные и срочные вопросы, пока бюрократы из Администратума, главы благородных домов и верховные жрецы богов спокойно занимаются текущими делами города вроде обслуживания дорог и колодцев, торговых пошлин и борьбы с преступностью, пожарами и болезнями. Магократия, возможно, не самая эффективная форма правления, но никто другой и помыслить бы не мог о контроле над сотнями Одаренных по всей империи. Без Арканума мы до сих пор жили бы в глинобитных хижинах, в маленьких деревушках, как в Скаллгриме, скопище враждующих племен, слабо управляемых Одаренными шаманами, которые напяливали на головы части дохлых животных и взывали к духам. Арканум – необходимое зло. Оставалось надеяться, что объявится какой-нибудь бог и даст им пинка под зад, заставив действовать, как изредка случалось, когда повод казался богам достаточно важным. Даже могущественный Арканум не посмеет ослушаться богов.

Облаченный в желтые одежды жрец Дерриша, Золотого бога, считавшегося номинальным главой торговли Сетариса по неясным историческим причинам, до которых мне не было никакого дела, встал в очередь позади напыщенного прыщавого юнца – я стал называть его про себя лордом Задницей из-за количества дерьма, выливавшегося у него изо рта. Я наблюдал, как жрец поглядывает на море в сторону Железного порта, как его изможденное лицо становится жестким, когда этот выскочка, отпрыск какой-то незначительной семьи, начинает нести чушь о своих обширных владениях в Сетарисе и о том, что падение Железного порта не так уж много значит для него.

Когда сходни с грохотом опустились на мокрый от дождя причал, лорд Задница прошел в начало очереди, а два его приспешника расталкивали всякую шваль с дороги. Он начал визжать на матроса с дубленым лицом, требуя немедленно дать ему сойти. Знатное происхождение, и все такое прочее. Затем прямо мимо него прошагал маг из Арканума. Лорд Задница заскрипел зубами, но посторонился. Он был не настолько смел или глуп, чтобы разжигать гнев пироманта. После пяти дней моего подтравливания и психологической подготовки сопляк был натянут как тетива и готов сорваться в любую секунду. Идеальный момент. Я тихо подошел к нему сзади и с улыбкой посмотрел на его пояс. Этот идиот оставил кошель на виду у любого потенциального вора. Сетарис быстро научит его уму-разуму. Я сунул внутрь маленький неприятный сюрприз.

Избежать нюхачей на посту стражи невозможно, но я мог направить их внимание в другую сторону. Моя с претензией скроенная одежда – это, конечно, хорошо, но даже через десять лет некоторые нюхачи, дежурившие у ворот, могли распознать уникальный запах моей магии, если окажусь с ними лицом к лицу. Лучше держаться в тени и прятаться в толпе, пока они сосредоточены на каком-нибудь другом подходящем ублюдке.

Лорд Задница оглянулся и нахмурился, но его взгляд скользнул мимо меня. Я для него был пустым местом, просто еще одним только что разорившимся торговцем с ввалившимися глазами, ошеломленным недавними событиями в Железном порту. Однако под этой идеально скучной маской я улыбался.

По знаку капитана матрос начал подгонять нас вниз по сходням. Дождь прекратился, мы беспорядочной толпой вывалились на причал и затрусили по грязной дорожке к Нищенским воротам. Я с облегчением ощутил твердую почву под ногами, но желудок до сих пор как будто скакал вверх-вниз. Потрошащие рыбу старики и старухи с обветренными лицами мрачно разглядывали нас, когда мы проходили мимо их лачуг, сгрудившихся вокруг складов. В импровизированных тавернах пьяные моряки размахивали кружками с грогом и зазывали нас сыграть в кости и обменяться новостями. Некоторые беженцы направились к ним, и я подозревал, что завтра они проснутся в сточной канаве в чем мать родила, без гроша в кармане и с жутким похмельем.

Трудно представить, как выглядел этот некогда великий город во времена, когда он был сердцем настоящей империи. Теперь нам остались только южная часть Каладона и несколько дальних колоний, в равной мере опустошавших казну и казармы. Вольные города отделились еще до моего рождения, но старики помнили и оплакивали тот последний вздох имперского правления. Не считая древних богов Сетариса, только старшие маги Арканума знали город в расцвете его могущества, до того как он превратился во вшивую помойку.

Над доками кружили чайки, следовавшие за рыбацкими лодками, выгружающими улов, и с воплями пикировали вниз, чтобы устроить драку над вонючими кучами потрохов, сваленных у лачуг. В отличие от других портовых городов, в самом Сетарисе чайки не водились – об этом заботились корвуны, нечто среднее между морским орлом и гигантским вороном, черные как ночь, злобные, как сборщики долгов, и хитрые, как уличный мальчишка. Они не встречались больше нигде в мире. Одна из этих птиц сидела на крыше надвратной башни, к которой мы направлялись, и деловито рвала куски из растерзанного брюха чайки. Я недобро взглянул на неразборчивое послание, жирно намалеванное на стене башни красной краской: «Живодер придет за тобой».

Сквозь открытые ворота надвратной башни я увидел, как зевающие стражи поднялись со скамеек и взяли алебарды, чтобы преградить путь. К ним присоединился нюхач из Арканума, смотревшийся весьма величественно в мантии, украшенной мистическими символами. Залог успеха в тонком искусстве внушения: если кто-то верит, что твоя сила подействует на него, то под влиянием самовнушения, скорее всего, так и случится. Есть разница между ребенком, размахивающим морковкой, и человеком, одетым как маг Арканума, тычущим тебе в лицо палочкой из светящегося кристалла. Один из них надует тебя с гораздо большей вероятностью, чем другой.

Чтобы опередить лорда Задницу, пришлось протискиваться сквозь толпу. В итоге я оказался третьим в очереди, не видя смысла вставать первым и привлекать к себе внимание, да и в любом случае эта честь всегда принадлежала магам. Пиромант помахал перед стражниками пергаментом с восковой печатью Арканума и проследовал к нюхачу. Пока документы проверяли, они обменивались любезностями. Нюхач осмотрел его в поисках следов неизвестной или опасной магии, а затем махнул рукой, пропуская. Формально такой проверке подлежали все, включая архимага, главу империи. Слишком опасно впускать в город кровавых колдунов или развращенных магией. Любого незарегистрированного Одаренного арестуют и предадут суду Арканума, если у него при себе не будет дипломатических бумаг из других земель. Я прекрасно представлял, что ожидает мага-изгоя вроде меня, если я буду обнаружен.

Следующий в очереди молодой оборванец взбесился, не желая платить пошлину за проход. Стражи не стали его слушать и велели убираться обратно в доки, искать себе работу, если нет денег.

Вдруг задрожала земля, дома заскрипели, загрохотали засовы дверей и решеток башни. Стражи уставились на стену, с которой сыпались пыль и каменная крошка. Через мгновение все закончилось, но оборванец впереди меня воспользовался моментом и бросился бежать к Нищенским воротам.

Когда этот невежественный болван проскочил мимо нюхача, я поморщился. Стражи даже не попытались его остановить. Нюхач вздохнул и нажал на кристалл активации, вставленный в кольцо на указательном пальце. Когда юнец пробежал под каменной аркой, вырезанные на ней защитные знаки вспыхнули красным.

Короткий вскрик, и на землю упало дымящееся тело, лохмотья и волосы сгорели дотла. Похмельный страж с ворчанием оттащил почерневшие останки и пинком отшвырнул в сторону, для пущей убедительности смачно плюнув на них. Корвун на башне бросил чайку и наклонил голову, приглядываясь к свежему мясу.

Настала моя очередь предстать перед стражами. Я заламывал руки и изо всех сил старался выглядеть напуганным и жалким.

– Как хорошо снова оказаться на твердой земле, господа, – сказал я, шмыгая и утирая нос. Я схватил стража за руку и крепко пожал ее, вложив в ладонь свою последнюю серебряную монету, и та исчезла в его кармане с ловкостью, которой не постыдился бы любой карманник или уличный фокусник.

– Я к родне приехал, – сказал я. – Надеюсь, меня возьмут работать в кузнице после… после…

Мои глаза стали стеклянными и отрешенными.

– Что за семья? – спросил страж, прищурившись и изучая мой дорогой зеленый плащ. – Может, я их знаю. Не Стеффана кузница?

Я помотал головой. Насколько мне известно, в Сетарисе нет никакой кузницы Стеффана. Старый трюк.

– Я родня Старому Карти, он живет у… Болотного моста, так вроде называется.