Всегда верен

– А ты ломаешь стереотипы о дочках богатых родителей, – заметил Паша, чтобы снова разрядить обстановку.

– Я всегда хотела сходить в настоящий поход, – голос Алисы стал грустным и мечтательным. – Прыгнуть с тарзанки, напиться с друзьями, танцевать до утра… Но мачеха вечно начинала скандалить и нудеть, что нечего забивать голову ерундой, надо думать об учебе и карьере. А так как после школы я училась на дому… у меня и друзей-то толком не было. Если только по переписке.

– Да уж, мегера, – выдохнул Паша. – А с отцом не поговорила?

– Папа вечно был на работе. Почти жил там. Виделись только за ужином, и то не всегда.

– Какой твой любимый цвет?Было видно, что воспоминания нагоняют на нее тоску. Паша решил сменить тему на что-то совершенно абсурдное.

– Что? – Алиса была ошарашена. – Не знаю… Наверное, зеленый. А твой?

– Синий. Как небо… до всего этого.Паша повернулся, глядя в черное, затянутое тучами небо за дверью.

– Знаешь, я много думала… о том, что произошло за эти два дня. Если бы ты не ворвался тогда ко мне в дом… я бы, наверное, не дожила до сегодняшнего дня.Наступила неловкая, но на этот раз не тяжелая пауза. Алиса встала, поправила волосы, заправив непослушную прядь за ухо.

– Спасибо.Она сделала шаг к Паше, склонилась над ним, и ее теплые, мягкие губы коснулись его небритой, загрубевшей щеки. Поцелуй был быстрым, легким, как прикосновение бабочки.

Паша смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Алиса, заметив это, вдруг страшно смутилась. Она выпрямилась, отшатнулась назад, и по ее лицу разлился яркий румянец. Она отвела глаза.

– Ты чего покраснела-то? – Паша не удержался от ехидной ухмылки. – Мальчика никогда не целовала?

– Вообще-то… нет, – пробормотала она, и смущение, казалось, вот-вот раздавит ее. – Все, я спать! – выпалила она, поворачиваясь к нему спиной. Она достала из своего рюкзака сложенный плед, обернулась им с головой и легла на пол лицом к стене.

– И вообще, не стоит дразнить взрослого парня после долгого воздержания, который уже двое суток на постоянных нервяках, – поддел он ее.

– Да пошел ты! Ёж противный! – донеслось из-под пледа, но в голосе ее не было злости, лишь смущение и досада.

Паша тихо усмехнулся. Он потушил костер, закидав его землей, и закрыл двери гаража, скрепив их изнутри найденным куском проволоки. Устроившись у противоположной стены, он снял куртку, подложил под голову рюкзак и почти мгновенно провалился в тяжелый, бездонный сон, который, к сожалению, длился недолго.

Его разбудили настойчивые, полные паники крики и тряска за плечо. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Алису. Ее лицо в полумраке было бледным, а глаза – огромными от ужаса.

– Паша! Просыпайся! – шептала она, дергая его за куртку. – Там… там что-то есть! Слышишь?

Глава 3. Semper Fi

Пробуждение было тяжелым, мучительным, будто его выдергивали из небытия клещами. Каждая мышца в шее и спине Паши, пролежавшей ночь на холодном, неровном бетоне, заныла протестом, одеревенев и потеряв гибкость. Голова гудела тяжелым, болезненным гулом, сознание отказывалось фокусироваться, цепляясь за обрывки кошмарных снов, в которых смешались рев толпы и грохот выстрела.

– В чём дело? – даже эта короткая фраза далась ему с трудом, выйдя сиплым, проржавевшим шепотом.

– Они здесь! – Алиса была на грани истерики. Ее пальцы, холодные и цепкие, впивались в его плечо, и даже после того, как он открыл глаза, она по инерции продолжала трясти его, словно пытаясь встряхнуть и заставить мир вернуться в нормальное русло.

Со скрипом, подобно старому, заевшему механизму, мозг Паши начал приходить в рабочее состояние, обрабатывая информацию, которую ему посылали другие органы чувств. И тогда осознание ударило его, словно ведро ледяной воды, выплеснутое в лицо. Это был не одинокий крик. Это был гул. Низкий, нарастающий гул, состоящий из тысяч сорванных, хриплых глоток, сливающихся в один чудовищный хор. И под ним – топот. Глухой, многоногий топот, от которого по бетонному полу гаража шла мелкая, непрерывная вибрация. С каждой секундой и гул, и топот становились все ближе, все явственнее.

Если Алиса, сталкивавшаяся до этого лишь с отбившимися от стаи одиночками, могла позволить себе панику, то Паша, видевший эту орду вблизи, на мгновение просто замер. Его глаза остекленели, в них отразился чистый, животный ужас перед неостановимой силой, сметающей все на своем пути. Это была не просто угроза. Это было стихийное бедствие из плоти и ярости.

Времени на раскачку не было. Каждая секунда промедления неумолимо сокращала их и без того призрачные шансы. Рванувшись с пола, Паша не стал тратить время на распутывание проволоки, скреплявшей двери. Он с силой рванул их на себя, и старый замок с треском поддался. Распахнув створки, он замер на пороге.

Через поле, в паре километров, из-за линии леса, как саранча, высыпала серая, ревущая масса. Она катилась в сторону деревни, подминая под себя кусты, ломая молодые деревца, и в ее гуще мелькали фигуры, которые давили и калечили друг друга в слепой, неконтролируемой ярости. Расстояние таяло на глазах.

– Заводись, блядь, заводись! – прошептал он, вскакивая на седло и всовывая ключ в замок зажигания.Паша отшатнулся назад, к мотоциклу.

«Урал», будто чувствуя исходящую от хозяина отчаянную энергию, на этот раз не капризничал. После пары оборотов мotor хрипло кряхтел, чихал… и с громким, металлическим лязгом и клубом сизого дыма ожил. Паша, не дожидаясь, пока Алиса как следует усядется, выкатил мотоцикл из гаража. Девушка на бегу запрыгнула ему на спину, обхватив так крепко, что он едва мог дышать.

Они понеслись через поле, напрямик, к видневшейся вдали ленте асфальта. Колеса швыряло по кочкам, мотоцикл кренился, угрожая опрокинуться, но Паша, стиснув зубы, держал курс. Выехав на трассу, он вывернул ручку газа до упора. Мотор заревел натужно, почти истерично, но старый «драндулет» послушно набирал скорость, хоть и казалось, что вот-вот развалится на ходу. Рев толпы и грохот тысяч ног еще какое-то время преследовали их, но спустя несколько километров начали растворяться в воздухе, оставив после себя лишь оглушительную, давящую тишину и звон в ушах.

– Неужели нигде нет безопасного места? – Алиса прошептала это, уткнувшись лицом в его спину. Ее голос был слабым, полным безнадежности.

– Должно быть.Ответа на этот вопрос у Паши не было. Все, что он смог из себя выдавить, прозвучало твердо, но абсолютно без уверенности внутри:

Почти до самого вечера они ехали молча. Слова казались лишними, ненужными в этом мире, где главными аргументами стали рев мотора и прицельный выстрел. Останавливались пару раз, скрываясь в кустах у обочины, чтобы справить нужду. Еды оставалось в обрез, поэтому решили терпеть до вечера, растягивая скудные запасы.

Неожиданно Паша начал сбрасывать скорость. Алиса, дремавшая, уставившись в его спину, встрепенулась и выглянула у него из-за плеча.

По сырой грунтовой обочине, едва переставляя ноги, брели три фигуры. Они были покрыты дорожной пылью с ног до головы, словно призраки, возникшие из тумана. Это были двое мужчин и одна женщина, все средних лет, в длинных, потрепанных рыбацких плащах. Лица их были серыми от усталости и истощения, глаза впавшими. Но они не кричали и не бросались на них. Значит, не зараженные.

Паша остановил мотоцикл в паре метров от них. Обе группы замерли, оценивая друг друга. Тишину нарушал лишь потрескивающий остывающий мотор.

– Куда путь держите? – спросил Паша. Вопрос был глупым, но в сложившейся ситуации – единственно возможным для начала диалога.

– К большому городу. В Череповец. Ходят слухи… от тех, кто еще не тронулся кукухой. Говорят, там адекватные могут получить еду и защиту. Крепость, типа.Ответил тот, что был повыше и похудее, с лицом, испещренным морщинами. У него не хватало нескольких передних зубов, и его голос, и без того сиплый, приобрел противный, шепелявый свист, режущий слух.

– Мы как раз собирались немного передохнуть и устроить привал, – вдруг предложил Паша. Но его голос прозвучал фальшиво, натянуто, будто он читал по бумажке. – Присоединитесь?

Казалось бы, радушное приглашение. Но все тело Паши охватило неприятное, ледяное ощущение. Что-то было не так. Его подсознание, обостренное до предела, настойчиво твердило: «Нельзя. Отойди. Беги».

– Откуда слухи? – Паша решил прощупать почву, подавив внутреннюю тревогу. Может, это просто паранойя, порожденная общим хаосом. – Связи-то почти не осталось.

– Это точно, со связью сейчас проблема, – беззубый осклабился, и его улыбка была откровенно хищной. – Слухи идут по старинке. От человека к человеку.

– Тогда где те люди, которые вам это рассказали? – не отступал Паша, чувствуя, как тревога нарастает. – Почему вы не объединились?

– Понимаешь, – омерзительный шепелявый свист смешался с самой наигранной в мире невинностью, – в тяжелые времена нужно помогать ближнему и всем делиться. А они… оказались жадными. Не захотели делиться.

И тут Паша наконец увидел то, что упустил вначале. Плащи на этих «путниках» были не просто пыльными. Рукава и подолы двоих из них, включая говорящего, были испачканы чем-то темным, грязно-бардовым. Засохшей, старой кровью. В голове с щелчком сложился жуткий пазл. Поздно.

За его спиной раздался короткий, злорадный смешок. Их окружили. Из-за придорожных кустов вышли еще двое, которых они сначала не заметили. Всего их стало пятеро.

– Хороший у тебя транспорт, – просипел он, и его дыхание пахло гнилью. – Мы вот уже ноги стерли, пока шли. А люди ведь должны помогать друг другу, верно?Мужик-шепеля, мечта стоматолога, резким движением схватил Пашу за запястье и попытался стащить его с мотоцикла.

Дело пахло керосином. Двое стоящих сзади рывком сдернули Алису на землю. Второй мужик, коренастый и плечистый, грубо потащил ее за волосы по мокрому грунту. Женщина, с лицом, как бычья туша, тут же принялась рыться в рюкзаке Алисы.

– Смотри-ка, у них и еда есть! – радостно прокричала она, вытряхивая содержимое на асфальт. – Зажиточные пиздюки попались!

– Гляди, Серый, – хрипло бросил он шепелявому, – и деваха ничего. Походу, мы не только поедим, но и стресс снимем. Давно не было ничего тепленького.Коренастый мужик, все еще таща Алису, грубо поднял ее за волосы, заставив вскрикнуть от боли, и начал задирать ей водолазку. По щекам девушки, искаженным ужасом, потекли беззвучные слезы.

Беззубая мразь едко хихикала. В голове Паши все смешалось – слепая ярость, леденящий страх, отчаяние. Адреналин ударил в виски, заставив кровь петь в ушах. Когда его почти стащили с сиденья, он с силой ударил локтем в сторону шепелявого. Удар пришелся точно в кадык. Тот согнулся пополам, издавая хриплые, захлебывающиеся звуки, и отпустил его руку. Мотоцикл, потеряв опору, с грохотом повалился набок.

Мгновения замешательства, вызванного неожиданным сопротивлением, Паше хватило. Он перекинул через плечо рюкзак, рука нащупала холодную рукоять «Орла». Он выхватил пистолет и, не целясь, приставил дуло к виску захлебывающегося кашлем ублюдка.

– А ну-ка, не рыпайся! – закричал коренастый, прижимая лезвие ножа к горлу Алисы. – Брось пушку, или я этой шлюхе глотку вскрою!

– Не везет тебе сегодня, пацан, – просипел он, и в его глазах читалась уверенность, что ситуация под контролем.Откашлявшись, шепелявый начал хрипло посмеиваться, но под дулом пистолета не решался пошевелиться.

Алиса, трясущаяся от страха, зажмурилась. И тогда в ее глазах что-то щелкнуло. Отчаяние сменилось яростью. Она резко, изо всех сил, впилась зубами в руку бандита, державшего нож.

Тот заорал от неожиданности и боли. Лезвие скользнуло по ее шее, оставив неглубокий, но кровавый порез. Нож с глухим стуком упал в грязь.

Паша уже не думал. Ненависть – к ним, к этому миру, к самому себе за то, что допустил это, – застила ему глаза красной пеленой. Он не целясь, почти в упор, нажал на спуск.

Грохот выстрела оглушил всех. Пустынная дура вышибла часть черепа шепелявому, забрызгав асфальт и стоящих рядом мозгом и кровью. Тело безжизненно шлепнулось на землю. Отдача больно ударила Паше по рукам, но адреналин и злоба были сильнее – дрожи не было.

Второй ублюдок, тот, что держал Алису, с ревом кинулся вперед, пытаясь снова схватить ее и использовать как живой щит. Но он не успел. На такой дистанции «Орел» не оставлял шансов. Второй выстрел, более прицельный, проделал аккуратную дыру в его глазу. Второе тело рухнуло на землю, дернулось несколько раз и замерло.

– Сами сдохнете, – прошептал он им вслед, и в его голосе не было ни злорадства, ни сожаления. Только пустота.Когда Паша, тяжело дыша, обернулся, тетка и еще один мужик, прятавшийся в кустах, уже уносили ноги, издавая бессвязные визги и стоны. Разгневанный стрелок, прицеливаясь, сделал в их сторону пару шагов, рука с пистолетом была тверда как камень. Но он остановился. Медленно, будто против воли, опустил оружие.

Он ринулся к Алисе. Девушка сидела на земле, вся в грязи, с кровью, сочащейся из пореза на шее. Она давилась беззвучными рыданиями, ее тело била крупная, неконтролируемая дрожь. Она была не в себе, ее сознание, казалось, отступило куда-то далеко, спасаясь от ужаса.

Рядом с ней валялся смятый клочок бумаги, выпавший, судя по всему, из кармана одного из бандитов. Паша машинально поднял его и сунул в карман. Затем, закинув на плечо свой рюкзак и подобрав валявшийся рядом рюкзак Алисы, он помог девушке подняться. Она шла, как манекен, не глядя по сторонам. Подняв мотоцикл, он усадил ее на сиденье перед собой, чтобы хоть как-то контролировать ее состояние. «Урал», в очередной раз проявив характер, завелся не с первой попытки, но все же рявкнул и понес их вперед, оставляя позади два трупа и запах смерти.

Следующий час Паша ехал, не видя ничего вокруг. Он просто давил на газ, пытаясь уехать как можно дальше от этого места, смыть с себя липкую паутину только что случившегося. Он не обращал внимания на дорогу, на возможные опасности, его мир сузился до ленты асфальта и ревущего мотора.

И лишь когда тело Алисы, сидевшей перед ним, начало обмякать и сползать, он очнулся. Девушка теряла сознание, ее голова беспомощно болталась. Паша резко сбросил скорость и, свернув с дороги, въехал в жидкий, чахлый лесок, тянувшийся вдоль полотна. Остановившись в глубине, за деревьями, он слез с мотоцикла, бережно подхватив Алису на руки. Она была легкой, как пушинка, и горячей. Он положил ее на подстилку из прошлогодней листвы. Девушка тяжело, прерывисто дышала, ее била мелкая дрожь, лоб пылал.

– Держись, я сейчас! – бросил он, не ожидая ответа, и побежал собирать хворост.

Он наскоро соорудил костер, чиркнул зажигалкой. Сухая древесина вспыхнула быстро, отбрасывая неровные тени на стволы деревьев. Вернувшись к Алисе, он, преодолевая странное смущение, снял с нее всю мокрую, грязную одежду, кроме нижнего белья. Ее тело было покрыто гусиной кожей от холода, но кожа горела. Он завернул ее в один из двух пледов, что она взяла из дома.

– Повезло, что ты догадалась взять два, – пробормотал он, глядя на ее бледное, осунувшееся лицо. Ответа не последовало.

Пододвинув ее поближе к огню, он сел рядом и вдруг вспомнил про клочок бумаги. Развернув его, он увидел, что это самодельная карта, склеенная из вырванных страниц автомобильного атласа. Красным карандашом был проложен маршрут. Они двигались в Питер. На мотоцикле до него оставалось около суток пути. Значит, бандиты не врали о направлении, но их цели были ясны как день. Свернув карту, он сунул ее в карман и снова посмотрел на Алису. Ей было не лучше. Один плед не спасал – ее продолжало трясти.

Хороших идей не было. В памяти всплыл обрывок какого-то документального фильма или статьи о выживании: чтобы согреть замерзающего, нужно использовать тепло собственного тела. Других вариантов он не видел. Скинув куртку и свитер, он, борясь с нелепым стеснением, забрался под плед к Алисе и прижался к ее горячей спине, обняв ее со спины, стараясь передать ей свое тепло.

Глаза предательски слипались, но взвинченные нервы и ответственность не давали уснуть.

– Тоже будешь насиловать? – ее голос был слабым, безжизненным, в нем не было страха, лишь горькая покорность судьбе.Алиса едва ощутимо вздрогнула, ее сознание прояснилось на мгновение.

– Хотел бы – уже бы изнасиловал, – его голос прозвучал хрипло и устало. В нем не было злобы, лишь констатация факта.

– Кажется, от этого кошмара не спастись, – прошептала она, и Паша почувствовал, как по его руке, лежавшей на ее плече, скатилась горячая слеза.

– У одного из этих мразей была карта. В сутках пути отсюда – Череповец. Там, по слухам, должно быть безопасно.

– Даже если и так… сколько еще людей нам придется убить, прежде чем доберемся туда? – ее вопрос повис в воздухе, острый и безответный.

– Ты считаешь этот биомусор людьми? – в голосе Паши зазвенело отвращение и презрение, щит, за которым он прятал собственную дрожь.

– Но они все еще люди, – настаивала она, и в ее голосе слышалась неподдельная боль. – На их месте могли оказаться мы. Мы их убили. Я… я чувствую, как он… как его кровь…

– Не думай об этом, – резко перебил он, прижимая ее крепче. – Лучше поспи. Я подежурю.

Он почувствовал, как касается лбом ее затылка, ищу в этом жесте какую-то опору для них обоих.

Уснуть Алиса не могла. Возбужденная нервная система словно рой ос жужжала в ее голове, отбивая всякий сон. Она лежала с открытыми глазами, глядя в черное небо, усеянное редкими, неяркими звездами, проглядывающими сквозь разрывы в тучах.

– Мы теперь как Бонни и Клайд? – вдруг тихо спросила она.

– Тебе от температуры совсем голову повело? – Паша последовал ее примеру и тоже уставился в небо, чувствуя, как накатывает странное, почти ирреальное спокойствие.

– Нам тогда и девиз свой нужен, – продолжила она, и в ее голосе послышалась слабая, едва уловимая улыбка.

– Пусть будет «Semper Fi».Паша усмехнулся в темноте.

– И что это значит? – спросила Алиса, и ее плечо под пледом слегка дрогнуло.

– Всегда верен, – тихо ответил Паша, и в этих словах был не просто девиз, а клятва, данная в темноте холодного леса, под звездами апокалипсиса. Клятва, которую он давал не стране или корпорации, а ей. Единственному человеку, который остался с ним в этом рушащемся мире.

Глава 4. Громкое молчание

Рассвет застал их в лесу. Не тот ясный, розовый рассвет, что сулит новый день, а серый, влажный и холодный. Свет пробивался сквозь хмурую пелену туч и густую листву, не согревая, а лишь подчеркивая унылость пейзажа. Паша не спал. Его дежурство растянулось на всю ночь, и теперь тело отзывалось на каждое движение тупой, глубокой болью. Но сознание было ясным, заточенным до остроты лезвия. Каждый шорох, каждый треск ветки заставлял его руку инстинктивно сжимать рукоять «Орла», лежавшего рядом.

Алиса спала беспокойно, ее сон был похож на забытье. Она металась, что-то бормотала сквозь стиснутые зубы, иногда всхлипывала. Паша не будил ее. Сон, даже такой, был единственным лекарством от того, что они пережили. Он сидел, прислонившись к дереву, и наблюдал, как ее лицо в полусвете постепенно теряет лихорадочный румянец. Порез на шее, неглубокий, но зловеще красный, казался ему обвинением. Он снова не уберег.

Когда солнце поднялось выше, окончательно разгоняя ночные тени, Алиса зашевелилась и медленно открыла глаза. Она несколько секунд смотрела в небо с непониманием, а затем воспоминания нахлынули на нее волной. Она резко села, дико озираясь, ее дыхание участилось.

– Тихо, – тихо сказал Паша, не двигаясь. – Все спокойно. Никого нет.

Ее взгляд упала на него, и в нем читалось не облегчение, а глубокая, укоренившаяся тревога. Она потрогала пальцами порез на шее, сморщилась.

– Как ты? – спросил он.

– Жива, – коротко бросила она, отводя глаза. Ее голос был хриплым. – А ты?

– В порядке.

– Нужно двигаться. Бензин еще есть, но не уверен, что его хватит до города. И еду нужно искать.Он встал, размяв затекшие конечности, и потушил тлеющие угли костра, засыпав их землей. Действия его были выверенными, автоматическими. Ритуал выживания.

Алиса молча кивнула. Она поднялась, все еще закутанная в плед, и начала одеваться. Ее движения были медленными, будто скованными невидимыми цепями. Она избегала смотреть в ту сторону, где лежали их рюкзаки, словно боялась снова увидеть кровь на них.

– Пей. Обезвоживание убьет быстрее голода.Они не завтракали. Остатки вчерашней колбасы и сыра вызывали у Алисы рвотный позыв. Паша, видя ее состояние, просто протянул ей бутылку с водой.

Она сделала несколько мелких глотков и снова замолчала.

Они выехали на трассу, и на этот раз мир вокруг казался еще более безжизненным. Пустые, разбитые машины, стоящие на обочине, стали встречаться чаще. Некоторые были с открытыми дверями, и Паша старался не смотреть внутрь, но периферией зрения улавливал темные пятна на сиденьях. Дорога шла через поля, некогда засеянные, а теперь покрытые бурьяном и сорняком, отвоевывавшими у цивилизации свое пространство. Вдали виднелись остовы ферм, почерневшие от пожаров.

Они ехали молча. Гул мотора был единственным звуком, заполняющим пустоту. Паша чувствовал, как Алиса, сидевшая сзади, почти не двигается. Ее руки, обхватывающие его за талию, были расслаблены, будто она держалась лишь по инерции. Он понимал, что внутри нее идет своя, тихая война. Война между тем, кем она была неделю назад – избалованной дочерью богатых родителей, чьей главной проблемой была скандальная мачеха, – и тем, кем она становилась сейчас. Убийцей. Пусть и поневоле. Соучастницей.

Он и сам вел эту войну. Каждый раз, закрывая глаза, он видел искаженное лицо шепелявого мужика в последний миг. Слышал хлюпающий звук и видел, как гаснет свет в его глазах. Он не сожалел. Эти твари получили по заслугам. Но сам факт, что он переступил через черту, что он теперь мог без колебаний нажать на спуск, менял его изнутри. Он чувствовал, как что-то в нем черствеет, покрывается броней, за которой становилось все труднее разглядеть того самого Пашку с завода, который просто хотел жить «как у людей».

Примерно через час пути они увидели дым. Тонкая, серая струйка поднималась из-за холма, за которым, судя по карте, должно было находиться небольшое село.

– Куда? – наконец подала голос Алиса.Паша сбросил скорость и свернул с трассы на грунтовую дорогу, ведущую в сторону от дыма.

– В объезд. Дым – значит люди. А люди сейчас – это либо такие же, как мы, либо те бандиты, либо… – он не договорил, но она поняла. Либо «спящие». Рисковать не было смысла.

– Но еда… – слабо возразила она.

– Найдем в другом месте. Сейчас главное – не нарваться.

Они объехали село по полю, держась на почтительном расстоянии. В бинокль, найденный в одном из рюкзаков, Паша разглядел несколько фигур, сновавших между домами. Они двигались резко, хаотично. «Спящие». Село было потеряно.