Держись крепче

– Да блин! – резко махаю рукой, прогоняя непрошенное виденье. Сердце колотится глупо, будто я нарисовала что-то неприличное. Прохожая смотрит на меня косо. Улыбаюсь ей виновато и утыкаюсь в телефон, делая вид, что проверяю… что-нибудь… Чушь какая! Просто лицо. Не конкретное, а абстрактное лицо!

На уроках ситуация ухудшается. Особенно на рисовании. Надо делать быстрые наброски интерьера класса. Длинные парты, как ленты, тянущиеся по ровной линии к учительскому столу, ряды сидений. Я стараюсь. Пытаюсь уловить перспективу, тени от ламп под потолком, фигуры одноклассников на дальних рядах. Но рука скользит по бумаге. Вместо угловатых спинок стульев и ракурсов появляются плавные линии. Лед, овал катка. И на нём – неясная фигурка в движении, с клюшкой. Коньки оставляют тонкие штрихи на белом фоне. Я стираю ластиком. Рисую снова. Фигурка становится чётче. Поза – резкая, динамичная, как когда отбил шайбу… Номер 7 на спине. Я быстро переворачиваю лист, будто собираюсь добавить деталей интерьеру. Но вместо этого карандаш сам выводит профиль. Каштановые, чуть вьющиеся на концах волосы. Сильный, но не грубый подбородок. И снова – едва заметная линия над левой бровью.

– Эх, Катюха, – бормочу себе под нос, яростно стирая рисунок. – Соберись! Хочешь проблемы?

Рядом тихо хихикает Соня. Она сидит слева, её очки чуть бликуют от света из окна. Я не вижу её глаза, но чувствую на себе этот пристальный, всевидящий взгляд шпионки. Она заметила. Конечно, заметила – она же видит всё! Я делаю вид, что увлечённо рассматриваю потолок, а потом резко начинаю рисовать кактус в горшке на подоконнике. Очень реалистичный кактус. С колючками. Вот!

Второй день.

Холод на улице усилился, а внутри всё та же мешанина чувств. Я думала, станет лучше, но не тут-то было! Иду с Лерой и Наташкой в столовую. Другие девчонки заняты своими делами, так что мы идём втроём. Они вовсю обсуждают вчерашнюю тренировку баскетбольной сборной, где Наташка чуть не снесла щит.

– …а он такой: «Наташ, ты ж не медведь, аккуратнее!» А я ему: «Да я только разгоняюсь!» – грохочет Наташка, размахивая руками так, что окружающим приходится идти рядом с ней лишь на почтительной дистанции.

– Представляю! – смеётся Лера. – Кать, ты вчера на рисовании что рисовала? Я сзади видела, ты что-то яростно стирала. Я хотела спросить у Соньки, может, тебе помощь нужна, но она лишь загадочно улыбалась. У тебя там всё нормально?

Мы садимся за стол, и я чувствую, как кровь приливает к щекам. Сонька меня не сдала, но одного её хитрого взгляда достаточно, чтобы разбудить в девчонках любопытство!

– Да, – быстро киваю, ковыряя ложкой в супе. – То есть, небольшие сложности, ничего серьёзного. Эскиз не шёл. Голова кругом – всё перекашивало. Я не выспалась просто – вчера всю ночь собаки под окнами лаяли. Сегодня уже нормально.

– Бедненькая! Но знаешь, ты права – у нас классы – не самая удачная и красивая вещь для зарисовки – соглашается Лера. – Особенно, когда учитель наш начинает ходить туда-сюда. Ты рисуешь его тут, а он уже вон там! Я вчера тоже знатно намучилась! Лучше уж фрукты рисовать!

Мы смеёмся, перекидываясь шуточками. И я очень рада, что тема сменилась. Но чуть позже, когда Лера что-то эмоционально рассказывает про нового тренера на её занятиях по гимнастике, а Наташка пытается одновременно есть и жестикулировать, мой блокнот для набросков, который всегда со мной, даже в столовой, оказывается открытым. Не знаю как – магия, наверное… А потом ещё и рука-предательница сама тянется за карандашом… Один легкий штрих – контур челюсти. Другой – изгиб носа. Потом – большие глаза. И снова, снова эта черточка над бровью. Добрые глаза. Смущённые. Как тогда, когда он протягивал мне планшет… «Держись крепче». Блин! Я с треском захлопываю блокнот. Звук выходит такой громкий, что Лера и Наташка обрывают разговор, смотря на меня, как на ненормальную.

– Что? – спрашивает Лера.

– Муха! – выпаливаю первое, что приходит в голову. – Большая, противная! Почти в суп залезла. Я испугалась.

Наташка фыркает.

– Ты мух боишься? Серьёзно? Я думала, ты только мальчишек боишься.

– И мух тоже! – парирую, суя блокнот глубоко в рюкзак. – Особенно осенних, злых. Они же знают, что скоро им придёт конец.

Девчонки смеются, и разговор, к моему счастью, снова уходит в сторону. А у меня в рюкзаке, под учебниками, лежит блокнот с его лицом. И на душе – смесь стыда и какой-то глупой радости. Чушь. Сплошная чушь!

Третий день. Пик моей художественной «одержимости».

На уроке геометрии наша классная вещает о теоремах, показывает примеры на доске. Я стараюсь слушать. Очень стараюсь. Конспектирую. А задумавшись, рисую на полях геометрические фигуры. Треугольник с идеальными углами. Квадрат. Окружность. Потом начинаю соединять точки. Буквы… «Д»… «Е»… «Н»… «И»… «С»… Д-Е-Н-И-С…

Ой!

Быстро зарисовываю получившееся имя узором из линий, превращаю в абстрактный завиток… Начинаю рисовать шайбу. Потом коньки. Потом – очертания арены. И опять… Лицо… Сначала лёгкий набросок, потом прорисовываются детали. Волосы, падающие на лоб. Глаза. Синие. Большие. Смотрящие прямо с листка в клеточку. Хорошие таки-и-ие… И шрам. Этот чертов шрам над бровью как опознавательный знак. Я рисую его снова и снова, будто моя рука ищет эту конкретную форму, этот изгиб.

Рядом шевелится Соня. Она уже решила все задачи и теперь тихо наблюдает. Правда, не за учительницей, а за мной и моим листочком… Я пытаюсь не смотреть в её сторону, яростно стирая ластиком только что нарисованный портрет.

Соня наклоняется чуть ближе, будто рассматривая что-то в учебнике. Её губы растягиваются в хитрую улыбку. Очень хитрую улыбочку настоящей лисицы!

Я краснею. Знаю, что краснею от ушей до самой шеи. Быстро-быстро переворачиваю листок, открываю чистую страницу – и делаю вид, что углублённо изучаю условие задачи.

– У каждого свои предпочтения, – тихо, почти шёпотом произносит она, не смотря на меня, её голос едва различим под бормотанием Марии Ивановны. – В искусстве… и в жизни. Что ж, Соколова, теперь мы знаем, кто смог пробраться в твоё сердечко.

– Да не… – бормочу я, утыкаясь в тетрадь. – Просто… рука чешется. Рисовать. А что рисовать – всё равно. Лица, буквы, узоры… Чушь собачья какая-то. Абстракция…

Соня тихонько хихикает и качает головой, явно не веря ни одному моему слово. Я бы и сама себе не поверила! Подруга возвращается к своему конспекту, делает ещё пару аккуратных пометок. Но я чувствую её довольство – она поймала новую сплетню. Свеженькую. Пикантную. И положила в свою копилку. Мышка-шпионка, чтоб её!

Остаток урока сижу как на иголках. Каждый штрих, каждая линия на бумаге кажутся подозрительными. Рисую только то, что связано с геометрией. Фигуры. Только фигуры. Клянусь себе. Но когда учительница объявляет конец урока и класс оживает, а гул голосов заполняет помещение со рядами парт, я ловлю себя на том, что в уголке чистого листа в блокноте… появляются сердечки… Сердечки, Соколова! Как низко ты пала!

Я быстро захлопываю блокнот. Убираю в сумку и глубоко вдыхаю.

Три дня. И этот парень, Денис Корсаков, его милая улыбка, его синие глаза и добрый голос. Как вирус. Или как навязчивый мотив песни. Ты не думаешь о нём, а он тут как тут, выплывает в самых неожиданных местах: в воздухе, в полях конспекта, на чистом листе блокнота. И самое противное – от этого появляется странное, тёплое и одновременно нервное чувство где-то под ложечкой. И Соня, эта ходячая энциклопедия сплетен, теперь в курсе моей «болезни».

«Держись крепче», – всплывают в памяти его слова на моём планшете. Да уж. Крепче надо держаться, Соколова. А то рискуешь свалиться с этих самых длинных парт прямиком в какую-то глупую, нелепую, совершенно нереальную… историю. Чушь. Должно быть, это всё из-за гормонов, взросления и страха того, что ждет всех нас за порогом школы…

Глава 7 Первый блин комом

Столовая в третью перемену – это отдельный вид искусства. Шум, гам, звон посуды, смех, ароматы дешёвых котлет и вечного компота, причём не всегда приятные, – всё это сливается в одну особую атмосферу, которую поймёт лишь тот, кто когда-нибудь учился в подобной, самой обычной школе.

Мы с девчонками втискиваемся за наш привычный стол у окна своей пятёркой: я, Лера, Алина, Соня и Наташка, которая уже успевает раздобыть три порции пюре с котлетой и священнодействует над ними.

– …и вот этот квадрат, – я тыкаю пальцем в экран планшета, где красуется моя работа, над которой я корпела весь предыдущий вечер – задание по композиции, – он просто-напросто отказывается дружить с кругом! Они как кошка с собакой! Я их и рядом ставлю, и накладываю, и цветом пытаюсь примирить – фигня! Всё равно дисгармония! А это – одно из вступительных испытаний в колледж, который я выбрала.

– Кать, ты нас терминами сейчас завалишь, – хмыкает Алина, разрезая школьную котлету, словно филе-миньон в дорогом ресторане, – если для тебя это проблема, то я здесь виду лишь круг и квадрат.

Я недовольно фыркаю. Как же хочется общаться хоть с одним человеком, который меня понимает!

– Ой, да сделай ты как-нибудь! – советует Наташка, – ты же художник, скажешь, что это вдохновение!

– Наташ, – хмыкает Соня, – сразу видно, что вообще не понимаешь о чём говоришь.

– А мне пофиг! Я даю советы подруге, а не задираю нос, – тут же огрызается та.

– Ну вы еще подеритесь, – хихикает Лерка. – Кать, может ну его, твои наброски. Пойдем гулять?

– Гулять? Куда?

Лера задумывается на секунду, но тут же её лицо озаряется привычной авантюрной улыбкой. – А давайте после уроков махнём в «Арт-Хаус»? Там новая выставка графики, говорят, огонь! Может, вдохновение тебе привалит? И парни там культурные тусуются… – она многозначительно подмигивает сразу всему нашему столу.

– Лер, мы в девятом классе, – напоминает Соня тихо, откладывая свой бутерброд. Она почти не ест, вяло ковыряясь в несчастном листе салата. – И нам надо к экзаменам готовиться, к выпускному, и по математике домашку задали… И…

– И мы всё равно сходим! – перебивает её Лера. – Нельзя же только учиться! Надо и вдохновение подпитывать! И… социальную жизнь!

– Моя социальная жизнь сейчас – это сон, – бормочу я, подпирая щёку рукой. Гречка кажется безвкусной, а квадраты в планшете – назойливыми. – И это вдохновение…

И тут я замолкаю на полуслове. Дверь столовой открывается, впуская порцию холодного воздуха и… его.

Того самого Дениса Корсакова, профиль и анфас которого украшают страницы моих блокнотов…

Он входит не один. С ним двое парней, тоже из их класса – их я помню по лицам. Странный у них класс подобрался. Тихий. Не такой яркий, как мы, и не зубрилки, как «Б"эшки…

И сам Денис – такой же. Никакой хоккейной формы, никакой звёздной походки. Простой тёмно-синий свитер, слегка потёртые джинсы, рюкзак за спиной. Волосы, как тогда на катке, чуть вьются на концах, а сегодня еще слегка растрепались ветром. Он что-то тихо говорит своему другу, указывая в сторону раздачи. Выглядит… самым обычным. Задумчивым. Совсем не тем, кого в последующие дни после крутой победы должны облеплять девчонки с автографами. Хотя… может, он просто умеет сливаться с толпой, когда не на льду?

Моё сердце проделывает сальто-мортале где-то в районе горла и обрушивается обратно, застучав с бешеной скоростью.

Бам-бам-бам.

Громко…

Так громко, что кажется, будто его слышно через весь зал. Все мои три дня борьбы с навязчивыми рисунками, все уговоры себя, что это «чушь», испаряются в одно мгновение.

Влипла. Влипла по уши, Соколова.

Он просто появился в поле моего зрения, а у меня внутри – фейерверк из нервных бабочек и полное отсутствие вменяемых мыслей. Кроме одной: он здесь!

Я резко опускаю глаза в тарелку, делая вид, что обнаруживаю в гречке нечто невероятно интересное. Может, собственный здравый смысл?!

– О-па, – тихо, но очень выразительно произносит Лерка, а мне хочется застонать. Её рыжие брови ползут вверх. Она сидит напротив меня и отлично видит направление моего внезапно оборвавшегося взгляда.

– Что «о-па»? – спрашивает Наташа, с любопытством оглядываясь. Она резко крутит головой, оглядывая весь зал, потом смотрит на вход, взгляд задерживается на секунду… и её лицо расплывается в понимающей ухмылке. – А-а-а… Оно самое «о-па»! Приплыли!

– Что? Кто? – настораживается Алина, элегантно поворачивая голову. Её взгляд скользит по группе парней у раздачи, мгновенно вычисляя Дениса. – Ах, вот оно что! Ну конечно. Наш скромный герой. В своей естественной среде обитания – среди таких же незаметных одноклассников…

– Ш-ш-ш! – шиплю я, чувствуя, как жар ползёт от шеи к щекам. – Никакое не «о-па»! Я просто… смотрю. Людей. Вообще. Он занят, видите же? У него вид… задумчивый. Ему явно не до… ну, вы поняли. И я не смотрю!

– Конечно, конечно, – закатывает глаза Лера, но в них горит азарт настоящей охотницы. – Просто «людей смотришь». Ага. Особенно одного конкретного человека, с едва заметным шрамиком над бровью. Случайность!

Девчонки весело фыркают, а мне хочется им на головы надеть по кастрюле – чтобы не смотрели!

– Кать, да он же просто сейчас будет стоять в очереди за обедом, – шепчет Наташа, наклоняясь ко мне через стол. Её голос полон искреннего воодушевления. – Идеальный момент! Подойди, скажи: «привет», «классно играл», «автограф у меня тут, спасибо»! Лепота! Люди более раскрепощены, когда находятся рядом с едой. Общеизвестный факт!

– Да ну тебя! – я чуть не опрокидываю стакан с компотом. – Я не пойду! Во-первых, он с друзьями. Во-вторых, я… я ем! В-третьих… – я отчаянно ищу аргументы. – Он же такой скромный! Я его засмущаю! Ему будет неловко! Я не хочу!

– Ой, да брось! – Лера пихает меня локтем под ребра. – Ты же душа компании! Всего нашего класса! Заговорить с парнем – раз плюнуть! Он тебя на катке в упор рассматривал, когда автограф давал. Иди, Кать! Не стесняйся – мы тебя морально поддержим!

– Поддержим! – шепчет Наташка. Алина наблюдает с лёгкой усмешкой, а Соня… прячет улыбку…

– Нет! – шиплю я с последней толикой решимости. – Ни за что! Это глупо! И… и нелепо! Он, наверное, вообще меня не помнит! И…

Но Лера не сдаётся. Она снова толкает меня, уже сильнее, под самую печёнку.

– Катька Соколова! Хватит ныть! Ты же боевая! Иди и просто поздоровайся. Как с любым парнем. Ну же! Пока он не ушёл!

Наташка поддакивает, кивая так энергично, что её густой низкий хвост хлопает по спине. Даже Алина фыркает:

– Ну, если так боишься, можешь спросить у него мнение о композиции квадрата и круга. Может, у будущих инженеров свой взгляд. Хотя сомневаюсь.

Я смотрю на Дениса. Он стоит у раздачи, получает поднос с гречкой и какой-то котлетой, похожей на мою. Его друзья о чём-то спорят, а он слушает, чуть склонив голову, с тем самым задумчивым выражением лица. Обычный парень. Не хоккейная звезда. Не самоуверенный задира. Просто… Денис. С добрыми глазами и неловкой улыбкой.

И вдруг что-то внутри переключается. Адреналин от просмотренного матча, настойчивость подруг, эти три дня бесполезных попыток забыть его лицо на своих рисунках – всё сливается в одну точку. Лера права. Я же Катя. Я могу заговорить с кем угодно. Почему бы не с ним? Просто поздороваться. Поблагодарить за автограф. И всё.

– Ладно, чёрт возьми, – выдыхаю, отодвигая стул. Ноги слегка дрожат, но я встаю. – Я… пойду возьму компоту. Нового. Или воды. Или воздуха. Чего-нибудь.

Лера подмигивает ободряюще, явно довольная, что я в очередной раз повелась на её авантюру. Наташка изображает болельщика с невидимыми помпонами. Алина смотрит с едва заметной иронией, а Соня просто хитренько кивает.

– Но если я сейчас умру от стыда на месте, вы меня хороните в этих рваных джинсах и жёлтом свитере!

– Умрёшь – организуем кремацию с почестями! – уверяет Лера, подталкивая меня в спину. – А пока – марш, Соколова! В атаку!

Подруги замирают, наблюдая. Я делаю шаг. Потом ещё один. Шум столовой как будто приглушается. Я иду мимо столов, ощущая на себе взгляды, которые мне чудятся от каждого столика, прямо к раздаче, где Денис с друзьями только получили свои подносы и медленно движутся вдоль линии, выбирая, что ещё взять: салатик, хлеб или, может, компот. Я делаю вид, что тоже хочу подойти, будто мне чего-то не хватило. Встаю неподалеку и с очень умным видом рассматриваю весьма скромный ассортимент.

Ладно, Кать, план простой: я должна заговорить с ним. СЕЙЧАС. Пока очередь движется. Пока он не ушёл и не сел. Но как? Просто ткнуть пальцем в мощное плечо: «Эй, Корсаков!»? Или… О боже, он поворачивается! Нет, просто поправил поднос. Фух… У меня есть ещё пара секунд на обдумывание!

Очередь двигается, ребята всё ближе к тому, чтобы уйти, а я всё топчусь…

И вот Денис с друзьями уже почти у конца раздачи, где стоят стаканы и кувшины с напитками, а между нами лишь пара человек.

Я подлетаю ближе, хватаю пустой стакан и оказываюсь… прямо рядом с хоккеистом… Буквально в полушаге. Чувствую лёгкий запах его шампуня или мыла – что-то свежее, ненавязчивое. Он тоже тянется за стаканом.

Всё! Сейчас или никогда. Он не смотрит на меня. Вообще не замечает. Надо говорить. Сказать «привет». Просто «привет».

Я поворачиваюсь к нему боком, будто случайно, когда он отходит от стола с напитками. Поднос у меня пустой, только стакан в руке – так и не наполненный.

– Ой, привет! – вырывается у меня, голос звучит чуть выше обычного, но вроде бы весело, дружелюбно. Я улыбаюсь. Изо всех сил!

Денис оборачивается. Его взгляд скользит по мне. Чистый, вежливый, но… абсолютно пустой. Ни искры узнавания. Ни тени интереса. Он просто моргает, слегка наклоняя голову.

– Привет, – отвечает ровным нейтральным тоном. Вежливо. Как незнакомому человеку.

Моё сердце падает куда-то в ботинки. Но я держу улыбку. Ну же, Соколова, не сдувайся! Напомни ему!

– А ты… меня не помнишь? – спрашиваю я, стараясь, чтобы в голосе звучало лёгкое ненавязчивое удивление, а не нытье, которое так хочется выпустить наружу. – Мы недавно общались… после вашего матча? Я – Катя.

Он смотрит на меня. Моргает ещё раз. Вижу, как он напряжённо листает мысленный каталог лиц. Его глаза чуть сужаются. Потом… наступает то самое «озарение», которое больше похоже на вежливую попытку не ударить в грязь лицом.

– А-а-а-а… Катя, – тянет он, кивая, но в интонации – ноль эмоций. – Точно, я помню. Привет!

Помнит! Ну конечно, помнит. Как же!

Внутри всё сжимается.

– Так неожиданно, что мы здесь встретились, – лепечу я, пытаясь заполнить тягостную паузу. Его друзья уже отошли к столу, оглянувшись на нас недоуменно, но хоть мешать не стали… А Денис явно торопится. – А ты всегда выбираешь чай, а не компот?

Денис пожимает плечами, его взгляд уже скользит в сторону друзей.

– Когда как. Не всегда, – он делает шаг в сторону. – Извини, я…

Паника! Он уходит! Совсем! Без всякого продолжения! Я инстинктивно делаю шаг, чуть ли не перегораживая ему путь к столу. Забываю про свой пустой поднос в руке.

– А слушай! – почти выкрикиваю, улыбаясь, как не очень умная кукла. – Здесь мест нет… Может быть, я с тобой сяду? Где ты сидишь?

Денис останавливается, его брови слегка ползут вверх. Он медленно обводит взглядом столовую. Она далеко не битком набита. Столов свободных – штук пять, как минимум, не считая мест за занятыми столами. Его взгляд, полный чистого недоумения, возвращается ко мне.

– Я… сижу с парнями. Одноклассниками, – говорит медленно, как будто объясняя что-то очевидное. Пальцем показывает на свой стол, где его друзья уже уселись и смотрят в нашу сторону с любопытством. – А места… – он снова окидывает зал взглядом, – вроде полно же.

Я тоже машинально оглядываюсь. Да. Мест полно. Более чем. Ясно как божий день. Смущение накрывает меня горячей волной. Я издаю короткий нервный смешок, больше похожий на хихиканье. И делаю лишь хуже!

– Ой, точно! – говорю, чувствуя, как горят уши. – Прости, я что-то… не заметила сразу. Действительно, полно.

Денис смотрит на меня. Этот взгляд… В нём смесь недоумения, легкой неловкости и желания поскорее закончить этот странный разговор. Хорошо хоть нет окончательного «уберите эту дуру».

– Ну… ладно, – говорит он, уже отворачиваясь. – Пока.

– Пока, – еле слышно выдавливаю я.

Он уходит. Быстро, не оглядываясь. Присоединяется к друзьям. Они что-то спрашивают, он пожимает плечами в ответ, даже не глядя в мою сторону.

Я стою, как идиотка, с пустым подносом и пустым стаканом в руке посреди столовой. Чувствую, как на меня смотрят. Со всех сторон. Наверное, только мне так кажется, но ощущение – будто я под прожектором. И только что отыграла самый нелепый спектакль в мире. Медленно, на ватных ногах бреду обратно к своему столу.

Подхожу. Четыре пары глаз впиваются в меня. Лица подруг – сплошное вопросительное ожидание. Они всё видели. Весь этот позор. Они пытаются говорить шёпотом, но получается гулкое многоголосое шипение:

– Ну что?

– Как?!

– Что сказал?!

– Пригласил куда-нибудь?!

Я плюхаюсь на стул. Сил нет. Опускаю голову на сложенные на столе руки с трагическим стоном. Закопайте меня, кто-нибудь! Пустой стакан с грохотом падает на поднос. Мне хочется провалиться сквозь пол. Или раствориться в воздухе. Или чтобы меня съела эта противная гречка.

– Ну что-что? – бормочу я в стол. – Ничего не получилось. Полное фиаско. Он меня… он меня сначала вообще не узнал. Потом сделал вид, что вспомнил. Я спросила про то, что он предпочитает чай или компот… Он пожал плечами. Я предложила сесть вместе…, а он посмотрел на полупустой зал и сказал: «Мест полно». А потом ушёл.

Я хватаю стакан с компотом, который Лера успела мне подсунуть, и делаю огромный глоток. Сладко-кислая жидкость обжигает горло, но не смывает ком стыда. Позорище!

За столом воцаряется тишина. Подруги переглядываются, а потом Наташка осторожно предлагает:

– Хочешь, мы ему тёмную устроим? Совсем офигел тебя не узнавать?!

Девчонки фыркают, чуть расслабляясь, а я качаю головой, утыкаясь подбородком в ладони. Смотрю в стол, но вижу только его недоуменный взгляд. «Мест полно». О, как же стыдно! Как унизительно!

Но… странная штука… Чем сильнее жжёт стыд, тем отчётливее всплывает в памяти его лицо на катке. Неловкая улыбка, когда он давал автограф, его задумчивость, а после этого надпись, которая теперь у меня установлена на экране планшета в качестве обоев… И то, как он просто стоял в очереди – обычный, задумчивый, не звезда.

Внутри что-то едва слышно щёлкает, и в этот момент ко мне вдруг наклоняется Лера, её голос звучит тихо и заговорщически:

– Ладно, Кать. Атака провалилась. Признаём. Но… война-то не проиграна? – она многозначительно поднимает бровь. – Может, нужна разведка? Тихая. Аккуратная. Без лобовых штурмов.

– Разведка? – хмыкаю я без особой надежды.

– Ну да! – подхватывает Наташка, её глаза загораются азартом. – Узнать врага в лицо! Вернее… парня. Где он тусуется? Может в какие-то кружки школьные записался? Можно еще его адрес узнать…

– Наташ, это же стокгольмский синдром какой-то, – фыркает Алина, но в её глазах мелькает искорка интереса. – После такого провала – и снова лезть?

– А почему нет? – неожиданно для себя слышу я свой голос. Я поднимаю голову и с новым… хищным интересом смотрю в спину в тёмно-синем свитере. – Я… я просто хочу понять. Кто он такой? Почему меня не узнал? Может, он просто стеснительный? Или память плохая? Или настроение плохое было? Или… – я замолкаю, чувствуя, как снова краснею. – Ладно, неважно. Но… может, ты права, Лер. Может… просто узнать поближе? Ненавязчиво. Случайно. Без дурацких вопросов про столовую и свободные места.

– Точно! – Лера хлопает себя по коленке. – Мы тебе поможем! Операция «Тихоня Корсаков» начинается! Первый этап: сбор данных!

Девчонки начинают хихикать, а я смотрю на своих подруг – вот же отбитая банда!

Потом мой взгляд сам, предательски снова скользит через зал. Туда, где Денис сидит со своими друзьями. Он наклонился над тарелкой, что-то рассказывает, жестикулируя.

Стыд всё ещё жжёт щёки, обида сидит комом в горле. Но поверх этого, как тонкий первый лёд на воде, появляется что-то другое. Не решимость, нет. Пока ещё робкое любопытство. Желание разгадать загадку. И… да, признаюсь себе тихо-тихо, в самом укромном уголке души – он мне всё ещё нравится. Несмотря на весь этот столовский позор.

Я вздыхаю и беру вилку. Надо хоть немного поесть. Впереди, кажется, большая работа. Тихая. Осторожная…

Тихоня Корсаков, говорите? Посмотрим, что ты за орешек…

Глава 8 План операции

Я лежу плашмя на кровати, лицом в подушку, и бью кулаками по матрасу так, что пружины подвывают в такт моему отчаянию. Сегодняшний позор в столовой прокручивается в голове на повторении: моя дурацкая улыбка, его пустой, ничего не помнящий взгляд, унизительное «мест полно» и его поспешное бегство. Каждый кадр – удар по самолюбию.