Дом быта в Аду

– Благодарю, мадемуазель Александра, – сказал месье Луи и расплылся в широкой улыбке.

Я развернула конфетку и продолжила рассматривать альбом под замечания мастера. В этом моменте было что-то чарующее, словно я оказалась в музее с невероятно увлеченным своим делом экскурсоводом или на уроке в каком-то волшебном учебном заведении, где преподаватель рассказывает о необычных созданиях. И когда я уже решила, что готова провести в обществе месье Луи много-много часов, все волшебство разрушил самый обычный телефонный звонок.

ГЛАВА 5. САМОЕ ГЛАВНОЕ СОБЫТИЕ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ

– Добрый вечер, Луи Даггер у аппарата, – приветливо ответил в трубку месье Луи, разыскав черный дисковый телефон под кипой бумаг. Я покосилась на него и продолжила листать альбом, находя все больше и больше интересных деталей как на снимках, так и в заметках к ним. – Ах, мадам Виолетта! Как я рад вас слышать! Уже пора? Конечно! Конечно! Завтра? Да, я буду ждать вас в десять. Конечно. До скорой встречи, мадам Виолетта!

Вернув трубку на рычаг, мужчина открыл большую тетрадь в черной обложке и, проговаривая вслух, записал:

– Виолетта Колаяни, десять часов.

– Это ваша постоянная клиентка, месье Луи? – спросила я, пересилив себя. С одной стороны, во мне боролось воспитание, призывавшее не проявлять излишнее любопытство в отношении личных дел малознакомых людей, но с другой – ситуация напрямую касалась работы, а мне, чтобы лучше исполнять эту самую работу, следовало узнать все детали.

– Да, мадемуазель Александра, – улыбнувшись мне, ответил фотограф и вернулся к столу. – Одна из самых постоянных клиенток. У меня, если по правде, большая часть клиентов – постоянные. Я знаю, там, среди живых, есть такое понятие, как «фотография на документы».

Я покивала соглашаясь.

– Но здесь этого нет. Документы, конечно, есть у всех, но никто не требует, чтобы в них была вклеена карточка с изображением лица, – продолжил свой рассказ издали месье Луи.

– Документы? – смутилась я. – Но… Я попала сюда лишь с договором… – запнулась, а потом выпалила: – Значит, у меня есть какой-то местный паспорт?

– Естественно, – кивнул месье Луи. – Демоны – жуткие бюрократы. Говорят, это они придумали делопроизводство, а язык, которым написаны все договора, – это язык демонический, поэтому его так сложно понять, так сложно разобраться в хитросплетениях канцелярских оборотов. Человек пугается, мнется и впадает в пространное состояние, стоит только подсунуть ему какой-нибудь договор хотя бы на пять страниц мелким почерком.

Я не удержалась и расхохоталась, запрокинув голову, но тут же спохватилась и прикрыла рот ладонью.

– Демоны не пережили бы, если бы кто-то попал в их мир и при этом не имел хоть какого-то документа, – довольный моей реакцией, продолжил месье Луи.

– Но тогда… где мой документ? Я его не видела? – спросила с интересом.

– Если я правильно понимаю, вы подписали договор еще до того, как попали сюда? – уточнил мужчина. – Тогда ваши документы у господина Януса.

– Вот как? – немного расстроившись, пробормотала я. – Жаль. Я бы хотела взглянуть. А ваш паспорт?

– И мой у него, – без всякого сожаления ответил месье Луи.

– А если документ нужен для чего-нибудь? – спросила я.

– Для чего? – удивился мужчина.

– Снять жилье, что-то купить, – предложила я варианты.

– Когда я покупал себе квартиру… Я живу в нескольких кварталах отсюда, – пояснил Даггер. – Мне потребовалось лишь сказать, что я работаю на демона Януса. Это лучше всякого документа, уверяю. Если Нелли вам не говорила, то в Аду нужно провести не меньше двухсот лет, чтобы получить статус местного жителя. Это дает определенные права, конечно. Но нравится знать, что надо мной стоит кто-то более сильный, и в случае чего дело будут иметь с ним.

Я прикусила губу, обдумывая полученные сведения. Я росла с пониманием, что никто и никогда по-настоящему не будет меня защищать. Только родственники. А после… после я осталась одна против всего мира. И это считалось правильным. Обычным делом. Особенно для женщины. Где-то независимость и самостоятельность назовут феминизмом, но у нас это не феминизм, а жизненная необходимость. Я была вынуждена быть сильной, независимой. Жила с мыслью, что никому нет дела. И не будет. Жила с мыслью, что вряд ли встречу мужчину, который не только полюбит меня, но и будет порой говорить мне: «Не надо. Не думай об этом. Я сделаю все за тебя сам. Не переживай. Не волнуйся. Ничего не бойся». И защитит. И успокоит. И даст не только то, что у нас называют семьей, но и настоящее ощущение крепости, внутри которой тепло, уютно и надежно. А тут непонятный и неизвестный начальник, но я как бы под защитой. И где тогда просто начальники, а где демоны?

– А если уволиться? – спросила я. – Да, Нелли говорила, что это не так просто из-за какого-то правила Януса…

– Да, знаю, когда я обратился с вопросом о работе, один из мастеров смог уволиться, – подхватил месье Луи. – Если уволиться, то каждый оказывается предоставлен сам себе. Сейчас у меня есть дом. Я могу жить в нем, но ведь когда-то занимал часть помещений на третьем этаже и оказался бы на улице, если бы ушел. Найти жилье не так просто, а уж купить – очень сложно. Обязательно необходимо место работы или кто-то из местных, кто поручится.

Я запустила пальцы в волосы. Мгновенно разболелась голова. Похоже, я перестаралась, желая сразу и во всем разобраться.

– Так, значит, фотографий на документы здесь не делают? – вернулась я к более простой теме.

– Да, тут этого нет, – согласился месье Луи и разлил остывший чай по чашкам. – Но очень популярна портретная съемка. У меня большое число постоянные посетителей, которые или приходят сюда, в дом быта, или приглашают меня к себе. Особенно популярно это среди людей. Делают снимки ежегодно, видимо, пытаясь найти отличия во внешности, хотя они не возможны. Много пар, для которых фотография – часть ритуала празднования годовщины совместной жизни. Бывают компании друзей. Коллег. Нелюди развлекаются, заказывая портретную съемку на каком-нибудь из своих мероприятий. Это трудная работа на весь день, но и очень интересная – можно наблюдать за жизнью других, почти не обращая на себя внимания. Месье Фунтик часто меня советует… да.

– И эта… мадам Виолетта тоже делает ежегодные снимки? – полюбопытствовала я.

– О! Мадам Виолетта – особый клиент, – тихо рассмеялся месье Луи. – При жизни она была актрисой. Не очень популярной. В каком-то небольшом и не столичном театре. Она тщательно скрывает подробности, так что их я вам не сообщу, мадемуазель Александра. Но свое дело мадам Виолетта любила больше жизни, поэтому и вышла в лихорадке на сцену, хотя стоило отлежаться. И не заметила какой-то части декораций, плохо закрепленных наверху. Из-за удара по голове потеряла сознание и умерла через пару дней.

– А здесь?

– А здесь у нее внезапно проявился весьма необычный дар, – сказал месье Луи. – Раз в месяц мадам Виолетта меняется.

– Меняется?

– Да, она превращается в другого человека, – сказал мастер. – Она может проснуться мужчиной или женщиной, стариком или ребенком. Высокой или низкой, худой или полной. Даже цвет кожи может оказаться любим. Неизменно лишь одно – она остается человеком.

– Ого! – воскликнула я. – Так бывает?

– У нее очень редкий дар, – признал месье Луи. – За годы, которые она провела здесь, она встретила лишь одного похожего человека, но у него подобные метаморфозы продолжались по несколько дней, а потом он возвращался к своей внешности. А мадам Виолетта уже и не помнит, как выглядела при жизни.

– Наверное, с этим очень сложно жить, – пытаясь представить будни такого человека, сказала я.

– Мадам Виолетта не жалуется, – пожал плечами месье Луи. – Приноровилась. Даже получает удовольствие от процесса. Актриса ведь. А тут не просто перевоплощения при помощи нарядов и грима, а полная перемена облика.

– Но как с этим жить? – спросила я.

– Ей повезло, она весьма неординарна сама по себе, а уж с такой особенностью… – усмехнулся месье Луи. – Мадам Виолетта быстро обрела интерес к себе со стороны нескольких местных жителей. Они воспринимают ее как диковинку, как невиданную зверушку, которая не устает удивлять очередным фокусом, и приглашают ее на свои званые вечера, как особо важную гостью. Да и другие зовут мадам Виолетту. Особенно поэты. И вот за саму возможность пригласить Виолетту Колаяни платятся весьма внушительные деньги, позволяющие этой необычной даме жить так, как она того пожелает. Ее покровители купили ей дом, наняли машину с шофером, платят приходящей прислуге, а мадам Виолетте нужно лишь заниматься тем делом, которое она любит и не считает унизительным – развлекать публику.

– А снимки? – спросила я.

– При каждом своем перевоплощении мадам Виолетта получает новую внешность, ни разу не было повтора, – ответил месье Луи. – Она мало что знает о тех людях, которыми становится, но на один месяц они остаются с ней, чтобы после бесследно исчезнуть. Но все они – и она тоже. Поэтому мадам Виолетта делает снимки каждого своего нового лица, чтобы запомнить, какой она была. Пусть недолго, всего один месяц.

– И она никогда не возвращалась к самой себе? – спросила я.

– Нет, – с печалью в голосе ответил месье Луи. – Она потеряла свое настоящее лицо.

Я попыталась представить себе женщину, которая не может увидеть знакомое отражение в зеркале. Женщину, потерявшую не только свое лицо, но и много больше. Характер. Опыт. Саму себя. Я вздрогнула, на миг представив, что сама оказалась в ситуации мадам Виолетты.

– Не хотела бы я пережить что-то подобное, – призналась шепотом. – Не хотела бы однажды проснуться, а я – не я. И знакомые смотрят, но не узнают. Она очень сильная, раз смогла с этим сжиться, справиться.

– Да, – согласился месье Луи.

Совсем рядом хлопнула дверь, раздались шаги, а потом в комнату заглянула немного взъерошенная и чем-то расстроенная Нелли.

– Ты здесь? – спросила она, глядя на меня, хотя ответ был очевиден. – Месье Луи, мои извинения.

– Что вы, что вы, мадемуазель Нелли! – воскликнул Даггер. – Я был очень рад познакомиться с мадемуазель Александрой. Мы прекрасно провели это время. Как там месье Фунтик?

– Едва не порвала негодника на фантики, – хмуро ответила банши. – И что же вы думаете? Он уже куда-то удрал! Не удивлюсь, если опять к этой вампирше побежал. А завтра какая-нибудь очередная дамочка заявится… Фавнище!

Я хихикнула, спрятавшись за альбомом.

– Так, идем, – позвала меня Нелли. – Вы уж простите, месье Луи, но мне надо человека в курс дела вводить и хотя бы к Тавифе успеть Сашу завести.

– Да, это очень важно, – согласился фотограф. – Да и мне уже пора. Пора. Дел на сегодня больше нет.

Я смущенно вскочила, сообразив, что занимаю свободное время человека, которого знаю всего несколько часов.

– До скорой встречи, мадемуазель Александра, – с искренней улыбкой сказал мне месье Луи. – Мне была очень приятна наша беседа.

– Мне тоже, – прошептала я.

– Надеюсь, вы еще заглянете ко мне как-нибудь на чашку чаю.

– Да, конечно.

– Да-да, – перебила наши расшаркивания Нелли. – Идем же. Я предупредила мастерицу, но она не будет ждать тебя вечность!

В коридоре банши ухватила меня под локоть и поволокла за собой, ткнув на ходу:

– Кабинет Фунтика напротив кабинета месье Луи. А нам надо…

– «Пошив и ремонт одежды», – прочитала я табличку на двери слева от кабинета фавна. Ниже первой таблички шла вторая, на которой значилось «Клуб вязания и вышивания». – Сюда?

– Да, – кивнула Нелли и решительно распахнула дверь. – Виви, знакомься, это Саша. Саша, это Тавифа, но…

– Но все зовут меня Виви, – прощебетало невысокое тоненькое создание, закутанное во множество слоев разноцветного шелка. – Очень приятно.

– И мне, – пролепетала я, сраженная наповал не только внешним видом новой знакомой, но и местом, в котором очутилась.

От самого порога по необъятному залу растекалось море темно-красного ковра. Стены покрывали золотистые тканевые обои. Значительная часть помещения была отдана под стеллажи, на которых хранились сотни и сотни рулонов самой разной ткани всех возможных цветов и рисунков. Оставшееся место было отгорожено от стеллажей расписными шелковыми ширмами. Сквозь высокое, от пола и до потолка, окно с наборным стеклом, лился серый уличный свет, но из-за алых шелковых штор, золотистой скатерти на столике, ярко-синих атласных пуфиков, обитых алой кожей кресел и вороха кусочков ткани, брошенных на каждом предмете мебели и полу, комната казалась яркой, словно залитой золотистым светом полуденного солнца.

Я так увлеклась созерцанием, что пропустила начало разговора и стала вслушиваться лишь тогда, когда Виви принялась дергать меня за свитер и хмуро рассуждать вслух:

– Это никуда не пойдет, Нелли. Совершенно. Так себя портить. И этот цвет… Штаны… Я понимаю, это удобно. Надо обдумать. Но фасон ужасен.

Виви бесцеремонно облапала меня от шеи и до попы, то и дело задумчиво цокая языком.

– Тут есть над чем работать, но все не быстро, не быстро. Ты же понимаешь.

– Я понимаю, – согласилась Нелли. – Но хотя бы пару вещей. У девочки совсем нет одежды.

– Это мы мигом, – усмехнулась Тавифа и тряхнула темной гривой волос, перетянутых цветными обрывками шелка.

У нее были внимательные карие глаза и волосы до середины спины. Она смотрела на меня строго, словно я была куском глины, которому еще предстоит придать форму, но выглядела так, словно ей едва-едва минуло четырнадцать.

– Девочки, золотые мои! – внезапно рявкнула Виви так, что я подпрыгнула и стала озираться.

– В чем дело? – выбираясь откуда-то из-за стеллажей, спросила высокая и красивая девушка с бледной зеленой кожей.

– Есть работа, – сообщила Тавифа, продолжая вертеть меня, как большую куклу. – Нужно изобразить нашей новой коллеге, Саше, хотя бы ночную сорочку, белье и что-то из одежды на завтра.

Красавица вяло зевнула, обозрела меня с головы до пят, а потом позвала:

– Лепесток, Косточка, вы где?

– Ничего не хочу-у-у, – проныла еще одна девушка из-за стеллажей. – Маковка, мы не будем. Я устала.

– Ша, прекратить эти разговоры! – вскричала Тавифа. – Быстро ко мне!

Ноя и жалуясь, перед нами предстали три совершенно одинаковые девушки с бледно-зеленой кожей, золотистыми волосами и прозрачными светлыми глазами цвета травяного чая.

– К делу! – велела Виви и отступила в сторону.

Я икнула, когда три одинаковых, как сестры-тройняшки, девушки наступили на меня, отрезая пути к побегу, и стали вытряхивать из родных одежек. Проще было отдать, чем бороться.

Через минуту меня в одном белье поставили на низкий пуфик, а Виви с видом вдохновленного скульптора отошла на несколько шагов и прищурилась. Близняшки и Нелли попытались повторить за Виви и уставились на меня так же задумчиво.

– Цвет яичной скорлупы! – внезапно выпалила Виви и стала махать своим помощницам.

Видимо, махала она как-то по-особому, потому как девицы разом кинулись к стеллажам и стали тащить с них рулоны ткани требуемого оттенка. Через пару секунд мне на плечо накинули полосу тончайшей материи, но Тавифа почти тут же замахала руками и вскричала:

– Нет, не шелк! Батист! Здесь нужен тонкий батист.

А дальше все завертелось настолько, что я не успевала следить за происходящим. Меня вертели, закутывали с ног и до головы в отрезы ткани и тыкали иголками. Виви кричала, девицы суетились и работали огромными ножницами, умудряясь вместе с тканью не раскроить напополам и меня.

– Нелли… – простонала я.

– Уже скоро, – ответила банши. – Не переживай.

Слабо веря, я закрыла глаза и отдалась в руки Виви, очень надеясь пережить этот вечер. Хотя о чем я? Я уже мертва.

***

– Гораздо лучше, – сообщила Нелли, пристально рассматривая меня.

– Я знаю, – усмехнулась Виви. – Я займусь остальным в свободное время.

– Отличный наряд, – сказала банши. – Идеально.

О том, что внутри наряда нахожусь я, они обе забыли и моим мнением не поинтересовались. Я же… Я просто смотрела на себя, пытаясь без зеркала осознать, что же такое сотворила со мной Тавифа.

Вместо свитера и джинсов, меня облачили в светлую блузку с широкими рукавами. Манжеты из синей ткани плотно охватывали запястья. И почему-то так выходило, что моя рука стала тонкой и изящной. А не просто знакомой до мельчайших деталей рукой. Юбка из того же синего материала, что и манжеты, плотно обхватывала мою талию, а дальше расходилась солнцем, ниспадая до колен мягкими складками.

– Очень и очень мило, – добавила Нелли. – Может слишком…

– Скромно? – догадалась Виви. – Ты права. Но ей очень идет такой стиль. Сдержанный и романтический.

Банши фыркнула.

– Ты чего фырчишь, козочка моя? – вдруг раздался мужской голос позади меня, и я нервно обернулась к двери, от которой, прислонившись к косяку, на нас взирал высокий статный молодой мужчина с аккуратной стрижкой и ухоженными бородой и усами.

– Домовой, ты зачем подкрадываешься? – напустилась на вошедшего Нелли. – Ты же воспитанный!

– Рыбонька моя, я не подкрадывался. Это вы меня не заметили, – прояснил ситуацию мужчина, тряхнув темной челкой. – Что вас так увлекло?

– Домовой, сгинь! – велела Тавифа, но беззлобно. – Мы заняты делом.

– Каким же? – поинтересовался мужчина и перевел взгляд на меня.

– Саша, знакомься, это наш… сующий всюду нос… Домовой. Мастер-парикмахер и брадобрей.

Домовой с ухмылкой театрально поклонился.

– Домовой? – переспросила я.

– Самый натуральный, – подтвердила Нелли. – И зовут его Домовой.

– Саша? – с намеком вздернул угольную бровь еще один обитатель дома быта.

– Саша займет мое место, – пояснила банши. – Как только освоится.

– О! – воскликнул Домовой. – Ясно.

Мужчина переступил порог и подошел к нам, то и дело подмигивая каждой из одинаковых девушек-помощниц, и те, не стесняясь, захихикали.

– Значит, вместо Нелли? – глянув на меня близко-близко, спросил новый знакомый и прищурился. Внезапно его подкрученные усы распрямились и вытянулись параллельно полу. – Это что такое?! – вскричал мужчина и сунулся настолько близко, что мне пришлось отшатнуться.

– В чем дело? – тихо растерянно спросила я.

– Как так можно? – разбушевался Домовой. – Зачем?! Зачем?! Зачем себя настолько портить?!

Меня бесцеремонно сволокли с пуфика за руку и потащили прочь из владений Виви.

– Она же босиком, – только и сказала вслед Тавифа, а Нелли не соизволила заступиться.

Не успела я опомниться, как меня затащили в незнакомую комнату и усадили в кресло напротив зеркального трельяжа в половину стены. В трех зеркалах отразилась я сама, кресло, Домовой и аккуратненькая комнатка половину которой занимал низкий стол и с полдюжины кресел.

– Кошмар! – вскричал мужчина и едва не начал заламывать руки, взирая на мое отражение. – Что это? Что это, я спрашиваю? – потребовал он ответа, почти брезгливо подхватывая пальцами прядь моих волос.

Я взглянула на себя и недоуменно ответила:

– Волосы.

Надо сказать, что отражение меня не сильно порадовало. Наряд Виви мне справила отличный. Даже сидя, я казалась себе тоненькой и изящной, хотя никогда не думала о себе подобными эпитетами. Но вот лицо… Яркие лампы и обилие зеркал лишь усиливали неизгладимое впечатление от моей персоны: под глазами залегли темные тени, а кожа на скулах и висках отливала нездоровой желтизной. Когда-то, теперь уже в закончившейся моей жизни, утром впопыхах я пару раз взмахнула кисточкой туши, а теперь тушь частично осыпалась, лишь усилив и без того нездоровый вид.

Я стащила с носа очки и вздохнула.

– Есть из-за чего вздыхать, – по-своему расценил мою реакцию мужчина. – Как можно настолько себя не любить, чтобы портить такие волосы нелепой краской?

Я недоуменно еще раз взглянула на себя, пытаясь критически оценить выбранный много лет назад цвет.

– А что с ним не так? – спросила тихо.

– Ты бы хоть дал девушке обуться, – недовольно заметила Нелли, входя во владения Домового с моими кедами. – Саша, я поищу тебе туфли. Тавифа обувью не занимается. Раньше у нас был свой башмачник, но уволился много лет назад.

– Башмачник? – переспросила я.

– Да, мастерская есть, а мастера нет, – вздохнула банши. – А ведь нужная профессия.

– Не мешай, – велел Нелли Домовой. – У нас тут беда.

– Ты преувеличиваешь, – фыркнула банши.

– Нет, кошечка моя, не преувеличиваю, – заявил мужчина и распустил мой хвост, чтобы тут же взлохматить волосы на затылке. – Плохо. Ой, плохо. Зачем волосы покрасила, глупенькая моя?

Я недовольно сморщила нос, глядя на малознакомого мастера, который вздумал обращаться со мной так, словно я была ему должна.

– А что такого? Это ведь мои волосы, – сказала тихо, но решительно, чуть вздернув нос.

– А то, что тебе этот цвет не идет. Совершенно. Абсолютно, – заявил Домовой и, подхватив со стула, набросил на себя передник с кучей кармашков, а потом стал закатывать рукава светло-голубой рубашки, обнажая руки, плотно забитые татуировками.

Я невольно вернулась к рассматриванию себя, пытаясь оценить внешность с точки зрения другого человека. Даже попыталась представить себя с родным цветом волос. Но тут же скривилась.

Бабушка посмеивалась, что не знает, в кого я такая уродилась. Ни на отца, ни на мать я похожей не была. Да и на бабушек с дедушками. Мне достались темно-серые глаза и светло-русые волосы, склонные выгорать на солнце до цвета беленого льна без всякой желтизны.

Бабушка посмеивалась, выполаскивала мне волосы отваром ромашки и плела косы. Называла Светлячком…

Когда она умерла, я обрезала косу и перекрасилась. А потом даже начала очень любить оттенок грецкого ореха, который выбрала, не глядя, в ряду коробочек с краской. Все последние пять лет я верила, что нынешний цвет идеально мне подходит, делая глаза ярче.

– А чем плох цвет? – спросила я. – Зато на бледную моль не похожа.

– Зайка моя, не мели чушь, – нравоучительным тоном заявил Домовой.

Я попыталась воспротивиться, но мужчина решительно сжал мои плечи и удержал в кресле, а потом запустил пальцы в короткие, до плеча пряди, деловито приговаривая:

– Не годится. Никуда не годится.

– Домовой, а может… – начала было Нелли, стоя сзади, но мужчина хмуро на нее глянул и велел:

– Помолчи. Мне нужно сосредоточиться.

– Зачем? – насторожилась я и попыталась дотянуться до очков, но через секунду ойкнула и потрясенно уставилась в зеркало – мои волосы прямо на глазах меняли цвет, становясь все более и более светлыми. Краска сходила с них, как по волшебству.

Хотя о чем я? Это явно какое-то волшебство!

На этом мои силы закончились, и я почувствовала, как оседаю в кресле сдувшимся воздушным шариком.

***

Где-то совсем рядом раздался странный звук, и я заворчала сквозь сон. Звук повторился. Уже ближе. Теперь он напоминал пошкрябывание когтей по дереву. Я вздохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь добрать последние минуты сна перед тем, как затрезвонит будильник и мне…

Я мысленно споткнулась. И замерла под одеялом.

Нет старого доброго черного будильника, который купила еще бабушка. Нет квартиры. Нет старой работы…

Точнее, и будильник на месте, и квартира, и работа, а вот меня уже нет. И не будет.

Перевернувшись, я стала медленно вспоминать все то, что случилось со мной накануне.

– Я потеряла сознание в кресле этого странного парикмахера? – спросила себя вслух только для того, чтобы услышать собственный голос и убедиться в собственном существовании. – Мои волосы!..