Велесова ночь

Кристина Зданович

Велесова ночь

– Мам, ну маааамаааа, – хмурясь и обиженно топая, девочка прошла вслед за женщиной на веранду.

– Я сказала никакого телефона.

– Но тут нечего делать! Скука смертная. Зачем мы вообще сюда приезжаем?

– В деревне всегда есть чем заняться. Иди помоги бабушке. Твой телефон никуда не денется. Когда мы с твоей тётей были в таком же возрасте, в хату заходили только вечером, чтобы лечь спать. Так что марш на улицу. И пока домой не позовут, чтобы я тебя тут не видела. Жить можно без телефона, – спокойно ответила молодая женщина, открывая дверь кладовки.

Кира тяжело вздохнула и вышла на улицу, тут же плюхнувшись на деревянный порог, надувшись на весь свет. Поездки в деревню на осенних выходных она не любила и, если честно, совсем не понимала, зачем ездить туда, где и никого толком не осталось.

– Что? Мама отобрала телефон? – Кира исподлобья посмотрела тётушку. Та стояла на крыльце, опираясь на балку и улыбалась, крутя меж ладоней яркое жёлтое яблоко, пахнущее мёдом. – На, вот, – протянула она яблоко, и девочка сменила гнев на милость.

– А что тут ещё делать? Даже на велике погонять не с кем. За ворота мне нельзя, а тут что? Чем вы тут вообще занимались, когда были детьми? Зачем приезжать сюда каждую осень?

– Затем, чтобы поддерживать в порядке дом. Косим траву, собираем яблоки, белим яблони. Даём дому снова побыть жилым. Он рад, когда мы приезжаем. Все приезжают. Вон, – тётушка указала ей через забор, – гляди, соседи тоже здесь. А вечером дедушка сделает нам костёр, пожарим шашлыки.

– Ну, а телефон зачем забирать?

– Чтобы ты отдохнула от него. Не всё заслуживающее внимания находится в телефоне, иногда самое интересное оно совсем близко.

– Что тут вообще может произойти интересного?– буркнула Кира в сторону.

Вечер для девочки наступил спустя вечность. Она сидела на простилке, на небольшом холмике у малинника, прямо за домом. Тут же, на сливовом дереве, висела качеля. Недалеко от двух берёз уже горел костёр. Взрослые суетились, что-то живо обсуждали, смеялись и готовили ужин. За воротами через дорогу шумели сосны. Кира точно знала, что дальше за ними поле и песчаная дорога, ведущая на остановку. А с другой стороны буквально через пару домов раскинулся старый панский парк. Тётушка не раз водила её туда на прогулку, спасая от скуки и домашней работы. Рассказывала невероятные истории о том, что тут можно встретить невиданных созданий из легенд и сказок. А ещё о том, что если сойти в панском парке с тропы, можно никогда не найти дороги домой. Кире эти истории нравились. Особенно её захватывала легенда про Велеса – хозяина дорог.

– Что приуныла?

– Что вы тут делали летом, когда здесь так скучно?

– Ну, мы гоняли за грибами, ездили на великах за земляникой, а наш дедушка, твой прадедушка Слава, каждый вечер отвозил нас купаться на озеро. А потом с местными ребятами жарили хлеб с салом на костре и рассказывали друг другу страшилки.

– В панском парке?

Василиса кивнула, чем тут же вызвала неподдельный интерес племянницы.

Тётушка рассказывала о том, как в конце октября, на Велесову ночь, замирает время, а в парке собирается нежить на последний пир года. Как за огромным столом восседают хранитель границы миров. И по ночному небу проносится дикий гон во главе с призрачным королём.

– Эта ночь особенная – ночь Самайна, когда грань между мирами истончается, как паутинка на ветру. В такую ночь нельзя выходить из дома, что бы ни случилось. В деревнях двери запирают на железные засовы, порог посыпают солью и рябиной, наглухо законопачивают окна и никому не открывают дверь, кто бы ни постучал.

– Вася, хватит, потом она снова спать не будет, – вклинилась в рассказ Кирина мама и прошла к костру.

– Василиса, – тётушку она называла только по имени, – а что будет, если… Ну, если пойдёшь в парк ночью?

– Если пойти, можно и не вернуться, – совершенно серьёзно ответила та, глядя за ворота в сторону леса. – Если попадёшь на пир мертвецов, запомни: ничего не ешь, ничего не пей и ничего ни у кого не бери. Постарайся найти бел-горюч камень алатырь, он поможет найти дорогу домой.

– Откуда ты это знаешь? – прищурившись спросила Кира. Поведение Василисы показалось ей странным. Обычно всегда весёлая мамина старшая сестра была серьёзной. Губы её побелели, а пальцы нащупали подвеску с кусочком синего прозрачного осколка.

– Идите к костру, девоньки, – раздался голос дедушки, и тётушка снова улыбнулась.

– Ну, пойдём, вдарим по мясцу. Потом маршмеллоу пожарим. Скажу по секрету, бабуля уже поставила вариться какао. Так что давай.

Она погладила Киру по спине и пошла к импровизированному столу, в который превратился капот дедушкиной машины.

В доме пахло деревом, прохладой и коврижкой. Когда Кира, сполоснув ноги в тазике на веранде, нажала на бляшку, открывающую зелёную деревянную дверь в "хату", уже потрескивала грубка. В каждой из двух комнат горел свет. На столе стояли подготовленные кружки для чая и плюшки. Дедушка шерудил поленья и подготавливал для сна диван за широкой старомодной жёлтой шторой. Мама и бабушка расстилались во второй комнате. Там, за белыми ткаными занавесками с вышитыми яркими цветами, будет ночевать и она. Так происходило из года в год.

– Что делаешь? – спросила Кира, подбирая ноги на диван, наблюдая, как тётушка закрывала окна, раскладывала на подоконниках высушенный чабрец и рябину, а затем зашторивала их.

– Про Велесову ночь помнишь же?

– Ну, а это всё зачем?

– Чтобы окна никто открыть не смог.

– Чтобы эти окна никто не смог открыть, надо стеклопакеты ставить, – фыркнула Кира, разочарованно нажимая кнопку включения телевизора.

– Телик тоже под запретом, – прошествовав мимо девочки, напомнила мама и переложила пульт на буфет.

Кира уже собиралась возмутиться, но перепалку пресёк дедушка. Он только что вернулся с веранды с чайником, приглашая всех к столу.

Девочка провалилась в сон, как только голова коснулась подушки. Но казалось, что проспала Кира совсем не долго. Странный царапающий звук разбудил её ночью. Она открыла глаза и прислушалась: шелестели берёзы, стучал дождь. Она почти провалилась в сон, когда снова кто-то пошкрябался. Привстав, чтобы рассмотреть, увидела лишь задёрнутые занавески.

Кира присмотрелась к домочадцам. Все спали. В доме стояла тишина. Девочка уже собиралась идти назад в кровать, когда тихо "мяукнуло" за дверью. Она остановилась. Прислушалась. И вновь подумала, что ей послышалось, – но нет, снова: "Мяу" – жалобно, будто котёнок замёрз или поранился.

Девочка приоткрыла занавески, в окно барабанил дождь, шумели сливы и яблони, посаженные с этой стороны дома. Сквозь шум непогоды она вновь услышала жалобный писк. Открыла дверь на веранду и вышла в самую холодную комнату дома. Щелчок задвижки – холодный ветер ворвался внутрь, девочка вышла на порог. Под ногами захрустели кристаллики соли. В какой-то момент непогода, тревожившая деревья, стихла. Все погрузилось в тишину. А за пределами порога, усыпанного солью, заклубился густой, как парное молоко, туман. Вдали, замерцали голубоватым отсветом огоньки.

– Кис-кис? – позвала Кира, и огоньки дрогнули, будто позвали за собой.

Заворожённая, она не сразу поняла, как спустилась с порога в белесую дымку. Осознание пришло только когда она оказалась в чаще, на узкой тропке. Ноги, вымазанные в грязи, болели, пижама вся в паутине и кусках пожухлых листьев. Тело продрогло, внезапно ощутив холод, а сердце замерло. Она с трудом узнала панский парк. Все в нём будто ожило: шептались кусты и деревья, в воздухе парили огоньки, а из-за поворота раздавались музыка и смех. Она пошла на звук, а когда увидела поляну, притаилась за кустом, зажав рот руками, чтобы не взвизгнуть.

На широкой поляне за длинным столом, уставленным странными яствами, от которых стыла кровь в жилах – студень из лягушачьих глаз, грибы с червями, мутная брага в черепах, сидели те, о ком ей рассказывала Василиса. Невысокие, сгорбленные фигурки, будто слепленные из грязи, мха и сгнивших кореньев. Кикиморы, сразу опознала Кира. Их кожа – серо-зеленая, покрытая струпьями, шелушилась, как старая береста. Рядом обладатели длинных костлявых пальцев, заканчивающихся когтями, похожими на ржавые гвозди. "Упыри" – прошептала она одними губами, сжимая рукава пижамы. Мелькали лица, спрятанные в клочья спутанных, мокрых волос цвета тины. Из-под них светились лишь крошечные, полные тупой злобы и вечного недовольства жёлтые глаза. "Болотницы" – закусывая губу, пытаясь преодолеть скопившийся ком леденящего душу ужаса, пронеслось в её голове. Рядом, кажущиеся юными и прекрасными издалека – стройные девушки в венках из кувшинок и незабудок.