Мёртвые идут за нами. Сборник страшных историй

Анастасия Сичжай

Мёртвые идут за нами. Сборник страшных историй

Тени прошлого живут рядом с нами. Иногда они прячутся в тишине ночи, иногда шевелят занавески без ветра, иногда смотрят из углов комнат глазами, которых мы не хотим замечать. Одни из этих историй произошли на самом деле, другие могли бы произойти с каждым. Все они объединены одним – присутствием чего-то, что не поддаётся разумному объяснению.

От автора

Дорогой мой читатель,

с самого детства мы тянемся к тайнам. Нам рассказывают страшные истории, и мы, затаив дыхание, слушаем о тенях, что ходят за спиной, о мёртвых, что не находят покоя, о шёпоте, доносящемся из темноты. Тогда это казалось игрой… но иногда игры становятся слишком реальными.

Эти истории собраны не случайно. Они передавались из уст в уста, приходили во снах, открывались в забытых дневниках и в признаниях тех, кто решился рассказать о пережитом. Я не утверждаю, что всё это правда. Но я и не скажу, что это ложь.

Помни: каждая история, которую ты прочитаешь, оживает в тот миг, когда ты впускаешь её в свою память. И если ночью, закрыв книгу, ты услышишь тихий шаг за дверью или почувствуешь чей-то взгляд из темноты – не удивляйся. Возможно, это лишь эхо прочитанного… а может быть, кто-то пришёл за тобой.

Анастасия Сичжай.

Дядя в углу

Мне было четырнадцать лет. Мы всей семьёй поехали к бабушке в деревню. Со мной были родители, папин брат со своей семьёй – у него двое детей: мальчик семи лет и девочка четырёх. Они мне приходяться двоюродными братишкой и сестрёнкой. Моя сестрёнка, у неё синдром Дауна. Но если не смотреть на её особенные черты лица, то отличить её от других детей было почти невозможно: она была живая, весёлая, соображала не хуже других, потому что родители занимались с ней постоянно.

Бабушка жила в старом доме напротив огромного кладбища. Дом был поделён на два хозяина, но он был просторный. Когда-то, лет сорок назад, здесь, на кладбище, хоронили людей, но теперь это место заросло травой и кустами. Старые кресты покосились, многие могилы осели в землю так, что едва угадывались – лишь маленькие холмики выдавали, что здесь кто-то покоится. Днём кладбище выглядело просто заброшенным, но по ночам оно будто оживало. Оживало оно, потому что начинали бродить разные неформалы, алкаши и бомжи. Даже сатанисты приходили и совершали свои непонятные ритуалы. А так же там бегала огромная свора бродячих собак.

Дорога была долгой, все устали, но настроение у всех было радостное – у бабушки всегда уютно, и нас ждали тёплые вечера, шумные посиделки и, конечно, банька.

Баня у бабушки стояла в самом конце участка, за садом. Когда стемнело, мы пошли туда всей семьёй. Бабушка всегда заваривала свой фирменный чай с горными травами в баньку. Мы там его и пили после каждого раза, как окунались в бассейн после парилки. Пока в предбаннике гремели вёдра, трещали поленья в печи и шипела вода на камнях, было весело. Но вот обратно идти оказалось совсем другим делом.

Ночь выдалась тёмная, небо затянули облака, и только редкие огоньки из окон дома пробивались сквозь густой воздух. Это была осень. Дорога к дому шла вдоль старой сетки-рабицы, за которой раскинулось кладбище. Когда я проходила мимо, мне казалось, что там, среди заросших травой могил, кто-то шевелится. Кресты, покосившиеся и ржавые, выглядели жутко – будто старые стражи, которые давно забыли о живых, но всё ещё смотрят из темноты. Но любые шорохи я объясняла себе тем, что это скорее всего животные, ну или на крайний случай это алкаш не дошёл до дома и уснул.

Когда мы наконец дошли до дома, стало легче. Там пахло ужином, свежим хлебом и чаем с мятой. Все расселись за столом, смеялись, делились новостями, бабушка подливала чай и пододвигала тарелки с разными вкусняшками. Постепенно в теле разлилось приятное тепло, и мы все чувствовали такое расслабление после городской суеты.

Но вот пришло время ложиться спать. Дети притихли, кто-то начал зевать, родители раскладывали постели. Дом постепенно погрузился в уютную, сонную тишину…

Я легла спать в зале. На тот момент из всех соцсетей у нас был популярен только mail.ru, или "агент", так у нас его называли. Я переписывалась там со своими друзьями и парнями, которые оказаывали мне знаки внимания. Телефон в руках мерцал холодным светом, в доме было тихо. Даже помню ещё, что это был красный Nokia Express Music.

Вдруг боковым зрением я заметила движение – моя сестрёнка выбежала из комнаты, пробежала через зал и направилась на кухню. Зал и кухня у бабушки разделялись узким коридорчиком. Я не придала этому значения, решила: ну, может, за конфеткой побежала.

Но потом услышала, как она скрипнула стулом, поставила его возле выключателя, и щёлкнул свет. Я замерла, прислушиваясь. Поначалу тишина. А потом… смех. Детский, звонкий. Сестрёнка явно с кем-то разговаривала. Я прислушалась внимательнее и отчётливо услышала:

– Дядя, дядя!

По спине пробежал холодок. В доме никого постороннего не было, все свои. И на кухне уж точно не могло быть никакого «дяди».

Я пару минут лежала, сжимая телефон в руке, но тревога росла. Наконец, решив, что пора её отправлять спать, я поднялась и пошла на кухню, но у самой внутри был страх.

– Дашуль, ты что тут делаешь? Уже поздно, пойдём в кроватку, – сказала я, стараясь говорить спокойно.

Она стояла у стола, повернув голову к углу кухни. Её лицо озаряла лампочка под потолком. Глаза сияли, на губах – широкая улыбка. Она радостно махнула пальцем в угол, где стоял буфет и, не глядя на меня, сказала:

– Там дядя.

Я машинально проследила за её взглядом. В углу кухни никого не было. Лишь старый буфет, тени от стола и стула, да желтоватый свет лампочки. Но в этот момент мне показалось, что тень в углу слишком густая, будто темнее, чем должна быть.

Я застыла на месте. Внутри всё сжалось от какого-то первобытного страха. Я ведь не верила во всю эту мистику, призраков, домовых – всё это казалось детскими выдумками. Но в тот момент я пыталась лихорадочно придумать хоть какое-то разумное объяснение. Может, ей показалось? Может, она играет?

Но её сияющие глаза и то, как она радостно смотрела в угол, вызывали во мне холодную дрожь.

– Ладно, всё, пойдём спать, – пробормотала я и взяла её за руку.

Она не сопротивлялась. Наоборот, легко пошла со мной, как будто ничего странного и не произошло. Я уложила её рядом с собой в зале, прижала к себе и накрыла одеялом. Сестрёнка уснула почти мгновенно, сопела ровно и спокойно, словно никакого «дяди» и не было.

А я долго не могла сомкнуть глаз. Лежала, глядя в потолок, и пыталась объяснить себе всё происходящее. «Просто воображение, – твердила я себе. – Ей показалось. Она ещё маленькая. Это игра. Вспомни себя маленькую, тебе тоже что-то мерещилось наверное, весь мир казался волшебным». Но чем больше я пыталась убедить себя, тем сильнее в груди расползался липкий страх.

Той ночью сон так и не пришёл ко мне.

А утром за завтраком я решилась рассказать всем о ночных событиях. Взрослые слушали вполуха, пока я пересказывала, как Даша смеялась и звала кого-то «дядей» в углу кухни.

Моя тётя, лениво размешивая сахар в чае, махнула рукой:

– Да ладно, не обращай внимания. Она всегда туда смотрит. Всегда.

– В смысле? – спросила я.

Тётя усмехнулась и добавила:

– Да и твой братишка, когда маленький был, тоже всё в тот угол таращился. Стоял, улыбался, смеялся… будто и правда там кто-то есть.

В доме повисла тишина. Я сжала ложку в руке, и по спине пробежали мурашки, и я уже хотела сменить тему, но тут бабушка вдруг подняла глаза и сказала:

– Знаете… а ведь в этом углу действительно что-то есть или кто-то.

Все замолчали. Даже дети перестали шуметь.

Бабушка поправила платок и продолжила:

– Когда твой дед однажды уехал в командировку, я осталась дома одна. Ночь за ночью сидела тут, на кухне, и мне тоже было жутко. Всё-таки дом стоит прямо напротив кладбища… До этого я никогда одна не оставалась. В тот вечер я сидела и вдруг сама вслух сказала: «Если тут кто-то есть, пожалуйста, не пугай меня. Видишь, я одна эти дни буду. Ты, пожалуйста, защищай меня».

Бабушка замолчала, словно вновь переживая тот момент, а потом тихо добавила:

– И как только я это сказала, с цветов, что стояли на шкафу в том самом углу, упал один бутон. Упал не резко, а так… аккуратно, будто кто-то осторожно снял его и положил на пол.

Она тяжело вздохнула:

– Конечно, мне стало не по себе. Но в ту же минуту я подумала: значит, я не одна. Кто бы он ни был, он услышал и понял меня. Я попросила у него защиты, а он словно подал знак, аккуратно положил бутон цветка, словно сорвал для меня и решил подарить.

Мы все переглянулись.

– Вот и будем звать его дядей теперь, – сказала бабушка, наливая себе чай. – Может, это душа какого-то человека, похороненного там, за сеткой. А может, домовой. Только одно знаю точно – ничего плохого он тут не делает. Но его присутствие чувствуется.

И в этот момент мне стало ещё страшнее, чем ночью. Страшнее потому, что я поняла: в этом доме действительно есть кто-то ещё.

Просто дядя.

Бабушка, вспоминая тот случай, будто снова переживала его – в голосе её слышалась лёгкая дрожь. Она сказала, что после падения цветка ей стало спокойнее: словно невидимый хозяин дома дал понять – он рядом и присмотрит.

С тех пор в семье всегда говорили: в доме у бабушки есть кто-то ещё. Он не пугает, не делает зла, но чувствуется его взгляд, особенно по ночам, когда тишина давит на уши. Бабушка даже иногда оставляла на кухонном столе чашку молока или кусочек хлеба, чтобы «угостить» его. И каждый раз хлеб будто подсыхал быстрее обычного, а молоко утром выглядело так, будто его слегка тронули.

А видеть его могли скорее всего только маленькие дети, потому-что до определенного возраста дети способны на такие чудеса.

Свадьба, которой не суждено быть

Мы с Петей слишком быстро закрутили отношения. Всё началось так стремительно, что вскоре я узнала – жду ребёнка. Тогда мы решили сыграть свадьбу. Никто из родных не был против, наоборот – все понимали, что так будет правильно. Мы любили друг друга, и казалось, что ничего не может разрушить наш союз.

Ему было двадцать три, мне двадцать. Я ещё училась в университете, но, несмотря на юность, мы оба верили: судьба сама свела нас вместе. Мы строили планы, мечтали о доме, о том, как будем растить нашего малыша, планировали детишек на будущее. Свадьба должна была стать началом новой жизни.

Но чем ближе был день свадьбы и росписи в ЗАГСе, тем страннее становились события вокруг нас. Будто кто-то невидимый пытался дать понять – этот союз не должен состояться…

Началось всё с мелочи. Два дня подряд мы не могли подать заявление на регистрацию брака. База данных зависала именно на мне – как будто какая-то невидимая сила ставила преграду.

Сначала я отнеслась к этому как к простой технической ошибке, но в глубине души почувствовала тревогу. Подумала: может, это знак? Я ещё пошутила своей подруги, а может это какой-то знак, может не моя судьба, раз именно на мне зависает, но всё таки еле как мы подали заявление. А ещё я себя успокоила, вспомнив историю из семьи.

У моей родственницы когда-то было подобное. Она собиралась расписаться со своим женихом, но в момент подписи у неё вдруг перестала писать ручка. Она тогда восприняла это как дурное предзнаменование и сбежала прямо из загса. Было забавно смотреть, как невеста в белом платье, как бешенная выбегает из ЗАГСа, все мы просто в недоумении были. К счастью, её жених оказался рассудительным – доказал, что это всего лишь совпадение: в ручке просто закончилась паста. Через три месяца они всё же поженились, и сейчас у них двое детей, крепкая семья.

Сватовство у нас состоялось – всё как в красивом сне. Он подарил мне кольцо, и я была самой счастливой на свете. Казалось, судьба сама ведёт нас за руку.

Но с каждым днём радость внутри таяла, уступая место странному, липкому страху. Можно было бы списать всё на беременность – гормоны, усталость, впечатлительность. Но одна вещь выбивалась из всех объяснений: сонный паралич.

Он настигал меня только в его доме. Стоило остаться на ночь, как во сне я открывала глаза, но не могла пошевелиться. Слышала шаги рядом, чувствовала дыхание, иногда – как будто кто-то садится на край кровати. Но в комнате никого не было.

Я пыталась убеждать себя, что это нервы, что это всё мне кажется. Но страх становился таким сильным, что я просто перестала оставаться у него ночевать. У меня была одна отговорка, что у него дома я чувствую себя неважно, когда он в ночную смену уходит. Конечно мой жених шёл на встречу и наоборот приветствовал, что я у родителей дома остаюсь. Главное, чтобы мне было комфортно.

Наверное, самое волнительное для невесты – это выбор платья. Когда мы зашли в салон, внезапно отключили свет. Продавцы засуетились, мы тоже переглянулись, но особого значения этому никто не придал: ну, бывает. И в других салонах искать не хотелось, салон, куда мы пришли, считался лучшим по городу.

Зал подсветили фонариками телефонов, и в этом странном полумраке белые платья казались призрачными, будто невесты прошлого вышли из теней и смотрели на меня сквозь витрины. Я выбрала самое красивое и почти полчаса крутилась перед зеркалом. Мерцающий свет ложился на фату, и отражение казалось чужим, будто это не я, а какая-то другая девушка улыбается в зеркале. Подобрали фату, диадему и туфли к платью.

Покупку мы оформили, и, когда мы уже выходили из салона, продавщица, протянув пакет, сказала с улыбкой:

– Приходите ещё…

Она тут же запнулась, растерялась и пробормотала:

– Ой, не понимаю, зачем я это сказала… Простите.

Мы с Петей переглянулись и вышли, отмахнувшись от её слов. Но фраза засела в голове. Зачем «приходите ещё»? Ведь свадьба бывает только одна…

Вечером мы поужинали, и Петя предложил посмотреть какой-нибудь фильм у нас в комнате. Я согласилась, и мы пошли к себе.

Проходя мимо зала, меня вдруг сковал холодный ужас. Во взгляде зацепилось что-то в отражении выключенного телевизора.

На чёрном, блестящем экране отчётливо виднелась фигура мужчины. Он сидел на диване, скрестив ноги, словно ждал кого-то.

Я замерла, не в силах отвести глаз. Сердце стучало так громко, что я боялась, Петя услышит. Я моргнула, перевела взгляд на диван – пусто. Никого. Снова посмотрела на экран – тоже ничего.

– Ты чего? – спросил Петя, остановившись позади.

Я сглотнула, почувствовав, как дрожь пробегает по спине.

– Всё хорошо… Просто устала, – тихо ответила я и поспешила пройти дальше.

Мы устроились в комнате и включили фильм. Казалось, что всё приходит в норму, что жуткие мелочи дня можно списать на усталость и нервы, а так же беременность.

Но в какой-то момент Петя поднялся, чтобы пойти на кухню за водой. В ту же секунду наша лайка, которая всегда с радостью бросалась к нему, неожиданно зарычала. Глухо, угрожающе, шерсть встала дыбом. Но эта лайка, отнеслась агрессивно к нему, словно что-то плохое он хотел сделать мне. Она будто встала на мою защиту.

Я в оцепенении следила за собакой, и вдруг заметила: за спиной Пети сгущается тень. Она будто жила своей жизнью, словно кто-то стоял за ним и дышал мне прямо в лицо.

Меня охватил такой ужас, что я не выдержала. Я сорвала с пальца кольцо, даже не пытаясь что-то объяснить, и бросилась вон из дома.

Ночь я провела без сна. А утром приехала с друзьями, быстро собрала свои вещи и, глядя ему в глаза, произнесла:

– Мы не можем быть вместе. Не ищи меня. Ребёнка я воспитаю сама.

Я не рассказывала, что видела. Да и поверил бы он? Но внутри я знала: эта свадьба никогда не должна была состояться.

Позже я узнала через его друзей, что Петя ходил по разным бабкам, пытаясь снять с себя какое-то проклятие. Но, судя по всему, ничего у него не вышло. Какая-то бывшая девушка якобы его прокляла. Да и история его рождения немного странная. Его родители, по внешности русские, но он вылитый турок. Ни на одного из родственников своего отца и матери он не похож. Хотя отца его я не застала живым. Семь лет они не могли зачать ребёнка, но случилось чудо и родился Петя. Маму его беременную видели все, это точно её ребенок, и перепутать в роддоме никак не могли, потому что после родов он сразу остался с матерью своей. Может быть есть и какое-то родовое проклье на нём… Уже не скажешь…

Я долго пыталась понять: может, всё это были совпадения, игры воображения, нервы. Но сердце знало правду – как бы сильно я его ни любила, он был не моей судьбой.

Теперь прошло много лет. Я замужем, и рядом со мной человек, с которым я чувствую себя спокойно и счастливо. Мы словно знали друг друга всегда – будто встретились не впервые, а просто нашли того, кто был рядом с самого начала.

И я точно знаю: судьбу не обманешь.

Одежда мёртвой

Мы долго мечтали о своём доме. И вот наконец свершилось – мы всей семьёй переехали в новый, большой и просторный дом в частном секторе города. После тесной квартиры это казалось настоящей роскошью: высокие потолки, светлые комнаты, даже своя времянка на территории. Каждый мог себе выбрать отдельнную комнату.

Мама улыбалась, разглядывая кухню, где наконец хватало места для всех её кастрюль и банок с вареньем. Папа гордо ходил по двору, меряя шагами территорию, словно осваивал новый мир, разглядывал гараж и строил свои планы.

У каждого из нас появилась своя комната. Старший сын, двадцатилетний Игорь, первым занёс вещи и сразу распахнул окно, впуская в комнату свежий воздух. Шестнадцатилетний Вадим, то есть я, радостно включил музыку, проверяя акустику. Четырёхлетний Данилка с восторгом катался по полу своей игровой комнаты на игрушечной машинке, визжа от счастья.

Даже бабушка, которая всегда с недоверием относилась к переменам, не сдержала улыбки:

– Ну, вот это дом… Как у людей!

В тот день все казалось правильным. Счастье, уют и новая жизнь.

Комнату бабушки мы отвели с окном, выходящим прямо на цветник. Мы с братом заняли самые дальние спальни, а младший Данилка пока спал с родителями – так было спокойнее ему.

Казалось, что всё идеально. Но радовались мы рано. Уже через неделю в доме началось нечто странное.

Первым делом – кухня. К вечеру там появлялся ужасный запах тухлятины. Сначала мы подумали, что где-то завёлся грызун и сдох за плитой или под полом. Перерыли всё, вызывали сантехников, все возможные службы, проверяли трубы, вытяжку, щели, даже вскрывали вентиляцию.

Но никакой причины так и не нашли. Запах не был постоянным: днём кухня благоухала чистотой, а вечером снова наполнялась тошнотворной вонью, словно что-то невидимое разлагалось прямо у нас под носом.

Вскоре мы перестали ужинать на кухне. Каждый вечер, когда смрад заполнял помещение, мы перебирались в зал.

Однажды глубокой ночью нас всех разбудил крик.

Бабушка орала так, словно её резали живьём:

– Сгинь! Сгинь, нечисть!

Мы с братом вскочили, родители вбежали следом в её комнату. Бабушка, бледная как полотно, махала своим нательным крестом и шептала молитвы, сбиваясь и спотыкаясь на словах. Руки у неё дрожали, а глаза были широко распахнуты, словно она и вправду видела кого-то перед собой.

Мы наперебой начали спрашивать, что случилось.

– Бабка мёртвая пришла… какая-то… – выдохнула она. – Чего ей надо – не пойму… Страшная была… жуткую гримасу корчила…

Комната наполнилась тяжёлой тишиной. Мы переглянулись.

В тот момент в голову закралась мысль: может, с бабушкой что-то не так? Возраст всё-таки – семьдесят шесть лет, не удивительно, если начнутся галлюцинации. Мы пытались убедить себя в этом.

Утром, после той жуткой ночи, мы решили вызвать врача на дом – проверить бабушкино здоровье. Может, действительно нервы или возраст дали о себе знать.

Пока ждали приезда, я сидел на кухне с мамой. Мы говорили о будущем: я всерьёз задумался после школы поступать в университет на эколога. Мама улыбалась, поддержала мою идею, и разговор вдруг стал тёплым, почти уютным.

И тут – занавески на кухонном окне резко зашевелились, словно их ударил порыв сильного ветра. Ткань заиграла волнами, будто кто-то с силой взмахнул рукой.

– Ничего себе сквозняк, – пробормотал я, пытаясь сохранить спокойствие.

Мама побледнела и ответила дрожащим голосом:

– Но… у нас же всё закрыто.

Мы оба одновременно обернулись на окна и дверь. Всё действительно было наглухо закрыто.

Мы в страхе переглянулись. В этот момент стало ясно: странности в этом доме уже нельзя было списывать ни на старость бабушки, ни на воображение.

После того утра всё стало только хуже. Странности усиливались день ото дня.

Запах, что исходил из ниоткуда, не исчез, напротив – он стал гуще, тяжелее, и теперь словно пропитывал каждый угол дома. Казалось, сама мебель впитала эту удушливую вонь.

По ночам мы всё чаще слышали шаги. Они начинались ровно после полуночи, будто кто-то проходил по коридору и останавливался прямо у дверей наших спален. Иногда было слышно лёгкое постукивание, похожее на царапанье, и от этого волосы вставали дыбом.

Мы больше не выдержали. Дом, который ещё недавно был родным и уютным, стал казаться враждебным. Мы собрали вещи и перебрались во времянку. Продать дом, не было возможности. Мы купили его за меньшую цену, чем обычно продают такие дома. Хозяева дома продовали его на скоряк, поскольку им надо было уехать за гарницу насовсем. Мы продали свою квартиру и влезли в кредит. Так и появился у нас этот дом.

Во времянке не было простора, комнаты тесные, потолки низкие, но тишина стояла настоящая. Ни шагов, ни шорохов. Даже воздух был чище. И всё равно казалось – это лишь передышка, будто сам дом за спиной наблюдает и ждёт нашего возвращения.

Осенью мы решили перекопать огород и цветник под окном бабушки. Хотели обновить землю, удобрить навозом, а весной засадить новыми цветами – думали, это поможет «очистить» и сам дом.

Мы выкорчевали все ромашки и васильки, корни тянулись сухими жилами, словно не хотели отпускать землю. Когда начали копать глубже, лопата ударилась о что-то твёрдое. Сначала подумали – камень. Но выкопали мешок.

Серый, потрёпанный, пропитанный сыростью и землёй. Мы оттащили его в сторону, развязали… и оцепенели.

Внутри было старое тряпьё. Халат, затёртые тапочки, нижнее бельё, носки. Всё чужое. Не наше. Вещи были будто обглоданы временем, но не сгнили окончательно, хотя и пролежали явно долго.

На миг всем стало не по себе – будто мы потревожили что-то, что лучше было оставить в земле. Воздух вокруг цветника стал тяжёлым, даже пахнуть начало той самой тухлятиной, что мучила нас в доме.

Мама, не зная, что и думать, пошла к соседке, с которой уже успела сдружиться. Позвала её к нам, может, она что-то прояснит.

Соседка Екатерина, женщина лет пятидесяти, добрая и улыбчивая, увидев мешок, побледнела и сказала:

– Так это ж вещи бабы Раи! Она ж в них и померла… Господи, какой ужас.

Мы переглянулись. Мурашки по коже побежали. Екатерина продолжила, качая головой:

– Я-то помню, как она умерла. А её родня – видно, вместо того, чтобы по-людски сделать, взяли да и закопали её тряпьё прямо под окном. Им же говорили: сожгите, либо вынесите куда подальше. А они – вот что натворили. Неудивительно, что чертовщина в доме творилась!

Мама пересказала соседке всё: и как на кухне тухлятиной нестерпимо воняет, и шаги по ночам слышны, и как бабушке нашей мертвая являлась. Екатерина тяжело вздохнула:

– Ну вот, вот и она и приходит. Её ж вещи, её энергия… покойница покоя не знает. А её дочка ещё же, Людка, после смерти матери пришла и спрашивает, что с вещами делать. Я ей сказала сожги от греха подальше, мёртвая энергия зачем тебе. Привязали они бабу Раю к дому своим поступком.

Мы стояли молча, будто холод по костям разлился. Всё стало на свои места, но от этого было ещё страшнее.

Вещи мы решили сжечь, не рискуя больше хранить их ни в доме, ни на земле возле цветника. Пламя пожирало старый халат, тапочки и изношенное бельё, а у меня внутри будто что-то отрывалось, уходило вместе с этим дымом.

Мы позвали батюшку: он освятил дом, окропил стены святой водой, а нас благословил. Потом всей семьёй сходили в храм и поставили свечи за упокой бабы Раи, молились за её душу.

Первые дни в доме всё ещё происходило странное. То по ночам слышались лёгкие шорохи, то занавески начинали колыхаться без ветра. Запах тухлятины не ушёл сразу – но постепенно становился слабее, пока совсем не исчез.