Всё будет хорошо

Аня Чадович

Всё будет хорошо

Оглавление

Пролог

Часть 1. Ангелина

Глава 1. Гнездо

Глава 2. Провал

Глава 3. Свобода в подарок

Глава 4. Голоса

Глава 5. Человек в шляпе

Глава 6. Подозрения

Глава 7. На Пражской

Глава 8. Проверка

Глава 9. Убийство

Глава 10. Соседка

Глава 11. Первое расследование

Глава 12. Библиотека

Глава 13. Знаки

Глава 14. Интерактив

Глава 15. Встреча

Глава 16. Двойная игра

Глава 17. Предупреждение

Глава 18. Символы

Глава 19. Башня

Глава 20. Дневник

Глава 21. Исповедь Шляпы

Глава 22. Метка

Глава 23. Похищение

Глава 24. Испытание

Глава 25. Обет

Глава 26. Перевёрнутый город

Глава 27. Первый след

Глава 28. Засада

Глава 29. Марина

Глава 30. Нападение в деревне

Глава 31. Монастырь

Глава 32. Мир за гранью

Глава 33. Испытание выбора

Глава 34. Возвращение

Глава 35. Клятва

Часть 2. Записки Шляпы

Глава 36. Театр теней

Глава 37. Времена изменились

Глава 38. Возвращение Ангелины

Глава 39. Новый круг

Глава 40. Архив

Глава 41. Сомнения

Глава 42. Куратор

Глава 43. Уход в тень

Глава 44. Последний выход

Часть 3. Возвращающая

Глава 45. Без Шляпы

Глава 46. Город без людей

Глава 47. Мантра

Глава 48. След в подземелье

Глава 49. Амулет

Глава 50. Первый эксперимент

Глава 51. Узел

Глава 52. Город-сеть

Глава 53. Главный Архитектор

Глава 54. После тяжёлой болезни

Глава 55. Архитектор смысловых структур

Эпилог

Пролог

Помню, ещё в детстве мы с ребятами спорили, правда ли аисты приносят детей. Кто-то уверял, что это сказка для малышей. А я смеялась и говорила:

– Ну, конечно, я же их курьерская доставка!

Все смеялись. Все, кроме Сени. Он посмотрел на меня серьёзно и сказал:

– Аисты не только приносят. Они ещё и уносят.

Мы замолчали, потом кто-то фыркнул, и игра продолжилась. Но я запомнила его слова. Запомнила так же отчётливо, как его веснушки и привычку носить рубашки навыпуск.

Через пару лет Сеня исчез. Никто не знал, куда он делся. Вроде пошёл вечером к бабушке и не дошёл. Взрослые объясняли по-разному: кто говорил, что семья уехала, кто – что мальчик заблудился. Но я-то помнила. Его слова не давали покоя. И много лет спустя я поняла: никакая это не шутка.

Я сидела на лавочке, ела мороженое и смотрела, как по газону степенно вышагивали аисты. Вспомнила Сеню. Именно так всё началось. С птиц, с их разговоров и с чужих слов, которые стали моими.

Часть 1. Ангелина

Глава 1. Гнездо

Иногда по каким-то немыслимым законам природы происходят ненормальные явления. То, что ненормально, значит необъяснимо. А необъяснимое, как известно, прямая дорога к чудесам. Что считать чудом – каждый решает сам. Одно ясно: без чудес не может быть жизни. Для меня же чудо началось сразу, с первой страницы моего существования.

Начну с того, что мое появление на свет произошло не таким заурядным способом, как бывает с обычными младенцами. Если у большинства людей есть серия фотографий с выпиской из роддома с младенцем в кружевных пелёнках, то у меня таких нет. Да-да, ведь меня нашли в гнезде у аистов, тех самых, что в мультиках приносят младенцев. Как я туда попала, долго оставалось загадкой.

Соседка Варвара Павловна, которая могла быть невероятно популярной, если бы вела колонку сплетен в местной газете, сказала, что была свидетельницей.

– Ты ведь знаешь, – прищурилась она, наклоняясь ко мне, – что тебя нашли не просто так?

– Ну да, в гнезде, – привычно отмахнулась я. – Все уже слышали эту байку.

– Байка, говоришь? – Варвара Павловна обиделась и сложила руки на животе. – А я своими глазами видела аистов! Прямо над нашим домом кружили. А гнездо-то на старой липе, там, где раньше вороны сидели. И люди говорили: «Не к добру это».

Я усмехнулась, но внутри что-то кольнуло.

– Может, родители вам рассказывали? – спросила я осторожно.

– Родители твои? – соседка вздохнула и перекрестилась. – Они молчат, как в рот воды набрали. Сначала все думали, что это они такую историю придумали, чтоб внимание отвлечь. А потом… – она понизила голос, – потом стало ясно: что-то они скрывают.

Я почувствовала, как по коже пробежал холодок. В тот момент впервые закралась мысль: а вдруг это и правда не просто красивая легенда?

Приемные родители считали меня «даром небес», «ангелом, сошедшим на землю». Не каждой бездетной паре аист приносит дитя. И хотя внешность у меня вполне обычная, мама с папой назвали меня Ангелиной. Символично, прямо скажем.

Как часто бывает в семьях, где ребенок один, в детстве мне выпало много испытаний. Вдохновленные собственными фантазиями и моими гипотетическими талантами, родители активно занимались моим развитием.

История моих детских похождений настолько обширна, что каждому можно посвятить отдельную главу. Главным достижением родительского воспитания стала вера в собственные силы. Это оказалось лучшим двигателем прогресса всех моих будущих занятий.

С детства я понимала, что мир полон чудес, самых разных, хороших и не очень, жутковатых и смешных и, как правило, необъяснимых с точки зрения обычной реальности. Чудо могло поджидать где угодно: за углом дома, в старой книге, или даже в том, как соседи косились на меня с лёгкой осторожностью, как будто знали что-то, чего я не знала.

Девочкой-подростком я не делала попыток самоутвердиться в чьих-то глазах, а уж в своих собственных и подавно. Даже мысли не возникало, что у меня может быть дурная репутация. Со стороны могло казаться, что перед вами самовлюбленная дура. Но меня это не волновало абсолютно. У меня был другой голод. И назывался он «голод впечатлений».

Чувство голода посещало меня в минуты острой нехватки этих самых впечатлений. Спасали книжки, плотной стеной выставленные на полке, и неиссякаемый запас шоколадок, заботливо пополняемый каждый раз, когда папа возвращался из командировки.

Иногда, когда родители думали, что я сплю, я подслушивала их разговоры. Ничего особенного: шорох бумаги, скрип стула, редкие обрывки фраз. Но стоило мне сделать шаг в комнату – все замолкало. Этот налёт тайны всегда был рядом, как тонкий слой пыли, который вроде бы незаметен, но всё равно оседает на мебели.

И ещё был шкаф. Самый обычный, с посудой и постельным бельём. Но наверху, в углу, стояла большая картонная коробка, заклеенная скотчем. Мне строго-настрого запрещали туда залезать. В детстве я верила на слово, мало ли, вдруг там какие-то папины важные бумаги. Но подростком я уже понимала: в коробках такое прячут редко. Иногда, сидя одна в комнате, я ловила себя на том, что смотрю на этот шкаф слишком пристально, будто жду, что он сам выдаст мне свою тайну. Коробка стояла неподвижно, но мне казалось, что она дышит.

Как бы там ни было, родители старались сделать моё детство счастливым, и в целом им это удалось. Я росла в заботе и любви, окружённая вниманием и книжками, с шоколадками в запасе и уверенностью, что мир полон чудес.

И всё же за этим уютным занавесом всегда было нечто, что ускользало от меня. Словно за картиной висит ещё одна, настоящая, но её никто не спешит показывать.

Я смеялась над слухами соседей, не верила шёпоту бабушек у подъезда. Но иногда ночью, когда тишина становилась слишком густой, во мне просыпался вопрос, от которого нельзя отмахнуться. А всё-таки, откуда я взялась на самом деле? Этот вопрос иногда царапал изнутри, но не мешал мне жить. Скорее наоборот, давал странное чувство: если уж моё начало не было нормальным, то и дальше я могу позволить себе быть не такой, как все.

Глава 2. Провал

Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Я это знаю на все сто. Потому и не жду, что пресловутая «соломка» будет ждать меня в нужном месте. Опыт подсказывает обратное.

Однажды летом моя самоуверенность дала трещину – я провалила вступительные экзамены в университет. К своему удивлению, я чувствовала себя не жертвой судьбы, а её любимицей. Пока остальные тряслись над билетами, я сидела спокойно и даже немного скучала. Ведь если я и правда рождённая чудом, то разве может меня испугать обычная приёмная комиссия?

Но на входе в аудиторию сердце предательски спряталось в пятке и наотрез отказывалось вернуться на прежнее место. Мозг, не получивший привычной дозы кислорода, отказался выдать заботливо разложенные по полочкам знания. Иногда сама жизнь напоминает экзаменационный билет: всегда достанется тот вопрос, на который ты не знаешь ответа.

Я знала всё. Точнее, мне так казалось. Зубрила формулы, писала шпаргалки, даже пыталась выспаться накануне – редкий подвиг для абитуриента. Но в самый ответственный момент мой мозг решил сыграть со мной в «угадайку».

– Следующий, – сказала строгая женщина в сером костюме, у которой даже очки сидели на лице так, будто боялись пошевелиться.

Я вошла, сделала уверенный вид и вытянула билет. Ни единой строчки знакомой! «Спасибо, жизнь, – подумала я, – за то, что решила проверить мою изобретательность, а не знания».

Я пыталась рассуждать, на ходу выдумывала примеры, но чем дальше, тем очевиднее становилось: на экзамене я выглядела, мягко говоря, не академиком, а девочкой, которая перепутала дверь и случайно заглянула в аудиторию.

– Вы готовились? – спросила экзаменаторша.

– Конечно, – ответила я бодро. – Просто не к этому билету.

Она закатила глаза.

Я вышла из аудитории, и воздух показался особенно свежим. Солнце светило чересчур ярко, асфальт плавился, и даже голуби, ковылявшие по двору, выглядели так, будто смеются надо мной.

На крыльце толпились такие же абитуриенты. Они возбуждённо делились впечатлениями, кто-то уже праздновал победу, кто-то звонил родителям и радостно кричал в трубку: «Я сдал!» Казалось, их мир только что распахнул двери в будущее.

Я стояла в стороне, не в силах даже выдавить улыбку. Будто между мной и ими стеклянная перегородка: они жили в одной реальности, а я застряла в другой. Чужая здесь, ошибка в списках жизни.

Может, правда в том, что я «ненастоящая»? Что вся эта история про гнездо аистов – не смешная легенда, а объяснение, почему я никогда не вписывалась до конца в окружающую жизнь?

Я провалилась, но не в депрессию. Ирония в том, что даже не слишком расстроилась. Жизнь подарила мне не наказание, а целый год свободы. Ни лекций, ни расписаний, ни вечного сравнения с чужими успехами.

«Год свободы. Так даже лучше», – подумала я, доставая из сумки шоколадку. Вместо того, чтобы огорчиться, моя душа распевала все мыслимые и немыслимые песни, которые мозг заботливо подавал, уже получив от сердца допинг. А сердце, наевшись адреналина, стучало в ритме джаза.

И хотя где-то глубоко среди этой музыки звучал тревожный мотив: «Ты сломалась, твоя уверенность дала трещину», я решила, что не стану сдаваться. Пусть я не поступила, но впереди у меня будет ещё одна попытка. Я не привыкла быть чужой в собственной жизни. И это было моё первое настоящее решение. Весь организм меня поддерживал. Он ликовал.

Глава 3. Свобода в подарок

Вернулась я домой в прекрасном настроении. Провал? Ну и что. Не конец света. Дом встретил меня запахом борща и тревогой, витавшей в воздухе ещё до того, как я переступила порог. Родители, увидев мою сияющую физиономию, сначала решили, что всё в порядке: экзамены сданы, будущее расписано. Мама обняла меня, как будто поздравляла с поступлением, а папа по-отечески похлопал по плечу.

Но стоило им услышать правду, как лица вытянулись так, будто я объявила о намерении уйти в монастырь или, что ещё хуже, в цирк.

– Ну? – мамин вопрос повис в воздухе, как приговор, ещё до того, как я села за стол.

– Да, рассказывай, как прошло? – спросил папа, при этом взгляд его слишком настойчиво пытался «прочитать» меня, будто искал в лице признаки поражения.

– Ну… всё прошло замечательно, – бодро отрапортовала я. – Я получила год свободы.

Мама нахмурилась. Папа, наоборот, усмехнулся, подмигнул мне и встал в дверном проёме, собираясь уйти в соседнюю комнату. Явно не хотел быть посредником в предстоящем сражении.

– Ангелина, это не смешно! – голос мамы дрогнул. – Ты понимаешь, что теперь?

– Конечно, понимаю, – я театрально вздохнула. – Теперь я смогу посвятить себя важным вещам: чтению, наблюдению за облаками, изучению кулинарии по «Книге о вкусной и здоровой пище».

Папа кашлянул и произнёс:

– Свобода… да, это хорошо. Но, может быть, ты захочешь попробовать что-то другое? У нас ведь были… варианты.

Я прищурилась. «Варианты»? Слово прозвучало как будто из чужой жизни, не из нашей кухни с запахом борща и яблочного пирога.

– Нет, – ответила я твёрдо. – Я хочу сама решать.

Они переглянулись. Мама чуть не заплакала. Для неё провал экзамена был трагедией вселенского масштаба. Для меня – всего лишь эпизод в длинной истории под названием «жизнь».

У меня и родителей разная картография мира. Для них дорога была прямой: школа – университет – работа – счастье. А я видела карту, полную непредсказуемых изгибов, тайных тропинок, холмов и оврагов, где провал на экзамене мог оказаться порталом в нечто большее. Или их планы на меня были совсем не теми, о которых я догадывалась?

– Да все в порядке, мам… не переживай ты так. Получше подготовлюсь и поступлю на следующий год, – мягко сказала я и обняла маму. – чую, что в кастрюле божественное варево.

– Ладно, садись ешь, – мама взяла половник и налила мне тарелку борща.

Ближе к вечеру порядок действительно был восстановлен, хотелось танцевать, в кино и вишнёвого варенья. Как совместить все эти желания сразу, пока было непонятно. Но уж если мечтать, то с размахом.

Что только не придет в голову, когда надежды и мечты разбились о левую пятку, заботливо приютившую сердце в стрессовой ситуации. В кино идти было поздно, оставалось танцевать в сторону кухни. Варенье ждало своего часа.

Капля вишневого цвета играла веселыми бликами, и, упрямо сопротивляясь гравитации, постепенно сползала с ложки, растекаясь на блюдце и образуя фантастическую фигурку какого-то существа. Я лизнула ложку, покосившись на получившуюся картинку. Кракозябрик какой-то…

С улицы донесся визг тормозов, хлопнула дверь подъезда, и чьи-то торопливые шаги по лестнице заставили меня напрячься. Если эрудиция подвела меня сегодня, то интуиция обычно не позволяла себе такой роскоши. Я выключила свет и выглянула в окно. Никого. Только на асфальте в свете фонаря расплылось пятно, странно напоминающее кракозябрик на блюдце.

Я невольно усмехнулась:

– Ну да, вселенная решила сыграть со мной в тест Роршаха. Только психодиагностика под рукой не хватает.

И в этот момент холодок пробежал по коже: казалось, пятно на асфальте слегка дрогнуло, словно отвечая на мою шутку.

Если заглянуть в себя, то можно обнаружить много нового и странного. Может, стоит добавить это занятие в какой-нибудь «трекер привычек»? Например, сегодня я поняла: если не установила рекорд на финише – это не значит, что проиграла. Это значит, что сохранила запас сил и могу отправляться в новый путь хоть немедленно.

Год свободы – просто подарок. Левая пятка явно вела меня куда-то, и оставалось только довериться.

Утром пришлось отчаянно побороться с одеялом, не отпускавшим из теплых объятий. Дождь барабанил в стекло, убивая последнюю надежду пробежаться перед завтраком. Но в этом была прелесть жизни – непредсказуемость. Вместо того, чтобы двигаться в темпе вальса, пришлось маршировать в такт дождю.

Звонок в дверь прервал мои философские размышления.

– Вы ничего необычного не заметили вчера вечером около десяти? – полицейский внимательно смотрел на меня, – Может быть, что-то слышали?

– Ничего особенного. Просто кто-то резко затормозил, такой неприятный звук… Но я никого не видела. А что случилось?

– Пропал мужчина. Вышел вынести мусор и не вернулся.

– Вечером не стоит выносить мусор. Примета такая.

– Не все верят в приметы.

– Да, только от этого они не перестают сбываться, – заметила я и закрыла дверь.

Я вспомнила кракозябрика на асфальте. Какое странное пятно. Мозг требовал штурмовать память и делать выводы. Пришли к компромиссу. Принято было начать с всемирной памяти, и я включила компьютер. В голове крутилась фраза: «Все умирают вовремя».

«Кляксы и пятна часто ассоциируются с течением времени, соотносясь с идеями перехода и смерти» – прочитала я в интернете.

Интересное дело получается. Это пятно как будто предсказывает смерть. Мозг взбрыкнул и выдал: «Ничего подобного. Не все так однозначно. Может, это переход куда-то дальше…» Становилось совершенно ясно, что ничего не ясно. Самое время прислушаться к внутренним ощущениям, а с анализом ситуации повременить.

Какая бессмыслица – думать о пятнах. Есть более интересные занятия. Но именно в таких бессмыслицах и живут чудеса. Я и подумать не могла, что это был только первый знак. Мир словно приоткрыл маленькую дверцу и тут же захлопнул её. Но я уже чувствовала: придётся искать ключ.

На следующий день я старалась вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Но мир явно решил меня поддеть.

Сначала на кухне банка с вареньем оказалась пустой, хотя вчера я точно оставила полбанки. Потом неожиданность в автобусе. На остановке вошёл мужчина с клеткой, где сидел… аист. Самый настоящий, живой, белый. Не попугай или канарейка. Я уставилась на птицу, а она, не мигая, уставилась на меня. Мы обе промолчали, но взгляд оказался слишком красноречивым.

Вечером, возвращаясь домой, я заметила у подъезда перо. Обычное, птичье. И всё же оно лежало так, словно кто-то аккуратно положил его именно для меня. Я подняла перо, покрутила в руках и засмеялась:

– Ну да, конечно. Официальный привет от Вселенной.

Смех вышел чуть громче, чем хотелось бы, и отразился от пустой лестничной клетки.

Дни потянулись в строгом соответствии с календарем, и я на время забыла о кракозябриках. Но однажды произошло событие, перевернувшее всю мою жизнь с ног на голову.

Глава 4. Голоса

Аисты в наших краях явление не редкое. Но всё же странное. Они ходят по газонам так уверенно, будто не птицы, а проверяющие: «Траву подстригли? Мусор убрали?».

Я сидела на лавочке, ела мороженое и наблюдала, как птицы щелкали клювами, переговариваясь, словно старушки у подъезда, обсуждающие новости. Они совсем не боялись меня, а потому были очень разговорчивыми.

И тут началось самое удивительное. Казалось, обычные птицы, но чем дольше я вслушивалась, тем отчётливее чувствовала: я понимаю, о чём они говорят. Не слова, а именно смысл сказанного. Как будто в голове сидит невидимый переводчик и транслирует мне информацию. Честное слово, у меня не было никаких галлюциногенов под рукой, максимум стаканчик с мороженым, и то уже заканчивалось.

«Пора уходить», – щёлкнул один, поправляя крыло.

«Пора уходить», – отозвался другой.

Не просьба – приказ. От этих слов по коже прошёл холод. Именно об этом переговаривались аисты. Я почувствовала внезапную тревогу. Пора убегать, улетать, валить на все четыре стороны. Или речь обо мне? Не знаю, что именно меня тревожило, то ли факт, что птицы должны обсуждать червяков, а не вопросы миграции в присутствии человека, то ли то, что их слова почему-то касались именно меня.

Что случилось? Сразу подкрались воспоминания о кракозябрике и ощущение, как страх потянул свои холодные ручонки к моему сердцу. Кракозябрик будто ухмыльнулся: «Ну что, поняла намёк?» Я сжала стаканчик с мороженым так сильно, что содержимое потекло по пальцам.

Мозг просигналил: «Выходи из зоны страха». Легко сказать! Неведение всегда страшнее реальности. С одной стороны, хотелось бежать отсюда, а с другой, надо было выяснить, в чем причина такого беспокойства. Любопытство редко доводит до добра. Зато любознательность обычно все расставляет по полочкам.

«У Ангелины не все дома», – прощелкал аист.

Я вскинула голову. Конечно, не все дома. Я ведь не дома. Я все еще здесь, на этой лавочке, в компании пернатых сплетников, которые, кстати, называют меня по имени. И пытаюсь выяснить, что происходит.

«Шляпа ждет», – мне показалось, что аист посмотрел на меня со снисходительным интересом, – «Ангелина не первая».

Я моргнула. Да уж, очень информативно. Шляпа? Какая шляпа? И где я не первая? Чем дальше, тем запутаннее. Вопросы разрослись, как сорняки.

Я попыталась усмехнуться, отогнать наваждение. Тогда один аист посмотрел прямо на меня. Не как птица, а как человек. У меня пересохло во рту.

Аисты больше не комментировали. Они щёлкнули клювами, словно поставив точку в разговоре, синхронно взмахнули крыльями и поднялись в воздух. На миг всё пространство наполнилось тяжёлым хлопаньем, и будто из груди вытянуло весь воздух. Я осталась одна с растаявшим мороженым и чужими словами, всё ещё звучащими в голове.

Домой вернулась в растрепанных чувствах. Здесь было не легче. Комната вдруг показалась чужой: каждая тень на стене дрожала, будто там кто-то прячется. Проверила температуру – нет, жаром не горю. Подошла к зеркалу. Вроде всё на месте: две руки, две ноги, нос немного вздёрнут, но это всегда так.

– Ага, значит, пора уходить, – повторила я в зеркало и изобразила аистиный профиль. Вышло плохо.

Тревога осталась. Она не гремела барабанами, не бросала молнии, а тихо капала на мозг, как вода из неисправного крана. Сначала раздражает, потом сводит с ума.

Я улеглась в постель. Сон не приходил долго. В темноте то и дело слышалось сухое «щёлк-щёлк». То ли звуки в батареях отопления, то ли в моей голове. Казалось, у моего уха раздаётся хлопанье крыльев. Повернулась на бок. По стене скользили тени длинных перьев.

Я ворочалась, натягивала одеяло до подбородка, приказывала себе: усни, усни, усни. Старалась не слушать ночные звуки. Но они сами находили меня. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк.

Я зажмурилась и вдруг увидела их снова. Не птиц, а чёрные силуэты с длинными шеями, вытянутыми в темноту. Они кружили вокруг в свете невидимых прожекторов, складывались, оставляя за собой след из белых перьев. На лету перья меняли форму, закручивались, складывались, собирались в очертания головных уборов: строгих цилиндров, нелепых панам, растрёпанных фетровых шляп. И всё пространство наполнилось ими. Я смотрела и не понимала, где кончается видение, а где начинается сон.

Наконец усталость победила. Сон подкрался, как вор, забрав последние остатки сопротивления и последние мысли про аистов. И всё же перед самым провалом в темноту мне послышалось:

– Шляпа ждёт…

В ту ночь шляп было слишком много.

Я стояла в поле. Небо было низким, почти касалось плеча. Ветер гнал шляпы: десятки, сотни, они кружились, катились, прыгали друг через друга. Я узнавала их: смешная с пером, строгий котелок, старая соломенная, облезлый цилиндр. Они казались живыми. Но что-то подсказывало – не настоящие.

Сделала шаг, но под босыми ногами не было почвы. Только мягкое перо, огромное, как ковёр. Шагнула и провалилась.

Теперь я стояла на сцене, а в зрительном зале теснились аисты. Их были сотни: шеи вытянуты, клювы щёлкают, словно шёпот в театре перед началом представления. От их взглядов становилось холодно. Они не нападали и не угрожали. Они судили. Я была актрисой без текста, забывшей все реплики.

Сделала ещё один шаг вперёд, и сцена ожила. Прожекторы зажглись, ослепив. Зал переменился: теперь там были люди в масках аистов и аисты в масках людей. Они двигались синхронно, взмахивая руками-крыльями, будто репетировали ритуал. Щёлканье клювов превратилось в единый хор.