Расколотое Древо. Скорбь и возмездие

– Я дружил с дочерью и сыном и Мортимера с того самого дня, как потерял отца. Бок о бок с Саймоном мы даже сражались против Аримана Гейера и его Вестников пустотной зари.

– Это те самые сектанты, которые хотели превратить всё человечество в опустошëнных и стереть с лица земли род человеческий?

– Они самые.

– Я совсем недавно имел удовольствие беседовать со старым ветераном тех событий. Его имя Джованни Малатеста, возможно, ты с ним уже встречался на поле брани. Так вот, он поведал мне, что эти обезумевшие сектанты истово уверовали в конец света. А надвигающееся солнечное затмение посчитали вестником конца всего сущего.

– Не только из-за этого. – подошёл к окну Альберт Вудсток, из-за чего солнечный луч лёг ему на грудь. – Их предводитель обещал им спасение, но помимо этого открывал ещё и возможность созидать саму пустоту. В окружении Аримана доставало отпетых головорезов и насильников, упивающихся чужими страданиями. А также тех, кто выступал против церкви Древа и коллегии демиургов. Вся эта сволочь угнетала прочих членов культа, не давая им возможности покинуть свои ряды.

– Не понимаю, чего ради уничтожать человечество? В чём виноваты непричастные?

– Для одержимого безумца нет и никогда не будет непричастных. Эти люди оказались попросту опьянены той властью, какую даровал им прелат. И обвинили мир в своих неудачах. Я видел неистовую жажду мести в каждом, с кем мне приходилось биться. И если бы не семья ван Дорф, лежать мне сейчас в братской могиле. Впрочем, как и многим другим. А знали бы вы Мортимера так же, как знал я, то ни за что бы не усомнились в его преданности короне.

– Всё указывает на его вину, Альберт. – присел на стул Бернадетт. – Это бессмысленно отрицать.

– Допустим, граф действительно предал короля и, как свидетельствует инквизиция, присоединился к Лоллардам. Но в таком случае не было никакой нужды вырезать всю семью полностью. Или я неправ? Неужели кто-то всерьёз считает, что супруга, и уж тем более дети графа поклялись Властителю бездны в верности?

– Говоришь так, словно это невозможно. Саймон и Катарина, между прочим, твои ровесники и давно способны принимать такие решения.

– А если они пребывали в неведении? Что тогда?

– Тогда они несут всю полноту ответственности за деяния родителя. Во всяком случае, так считает инквизиция, иначе бы не случилось того, что случилось.

– Боюсь, я по-прежнему не в силах этого принять.

– Решение Элифаса Кроули не подлежит никакому сомнению. В праведности и непогрешимости главы инквизиции способен усомниться только слепой.

– Несогласных гораздо больше, чем вы думаете, принц. И у этих людей глаза открыты всегда.

– Они могут быть слепы и при наличии глаз. Тебе ли не знать этого? Вот скажи, кто кроме тебя может поручиться за ван Дорфов, а? Кто отважится взять на себя ответственность за деяния мятежного еретика?

– Арчибальд Дюпре мог бы заступиться.

– Кто бы ему позволил. – ощерился Раксис. – Он же, считай, с ним заодно! Не было и дня, чтобы у отца не возникало разногласий с этим упëртым герцогом. Мортимер неспроста завязал с ним дружбу. Здесь усматривается заговор.

– Его Величество не пожалеет о своём решении ввести вас в совет. – с улыбкой на лице сложил руки на груди Вудсток. – Вы зрите в корень.

– Не говори глупостей и не уходи от разговора. Я же вижу, ты не согласен с решением моего отца.

– Его Величество, вне всяких сомнений, принял мудрое решение. – капитан бросил взгляд в окно. – Я всего лишь с этим решением не согласен, только и всего. В конце концов, – вновь посмотрел он на собеседника. – Кто я такой, чтобы оспаривать действия правителя, не зная и десятой доли того, что знает он.

– Ловкий способ уйти от беседы, капитан, – покивал Бернадетт, хлопнув несколько раз в ладоши. – Ловкий способ.

– Научился у вас.

– Просто обещай, Альберт, – наклонился престолонаследник. – Что не станешь делать глупостей и защищать мертвецов. Им уже ничем не помочь, слышишь? А вот себе ты с лёгкостью можешь навредить. Меня совершенно не устраивает расклад, при котором тебя могут с лёгкостью выгнать из рядов королевской гвардии за инакомыслие.

– За это можете не беспокоиться. Я ни за что не нарушу клятву верности королю и вам.

– Я не сомневаюсь в этом. – откинулся на спинку стула Раксис. – Хочу лишь удержать друга от необдуманных поступков. Для всех нас будет лучше, если ты забудешь о ван Дорфах.

– Вряд ли это возможно. – уставился в окно противоположного дома офицер. – Что не говори, а дети не должны нести ответственность за грехи своих отцов. Мне видится это бесчестным.

– Бесчестно плести заговор против короны и впадать в ересь, друг мой.

– Простите, но я не могу выносить суждение, основываясь на слухах.

– Утешься тем, что доподлинно известно.

– Было бы это так просто. – пожал плечами офицер.

– Клянусь душой, мне порой кажется, что ты действительно на их стороне. – покачал головой Бернадетт.

Шум проходящей рядом процессии ворвался в кабинет, а звон колокола будто отрезвил гостя, потому что он вздрогнул и резко поднялся со стула.

– Всё в порядке?! – возвысил голос Вудсток, чтобы собеседник его услышал.

– Да! – ответил Раксис, не особо усердствуя в попытках перекричать толпу. – Нам пора прощаться! Совет скоро начнётся! Искренне был рад твоему обществу и поддержке, Альберт!

– Ваше королевское величество. – снова ударил себя в грудь офицер и поклонился.

Принц покинул комнату, а капитан тем временем принялся наблюдать за счастливыми лицами идущих по улице.

«Я перестаю узнавать парня. – остановил взгляд на марше гвардейцев, сопровождающих шествие, капитан. – Надеюсь, Лестадт оградит сына от козней двора и научит отличать правду от лжи».

Ров, наполненный до самого края ровной гладью сверкающей на солнце воды, отделял цитадель монарха от остальной столицы, а высокие стены оттенка слоновой кости, усеянные множеством башен, обеспечивали ей глухую оборону. Перед замком раскинулся золотой квартал, который вместе с остальным городом присоединился к празднованию весны, с одной только разницей – здесь всë происходило с бóльшим шиком и размахом. В этом районе нашлось место не только казарме гвардейцев, но и обители ордена Святого Гийома, чьи рыцари являются почётной стражей королевской четы, а помимо всего прочего исполняют роль местной стражи, принимая участие в торжественных мероприятиях, какое, например, было водворено сегодня. Отличительной чертой сего воинства являются чёрные латы, покрытые золотистой гравировкой, и фиолетовые плащи, прекрасно сочетающиеся с пышным плюмажем на шлеме. На левом наплечнике всегда высечена цифра «VII», а на правом выгравирован павлин, тогда как грудь покрывает красное сюрко с изображением тяжеловооружëнного всадника, вскинувшего клинок.

Гвардейцы же, облачëнные в глухие доспехи, денно и нощно патрулируют улицы, благодаря чему в квартале драки большая редкость, чего нельзя сказать о кражах и участившихся грабежах. Именно по этой причине орден Святого Гийома оказывает гвардейцам всяческое содействие. Однако, всем известно, что никто от этого не в восторге. В народе даже ходят толки о том, что на самом деле братья ордена шпионят за королём для Всеотца, тогда как гвардейцы выступают эгидой интересов монарха.

Также, здесь повсеместно разбросаны прилавки, которые ломятся от диковинных лакомств и причудливых артефактов, доставляемых в Скайхëрт из-за моря, где проживает народ крайнеров, чьей отличительной чертой является беспрекословное следование традициям, сопровождаемое непрекращающимися распрями и поединками чести.

Несмотря на давнюю вражду королевства Авгейт с империей Деуморт, из некоторых её регионов в Скайхëрт по-прежнему поступают различные товары, потому что корона поддерживает несогласных визирей и мятежников по ту сторону Врат мира. По этой причине и был официально созван королевский совет, расположившийся в огромном каменном зале цитадели, где под массивной навесной люстрой раскинулся длинный стол прямоугольной формы, за которым восседали некоторые из тех, кому дарована власть распоряжаться судьбами жителей Авгейта. Но явиться сегодня смогли далеко не все, из-за чего четыре места оставались пустыми.

– Выходит, – раскатистым голосом воскликнул маршал Адам Блэйк, утирая платком пот со своей блестящей лысины в шрамах, какие незаметно перетекали в лобные морщины, а оттуда спускались на суровый лик с тяжёлой челюстью, усеянной аккуратно остриженной бородой того же тёмного оттенка, что и чуть выкаченные из орбит глаза. – Герцога Дюпре можно сегодня не ждать?!

Он убрал платок в карман кожаного дублета бурого цвета и оправил белый стоячий ворот, когда в ответ на его вопрос прозвучал ответ монарха, чей на первый взгляд простоватый вид, несмотря на снежную рубаху и бархатный фиолетовый жилет с абстрактными узорами, внушал военачальнику потаëнный страх и величие.

– Верно! – стальным голосом подтвердил король. – Обстоятельства вынудили меня немедля направить его со своим сыном и войском к Вратам мира для оказания помощи гарнизону коннетабля де Бюша, который, к всеобщему сожалению, всë ещё не может покинуть свой пост и вернуться в столицу.

Правитель скучающе упëр крепкую руку, увенчанную золотыми обручами, в мягкий сиреневый подлокотник золотистого стула с высокой спинкой, после чего приложил к щеке ладонь с нанизанными на пальцах кольцами. От скул к орлиному подбородку спускалась окладистая борода, поглощающая своей пышностью губы, тогда как бакенбарды поднимались к вискам, минуя не только изрезанные морщинками глаза, сияющие рубином, но и отливающий медью широкий нос, заканчиваясь у самых волос, чей каштановый блеск кремового оттенка потрясал своей красотой. Собственно, как и располагающаяся на голове Бернадетта крылатая корона с бриллиантами на зубцах, инкрустированная множеством кровавых гранатов вдоль ободка.

– И полагаю, не напрасно, – выдохнул Лестадт. – Потому как дела наших союзников, исходя из донесений коннетабля, стали уже совсем плохи.

– А что же герцог Андер?! – осведомился Адам Блэйк. – Мало того, что Матиас Бычье Сердце не выделил в помощь защитникам Врат воинов, так ещё и не посчитал необходимым почтить нас сегодня своим присутствием?!

– Он не поспевает. – ответил за правителя пожилой советник Айвар Сула, за чьей сединой просвечивала желтоватая кожа головы, пока глубоко утопленные маленькие глазки непонятного цвета вглядывались в собеседника.

Благодаря длине, его белая борода почти касалась шероховатой поверхности стола, каким являлось сухое лицо самого советника, обладающего растрëпанными бровями овальной формы.

– Экая жалость. – цыкнул языком маршал.

В этот миг дверь в зал распахнулась, и вместе со светом в неё шагнул принц, обративший на себя взгляды всех присутствующих, отчего Раксис Бернадетт растерялся и начал искать для себя место за столом, но не осмелился занять один из пустующих стульев, поэтому пересёк зал и встал подле отца. Члены совета молча переглянулись, словно находили присутствие мальчишки совершенно неуместным, что ни на шутку рассердило Лестадта, решившего прервать молчание, дабы показать вассалам своё доверие к отпрыску и принудить каждого последовать тому же примеру.

– Император Килеад Первый продолжает захватывать земли и стремительно приближаться к нашим границам, не встречая достойного сопротивления! – содрогнулись стены от силы королевского голоса. – Близок день, когда падëт последний рубеж обороны, и беспощадное воинство Всевидящего подойдет вплотную к нашим укреплениям. По этой причине у нас больше нет права на ошибку! Мы не можем позволить себе малодушие!

– Что вы предлагаете, дорогой брат? – мелодичным голосом обратился к нему герцог Уильям Кастор, сложивший пальцы пирамидкой, отчего кольца на них начали отливать золотом примерно также, как и обруч на голове, каковой обладал семью зубчиками с жемчужинами на вершине.

Чёрные, словно сама тьма, волосы Кастора струились по щекам, обрамляя молодое лицо, лишённое заметных морщин. И несмотря на то, что пэру* (Пэр – член высшего дворянства, имеющий особые политические привилегии при дворе) Авгейта было уже точно за тридцать, только слегка поблекший цвет некогда изумрудных очей с волнистыми уголками по краям оказались способны выдать его тайну. Что, однако, совершенно не мешало Уильяму оставаться крайне привлекательным мужчиной, чему способствовало и атлетическое телосложение, привлекающее к себе не меньше восхищëнных взглядов, чем завистливых. А превосходная манера одеваться и следить за опрятностью внешнего вида сражали наповал любую жеманницу, слабостью коих герцог беззастенчиво пользовался для укрощения своей страсти и утоления плотских желаний.

– Готовиться к худшему. – буркнул Лестадт, переведя взгляд с брата на его курительную трубку, что лежала на столе. – Боюсь, со дня на день Дебьен падëт.

– Но, – вмешался вдруг Раксис. – Ведь Дебьен – последнее препятствие на пути к нашим землям! Неужели в городе совсем не осталось защитников?

Пэры безмолвно и даже с некоторым осуждением посмотрели на него, из-за чего со лба парня сбежала капля пота.

– Мой принц, – мягко, словно с младенцем, заговорил с ним маршал Блэйк. – В помощи Дебьену больше нет необходимости, поэтому мы отвели оттуда войска. Нам не следует бросать силы на сражения с предсказуемым исходом. К тому же никто из жителей не клялся нам в верности, а значит, и мы ничем им не обязаны. Пусть лучше барон Нэй со своими людьми ещё послужит нам в рядах живых и поможет с обороной границы, чем пополнит ряды покойников в землях язычников.

– Не могу не согласиться, – заявил советник Сула. – Всё, чем мы можем им помочь, так это провизией и оружием.

– На мой взгляд, даже это пустая трата времени и ресурсов. – высказался герцог Кастор.

– Их поражение – вопрос времени, – проговорил Лестадт, отчего все сосредоточили на нём своё внимание. – Однако, в интересах народа и королевства, нам всё же следует снабдить припасами Дебьен. Его жители обязаны удерживать врага до тех пор, пока мы не стянем основные силы к Вратам мира. Никто из них не должен догадаться, что город уже обречён.

– Они завалят нас мольбами о помощи, сир. – заметил маршал.

– Не вижу в этом никакой проблемы. – хмыкнул советник.

– Мы должны убедить их в том, что помощь уже в пути. – продолжил правитель. – Чтобы надежда на подкрепление придавала им силы до последнего вздоха.

– На руку нам может сыграть и ещё кое-что. – заговорил почти облысевший казначей короткого роста по имени Григз Мэллоу с объемным брюшком, поправив сначала деревянные очки на своём большом носу, а затем натянул до предела малиновый пурпуэн* (Пурпуэн – короткая мужская куртка с узкими рукавами) – У империи множество бед из-за действий культа Алластора, более известного в наших краях как Лолларды.

– Это подтверждают и донесения моих разведчиков. – информировал маршал. – В захваченных империей землях одно за другим вспыхивают восстания под эгидой Властителя, что способно замедлить продвижение войск императора.

– Маршал, – проскрипел отталкивающим голосом глава инквизиции, облачëнный в кроваво-белую мантию, и поднял к Адаму свою бесформенную голову, лишённую волос, а потому скрытую под красной шляпой с широкими полями вместе с безобразным лицом за чёрной маской, в какой имелись отверстия для омерзительного рта и разного размера глаз. – Вы когда-нибудь сталкивались с ними лично?

После ужасающего проклятия первородной ведьмы Уолэхай, глава инквизиции Элифас Кроули не может исцелиться от полученных уродств и увечий, которые причиняют ему невыразимую боль, обрекая на чудовищные страдания. Терзания его немощной плоти будут продолжаться до тех пор, пока скрюченное тело проклятого не окажется под землёй, где плеяды червей наконец смогут подарить ему долгожданное блаженство.

– Нет, – честно ответил Блэйк. – Но имел удовольствие сражаться с имперскими солдатами на их родине! Поэтому склонен полагать, что кучка вечно бормочущих сектантов бьются гораздо хуже, чем хладнокровные детища императора.

– Может быть, вы и хороший стратег, – скрежетал зубами Кроули. – Но в том, что касается колдунов и ереси, вы полный профан. Вам не постичь того, насколько разрушительна сущность этого мерзостного культа. И вы понятия не имеете о силах, с которыми можете столкнуться.

– В моих рядах достаточно созидателей, чтобы я обладал всей необходимой информацией.

– Судя по всему, вам многого не договаривают. – съязвил Кроули. – Потому я считаю своим прямым долгом осветить для вас эту тему и развеять устоявшиеся мифы.

– С удовольствием выслушаю. – приложив немало усилий, произнёс Блэйк.

– Членом культа Алластора может стать любой смертный, – начал глава инквизиции, теребя золотую цепь с подвеской в виде Древа Матери. – А сам Властитель способен обернуть любую слабость в силу, благодаря мутациям, которые проявляются у них при соприкосновении с бездной. И если вы считаете, что ими руководят увальни и ротозеи, то спешу уведомить, что это всеобщее заблуждение. Потому как сладкоречивые предводители находят подход почти к каждому человеку, пуская в ход всё своё обаяние и хитрость, лишь бы выведать самые сокровенные желаниями страждущих, чтобы затем обернуть их себе на пользу, вводя глупцов в искушение и порок. Главным среди них является некто Амунлир. Он с поразительной лёгкостью получает контроль над сознанием новообращённых и вселяет в их сердца трепет, наполненный страхом и благоговением перед Властителем, чей жестокий бич способен стать для них дароносицей. Настоятельно рекомендую сбросить с себя спесь и разглядеть в них истинного врага, чьей победой станет ваша самозабвенная уверенность в собственных силах. Столкнувшись с ними в настоящем бою, ваши воины с легкостью могут расстаться с жизнью, ведь вашими усилиями не будут иметь истинного представления об угрозе. А чтобы справиться со всепоглощающей яростью Лоллардов и их фанатичным поклонением Алластору, потребуется что-то более убедительное, чем холод стального клинка или секиры.

– Я приму это к сведению, глава. – ответил маршал.

– Остается один вопрос, – заговорил Айвар. – Сколько людей мы готовы выделить для обороны Врат мира?

– Брат мой, – обратился Лестадт к герцогу Кастору. – Тебе принадлежит самое большое войско среди всех моих вассалов. И именно тебе надлежит выступить туда первым.

– Э… нет. – отрицательно закивал головой Уильям.

– Что?! – встрепенулся монарх.

– Прошу обратить ваше внимание на одну вещь, господа – в моих землях каждый день бесчинствуют наёмники! – принялся отстаивать свою позицию Кастор. – А если верить словам баронов, то можно быть уверенным в том, что не так уж далеко от моего замка, в чаще Мрачнолесья, под стяг Аллариуса Шейда начинают прибывать колдуны! И если эта затея увенчается успехом – мне конец! А покончив со мной, куда вы думаете они отправятся, м?! Ко всем вам! – он указал пальцем на каждого из присутствующих. – И где вы найдёте силы, чтобы противостоять им, если бо́льшая часть моих воинов окажется на границе с империей?!

– Да как вы смеете оспаривать волю короля! – возмутился Адам Блэйк, встав из-за стола, отчего стул с грохотом упал на пол, распространив по всему залу звонкое эхо.

– Уильям, – обратился к родственнику король Авгейта, подняв ладонь в знак того, чтобы маршал сел на место. – Имперское вторжение куда страшнее, чем никчемная шайка колдунов и горстка ошалелых наёмников. Твои рыцари принесут гораздо больше пользы на поле боя с вторженцами, чем в немногочисленных стычках со сбродом неудачников. Нам нельзя допустить того, чтобы на родные земли ступили гнусные захватчики с юга. Или ты жаждешь очутиться в их цепях?! Стать всеобщим посмешищем или жертвой плотоядных зверей имперских карателей?! А то и вовсе угодить в гарем к какому-нибудь извращённому эмиру?!

Водворилась тишина, из чего Лестадт сделал вывод, что его слова подействовали на Кастора, однако тот молча взял свою трубку со стола и сказал:

– Мою глотку, – провёл мундштуком себе по горлу герцог. – Быстрее перережет проклятый наёмник, чем какой-нибудь имперский выродок!

– Герцог Кастор, – закряхтел изуродованный Элифас. – Беспокойство о колдунах оставьте инквизиции. Мои охотники готовятся схватить Шейда вместе со всеми его выскочками в самое ближайшее время. Это наша проблема, а не ваша.

– Верно! – поддакнул Айвар. – У вас нет поводов отказывать королевству в помощи.

– Да никто из моих баронов и графов не согласится оставить дом на растерзание колдунам и наёмникам! – продолжал стоять на своём Уильям. – А что до крестьян, то они и вовсе грани бунта, потому что я не в силах обеспечить им безопасность! Многие отказываются платить военный налог из-за введения двух других королевских ордонансов!* (Ордонанс – королевский указ). Мало кто верит в угрозу с юга, потому что ещё не одна Деумортская падаль не проникала так глубоко в мои земли! Если я отправлю всех своих вассалов в бой, в герцогстве воцарится хаос! И…

– Уильям, сын мой, выслушай меня. – нежно прервал его Всеотец церкви Древа Абаддон, затмевающий своим статным видом и смертельным спокойствием всех участников совета, включая самого короля, потому как преклонный возраст Его Святейшества вкупе с длинными, цвета алебастра, волосами, тяжёлыми белоснежными бровями и седой бородой до груди, а также глубокими морщинами на лице, придавали ему того неукоснительного величия, каким обладают мудрейшие старцы, пережившие целую эпоху.

На голове первого лица церкви покоилась золотая тиара, усеянная гравировкой в виде щегла и перьев, в то время как альба* (Альба – длинное белое литургическое одеяние) украшалась замысловатыми золотыми узорами, на груди которой бархатом было вышито Древо Матери, на чьих ветках сидит птица-пересмешник, кондор и ворона. Вблизи них изображался парящий в воздухе колибри, а по обе стороны от него сорока и орёл, п полёте наблюдающие за тем, как под самим деревом разгуливает золотой фазан и павлин. Плечи Всеотца покрывала голубая моццетта* (Моцетта – короткая накидка на плечи, застëгивающаяся на груди), подбитая горностаем с серебристой вышивкой, тогда как на шее покоился амулет в форме белого дерева, где листья являлись перьями. Средний же палец Абаддона венчал перстень с изображением совы, служивший первому лицу церкви печатью.

– Нам не безразлична твоя судьба, – начал Всеотец, устремив задумчивый взгляд утопленных в худощавом лице сапфировых глаз на Кастора. – Но угроза, исходящая от Деумортской империи куда реальнее и страшнее, чем может показаться. Их держава воистину сильна, а гнусная вера в могущество несмертного правителя отравляет разум всего южного населения, что в будущем может посеять зëрна ереси в головах тех, кто служит нам. Твои переживания о мятеже крестьян нам близки и понятны. Мы разделяем это беспокойство, но никто, поверь моему слову, не осмелится сейчас пойти против церкви и короны. А глава инквизиции пресечëт любые поползновения бунтовщиков в зародыше. Лучше вспомни о том, что мы уже однажды пошли тебе на уступки, освободив от уплаты церковной десятины в течение нескольких лет. Даже закрыли глаза на последующий отказ от восстановление важных для нас договоров, не говоря худого слова о твоей связи с так называемыми млечниками, которые вводят добрый люд во искушение и губительную ересь. Но сейчас настало трудное время. И мы как никогда нуждаемся в любой поддержке. Ни к чему более смущать знатные умы и пробуждать в них нескрываемую зависть к твоему положению, Уильям. Искренне прошу тебя вернуть всё на круги своя во избежание будущих всклок и распрей. Не будем давать нашим врагам возможности расколоть королевство вновь. Не вынуждай в столь страшный час вновь подвергать тебя анафеме и отлучать всё герцогство от церкви.

Уильям Кастор явно хотел возразить, но не осмелился.

– Зло набирает силы и сосредоточивает их по ту сторону Врат Мира. – перевёл тему Абаддон, явно решив, что вопрос с податями улажен. – В такое ужасное время как сейчас, оно как никогда сильно, поэтому всем нам следует объединиться, чтобы противостоять ему. Только взаимопомощь и понимание способны даровать нам шанс на спасение. Иначе злой рок постигнет всех нас, как мог постигнуть двести лет назад, если бы Авгейт не встал единым фронтом в борьбе против норлингов.

– Вы зря распинаетесь, Ваше Святейшество, – пронëсся скрип в союзе со скрежетом по залу. – Герцог даже не скрывает своего презрения к вам и ко мне. Верно считает, что мы шпионим за ним, пытаясь обвинить в ереси.

– Скорее трясётся за свой кошель и собственную шкуру. – поддакнул казначей.

– Довольно! – поднялся Кастор.

– Сядь. – властно указал ему на место монарх, и герцог недовольно сел, сунув в зубы курительную трубку, после чего сложил руки на груди, а Лестадт продолжил: – Я устал от твоих вечных жалоб, брат. Твои воины будут нужны мне в самое ближайшее время. И когда я призову их, они будут должны явиться на зов. – Бернадетт немного наклонился и добавил более угрожающе: – В противном случае, моего гнева тебе не избежать. Пощады предателю не будет.