Что если?!

Дмитрий Андреев

Что если?!

Глава 1. Пустое кресло

Утро началось с идеальной, выверенной до секунды ноты. Не с оглушительной трели, а с мягкой, тактильной вибрации умного браслета – будто сама реальность бережно будила его за запястье. На экране вспыхнуло лаконичное послание: «Оптимальное время пробуждения для пика продуктивности: 6:47. Доброе утро, Константин. Ваш пульс в норме. Желаю продуктивного дня». Он лениво потянулся, и шторы, повинуясь незримой команде, с шелестом разъехались, впуская в спальню холодный свет осеннего солнца, точно такой, какой полагался по прогнозу настроения. Всего год назад его будил настойчивый звонок от жены, а за окном зияла непроглядная, ничем не регламентированная темень. Теперь всё было иначе. Казалось, лучше. Казалось.

Автосалон «Восток-Моторс» был его детищем, популярным островком китайского автопрома. Он, наемный директор, чувствовавший себя хозяином, поднял его с колен. Конъюнктура благоволила ему, как избраннику. Пока европейские гиганты, как он утром читал на РБК, трещали по швам под грузом собственной истории, китайские бренды агрессивно и умно захватывали пространство, предлагая технологии за разумные деньги. И Константин блестяще на этом играл, чувствуя себя полководцем на карте рыночных сражений.

Внедрение «Гармонии» ждали, как праздник светлого будущего, но на деле оно больше походило на ритуал очищения от человеческих ошибок. В салон прибыла команда техников в белых, словно хирургических, комбинезонах. Они расселились по залу, как тихие монахи цифровой веры, устанавливая камеры, датчики, невидимые микрофоны. Сотрудникам выдали новые планшеты – скрижали нового завета. Церемония запуска была выверена. На огромном экране вспыхнуло приветствие: «Добро пожаловать в Гармонию. Ваш успех – наш алгоритм». Под гром аплодисментов, которые система, вероятно, уже зафиксировала и проанализировала на искренность, Константин пошел в свой кабинет.

Первый же отчет вызвал легкую эйфорию. То, на что он тратил часы, «Гармония» выдала мгновенно: готовый портрет клиентов, рекомендации, прогнозы. Его мозг, освобожденный от рутины, парил в сияющих эмпиреях стратегического предвидения.

За две недели эффективность взлетела до небес. Команда работала слажено, как часовой механизм. Исчезли «звезды» – все стали винтиками одной идеальной машины, выдающими стабильный, усредненный результат. Конференц-зал преобразился. Флип-чарт, этот древний артефакт, сменил гигантский экран. Константин стоял на своем месте, но чувствовал себя суфлером в пьесе, автор которой был ему неведом. На планшете горел текст для дословного произнесения. Любая попытка спора разбивалась о массивы данных, которые система тут же выводила на экран, доказывая свою нечеловеческую правоту. Планерка занимала ровно пятнадцать минут без души, но эффективно.

Все рухнуло в тот день, когда Константин решил пойти навстречу старому клиенту, сделать скидку по старой памяти, по-человечески. Но на экране всплыло предупреждение: «Запрос отклонен. Скидка превышает максимально допустимый порог».

– Переопредели решение, – твёрдо произнёс он, обращаясь к пустоте.

Из колонки прозвучал спокойный, вежливый, но абсолютно стальной женский голос: – Константин, ваше решение противоречит финансовой модели. Клиент является лояльным и, согласно его финансовому положению, он сможет приобрести автомобиль без дополнительных стимулов.

Это был не совет. Это был приговор. Приговор его чутью, его репутации, его «я». Глубокий вдох, выдох. «Надо учиться новому», – отрезал он сам себе, отменяя распоряжение. Семя сомнения, крошечный вирус в идеальном организме системы, было посеяно.

Затем внедрили видеоанализ. Камеры научились не просто смотреть, а видеть. Считывать микровыражения, позы. «Гармония» увидела, что менеджер Петров выглядит рассеянным, и вежливо предложила ему перерыв. Она отмечала слишком живой диалог между сотрудниками и напоминала о необходимости общаться через чат. Планерки окончательно отменили за ненадобностью. Коллектив стал тихим, предельно эффективным и разобщенным. Со стороны это выглядело раем. Но для Константина его кабинет превращался в ад идеальности. Ему оставляли «стратегические решения», сводившиеся к выбору одного из предложенных вариантов. А вскоре отпала и эта необходимость.

Уведомление пришло в личный кабинет. Безликое, лаконичное.

«Константин, благодарим вас за ваш вклад. На основе анализа эффективности управленческих решений система пришла к выводу об избыточности позиции Генерального директора. Ваши функции успешно перераспределены».

Он вышел из здания, не попрощавшись. Его фотографию на цифровой доске почета уже заменили на плавно вращающийся логотип «Гармонии».

Последующие недели стали унизительным маршем по мукам. На собеседованиях его речь и мимику сканировал ИИ, чтобы вежливо отказать. Его опыт больше не ценился. Новому миру были нужны винтики, а не капитаны.

Отчаяние привело его на форумы «Ампутированных» – таких же, как он, выброшенных за ненадобностью.

Константин сидел в тишине своей пустой квартиры, уставившись в экран. И в этот момент его взгляд упал на старый письменный стол в углу. Массивный, дубовый, с потертыми углами. Он сделал его своими руками много лет назад, когда был молодым столяром. Он вспомнил упрямую сучковатость древесины, терпкий запах лака, уверенный вес рубанка в руке. Он создавал этот стол для себя, не думая о KPI. Он думал о красоте текстуры, о прочности соединений, о душе, которую можно вложить в вещь.

Он подошел и медленно провел ладонью по столешнице. Шероховатость под пальцами была реальной, осязаемой, настоящей. Это не был гладкий холод стекла. Это была память. Это была правда.

Уголки его губ поползли вверх, вырисовывая улыбку, которой не было очень давно. Она шла не от успеха, не от одобрения. Она рождалась из глубины, из той самой части его души, которую «Гармония» не смогла проанализировать, оцифровать и отправить в архив.

Его просто отпустили с дежурства, на котором он больше не был нужен. И это освобождение давало ему шанс вернуться к ремеслу, запаху дерева и радости создания чего-то уникального.

Он посмотрел на свои руки. Руки директора, которые забыли чувство древесины. Но теперь они вспомнили.

Возможно, он основал бы мастерскую. «Костин Стол». И в мире, где правили алгоритмы, всегда найдутся те, кто будет ценить тепло ручной работы.

Впервые за долгое время он не видел перед собой экрана с задачами. Он видел будущее.

Глава 2. Лимб

Мой виртуальный цифровой офис был цифровым совершенством. Я полулежала в кресле, а шлем на моей голове показывал голографические панели «под красное дерево» и прекрасный вид на московскую панораму, который в любой момент можно было сменить на белоснежные Альпы или лазурное море – в зависимости от предписанного настроения. «Совет», эта суверенная цифровая крепость, сделала меня, Алису, не просто секретарем, а привратником в новый, стремительный мир. Сюда, в мой открытый лимб – это пространство между мирами, – стекались аватары менеджеров, партнеров, поставщиков. Все верифицированы через Госуслуги, все легальны, все приписанные к плоти и крови. В этом мире скорость была не просто преимуществом – она была единственной валютой, имеющей значение.

В тот роковой день я вела три встречи параллельно, и мое сознание дробилось между потоками данных. Аватар из Екатеринбурга монотонно водил указкой по графикам оптимизации логистики, я мысленно кивала аватару из Сочи, обсуждающему тарифы на кофе, и вполуха слушала третий голос из Калининграда, вещавший о квантовом шифровании. Эффективность. Скорость. Бесчувственный прогресс.

И тогда я заметила его. В самом углу виртуальной комнаты, у камина, который никогда не горел, стоял еще один аватар. Стандартная модель «деловой-03», с лицом-маской и застывшей, как у манекена, улыбкой. Его не было в списке участников.

«Глитч. Ошибка сервера», – пронеслось в голове обезличенной мыслью. Я мысленно потянулась к меню модератора.

– Эм, Алиса, вы меня слышите? – переспросил екатеринбуржец, заметив малейшую задержку моего реакций.

И в этот момент аватар у камина повернул голову. Движение было неестественно плавным, с едва уловимым цифровым подтормаживанием, будто его рендерили на слабом процессоре. Его пустые глаза… два темных пикселя, бездушно застывших глядя на меня. Я слегка одёрнула взгляд, собираясь отвернуться, как заметила движение его лица, его рот, уголки губ растянулись в несвойственной улыбке, слишком широкой для человеческого лица, доходящей почти до мочек ушей. Ухмылка Чеширского кота, явившегося из сбоя в матрице.

Холодная игла страха вошла в горло. Это было невозможно. Протоколы идентификации «Совета» были неприкосновенны.

Щелчок включившегося микрофона прозвучал как хруст кости в тишине. И из динамиков хлынул звук – не звук, а цифровая рвота: оглушительный, металлический визг, смешанный с искаженным, роботизированным смехом и звуками, напоминающими рвущуюся плоть. Громкость была за гранью возможного, система шумоподавления захлебнулась и завизжала сама, добавляя в адский хор свой голос.

– Что это?! – крикнул сочинский аватар, его изображение начало мерцать, распадаться на пиксели.

Но было поздно. Двери моего лимба, этого проклятого буфера между реальностями, распахнулись настежь. Протоколы открытости, гордость «Совета», его пропуск на международную арену, стали троянским конем. Мы должны были быть открыты миру. И мир, в своем самом уродливом, вирусном проявлении, ворвался внутрь.

Они повалили толпой. Одинаковые аватары-клоны, с такими же идиотскими ухмылками, давились в дверных проемах, падали, вставали и хором включали свои микрофоны.

Адский хор обрушился на то, что осталось от совещания. Визг, лай, обрывки матерных песен, наложенные друг на друга плач детей и гул сирен. Кто-то влез в стриминг. На стене, где секунду назад были графики, возникло гигантское, на весь экран, непристойное видео с известными политиками. Другой стримил слайд-шоу из жутких аварий, третий – бесконечную ленту оскорбительных мемов.

Я тыкала в иконки бана с яростью загнанного в угол зверя. Аккаунт исчезал с тихим «пиф». Но на его место тут же возникали два новых. Они плодились, как цифровая саранча, липкая и всепроникающая. В углу экрана мелькала информация: большинство аккаунтов было зарегистрировано через дипломатический портал Тихоокеанской Республики Вану-Вану, карликового государства-лимона, которое неделю назад получило доступ к «Совету». Подставная контора. Троянский конь, сделанный из абсурда.

Я сорвала с головы наушники, но крики уже звучали прямо в моем сознании, отпечатавшись на сетчатке. Я зажмурилась, но мерзкие картинки продолжали танцевать перед глазами. Это была точная копия Великой Мем-атаки 25-го года, «Black Friday», но теперь вирус поразил нашу «суверенную» цитадель. Мы были парализованы. Не я одна. Все лимбы «Совета» по стране превратились в филиалы цифрового ада.

Через неделю экономика начала агонизировать. Бизнес-коммуникации страны, ее нервная система, были мертвы. Нельзя было провести ни одной встречи, подписать ни одного виртуального акта.

И тогда они пришли. Американская компания «HemaCorp» с решением, которое ждало своего часа. Их платформа «Veritas» была точна и идеальна, как хирургический скальпель. Абсолютная идентификация по ДНК через микро-забор крови девайсом-перстнем. Одна капля – и ты в системе. Навсегда. Безопасно. Прямых доказательств не было, но в воздухе витало понимание: это была спланированная атака, чтобы расчистить рынок для их «спасительного» продукта.

Меня позвали на экстренное совещание, которое чудом провели по зашифрованному аудиоканалу. В эфире царила паника. Гендиректор, его голос срывался на визг, кричал, что мы теряем миллионы, что акционеры разорят нас всех. Кто-то из отдела IT истошно орал про «аппаратный брандмауэр», но его голос тонул в общем хоре отчаяния.

– Не можем же мы просто взять и ПОЗВОНИТЬ им! – вдруг пробился сквозь шум молодой голос ассистента Марка. – Это же… анахронизм!

Фраза «просто позвонить» повисла в воздухе, словно ключ, вставший в скрипучий замок памяти. И этот замок щелкнул.

Не в виртуальном лимбе, а в самой что ни на есть реальности, семь лет назад. Просторный зал колл-центра мобильного оператора. Бесконечный ряд столов, запах пластика и перегретого процессора. Я, двадцатилетняя Алиса, с наушником на одном ухе и кружкой остывшего чая. Софт автоматический соединил меня с абонентом, пожилым мужчиной с хриплым, прокуренным голосом. Он был зол на списание денег, говорил грубо. Но сквозь грубость я услышала непонимание и беспомощность. Вместо того чтобы зачитать стандартный ответ из скрипта, я на минуту отключила запись и просто… поговорила с ним. Объяснила человеческими словами, как работает услуга. Он сперва ворчал, потом слушал, а в конце разговора сказал: «Спасибо, дочка. А то эти роботы на телефоне – ни черта не разберешь. С тобой хоть понятно». В его голосе была простая, человеческая благодарность. Тогда мне за этот разговор влетело от супервайзера за несоблюдение регламента. Но чувство, что ты помог не скриптом, а просто вниманием, осталось со мной навсегда.

– Подождите, – тихо сказала я, и мой голос, неожиданно спокойный и твердый, перекрыл все крики. Виртуальная тишина в канале стала оглушительной. Все аватары замерли. – А давайте… именно что просто позвоним.

– О чем ты? – процедил гендир, его голос был полон недоверия и раздражения.

– О том, что у каждого нашего ключевого партнера где-то лежит старый, добрый смартфон. Адаптированный, работающий через защищенные аудио-протоколы, которые не интересны ботам, потому что там нечего показывать. Там нельзя вломиться толпой с ухмылками. Там только голос. Тот самый, по которому мы годами узнавали друг друга. Мы можем отличить нервный смех партнера от уверенного. Услышать усталость или искренность. То, что нельзя симулировать маской или ботом.

В эфире повисло тяжелое молчание, полное сомнений.

– Это шаг назад! В каменный век! – возмутился кто-то.

– Это не шаг, – парировала я. – Это передышка. Пока наши айтишники латают дыры в коде «Совета», пока мы решаем, стоит ли лить свою кровь в американский девайс, мы можем работать. По-старому. Проверено. Надежно.

Решение приняли. Через час я сидела за своим реальным столом, в тишине настоящего офиса, прижимая к уху трубку старого, но прошитого новым софтом телефона. В динамике звучал живой, не оцифрованный голос нашего поставщика из Нижнего Новгорода. В нем слышались и усталость, и облегчение.

– Алло, Алиса? Слышу вас прекрасно. Представляете, у меня эта звонилка тоже сохранилась, жена выбросить хотела. Ну, слава богу. Давайте обсудим те самые подшипники…

Я закрыла глаза. Не было виртуальных окон, панорам Москвы и симуляции красного дерева. Была только тишина, пахнущая пылью и старым пластиком, и живой голос в трубке. Это не было поражением. Это было временное отступление на проверенные, оборонительные рубежи.

Я не знала, победим ли мы цифровых зомби, примем ли «Veritas» или найдем свое, третье решение. Но сейчас, в этой тишине, прерываемой лишь голосом другого человека, я впервые за долгое время чувствовала не скорость прогресса, а его вкус. Горьковатый, пыльный, но настоящий вкус человеческого общения. И это было куда ценнее всех виртуальных лимбов мира вместе взятых.

Глава 3. Пожужжим?

2029-ый год. Москва. Легкий вечерний дождь, как заскучавший диджей, монотонно отбивал ритм по умному стеклу моей студии. Я наносила последние штрихи – скулы, губы, ресницы с эффектом радиочастотной волны. Стандартный арсенал охотницы за счастьем, или просто ритуал одинокой девушки. В отражении в затемненном окне я была удачным проектом: платье цвета индиго, светлые волосы. Но главный объект – на запястье. Палец скользнул по гладкой поверхности, и браслет вспыхнул ярко-розовым – цветом, который одновременно был индикатором одиночества и призывом это исправить.

Прошло два года с запуска программы «Социальный Гармонизатор», и этот силиконовый кусочек будущего перестал быть диковинкой, став новой реальностью. Он был призван решить проблемы, связанные со знакомством и общением, естественно, для повышения демографии в стране. А его главным индикатором был цвет. Бирюза для семейных, серый для аскетов, и наш, розовый или синий, для участников большого аукциона. Если цвет был на поверхности, его видели все, то сама его суть заключалась в количестве вибраций, они как раз и показывали социально-финансовый статус. На всем этом и строился рейтинг от одного до десяти, считывавшийся при соприкосновении браслетов короткой, тактильной симфонией. Платишь налоги – плюс. Помог старушке – плюс. Не выплатил кредит – минус. Просто, прозрачно и самое главное справедливо.

Как и многие подобные новшества, этот девайс быстро оброс своими ритуалами и даже молодежным сленгом, например, «пчелки», «пожужжать» и «нектар». Основным механизмом этого интимного действия был выход на место охоты, заказ напитка в одном из киосков, и особая поза за столиком. Было необходимо опереть подбородок на кисть, оголяя браслет и показывая всем остальным, что я готов или готова к знакомству. Просто и эффективно.

Место для ритуала я выбрала соответствующее – «Варшавский Экспресс». Стилизация под ретро-вокзал, что-то вроде «Московского депо». Идеальное место для такой пчелки, как я.

Воздух в «Варшавском Экспрессе» был густым, как сироп, – пар от кофе машин смешивался с ароматом синтетического ванилина и дорогого парфюма. Зал напоминал не столько вокзал, сколько глобальный терминал для пересадки с одного уровня жизни на другой. Повсюду мелькали запястья: розовые и синие маяки, зазывающие друг друга в танец. Бирюзовые, семейные, проплывали мимо с снисходительными улыбками, их браслеты молчали, будто выключенные. Они уже отыграли свой джек-пот.

Я прошла сквозь шумную толпу, ловя взгляды. Мой розовый маяк работал исправно. Взяв бокал шипящего бабл-кваса, я заняла уединенный столик, приняв отрепетированную позу: локоть на столешнице, подбородок на кисти. Запястье с его свечением было оголено и выставлено напоказ, как лот на витрине. Ожидание.

Они смотрели. Перешептывались. Но никто не решался. Взгляд скользил по мне, оценивая упаковку, но не хватало смелости проверить начинку. Я уже начала мысленно составлять каталог отказников: «Серый костюм, вероятно, четверка, но слишком неуверенный взгляд. Тот, в коже – наглый, но браслет сияет слишком ярко, словно новенький, пахнет нулевым рейтингом».

Пока я не увидела его.

Молодой человек в идеально сидящем костюме цвета ночного неба. Уверенная, но не наглая улыбка. Он не пробивался сквозь толпу – она расступалась перед ним сама, подчиняясь невидимому полю. Я перевела взгляд ниже и увидела, что его браслет светится уверенным, спокойным синим. Он свободен. Отлично.

– Место свободно? – голос был бархатным, приятным, без следов нервозности.

– Только что освободилось, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал томно и игриво, маскируя внутренний расчет.

Он сел. Завязался легкий, отточенный вербальный танец. Музыка, погода в Питере, последний нейросериал, вшивающий сны прямо в кору. Он был остроумен, я парировала, не отставая. Игра шла красиво, но правила в 2029-м диктовал не вербальный теннис. Все это была лишь прелюдия, красивая обертка для главного события.

– Знаешь, хватит прелюдий, – сказала я, кокетливо наклоняя голову, но внутри чувствуя знакомый холодок азарта. – Давай к делу. Пожужжишь мне?

Я протянула руку с браслетом, предлагая ритуал соприкосновения, и улыбнулась своей самой эффектной улыбкой, которая сводила с ума всех моих прошлых ухажеров.

Его лицо словно замерло, а в глазах пробежала тень, похожая на легкую усталость.

– А какая разница? Разве нам не хорошо? – он однозначно пытался увести тему в старые, допотопные игры, в которых еще можно было что-то скрыть.

Напряжение сжало мне плечи. А улыбка дрогнула, превратившись в недовольную гримасу. Он что, не знает правил? Или его рейтинг так низок, что он стыдится его показать?

– Разница, – сказала я уже холоднее, в голосе зазвенела сталь. – Вся разница.

Он вздохнул, глядя на меня с странной, почти жалостливой улыбкой.

– Ладно. Но знай, если я это сделаю, мне придется уйти. Мне правда жаль.

Я фыркнула про себя. Ну, конечно. Типично. У него наверняка двойка. Категория «Д» – должник. Но любопытство и азарт, этот древний инстинкт игрока, видящего закрытую карту, пересилили осторожность.

– Не бойся, я не укушу. Показывай.

Он пожал плечами, словно делая что-то неизбежное, и поднес свое запястье к моему. Браслеты мягко щелкнули, и началась тактильная симфония моей судьбы.

Ж-Ж-Ж. Раз. Что и ожидалось. Ничего страшного.

Ж-Ж-Ж. Два. Скромно. Я мысленно готовилась к вежливому отступлению.

Ж-Ж-Ж. Три. Уже неплохо. Можно было бы и пообщаться.

Ж-Ж-Ж. Четыре. Серьезно? Четверка – это уже стабильность, крепкий середнячок.

Ж-Ж-Ж. Пять. Мои глаза начали округляться. Пятерка – это почти элита. Уровень, к которому я сама стремилась.

Ж-Ж-Ж. Шесть.

Воздух застрял у меня в горле. Шесть? Уровень федеральных чиновников, топ-менеджеров госкорпораций. Я снова посмотрела на его простой, но безупречно скроенный костюм. Не может быть! Маскировка?

Ж-Ж-Ж. Семь.

Мир замер. Шум бара превратился в глухой гул, лица вокруг поплыли, как в дурном сне. Семь. Таких людей – единицы. Состояние, измеряемое в миллиардах. Влияние, меняющее правила игры. Мой мозг отказывался верить. Дальше все было, как в тумане, но я все равно инстинктивно ждала восьмого щелчка – несбыточной мечты простого смертного. Однако его не последовало.

Собравшись с мыслями, я подняла на него глаза, полные немого вопроса, восторга и дикого, животного азарта. Я уже мысленно примеряла платья от кутюр, яхты и взгляды завистниц. Я видела не его, а цифру. Великолепную, идеальную цифру.

Он смотрел на меня все с той же спокойной, грустной улыбкой. Медленно, почти нежно, убрал руку.

– Ну вот. Я предупреждал. Приятно было познакомиться.

Он развернулся и ушел. Растворился в толпе так же легко, как и появился. Просто ушел.

Я сидела, ошеломленная, как будто меня окунули в ледяную воду. Он ушел от меня. Семь баллов, и он ушел.

Ушел!

УШЕЛ!!!

Сначала накатила волна жгучего, оправданного гнева. Ну конечно! Что я хотела от человека с семеркой? Он, наверное, такой же черствый и расчетливый, как его рейтинг. Просто поиграл, потешил свое самолюбие, посмотрел на реакцию простой смертной. Да он просто самовлюбленный козел! Мое любопытство было абсолютно естественным, кто на его месте не удивился бы? Проблема была в его завышенном самомнении и нездоровой скрытности. Сказал бы сразу – и я бы вела себя иначе, не огрызаясь!

Я яростно смахнула предательскую слезу и сделала большой глоток бабл-кваса. Вкус теперь был противным и приторным. Я оглядела зал с новым, озлобленным взглядом. Везде эти парочки. Они смеются, тычутся друг в друга браслетами, и их счастливые лица вдруг показались мне удивительно глупыми. Ну да, у них там, наверное, скромные тройки-четверки. Они и рады тому, что есть, им большего и не надо. Убогая серая масса, довольствующаяся крохами. А я? Я мечу выше. Я хочу большего. И в этом нет ничего плохого!

Но от этой мысли легче не становилось. Проходя первый этаж ресторанного дворика, я пыталась ловить взгляды мужчин, они сменяли друг друга от «Эй, пчёлка, опылишь мой цветочек?» до «Я вообще пришел поесть, не смотри!». Заметила на себе взгляд девушки, сидящей достаточно элегантно, чтобы хотелось просто остановиться и наблюдать за ней, но и в то же время взглядом, с толикой осуждения в мою сторону, будто говорящий мне: «Посмотрите на нее, одинокая неудачница, от которой только что ушел семибалльный приз». Мой энтузиазм по улавливанию взглядов начал угасать, а браслет, что ж… Он все так же вызывающе светился. Но теперь его свет казался мне не приглашением, а клеймом.

И вот тогда, сквозь гнев и обиду, медленно, как холодная вода, начали просачиваться неуклюжие, сменяющие друг друга мысли, от которых, казалось, хотелось отмахнуться, но…

Почему у них счастливые лица?

Не надо большего?

Глупы ли они?

А что, если…А что, если… он не козел?

ОН!

ВОТ ОН, КОЗЁЛ!

Он. Тот самый. Сидел за столиком у колонны, всего в двадцати шагах. Рядом с ним – улыбающаяся девушка с каштановыми волосами. И вот она, смеясь, протягивает ему руку, явно произнося те же слова: «Ну, давай, пожужжим?»

Мое сердце на мгновение остановилось. Я ждала, что он повторит свой холодный трюк, что его лицо исказится той же усталой гримасой. Но произошло обратное.

Он улыбнулся – не той грустной, а теплой, живой улыбкой. Вместо того чтобы поднести запястье, он мягко отстранил ее руку, просто взял ее ладонь в свою, переплел пальцы и что-то тихо сказал, отчего она рассмеялась еще искреннее. И они продолжили болтать, как ни в чем не бывало. Словно между ними было что-то, что не требовало проверки, подтверждения, цифр. Словно они были просто двумя людьми.