Обычная любовь. Книга вторая

Эти картины были настолько яркими, настолько реальными, что у нее свело желудок. Она побежала в ванную и ее вырвало. Стоя на коленях на холодном кафеле, она рыдала, давясь слезами и желчью.

Она пыталась строить стену. Стену молчания, отчуждения. Она думала, что защищается от него. Но оказалось, что он – не главный враг. Главный враг был в ее собственной голове. И его звали Сомнение. А Елена просто дала этому сомнению имя, голос и лицо.

Она доползла до своей кровати и упала на нее, не раздеваясь. Телефон лежал на тумбочке. Темный, безмолвный. И теперь его молчание говорило ей совсем другие вещи. Оно говорило: «Она права. У него нет для тебя времени. Он с ней. У них слишком много общего».

Она схватила телефон, дрожащими пальцами попыталась включить его. Может, он все-таки написал? Может, он звонил, пока она была в аптеке? Может, он пытался предупредить ее о визите Елены? Объяснить что-то?

Но экран оставался черным. Она забыла его зарядить. Эта маленькая, бытовая деталь стала последней каплей. Она отшвырнула телефон в угол, где он глухо стукнулся о стену и затих.

Теперь она осталась наедине со своими мыслями. С ядовитыми семенами, которые уже прорастали, пуская побеги страха, ревности и полной безнадежности. Елена добилась своего. Она не просто посеяла сомнение. Она убедила Ксению в том, что ее борьба бессмысленна. Что она изначально была обречена на поражение. Потому что против прошлого, против общих дел, против этой ледяной, уверенной в себе женщины – у нее, простой Ксении с двумя детьми и ипотекой, не было ни единого шанса.

Она лежала в темноте и смотрела в потолок, по которому ползали отблески уличных фонарей. Возвращение к быту казалось теперь не просто адом. Оно казалось тюрьмой, в которую ее загнали обманом, а ключ выбросили. И самый ужас был в том, что тюремщиком в этой тюрьме была она сама. Со своими страхами. Со своим неверием. С той ядовитой уверенностью, которую ей подарила сегодняшняя встреча.

«Он не сможет меня бросить». Эти слова звенели в ее ушах, как заклинание. И она верила им. Верила безоговорочно. Потому что в них была жестокая, неоспоримая правда.

Глава 5

Прошло три дня после встречи в аптеке. Три дня, в течение которых ядовитые слова Елены пускали все более глубокие корни в сознании Ксении. Они прорастали сквозь ее мысли, отравляли сны, окрашивали каждое воспоминание о Руслане в грязные, серые тона. Она почти смирилась. Смирилась с тем, что все кончено, что он сделал свой выбор, и этим выбором была не она. Ее борьба, ее попытка отгородиться стеной молчания, теперь казалась ей жалкой и нелепой. Какая разница, отвечала она ему или нет, если в его жизни была женщина, которую он «не может бросить»?

Она привыкла к новой, еще более глубокой фазе отчаяния – тихой, апатичной, без слез. Она просто существовала, как робот, выполняющий программу. Даже дети, чьи вопросы о «дяде Руслане» постепенно стихли, чувствовали это и вели себя тише и осторожнее, будто боялись потревожить хрупкое равновесие, в котором пребывала их мать.

В среду у нее был выходной. Она разбудила детей, собрала их в школу, отправила за ними такси – сегодня она не могла заставить себя вести машину, пахнущую его духами, – и осталась одна в пустой, безмолвной квартире. У нее не было сил ни на уборку, ни на готовку. Она сидела на кухне с остывшей чашкой чая и смотрела в окно на серое, низкое небо. В голове была пустота, благословенная и одновременно пугающая. Она почти не думала. Просто ждала, когда день пройдет, и наступит ночь, чтобы снова уйти в небытие сна.

И тут в тишине раздался резкий, настойчивый звонок в дверь.

Ксения вздрогнула, словно ее ударили током. Сердце, засыпавшее в ее груди, вдруг забилось с бешеной силой. Она знала. Знала, кто это. Никто другой не звонил так – властно, уверенно, не оставляя пространства для сомнений.

Она не двигалась, затаив дыхание, словно мышь, услышавшая кошачьи шаги. Может, он подумает, что ее нет, и уйдет? Может…

Звонок повторился. Еще более настойчивый, почти гневный. Затем последовали удары в дверь – не громкие, но твердые, полные решимости.

– Ксения! Я знаю, что ты дома. Открой. Пожалуйста.

Его голос, пробивавшийся сквозь дерево двери, был низким, хриплым. В нем не было привычной командирской уверенности. Слышалась усталость. И что-то еще… отчаяние?

Ноги сами понесли ее к двери. Она не думала, не анализировала. Действовал древний инстинкт, тот самый, что заставлял ее когда-то тянуться к нему, как к источнику тепла и света. Она повернула замок и медленно, будто боялась увидеть призрак, приоткрыла дверь.

Он стоял на площадке. И первый же взгляд на него поразил ее сильнее, чем любые слова. Это был Руслан, но какой-то другой. Постаревший. Изможденный. На нем были темные джинсы и простой черный свитер, накинутое на плечи пальто было смято, будто он провел в нем ночь. Глаза, обычно такие ясные и пронзительные, были запавшими, с густой сеткой темных кругов под ними. Щеки покрывала густая, небритая щетина, седая у висков. Он выглядел так, будто не спал несколько суток, и за эти несколько дней прожил несколько лет.

– Ксения, – снова произнес он ее имя, и в его голосе прозвучала мольба, которую она никогда от него не слышала.

Она молча отступила, пропуская его внутрь. Ее разум кричал, что это ошибка, что нельзя впускать его в свою крепость, которую она с таким трудом пыталась выстроить. Но ее сердце, израненное и одинокое, не могло устоять перед его видом. Он страдал. И это страдание было таким очевидным, таким физическим, что ее собственная боль на мгновение отступила, уступив место щемящей жалости.

Он вошел, тяжело ступая по полу в прихожей. Его взгляд скользнул по знакомой обстановке, будто искал что-то, какую-то зацепку, подтверждение того, что он здесь был нужен, что его помнят.

– Дети? – тихо спросил он, снимая пальто и не зная, куда его повесить.

– В школе, – так же тихо ответила она, закрывая дверь. Она чувствовала себя как во сне. Все происходило слишком медленно и слишком быстро одновременно.

Он кивнул и прошел в гостиную, опустился на диван, на то самое место, где всегда сидел. Он сидел, сгорбившись, уставившись на свои руки, лежащие на коленях. Он казался меньше, чем обычно. Потерявшим свою непробиваемую уверенность.

Ксения осталась стоять посреди комнаты, скрестив руки на груди в защитном жесте. Она ждала. Ждала объяснений, оправданий, красивых слов, которые он умел подбирать с такой легкостью.

Он поднял на нее взгляд. Его глаза были темными безднами, полными боли и усталости.

– Я не знаю, что ты видела, – начал он, и его голос был прерывистым. – Или что тебе показалось. Но это… это не имеет ко мне и к Елене никакого отношения. Вернее, имеет, но не то, о чем ты, наверное, подумала.

Он замолчал, проводя рукой по лицу, будто пытаясь стереть с него усталость.

– Елена… – он произнес это имя с таким усилием, будто выплевывал яд. – Она моя бывшая невеста. Да, мы были помолвлены. Пять лет назад.

Ксения застыла, не двигаясь. Ее худшие предположения подтверждались. Это было не просто мимолетное увлечение. Это были серьезные, долгие отношения. Обещание будущего.

– Что случилось? – выдохнула она, сама удивляясь, что вообще способна говорить.

Он горько усмехнулся, не глядя на нее.

– Жизнь. Амбиции. Несовпадение ценностей. Я строил компанию, отдавал этому все. Она хотела другого. Более предсказуемой жизни, больше внимания. Мы постоянно ссорились. В итоге… она сама разорвала помолвку. Ушла к другому, к нашему конкуренту, если быть точным.

Он говорил ровно, без эмоций, будто пересказывал сюжет чужого фильма.

– А потом этот конкурент обанкротился, а ее карьера оказалась под угрозой. Она пришла ко мне. Умоляла взять ее назад. Не в личном плане, а в профессиональном. Говорила, что осознала свои ошибки. Что никто не ценит ее талант так, как я.

– И ты взял? – голос Ксении прозвучал скрипуче.

– Да, – он коротко кивнул. – Она блестящий специалист. Одна из лучших в своем деле. И у меня, тогда как раз был кризис, уходила целая команда. Ее приход спас проект. И меня, наверное, тоже.

– Как удобно, – с горькой иронией прошептала Ксения.

Он посмотрел на нее, и в его глазах вспыхнул огонек.

– Нет, Ксения, не удобно. Никогда не было удобно. Работать с бывшей, которую ты чуть не женил на себе? Которая предала тебя в самый трудный момент? Это ад. Но я научился с этим жить. Отделял личное от профессионального. Она – отличный работник. И все.

– А то, что я видела? – ее голос дрогнул, несмотря на все попытки сохранить холодность. – Это тоже было «профессионально»? Поправить галстук? У вас такая традиция? У всех архитекторов с их боссами?

Он вздохнул, и этот вздох шел из самой глубины души.

– Это была… привычка, – сказал он тихо. – Глупая, дурная привычка, от которой я сам не знаю, как избавиться. Раньше, когда мы были вместе, она всегда это делала. Говорила, что у меня кривые руки. И в тот день… у нас была важная видеоконференция с азиатскими партнерами. Я нервничал, вертелся перед камерой, и галстук съехал. Она вошла, увидела это… и просто по старой памяти поправила. Я даже не обратил внимания. Для меня это был пустой, ничего не значащий жест. Как поправить воротник у коллеги. Я не придал этому ни малейшего значения.

Он посмотрел на нее прямо, и в его глазах была мольба о понимании.

– Я даже не думал, что это может кого-то задеть. Между нами, давно все кончено. Очень давно. Остались только рабочие отношения и… да, эта дурацкая привычка, которую я в себе не замечал.

Ксения слушала, и ее мир снова начинал раскалываться. С одной стороны – его слова. Усталые, искренние. Его вид – изможденный, постаревший. Он не выглядел лжецом. Он выглядел как человек, доведенный до края.

С другой стороны – ядовитый шепот Елены в аптеке. «Он не сможет меня бросить». «Слишком много общего». И ее собственная, выстраданная уверенность в том, что она – лишь временная забава.