Крестовый поход. Книга первая. Орден смерти

Папа замер, его взгляд скользнул по распятию над дверью. Христос на кресте смотрел вниз с укором, но Урбан уже видел не страдания, а символ – знамя, под которым пойдут тысячи.

– Ты предлагаешь обмануть их? – спросил он тихо, поднимая бокал с вином. Рубиновая жидкость колыхнулась, отражая пламя свечей.

– Нет. – Адемар схватил свой кубок и осушил его одним глотком. – Я предлагаю направить. Как Господь направил свой народ через Моисея и Навина. Пусть воюют ради добычи… но в сердце каждого будет гореть искра веры. Особенно когда они увидят стены Иерусалима… – Он замолчал, давая словам повиснуть в воздухе.

Папа медленно обошёл стол, его шелковые туфли шуршали по каменному полу. Остановившись у окна, он распахнул ставни. Ночной ветер ворвался в комнату, задувая свечи, и на мгновение лишь луна освещала его профиль – острый, как клинок.

– Вижу роль молитвенника Моисея… ты отмерил её мне? – Голос его звучал иронично, но в глубине глаз вспыхнул огонь – А вы, Ваша милость, готовы ли стать… новым полководцем Навином?

Адемар склонил голову, пряча легкую улыбку.

Тишину разорвал хлопок двери. В проёме замер слуга с дымящимся кубком в руках, но папа махнул ему уйти. Когда шаги затихли, Урбан повернулся, его тень легла на Адемара:

– Раймунд Сен – Жиль. Без него всё это – детские игры. – Он схватил со стола нож для вскрытия свитков и воткнул его в Иерусалим на карте. Лезвие дрогнуло, бросив отсвет на его лицо. – Говорят он любит Бога… но еще больше он любит свои земли. Как ты убедишь его оставить их?

– Он любит власть и славу, – поправил Адемар, выдергивая нож и проводя остриём вдоль побережья Сирии. – Пообещаем ему быть… первым у врат Рая…

Вечером, когда Ричард вновь переступил порог папских покоев, воздух был густ от запаха мирры. Папа, похожий на икону в обрамлении золотых тканей, сидел в кресле, а Адемар стоял с ножом над картой, будто выбирая следующую жертву.

– Надеюсь, вам удалось отдохнуть? – епископ обернулся, его голос прозвучал тепло, но глаза скользили по Ричарду, как скальпель по шву.

– Благодарю, монсеньор. Ваше гостеприимство… неожиданно щедро. – Ричард сделал поклон, замечая, как тень от креста на стене дрожит у него за спиной.

Папа поднялся, его мантия зашелестела, словно крылья летучей мыши:

– Мы объявим священную войну. – Он произнёс это просто, как констатацию факта, но в тишине слова прозвучали громовым ударом. – Но сначала – Сен-Жиль.

Адемар подошёл к Ричарду, положив руку ему на плечо. Прикосновение было тяжёлым, как доспех:

– Завтра вы отправитесь с нами к графу Раймунду. Он должен увидеть в вас… союзника. Не посланника.

Ричард встретил его взгляд, чувствуя, как под плащом холодеет рукоять кинжала. «Он знает. Или догадывается?» Пронеслось в голове!

– Я передам ему… просьбу императора, – спокойно произнёс он.

Папа протянул руку для поцелуя, давая понять, что аудиенция закончена. Ричард внутренне вздрогнул, но не подав вида, совершил сакральный обряд.

Когда они вышли, Михаил язвительно заметил:

– «Похоже ты купил его, как покупают пса… Но не забывай, что и псы кусают руку, если чуют фальшь».

Ричард не ответил. Вместо слов он вспомнил, как один из его наставников учил: «Правда – это нож. Прячь его до нужного момента».

Глава 3! Тень Манцикерта!

Знакомство с графом

На следующий день делегация двинулась в Сен-Жиль. Зеленые холмы, усыпанные маками, будто подрагивали под ветром.

Ричард ехал молча, сжимая поводья. Его взгляд скользил по горизонту, будто искал невидимые метки на пути – привычка, оставшаяся с тяжелой юности.

Несмотря на идиллический пейзаж, в воздухе витало напряжение. Каждый из путешественников нес в себе свои тайны и расчеты.

Замок графа вздымался над долиной, как каменный исполин. Резные арки и витражи блестели в солнце, но решетки на окнах напоминали зубы хищника.

Слуги в ливреях с гербом Тулузы выстроились у ворот, но их поклоны были слишком глубокими, словно они прятали страх. Будто чувствовали, что визит Папы и его свиты не сулит ничего хорошего.

Граф Сен-Жиль ждал их во дворе замка. Высокий, худощавый, с проседью в волосах, он напоминал старого волка: сдержанного, опытного и опасного. На левом глазу чернела кожаная повязка – след битвы, оставшейся не только на лице, но и в душе.

– Добро пожаловать, святейший отец, достопочтенные лорды, – его голос был хрипловат, но твёрд.

– Благодарю за радушие, граф, – ответил Папа, спешиваясь. – Мы прибыли к вам не только с благословением, но и с предложением.

Раймунд усмехнулся, не отводя изучающего взгляда от гостей.

– У нас в Лангедоке разговоры принято вести за ужином. Прошу в мой дом…

Ужин подали в зале, где дым от жаровен клубился под потолком, смешиваясь с запахом розовой воды. Эльвира, жена Раймунда, сидела словно статуя – ее пальцы, унизанные кольцами, лежали на столе, но глаза, темные и холодные, следили за каждым движением гостей. Агнесса, племянница, напротив, ерзала на стуле. Ее взгляд то и дело цеплялся за Ричарда, будто пытаясь разгадать тайну за его улыбкой.

– Сэр Ричард, – Обратилась она к нему, её губы тронула улыбка. – Ваше присутствие в нашем доме – честь для нас!

Ричард вежливо поклонился. Он уже знал этот взгляд. Видел его в Константинополе, на улицах Каира и во дворцах Антиохии. Восхищение, смешанное с любопытством.

Но он был здесь не ради женских глаз…

– Милорд Раймунд, – заговорил Папа, когда хлеб и вино были поданы. – Говорят, ваше сердце навеки связано с дорогами Святой Земли.

Граф откинулся на спинку стула, коснувшись повязки на глазу.

– Сердце, может, и связано, но тело осталось здесь. Много лет назад я потерял глаз, когда защищал паломников. И потерял братьев, сражаясь за Гроб Господень.

Ричард воспользовался моментом и наклонился вперёд.

– Граф, вы знаете, что мусульмане сейчас воюют между собой. Их султаны разделены, а армии ослаблены.

Раймунд прищурился, но затем рассмеялся.

– А вы не промах юный лорд. Сразу берете быка за рога!

Граф, ударив ножом по блюду с олениной. Кровь сочилась из мяса, как из раны.

– Прошу простить поспешность нашего друга – вмешался папа – Вчера он поведал нам что турки убили его отца!

Повисла пауза. Эльвира и Агнесса перекрестились…

– Расскажите, сэр Ричард, – Агнесса наклонилась к нему, опьяненная смелостью и вином, – правда ли, что в Царьграде дворцы из мрамора, а император спит на шелках?

Ричард приподнял бокал, заметив, как Адемар замер, словно змея перед броском.

– Дворцы там… как гробницы, юная леди. – Он провел пальцем по шраму на шее, едва заметному под кружевом воротника. – Красота, что манит и убивает.

– А ваш отец посол? – Напомнил граф нарезая мясо в серебряной чаше – Он погиб от рук сарацин фанатиков… или тех, кто прикидывается ими?

Ричард не моргнул, но под столом его рука чуть сжала рукоять кинжала – жест, уже ставший привычкой в минуты волнения.

– Фанатики тоже носят тюрбаны, граф. Сейчас они не щадят даже паломников.

Адемар, до этого молчавший, встряхнул головой, будто пробуждаясь от транса. Его пальцы, тонкие и бледные, сомкнулись вокруг креста:

– Господь посылает испытания, чтобы очистить наши души. А как ваша, граф, после потери друзей под Иерусалимом…?

Раймунд откинулся на спинку кресла. Его единственный глаз сузился:

– Мои друзья?! Они кричали, епископ, когда сарацины резали их. А я… – Он ткнул ножом в повязку. – Я отступил, ушел. Теперь вот сплю с открытым глазом.

Эльвира положила руку на его запястье, но граф отстранился. Она замерла, ногти впились в парчу скатерти:

– Раймунд… ты всегда мечтал о чём-то большем. Разве не так?

Ричард заметил, как дрогнули ее ресницы – очевидно она боялась резкой реакции мужа, на то что вмешалась в разговор…

Вдохновение на десерт

– Вы хотите искупить бегство? – Папа Урбан медленно встал, его тень поползла по стене, сливаясь с изображением Архангела на гобелене. – Тогда ведите армию обратно. Иерусалим трещит по швам, султаны грызутся между собой, как псы. Время ударить – сейчас!

Раймунд замер. После выпитого вина, слова понтифика разожгли воспоминания с новой силой. Его пальцы, шершавые от старых шрамов, непроизвольно потянулись к медальону на груди – медному диску с выбитым крестом, подарку погибшего оруженосца. Но едва коснувшись, он резко сжал руку в кулак, будто обжегся.

– Вы называете это бегством, святейший? – Голос графа зазвучал глухо, как стук сердца под землей. – Я оставил там пол-отряда. Но если бы мы не отступили… погибли бы все…! – Он провел ладонью по лицу, и повязка съехала, открыв багровый шрам, похожий на раскрытый рот.

Адемар вскинул голову, словно учуяв слабину:

– На этот раз, мы предлагаем Вам, не просто паломничество! – епископ встал, его голос зазвенел, как натянутая струна. – А власть от имени святой церкви! Вы станете мечом Божьим. Первым у врат Рая… и у врат Иерусалима!

– Мечом? – Раймунд вскочил так резко, что стул грохнулся на каменный пол. Его тень, гигантская и изломанная, накрыла гобелен с битвой при Манцикерте, где турки рубили христиан, а их кровь сливалась с нитями пурпура. – Чтобы взять Иерусалим нужны тысячи… сотни тысяч мечей! – Он рванул шнур медальона, и тот упал на стол, звякнув. – Иначе наши жертвы снова станут напрасны!

– Жертвы во имя Господа никогда не напрасны – поправил Адемар – Всех тех, кто пал в бою во имя Его, ждет вечная жизнь и вечная слава! Или вы забыли об этом граф?

Раймунд откинулся на спинку высокого стула, внимательно изучая Адемара

– Нет епископ, не забыл! Но наших целей, по расширению царства Христова, на этой земле, мы так и не достигли.

– Мы достигнем их. И да поможет нам Бог! – Папа Урбан поднял медальон, и крест на нем замерцал в свете свечей. – Ведь на этот раз, наша проповедь поднимет намного больше верных войнов христовых! – Его голос звучал спокойно и мягко, как у заговорщика змей. – Рыцари Франции, Фландрии, Кастилии… – Он кивнул в сторону Эльвиры. – И золото Византии.

Раймунд взглянул на медальон в руке Папы, и его глаз дрогнул. На миг он снова стал тем юношей, что верил: защищая паломников на пути ко Гробу Господню, он верно служит Господу, как сражающий демонов Архангел Михаил…!

Адемар шагнул вперед, его ряса взметнулась, как крылья:

– Представьте: ваше знамя первым взовьется над стенами Иерусалима. Ваше имя станет легендой…

Раймунд выпрямился. В его глазах вспыхнуло что-то давно забытое – азарт юности, жажда славы. Эльвира впервые за вечер улыбнулась по-настоящему:

– Ты можешь взять моих братьев, Раймунд. Их войско добавит веса твоему мечу.

Агнесса вскочила, опрокинув кубок. Вино растеклось по скатерти, как кровь.

– И я поеду! Я буду… перевязывать раны! Молиться!

Все засмеялись, кроме Ричарда. Он наблюдал, как Папа и Адемар обмениваются взглядом – быстрым, как удар кинжала. Они купили его, понял он. Новыми землями, славой, золотом, пустыми обещаниями.

Впрочем, тем же чем он купил их до этого в помпезных залах Сен —Пьера…

– Благословляю ваш поход, – Урбан поднял руки, но его взгляд упал на сундук с византийскими реликвиями, принесенный людьми Ричарда в дар графу – Пусть каждый шаг осенят ангелы!

Ричард поклонился, скрывая усмешку. Ангелы? Или люди?

Он вышел в сад, чтобы глотнуть воздуха, за ним последовал шепот шагов.

– Вы лжете так искусно, – Агнесса прижалась к колонне, ее голос дрожал. – Будто играете роль.

Ричард понял, что задел ее самолюбие, не проявив должного внимание в ответ. Но раз она не постеснялась преследовать его, значит заглотила наживку.

Это можно использовать, чтобы сблизится с графом!

Он обернулся, и луна осветила его лицо – внезапно холодное, без тени прежней теплоты.

– Все мы играем роли, леди. Даже святые…

Глава 4: Земля обетованная!

Клермон, ноябрь 1095 года

Толпа колыхалась, как море перед бурей. Пыльная площадь Клермона была забита тысячами людей – крестьянами, ремесленниками, рыцарями, священниками. Люди стекались сюда, будто призванные самой судьбой. Лязг доспехов, шёпот молитв, крики торговцев сливались в один гул, но стоило Папе Урбану ступить на возвышение, как площадь замерла.

Ричард стоял в тени колонны, наблюдая за людьми. Его чёрные глаза скользили по лицам – возбужденным, полным жажды чуда. Он видел фанатичную веру в одних, корыстные расчёты в других, страх – в третьих. Толпа всегда была живым существом, но сегодня она напоминала зверя, ждущего своего хозяина.

Папа медленно воздел руки. Лучи осеннего солнца пробивали дымку, освещая его багровые одеяния. Урбан сделал паузу, оглядывая толпу, – растянул её, словно натягивал тетиву лука.

– Народ франков! – Голос Папы прорезал воздух, как меч. – Бог избрал вас! Бог возлюбил вас! Он наделил вас силой, чтобы карать нечестивых! И ныне настало время подняться!

Толпа затаила дыхание.

– Слушайте! – Урбан поднял пергамент, с которого лишь делал вид, что читает – слова были выгравированы в его разуме огнём. – Посланцы из Константинополя принесли страшные вести! Земля Господа нашего – в осквернении! Нечестивые турки, сарацины, дьявольское отродье топчет Иерусалим! Они разрушают храмы, насилуют женщин, убивают детей, глумятся над святым Гробом Господним! Они приносят в жертву христианских младенцев, пируют на костях мучеников! Разве это не зов к оружию?!

Ричард почувствовал, как внутри сжимается ледяной кулак. Он знал, что в словах Папы – лишь часть правды, смешанная с горами лжи. Но толпе не нужна правда. Ей нужен огонь.

Толпа загудела, женщины в первом ряду падали на колени, завывая, послышались крики:

– Смерть неверным!

– За Христа!

– За святую землю!

Папа поднял руку, и голос людской бури смолк.

– Что же удерживает вас? Страх? Вы что, жалкие трусы? Или, быть может, любовь к дому, жене, детям? Слушайте, что сказал Господь: «Кто не возненавидит отца своего, мать свою, братьев своих и детей своих ради Меня – недостоин Меня».

Люди крестились, стиснув зубы.

– Земля, на которой вы живёте, тесна и бедна! Она не способна прокормить всех вас! Вы убиваете друг друга ради куска хлеба, враждуете, грабите соседей! Но есть земля, текущая молоком и мёдом! Земля, что ждёт своих истинных владык! Земля, где Христос пролил свою кровь! – Папа поднял руку, его глаза горели неземным светом. – Возьмите же её… Так хочет Бог!

И окинув взглядом толпу, снова произнес:

– Так хочет Бог!

На латыне это звучало как Deus vult!

Толпа взорвалась единым криком:

– Deus vult! – Deus vult!

Они скандировали, словно в безумии, бились в экстазе, многие падали на колени, плача.

Ричард тоже был пронизан всеобщим восторгом, он склонил голову, скрывая возбуждение. «Я пришёл купить войну. Но Папа продал её даже мне!» – пронеслось у него в голове.

Граф Раймунд первым вышел из толпы. Он встал на колени перед Папой. Урбан сорвал кусок своей мантии, сложил его крестом и возложил на плечо графа.

– Да хранит тебя Господь! – провозгласил он.

Раймунд поднялся и высоко поднял крест, словно знамя.

– Deus vult!

Толпа взревела в ответ. Один за другим рыцари и сквайры подходили к Папе. Кресты из пурпурной мантии ложились на их плечи.

Ричард шагнул вперёд. Когда он встал перед Папой, тот задержал взгляд на нём. На секунду между ними пробежала тень понимания. Урбан знал, что этот человек не шёл за верой. Но это не имело значения.

Когда Ричард поднял крест, Адемар едва заметно кивнул. Всё шло так, как они задумали…

Константинополь. Весна 1096 год.

Император Алексий слушал Ричарда, постукивая пальцами по подлокотнику трона. В его глазах читалось нечто большее, чем удовлетворение – осторожный триумф.

– Итак, Папа послал призыв, – произнёс он, когда Ричард закончил. – Толпы фанатиков, жаждущих турецкой крови, теперь направлены на Восток. А самые влиятельные лорды Европы скованны клятвами.

– Всё как мы и рассчитывали, – кивнул Ричард. – Раймунд Сен – Жиль, Роберт Фландрский, Готфруа Булонский…

– Но не Боэмунд? – перебил его Исаак, сжав подлокотник кресла.

– Нет, – Ричард усмехнулся. – Папа не стал звать норманнов.

– Это ненадолго, – Алексий взглянул на своего брата. – Но пока у нас есть время.

Он встал, давая понять, что аудиенция окончена.

– Ты хорошо послужил Империи, Ричард.

– Я служу вам, государь, – ответил тот, поклонившись…

Но после визита к императору Ричард шёл не в свои покои, близ имперского замка, а отправился, как могло бы показаться, прогуляться по городу.

Однако вскоре стало ясно, что он не просто решил развеяться, а явно знал, куда идёт. Узкие переулки Константинополя, запутавшиеся словно нити в ладонях гадалки, вели его к старым кварталам. Он шёл быстро, иногда оглядываясь. Всё было рассчитано: время, повороты, тени.

Он прошёл пару кварталов, и дошёл до той части города, где жили в основном мусульмане.

В мусульманском квартале пахло шафраном и страхом. Ричард постучал в дверь с меткой – три царапины, как когти дьявола. Старик с лицом, изборождённым шрамами, выглянул из-за двери.

– Он ждёт вас наверху! – сказал старик Ричарду на персидском языке.

Ричард кивнул, прошёл внутрь и начал подниматься по лестнице. Деревянные ступени скрипнули, но он ступал осторожно, подавляя звук шагов.

На втором этаже, у массивного окна, стоял человек в белоснежной джуббе. Лицо его скрывала куфия, и только глаза – спокойные и хищные – смотрели вдаль. С этой высоты открывался вид на сверкающие в лунном свете купола Константинополя, сиявшие, словно драгоценности.

– Тебе удалось вложить в их сердца то, что мы задумали? – спросил он, не оборачиваясь.

Ричард склонил голову:

– Да, господин…

Глава 5: Двойной агент

25 годами ранее

Ночь душным саваном накрыла Константинополь. На западе, за крепостными стенами, последние отсветы солнца дрожали в водах Золотого Рога. В переулках лязгали ворота лавок, затихал гул дневного рынка.

У двери постоялого двора раздался глухой стук.

Амин аль-Баср, хозяин – перс, поднял взгляд от счётных табличек. Он давно научился определять гостей по звуку шагов: караванщики ступали тяжело, словно увлекая за собой пески пустыни; матросы – пружинисто, будто палуба была под ногами. Но этот звук… Тяжёлые сапоги, железо о камень.

Он приоткрыл дверь – перед ним предстал высокий мужчина в пыльных доспехах. Его лицо было покрыто потом, губы пересохли. В глазах читались усталость и невыразимая тревога.

«Латинянин».

– Приютите нас, – голос был хриплым, будто выжатым из последних сил, сказал он на ломаном греческом. – Моя жена… Она рожает.

Из-за спины рыцаря показалась женщина, согнувшаяся от боли. Она едва держалась на ногах, придерживая живот.

Амин мельком взглянул на неё. Он видел многое: купцов, спасающихся от разбойников, дезертиров, прячущихся от закона, беглецов с чужими жёнами. Но этот человек не лгал.

Он кивнул:

– Входите…

Повивальная бабка Фатима возилась с роженицей всю ночь. Воздух в комнате густел от жара и запаха крови. Женщина кричала, ломая ногти о постельное дерево. Потом настала тишина, сменившаяся детским плачем.

– Двойня, – прошептала Фатима.

Один мальчик – крепкий, с румяными щеками. Второй – тише, слабее, но с живым взглядом.

Но радость быстро омрачилась трагедией. Мать не пережила роды.

Фатима вытерла лоб и задумалась. Потом, хмурясь, позвала хозяина.

– Два мальчика… – прошептала она, вытирая лоб. – Близнецы.

Амин замер в дверном проёме. Его взгляд скользнул по лицу мёртвой матери, потом – по детям. В голове щёлкнул механизм опытного торговца, никогда не упускавшего свою выгоду.

– Отдадим одного отцу, – сказал он тихо, словно боясь разбудить смерть. – Второго возьмём себе.

Фатима кивнула:

– Верно. Господину не помешает ещё один слуга.

Латинянину отдали одного младенца – того, что выглядел сильнее. Второго передали Лейле, дочери Фатимы, недавно родившей.

– Назовём его Исмаилом, – прошептала Лейла, качая малыша.

Так два брата – Ричард и Исмаил – росли по разные стороны великого города, даже не подозревая о существовании друг друга…

Несколько лет спустя.

Мальчик с тёмными глазами стоял у стены, прислушиваясь.

В соседней комнате Амин совершал вечерний намаз. Исмаил не видел, но слышал каждое слово.

Когда хозяин ушёл, он осторожно шагнул вперёд, скрестил руки на груди и начал повторять молитву… слово в слово, чётко сохраняя паузы и интонации.

Амин, услышав, вернулся, и его сердце сжалось.

– Как ты запомнил это? – спросил он.

– Слова сами льются в голову, господин, – ответил малыш, не моргнув.

Амин молча смотрел на него.

«Ему суждено большее», – подумал он.

С этого дня обучение Исмаила изменилось. Он изучал не только Коран и арабский, но и греческий, французский, латынь. Он учился читать людей: их жесты, тени сомнений в голосе, ложь за улыбками.

Когда Исмаилу исполнилось восемнадцать, Амин позвал его к себе.

Юноша вошёл в комнату, опустив глаза. Он был спокоен снаружи, но внутри его сердце билось гулко – как набат. Амин стоял у окна, руки за спиной, взгляд – устремлён в закат. Молчание тянулось, словно струна, готовая оборваться.

Наконец он обернулся.

Перед ним стоял статный, высокий юноша с ясными, внимательными глазами, в которых горел живой ум и внутренняя сила. Черты лица – тонкие, почти благородные, с намёком на знатную кровь. Чёрные волосы были аккуратно зачёсаны, движения – точны, как у хищника, натренированного в тишине. В его взгляде не было страха, лишь ожидание и жажда смысла.

– Теперь я вижу… ты готов.

Исмаил поднял голову, чувствуя, как жар поднимается к лицу.

– Готов к чему, господин?

Лицо Амина было задумчивым, почти скорбным.

– Готов… служить великому делу.

Он подошёл ближе, положил руку юноше на плечо. Взгляд его был тяжёлым, как груз судьбы…

На следующий день Исмаил покинул Константинополь. Он отправился в далёкую крепость на севере Персии, сердце низаритов. Где его ждала новая жизнь…

Крепость Аламут, 1091 год

Ночь над Аламутом была беззвёздной. Холодный горный ветер завывал в бойницах, но в зале, скрытом за массивными стенами, горели лампы, наполняя воздух ароматом горячих пряностей и растопленного воска. Здесь, в сердце тайного ордена, где слова могли быть опаснее кинжалов, заседал тот, чьё имя внушало страх сильным мира сего.

За низким столом, заваленным свитками и керамическими чашами, сидел человек, чьё спокойствие пугало больше, чем крик палача. Белые одежды обволакивали его, как саван. Пальцы – сухие, как корни пустынных деревьев – раздавливали зёрна граната, оставляя на скатерти алые пятна, будто предвещая судьбу тех, кто осмелится возразить.

Это был Хасан ибн Саббах, также известный среди своих подданных как «Старец Горы».

Перед ним, склонив голову, стоял Амин аль-Баср. Он ждал, пока его владыка заговорит первым.

Хасан молчал. Его холодный, пристальный взгляд упирался в юношу, стоявшего рядом с Амином, кожа которого была чуть светлее, чем у большинства учеников ордена, но его глаза – чёрные, глубокие, как безлунная ночь – горели той же жаждой знаний и власти, что и у всех избранных фидаинов, которых на Западе называли Асасины.

Исмаил держался прямо, но его плечи были напряжены. Внутри него боролись страх и решимость.

– Достопочтенный Амин, – наконец произнёс Хасан, перекатывая между пальцами зёрнышко граната. – Что нового шепчут стены императорских палат?

Амин поклонился.

– Владыка, император Алексий укрепляет свою власть, – ответил он. – На ключевых постах – его родственники. Но Аллах не оставил нас милостью.

– Я слушаю, – голос Хасана был мягок, но в нём звучала власть.

Амин положил руку на плечо Исмаила.

– Этот юноша – редкая находка. Он так похож на одного молодого лорда при византийском дворе, что даже мать не отличила бы одного от другого.

Хасан приподнял бровь.

– Лорда?

– Да. Лорда Ричарда. Сына советника императора.

Хасан не отводил взгляда от Исмаила.

– И что ты предлагаешь?

– Мы заменим одного другим, владыка. – Голос Амина был спокоен, но в нём слышался азарт. – Ричард должен умереть, а вместо него появится наш человек. Кто станет сомневаться? Даже сам император будет считать, что юноша, которого он когда-то знал, вернулся к нему после трагедии.