Крестовый поход. Книга первая. Орден смерти

– Эти турки продолжают посылать своих псов к моим стенам, – проговорил он негромко. – Последний шанс. Скажи правду – и, возможно, я пощажу тебя.

Омар приподнялся на колени, пытаясь удержать спину ровной.

– Я не шпион, – ответил он, глядя прямо в глаза Хасану.

Чья-то рука надавила на его плечо, не давая встать с колен.

– Я пришёл в Аламут за правдой. Как и мой брат. – Голос его не дрогнул. – Который теперь мёртв.

– Смерть для верных – избавление, – произнёс Хасан. – Для неверных – путь в ад.

Он сделал знак рукой одному из фидаинов.

Омар увидел, как человек с саблей шагнул вперёд, и услышал звук стали, рассекающей воздух.

Всё замерло.

Мир сжался до острия клинка, несущегося к его горлу.

Омар не шевельнулся.

Сердце билось ровно. В глазах не было страха – только безмолвное принятие.

Сабля остановилась в дюйме от его шеи.

Хасан молча поднял руку.

Фидаин отступил.

Он вздохнул. Ветер снова зашевелил ткани шатров, и время, будто бы, вновь пошло вперёд.

– Он готов умереть без страха, – спокойно сказал Хасан. – Значит, сможет стать истинным фидаином.

Он кивнул кому-то, и Омара подняли, подтолкнули ближе.

Хасан вынул кинжал из ножен, острие блеснуло в утреннем свете.

– В этом мире есть вещи гораздо хуже смерти… – Голос Хасана был как дыхание вечности, каждое слово, отдавало холодом. – С этим клинком я предлагаю тебе достойную жизнь… и достойную смерть. Готов ли ты принять его?

Омар посмотрел на лезвие.

Почти без колебаний он протянул руку. Губы его были сухими, язык еле ворочался, но глаза… глаза блестели.

– Готов, господин…

Пламя свечи качнулось, отбрасывая блик на стену. Омар резко открыл глаза.

Он не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он перестал видеть этот сон. Он глубоко вдохнул. Достал из-за пояса кинжал, провёл пальцем по лезвию. Оно было холодным.

«достойная жизнь… и достойная смерть.»

Ему не нужно было больше выбирать.

Он уже давно сделал свой выбор…

Резиденция Амина

Запах благовоний густо висел в воздухе, впитываясь в тяжёлые шёлковые занавеси. Комната, в которой сидел Амин аль-Баср, была полумрачной – свет от единственной бронзовой лампы с резным куполом ложился золотыми узорами на стены. В дальнем углу, среди подушек, булькал кальян, и сизый дым клубился в воздухе, напоминая призрачные силуэты.

Амин лениво провёл пальцами по рукояти клинка, не поднимая взгляда. Его чёрные глаза, казалось, смотрели внутрь себя:

– Значит, эти волки с итальянских холмов задумали не просто разбить наших врагов… – Он сделал едва заметную паузу, словно пробуя слово на вкус. – А метят на трон самой Империи.

Он, наконец, поднял голову. В свете лампы его лицо казалось высеченным из камня.

– Первое… для чего мы их и призвали. – Его длинные пальцы провели по лезвию кинжала. – Второго… не случится. Никогда.

Ричард стоял неподвижно, лишь тень от его ресниц дрожала на щеке. Он знал: слова Амина – не запрос мнения, а уже высеченный на скрижалях приказ.

Амин бесшумно, как призрак, поднялся. Белоснежные одежды зашуршали по глубокому ворсу ковра. Несколько плавных шагов – и он оказался в шаге от Ричарда, загораживая свет. Прищурился, изучая его лицо.

– Шпионить за ними тебя послал император?

– Да, господин. – Голос Ричарда был ровным, но в горле першило от густого дыма.

Амин усмехнулся, будто услышал что-то забавное.

– Ну так и доложи ему обо всём.

Ричард сделал едва заметное движение, готовый отступить, но Амин резко сократил дистанцию до полушага. Терпкий, обволакивающий запах мускуса и шафрана ударил в нос, смешиваясь с дымом.

– Запомни, – прошипел Амин, и в этом шёпоте звенела сталь. – Турки – язва. Но норманны… это чума. Нам не нужна одна беда, сменяющая другую. Пусть латинские шакалы рвут глотки туркам… – Он сделал паузу, дав картине кровопролития возникнуть в воображении. – А потом… пусть вцепятся в глотки друг друга. Дерутся за кости.

Он замер. Тишина натянулась, как тетива. Его рука лежала на рукояти кинжала – пальцы слегка сжались. Казалось, само его молчание – это лезвие, приставленное к горлу.

– Когда придёт время… – Амин наклонился чуть ближе, его дыхание коснулось уха Ричарда, горячее и опасное. – Внеси этот раскол…

Глава12: План греков

Дворцовые палаты

Зал дворца купался в лучах утреннего солнца. Струи света, пробиваясь сквозь цветные витражи, заливали каменные плиты пола зыбкими пятнами золота – словно отблеск недавней битвы. В воздухе, плотном и почти осязаемом, еще висел сладковатый дымок ладана от утренней службы, смешиваясь с запахом старого пергамента и воска.

Император Алексий восседал в кресле перед массивным дубовым столом. В уголках его губ притаилась тонкая, как лезвие, усмешка.

– Значит… – начал он медленно, растягивая слово, – Боэмунд возомнил себя новым Вильгельмом Завоевателем! – Пальцы Алексия, длинные и нервные, отстукивали неторопливый ритм по резному подлокотнику.

– Масштабнее, Государь, – прозвучал голос Татикия. Холодный, лишенный тембра, как скрежет металла. Он стоял чуть поодаль, руки скрещены за спиной в тугом узле. Свет от витража скользил по его серебряной маске, превращая безликий металл в мерцающий, призрачный лик. – Палестина… Византия… часть Италии… – Маска чуть повернулась. – Это уже пахнет деяниями Карла Великого.

Император опустил веки на мгновение, потом поднял тяжелый взгляд.

– Слишком… амбициозно – произнес он тихо, с легким шипением, – для такого ничтожества. Он не должен идти в авангарде.

Татикий совершил плавный полуоборот, словно маятник.

– Сложность в том, – признал он ровно, – что его голодные до славы псы рвутся в бой. Они будут первыми у стен… в засадах… на острие атаки…

Император замер, его взгляд утонул в карте, расстеленной на столе. Дрожащие языки свечей бросали на пергамент живые тени; границы империй, городов и рек казалось, пульсировали, дышали под их светом.

– Но… – Алексий поднял палец, не отрывая глаз от карты, – зная их маршрут… мы можем ударить… – Он наконец оторвал взгляд от пергамента, обведя присутствующих. – Первыми.

– Верно! – живо отозвался Исаак, сделав шаг вперед. Его палец резко ткнул в точку на карте. – Их первая крупная добыча – Никея. Но где их флот? Сухопутные крысы…

– Вот именно! – воскликнул император, и в его глазах вспыхнул азартный огонёк. Он отчетливо стукнул ногтем по береговой линии. – Магистр с нашими латинскими «друзьями» осадит город с суши… – палец скользнул к гавани, – а когда защитники выдохнутся… наши дромоны врежутся в залив! И мы возьмём город… – Он сомкнул пальцы, будто сжимая невидимый плод. – Как спелый плод, сорванный в саду.

– Вернём своё по праву! – хрипло хмыкнул Исаак.

– Блестяще, Государь, – кивнул кесарь Никифор, потирая ладони. В его голосе звучало не просто восхищение, а предвкушение зрелища. – Как говорил тот хитрый норманн? – Он подмигнул Ричарду, хищно осклабившись. – «Чьё знамя первым взмыло на стену – тот и хозяин»?

– Дословно, кесарь, – легко парировал Ричард, ответная улыбка лишь тронула уголки его губ. – Уверен, его лицо, когда он узрит императорские стяги над Никеей, – станет шедевром разочарования.

В зале грянул сдержанный, но довольный смех.

– О, это точно! – фыркнул Никифор, представляя картину.

– Отдал бы год жизни, чтобы увидеть эту рожу!

– Дай Бог, чтобы замысел свершился, и мы узрели сие зрелище, – усмехнулся император. Он задумчиво покрутил массивный перстень на пальце, затем резко опустил руку на стол с глухим стуком. – Но главное… – его взгляд, острый как кинжал, метнулся к Татикию, затем к Ричарду, – держать их вместе! Весь их гнев, всю алчность – обрушить на Никею единым кулаком.

Татикий, неподвижный, как статуя в нише у колонны, едва уловимо склонил голову. Свет скользнул по маске, не задерживаясь.

– Это будет сделано, – прозвучал его бесстрастный голос из тени. – Я дам знать… когда наш морской меч может вонзится им в спину.

Император коротко кивнул.

– Доверяю твоей… предусмотрительности…

Тишина, густая и значимая, опустилась на зал, ознаменовав конец совета. Ричард с почтительным наклоном головы дал понять, что отбывает. Но еще шаг – и мягкий, как шелк, голос Исаака остановил его на месте:

– Не спеши, сэр Ричард.

Ричард замер, потом медленно обернулся. Севастократор слегка склонил голову набок; в его глазах, узких и пронзительных, плясали искорки холодного азарта.

– К тебе… присоединятся мои люди, – продолжил он, растягивая слова. – Твои… старые знакомые.

Ледяная игла кольнула Ричарда под сердце. Где-то глубоко внутри зашевелилось знакомое, едкое раздражение. Он сделал паузу, вбирая воздух, сглатывая ком в горле.

– Как прикажете… милорд, – проговорил он ровно, лишь легкая тень неприязни скользнула по лицу, прежде чем он взял себя в руки.

Встреча у ворот

Тяжёлые двери дворца распахнулись с низким гулким скрипом. Ричард вышел на залитую солнцем площадь. Свет ударил в глаза, но он тут же привык к нему и различил две знакомые фигуры.

Михаил, высокий и кряжистый, стоял и ухмылялся, словно хищник, учуявший след. Солнце отражалось от металлического наконечника его руки-клинка, играя яркими бликами.

Рядом, чуть позади, как будто в своей собственной театральной постановке, Глифа с изысканной манерностью поклонился. – Добрый день, милорд, – его голос сочился вежливостью, от которой можно было отравиться. – Надеюсь, вы по нам не скучали.

Ричард скользнул по ним взглядом, холодным, оценивающим.

«Этот поход только начинается. А уже сейчас у меня слишком много надзирателей…»

– Что ж, следуйте за мной, – сказал он вместо приветствия.

И, не оборачиваясь, шагнул вперёд.

Пусть думают, что контролируют ситуацию. Пусть верят, что знают его ходы.

Но в этой игре теней, не все нити были у них в руках.

Глава 13: Мосты сожжены

Побережье Анатолии. Весна 1097 год.

Ричард стоял на прибрежном утёсе, глядя на корабли, что, подхваченные попутным ветром, один за другим исчезали за горизонтом. Блики заката окрашивали воду в кроваво-алые оттенки, словно провожая латинян на новое побоище.

«Теперь мосты сожжены».

На берегу кипела работа – люди устанавливали шатры, разбивали костры, укрепляли временные заграждения. Лошади храпели, переминаясь на месте, воины точили мечи, готовясь к завтрашнему дню. Всё вокруг было пропитано тяжёлым запахом моря, пота и кострового дыма.

Ричард обернулся.

Чуть в стороне от основного лагеря, у небольшого костра, собралась его компания: Омар – теперь Рене, Михаил, Глифа и Пётр Пустынник, который за время пребывания в Константинополе сдружился с ним. Монах был необычным человеком – худощавым, почти прозрачным, но в глазах его пылал такой фанатизм, что, казалось, даже ночь отступала перед ним.

Рядом возвышался шатёр Татикия. Сидя у костра они видели, как магистр, что-то сказав слуге, скрылся за плотной тканью входа.

– Интересно, почему ваш магистр носит маску? – задумчиво спросил Омар, вырывая Ричарда из мыслей.

Михаил усмехнулся, глянув на них:

– Любопытный у тебя оруженосец.

– И всё-таки ты знаешь, – вставил Глифа, переводя взгляд на Михаила. – По глазам вижу.

Тот молчал несколько мгновений, будто решая, стоит ли говорить, но потом склонился ближе, опершись на свою искалеченную руку.

– Мне известны некоторые тайны магистра, – нехотя признался он. – Ведь магистром его сделал мой патрон.

– Исаак? – уточнил Ричард.

– Да, – кивнул Михаил. – Хотя и раньше Татикий был военачальником… но потом в его жизни всё изменилось.

– А что случилось? – спросил Петр.

Михаил чуть откинулся назад, его голос стал тише, но в нём зазвучала та особенная интонация, с какой рассказывают мрачные истории у ночных костров.

– Он был полководцем ещё при Романе Диогене. Говорят, перед битвой при Манцикерте предложил на военном совете план, как хитростью разгромить турок. Но кесарь Иоанн и император решили иначе…

Глифа хмыкнул.

– Они пошли напролом… и проиграли.

– Да, – подтвердил Михаил. – Император попал в плен, а кесарь, воспользовавшись случаем, захватил трон. Когда же Роман вернулся, его ослепили… и он умер в мучениях.

– Печальный конец, – пробормотал Пётр.

– После этого люди начали шептаться… – Михаил поднёс к губам кружку с вином. – Что, мол, если бы Татикия слушали, война могла пойти иначе. Лучше бы его сделали новым императором.

– И кесарь это услышал, – догадался Омар.

Михаил склонил голову.

– Услышал… и приказал бросить Татикия в крепость. А чтобы тот никогда не смог претендовать на власть… – Он провёл пальцем по лицу – Ему отрезали нос.

Пётр нахмурился.

– Но зачем?

Михаил усмехнулся, покосившись на монаха.

– Отец, ты вижу, совсем не знаешь наши обычаи. У нас императором не может быть увеченный или урод.

– Да тебе с твоей культёй, императором точно не стать, – поддел его Глифа, вызывая смех у остальных.

– Ты, смотри, Глифа… – Михаил медленно отставил кружку. – Смешки мне не в новинку, но и у тебя языка может стать меньше.

Наступила короткая пауза. Глифа лишь покачал головой, переводя тему.

– Так что было дальше?

– Говорят, Татикий стал наёмником, – продолжил Михаил. – Убивал за серебро. А потом, когда к власти пришли Комнины, мой патрон возвёл его в магистры.

Глифа покачал головой:

– За какие ж это заслуги? Видно, много врагов помог убрать с дороги?

– О таких вещах лучше молчать, глупец, – резко бросил Михаил. Пристально глядя на Глифу. – Сколько раз я тебе говорил, что твой язык тебя погубит,

– Да кто обращает внимание на мои слова, кроме тебя? – Глифа махнул рукой. – Это тебе, лишь бы кого-то погубить и пролить кровь.

Михаил ухмыльнулся.

– Мне кровь проливать не впервой.

Он повернулся к Ричарду, с нескрываемым интересом разглядывая его.

– А вот наш юный лорд… Наверное, и не знает, как она выглядит.

Ричард медленно поднял взгляд.

– Ну, кроме своей, конечно, – продолжил Михаил, опершись на колено. – Своя кровь – не в счёт. Я говорю о той, что ты пролил, отняв жизнь у другого.

Омар нахмурился, но молчал.

– Держу пари, в той резне в Палестине ты не успел и пискнуть, как потерял сознание. Верно? – Михаил чуть наклонился ближе. – И уж тем более не убил никого своими руками.

Глифа весело скалился, наблюдая за разговором.

– Не бойся, милорд, – продолжил Михаил, хлопнув Ричарда по плечу. – Мы защитим тебя в предстоящих битвах. Не дадим пролить ни капли крови. – Он ухмыльнулся, оглядывая собравшихся. – А то ещё в обморок упадёшь.

Ричард не ответил сразу. Только медленно провёл пальцами по рукояти кинжала, чувствуя прохладу металла. Его взгляд, до этого спокойный, стал тёмным, тяжёлым.

Омар, сидевший рядом, почти незаметно напрягся, словно предчувствуя, что на мгновение хрупкое равновесие может быть нарушено.

Но Ричард лишь выпрямился и спокойно сказал:

– Ты многого не знаешь, хотя это к лучшему – крепче будет твой сон.

Голос его был ровным, в нём не было ни смущения, ни обиды. Только лёгкая тень усталости.

Михаил хмыкнул, словно разочарованный тем, что не смог выбить его из равновесия. Он встал, накинул плащ и, бросив через плечо:

– Ну, когда-нибудь узнаем…

Исчез в темноте.

Наступила короткая тишина.

Ричард и Омар переглянулись.

Если бы этот византийский наёмник знал, кто перед ним…

Он бы не спал этой ночью.

И вздрагивал бы от страха при каждом шорохе.

Но он не знал. И потому пребывал в беспечности…

Ричард лежал, глядя в звездное небо, отсюда оно казалось по особому ярким и бескрайним. Он все не мог уснуть, после разговора о пролитии крови, нахлынули воспоминания…

Обряд посвящения

Зал Аламута висел в облаке едкого дыма – смеси горьких курений, раскаленного металла и старой крови. Масляные светильники вырывали из мрака искаженные лица стражей и бросали на мозаичные стены гигантские, пульсирующие тени, которые жили своей зловещей жизнью. Ни шепота, ни шороха ткани – тишина была гнетущей, физически ощутимой, как ледяная плита на груди.

Юный фидаин стоял, голова покорно склонена. Воздух обжигал легкие ароматами ладана и свежей крови – этот привкус металла и тления преследовал его каждый час последних месяцев. Пальцы, спрятанные в складках одежды, были ледяными.

Перед ним, на возвышении из черного камня, восседал Хасан ибн Саббах. Факелы по бокам трона бросали резкие тени вглубь его глазниц, делая лицо похожим на череп, обтянутый иссушенной кожей. Ни моргания, ни движения мускула. Только пристальный взгляд, буравящий душу.

Медленно, с тихим шорохом ткани, он поднялся. Его тень, чудовищная и безглазая, накрыла юношу целиком, поглотив последние проблески света.

– Подними голову.

Юноша механически подчинился. Лицо – маска из воска. Но глаза… глаза были двумя колодцами в беззвездную ночь, пустыми и бездонными.

– Кто ты? – спросил Хасан, его голос был как шелест кинжала, извлекаемого из ножен.

– Орудие в руках Всевышнего и Его Ордена, – отчеканил юноша, голос ровный, как поверхность мертвого озера.

– А если я прикажу тебе убить того, кого ты называл господином? – палец Хасана, тонкий и костлявый, указал в сторону Амина.

Мгновение. Не дольше удара сердца. Взгляд юноши скользнул к Амину, задержался на сонной артерии, пульсирующей у виска.

– Я спрошу, куда целиться: в сердце или в горло? – прозвучал ответ. Без колебаний. Без интонации.

Тишина обрушилась на зал с новой силой. Даже ленивый ветер, игравший с занавесями, замер. Треск углей в жаровне зазвучал как канонада. Амин, стоявший рядом, застыл, сжав челюсти до хруста. Капля пота скатилась по виску.

Хасан издал короткий, сухой звук – подобие смеха. Глаза его вспыхнули холодным, зловещим огнем, как у голодного шакала.

– Ты поверил, – бросил он, глядя на Амина.

Амин попытался улыбнуться, но губы лишь судорожно дернулись.

– Не сердись, – продолжил Хасан, откинувшись на подушки трона. – Я просто хотел показать, какого фидаина взрастили наши наставники. Чистое лезвие. Ни страха. Ни сомнений. Только воля Ордена. Хочешь убедится?

Не дожидаясь ответа, Хасан хлопнул в ладоши.

Глухая дверь стукнула в глубине зала. Вошли двое учеников, ведя между собой мужчину. Его ноги волочились по камням.

Около сорока. Бедуин. Простой, но добротный кафтан, заляпанный пылью. Поношенные сандалии. Волосы и борода, тронутые серебром ранней седины, спутаны. Он не походил на разбойника. Скорее – на перекупщика верблюдов или владельца товарной лавки. Человек привыкший к торгу, улыбкам, чаепитиям под тенью финиковых пальм.

Глаза его метались между собравшимися, пытаясь найти среди них хоть одно милосердное лицо. Напрасно.

Хасан не удостоил его даже взглядом.

– Сей червь приговорен к смерти, – произнес он отстраненно – Мальчик мой, приведи приговор в исполнение.

К юноше бесшумно подошел наставник Зариф. В руках – широкий пояс из черной, грубо выделанной кожи. По окружности – восемь гнезд. В каждом – метательный нож. Лезвия отполированы до зеркального блеска, острия – игольчатые, смертоносные.

– Он станет твоим, – глухо сказал Зариф, протягивая пояс, – — когда исполнишь приказ.

Юноша молча взял ближайший нож. Сталь была холодной и удивительно легкой в ладони.

В этот момент бедуин вздрогнул, будто от удара током.

– Приговорен к смерти?! – захрипел он, голос сорвался в визгливый фальцет. – Господин! Я… я торгую финиками! Иногда… бывает гниль! Я заплачу! По шариату…