Третий путь

Четвёртый: При поступлении данных о готовящихся государственных преступлениях немедленно принимать меры к пресечению всяких попыток нанести ущерб Советской власти.

Пятый: Обеспечить строгую охрану промышленных предприятий, железнодорожных узлов, мостов, станций, узлов связи, аэродромов и банков.

Народный комиссар государственной безопасности Меркулов.

Как человек молодой и энергичный, Егор тут же принялся раздавать поручения:

– Алтынбаев, немедленно займись проверкой депо на наличие скрытых диверсантов. Гончаров, проверь усиление охраны станции. Панченко, Савченко, займитесь отправкой эшелонов. Ушаков, тебе самое трудное езжай сейчас в тюрьму, проведи там это…. -начальник посмотрел в директиву, ища подсказку и найдя её, продолжил, – «Изъятие разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента», Маслова с собой возьми. Да, и ещё там надо быстро с делом Балецкого разобраться, нехорошая история он мосты немцам сдал, но там есть протокол допроса, разберёшься, ты человек опытный.

– Егор Петрович, – попробовал возразить Виктор, – нет у нас там разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента, и директива эта, требует разъяснений на местах, обстановка ведь везде разная.

– Ты что, Ушаков, в своём уме, война идёт, всех к сте … – тут он осёкся, и уже спокойней добавил, – некогда нам, Витя, разъяснений ждать, они же против нас завтра воевать будут. И вообще, я тебя не призываю там ВМН (высшая мера наказания) в действие самому приводить, там конвойный взвод есть. Езжай в тюрьму, решай вопрос.

Поняв, что разговор закончен и что начальник его явно растерян и несёт всякую ерунду вместо того, чтобы готовить к эвакуации ДТО, спасать семьи служащих и организовывать оборону объекта хотя бы от возможных диверсантов, он отдаёт нелепые распоряжения в духе, «усилить», «удвоить» и так далее. Виктор Степанович поднялся со своего места махнул рукой Маслову:

– Поехали, Ваня.

Глава пятая

22—23 июня.

г. Ковель, тюрьма НКВД

До тюрьмы они добрались только к вечеру около девяти часов. Было ещё светло, но длинные тени от мрачных стен и зачем-то включённый прожектор создавали ощущение, что ночь уже наступила.

Начальник тюрьмы плотный, невысокого роста человек встретил их с некоторым удовольствием.

– Командир конвойного взвода Максименко, – представился он, и в его речи явно чувствовался местный говорок.

– Местный что ли? – весело спросил его Иван Маслов, прибывший вместе с Ушаковым.

– А я к же, всю жизнь тут процувал (работал), – отрапортовал тюремщик.

– Что и при панах?

– Так точно, и при панах эту самую тюрьму вартювал (сторожил).

– Прожектор зачем горит? – сурово поинтересовался Ушаков. – Германских пилотов приваживание, чтобы они вас бомбами закидали, погасить немедленно!

– Есть, – Максименко вытянулся по стойке смирно так, что живот его вышел вперед тела чуть ли не на полметра.

Виктор, в отличие от Ивана, частенько бывал в этой тюрьме. Почти весь сороковой год он отработал старшим следователем, лишь недавно его перевели на оперативную работу, поэтому в тюрьме бывал часто, тут проходили допросы арестованных и задержанных.

Уверенно он шел по узким тюремным коридорам. Конвойные и надзиратели без лишних вопросов открывали перед ним двери, сваренные из металлических прутьев.

Наконец они добрались до кабинета с красной табличкой «Следователь». Дверь была открыта, они вошли. В комнате стоял стол, два стула и табурет. Стол и табурет были прикручены к полу. Стены помещения, выкрашенные красно-коричневой краской, создавали впечатление сурового казённого учреждения. Кое-где по углам, правда, краска отвалилась вместе со штукатуркой, и под нею проглядывал добротный зелёный колер явно не советского происхождения.

– Максименко, наши товарищи из территориального управления были уже у тебя, – уточнил Виктор у зашедшего в комнату чуть позже командира конвойного взвода – начальника тюрьмы.

– Были и сейчас тута. Товарищи Цейхер и Иконников, а в обед и товарищ Ампилов сами были.

Виктор Степанович едва заметно наклонил голову и вздохнул:

– Они Балецкого допрашивали?

– Как есть допитовали, и товарищ Ампилов допитывал. И сказали Вы приедете допитывать будете, так я распоряжился, его дело, вот оно тута, прошу возьмите.

Максименко положил на стол свежую, еще не замятую и не затасканную папку.

В папке было лишь несколько листов бумаги, постановление об аресте, листы допроса и направление дела для следствия в ДТО НКВД Ковеля «по подведомственности». Последнее было написано от руки красным карандашом, и Ушаков узнал руку Ампилова. В голове промелькнуло: «под товарища Сталина косит, резолюции карандашиком выводит сволота». В слух, конечно, такого не скажешь.

Ампилов – служебная величина, но как человек мелкий и подленький, это знали и видели все чекисты, что тут поделаешь, так иногда случается, в рядах пламенных борцов находится место таким, как он.

Старший оперуполномоченный принялся читать листы допроса. Быстро пробежав глазами всю формальную часть, про себя отметил, что составлено грамотно, чувствовалось, что допрос проводил Цейхер, один из лучших следователей НКВД Ковеля. Наконец, добравшись до сути, Виктор стал более внимательным:

Вопрос следователя: расскажите, что произошло у мостов Влодавы и Волчьего перевоза?

Ответ арестованного: у Валдавы не знаю, там Володарский был. У Волчьего перевоза, на подъезде к железнодорожному мосту, примерно в пяти километрах встретили пограничника, который, как я предполагаю, был в составе охраны мостов. Поговорить мы не успели, нас обстреляли немецкие мотоциклисты. Приняли бой. Понесли потери. Вынес раненого бойца своего подразделения из-под обстрела, на этом для меня бой закончился. Пограничника из охраны мостов потом встретил в лесу. К своим выходили вместе и вот тут оказались.

Вопрос следователя: в ходе боя, какие были потери, как протекал сам бой?

Ответ арестованного: против пулемётов много не повоюешь, думаю, все погибли, хотя сражались до конца.

Вопрос следователя: Вы говорите, раненый ваш боец? Как его фамилия и где он сейчас.

Ответ арестованного: Черников его фамилия, не донесли его, умер он по дороге, в лесу оставили парня, мхом прикинули, дальше пошли.

Вопрос следователя: по времени, когда вы столкнулись с немцами?

Ответ арестованного: одиннадцатый час был, точнее не скажу.

Вопрос следователя: Вы уверены, что до моста от места, где вы встретили пограничников, было пять километров?

Ответ арестованного: не уверен, но недалеко уже было.

Вопрос следователя: сколько времени было, когда вы выехали из Ковеля на усиление?

Ответ арестованного: часов семь, может, начало восьмого.

Вопрос следователя: встречали ли Вы кого-нибудь по дороге? Делали остановки?

Ответ арестованного: нет, не встречали и остановок не было.

Вопрос следователя: от Ковеля до Волчьего перевоза чуть меньше шестидесяти километров, это два часа езды на автомобиле если не спешить. Значит, там Вы должны были оказаться в районе десяти часов. Пограничник Колтович, который был с вами, когда встретили немцев, показал, что люди сменившие их, прибыли к мостам около пяти утра. После сдачи объекта пограничники построились и пешим маршем направились к шоссе на Ковель. Колтович был послан в разведку один. Встретились вы с ними, когда он уже не меньше пяти часов шел. Если даже он двигался со скоростью пять километров в час, то к одиннадцати часам должен был пройти почти тридцать километров. Вы говорите, что встретили его около моста в пяти километрах. Как вы объясните все эти несостыковки?

Ответ арестованного: я не могу это объяснить, за временем точно не следил. Мне казалось, что около одиннадцати, может, пол-одиннадцатого. И где пограничники четыре часа ходили, мне не известно, тем более неизвестно, во сколько они вышли. Ваш Колтович трус и говорит ерунду.

Вопрос следователя: Вы настаиваете? У вас были часы?

Ответ арестованного: да, были, но я в спешке на них не смотрел.

Вопрос следователя: Вы опытный командир, в боевых донесениях всегда указывается время при описании действий, Вы не могли не сверяться с часами. Почему скрываете правду?

Ответ арестованного: я говорю, как все было, почему Вы мне не верите?

Вопрос следователя: я верю фактам. А они говорят, что вы сотрудничали с врагом, подвели своих бойцов под пулемётный огонь в заранее условленном месте, в указанное врагом время. Признавайтесь, Балецкий, когда Вас завербовала германская разведка?

Ответ арестованного: я не являюсь агентом, я выполнял приказ. Всё было неожиданно, мы попали под пулемёты!

К листу допроса была приколота схема железных дорог Волынской области.

– Это ещё зачем? – спросил сам себя Виктор, – нужно срочно переговорить с Цейхером, иначе решить дело не получится, – подумал про себя чекист, вслух же он сказал, обращаясь к Максименко.

– Где сейчас старший следователь НКВД Цейхер? Проводите меня к нему.

Максименко снова вытянулся как на параде, выставив свой огромный живот вперед, и бодро ответил:

– Есть.

Цейхер сидел в такой же комнате, как и Ушаков, только этажом выше. Когда Виктор Степанович зашёл к нему, там кипела работа.

С деловым видом следователь открывал, быстро пролистывал папки с делами подследственных, ставил какие-то пометки, после чего давал короткие команды своему помощнику Иконникову.

– Этого в расход. Этого туда же. Это не наш контингент, уголовник, отпустить его. А этого можно и на фронт отправить, он просто мелкий жулик, внести его в списки для военкома.

– Товарищ старший следователь НКВД, разрешите обратиться, – начал Виктор вместо приветствия.

Цейхер оторвал взгляд от папок и делано, улыбнулся. Сам по себе нквдешник имел невзрачную внешность, небольшого роста плюгавенький, чернявенький, в круглых очочках, но взгляд был всегда холодным и немного насмешливым. За этот взгляд его многие недолюбливали, хотя у начальства он всегда был в фаворитах: исполнительный, аккуратный в делах, ловкий в юридических формулировках и заключениях.

– А, Витя, привет, ты чего такой официальный, мы вроде с тобой давно уже на ты, – приветливо начал следователь.

– Давид, – обратился Ушаков к Цейхеру, хотя знал, что тот предпочитает, когда его зовут Дима, – вы передали мне дело Балецкого, у меня есть несколько вопросов.

Недовольно поморщившись и слегка повернув голову в сторону, старший следователь произнёс:

– Давай свои вопросы, только недолго, видишь, сколько дел у меня, – и он кивнул на стопку с папками.

– Первое, в допросе Балецкого обвинили, что он завербованный немецкий агент, но доказательств этому я не вижу в деле.

– Ты шутишь что ли, Ушаков, какие доказательства тебе нужны, это же явная гнида. Допроси пограничника, этого, – Цейхер сделал театральную паузу, дескать вспоминая фамилию, и наконец, вспомнив произнёс, – Колтовича.

– А как давно он действует в нашем тылу? – не унимался Виктор.

– Как давно? Я не знаю? Эти все вопросы ты самому себе задай.

– Нет, товарищ старший следователь, это вопрос как раз к Вам. Предатель и немецкий агент служит в НКВД, а территориальное управление узнаёт об этом только с началом войны. Больше того, если Балецкий завербован немцами, то это не вчера было, он командир роты войск НКВД, под носом, можно сказать, у вас сидел, а вы его прохлопали

Ушаков бил по самым больным местам этого дела, пытаясь вывести Цейхера из себя, но тот казался невозмутимым, поэтому чекист продолжал давить, на повышенных тонах:

– Зад хотите себе прикрыть? Дело в ДТО передали, дескать случай относится к железнодорожным мостам. Нет, ничего не выйдет, расследование будет объективным, ты меня знаешь, ДИМА, – Виктор с иронией произнёс имя, намекая на изворотливость следователя, который всегда пытался подстроиться под ситуацию.

– Ой, как грозно, Витенка, остынь, – с издёвкой начал Цейхер, – я не меньше твоего в делах понимаю, с декабря тридцать девятого работаю в Ковельском НКВД и точно знаю, резолюция Ампилова о передаче дела тебе не по зубам. Балецкому вопросы про измену задали мы, а ты докручивай.

– Согласно приказу Дорожно-транспортные отделы не подчинены территориальным управлениям НКВД, так что твой Ампилов мне не начальник.

– Очень смешно, если ты понимаешь специфику нашей работы, то ты сейчас сказал глупость, если бы не война, ты завтра уже сидел в камере со своим дружком Балецким, а так тебе повезло, может, убьют. Умрёшь героем, – цинично парировал Давид.

Виктор резко встал и вышел из комнаты. Кровь в нем кипела, он так и хотел вмазать между глаз этому наглому и изворотливому типу, но это повредило бы делу.

– Максименко, – обратился он к ожидавшему его в коридоре тюремщику, – приведи ко мне на допрос пограничника, что был с Балецким.

– Товарищ старший уполномоченный, а у нас он не арестованный, как свидетель идет, – решился уточнить обстоятельства тюремщик.

– И где же он? – Виктор пристально взглянул на исполнительного охранника

– В казарме пока отдыхает, – немного обижено ответил тот.

– Ну так веди его из казармы.

За окном стало совсем темно, в комнате следователя через узкое зарешеченное окно свет едва проникал. Рискнули включить электрическую лампочку, заложив оконный проём чьей-то случайно подвернувшейся шинелью.

Пограничником оказался молодой парень, чуть ниже среднего роста, круглолицый, с умными живыми глазами, но фигура полновата.

– Такой быстро не побежит и, видимо, до армии жил в достатке – решил Виктор и тут же перешел к вопросам:

– Как тебя зовут? Откуда ты?

– Вася меня зовут, фамилия Колтович, белорус я из Минска, – добродушно ответил допрашиваемый

– О, из столицы. Учился до призыва? – оперуполномоченный старался выстроить доверительный разговор, поэтому начал с личных вещей.

– Да, особо нет, хотел в милиции служить, но призвали в пограничники, – равнодушно ответил Колтович

– Понятно, а мама папа что делают?

– Папа железнодорожник, а мама учительствует, – ответ на вопрос о родственниках прозвучал заинтересованно и дружелюбно.

– Хорошая семья, братья сестры есть?

– Сеструха Олеся, – парень расплылся улыбке, явно вспомнив дом и родных.

Виктор Степанович понял, что контакт появился, и перешёл к делу.

– Расскажи, Вася, как и что было на мосту у Волчьего перевоза?

– А чего было, я на посту стоял как положено. Слышу, мотоцикл подъехал. Туман был от реки, плохо видно. Кричу «стой, кто там?»

Мне в ответ «комендант УРа майор Степанов, зови начальство». Я по телефону и вызвал. Минут через пять лейтенант Шарапов пришёл. Они там о чем-то говорили, но не очень долго, видел бумаги какие-то, этот комендант показывал. Потом лейтенант мне и говорит: «Дай сигнал сбора», а сам пошёл к себе в ДОТ11, там связь у нас с отрядом. Чего-то возился. Ребята пока собирались. Потом слышу в ДОТе лейтенант орёт: «Вас плохо слышно. Что? Сдать пост бойцам УРа? Понял». Вышел он и кричит нашему сержанту построить наряд. Затем этот майор приходит и говорит лейтенанту, мол, мои уже на подходе.

– Майор? – уточнил Ушаков.

– Да, майор, – парень немного напрягся, хотя говорил всё так же спокойно

– Как он выглядел? Опиши, – Виктор решил на майоре остановиться подробнее.

– Ну он такой высокий, чернявенький, лет тридцать ему на вид, может, больше немного, лицо такое круглое, глаза темные, он на молдаванина похож, – напряжение в ответах парня не спало, хотя внешне всё было спокойно.

– Интересно, – усмехнулся Виктор, – это что же такое в молдаванах особенное?

– А вот как их вижу, сразу точно узнаю, они такие неторопливые, говорят так особенно, с акцентом что ли, – тут пограничник начал проявлять некое творчество.

– Усы у него были? Может, шрамы? Приметы особенные какие-то? – оперуполномоченный постарался вернуть допрашиваемого к конкретике.

– Нет, ничего такого не было, только вот, – парень замялся.

– Что только? – немного надавил оперативник.

– «Хмылился» он как-то по-особенному, вроде все нормальная улыбка, но как-то криво выходило, неискренне что ли,

Колтович точно воспроизводил человека, которого видел, но что-то неуловимо подозрительное было в этих описаниях. Факт появления майора Степанова, представлявшегося комендантом Ковельского УРа, чётко фиксировался Ушаковым как крайне подозрительный и требующий немедленного реагирования, однако описания, которые давал Василий, были подробнее, чем можно ожидать от часового, столкнувшегося с незнакомцем, пусть даже и во время несения службы.

Виктор изобразил некоторую задумчивость на лице и попытался разыграть наивную заинтересованность, задавая следующий вопрос:

– Странно, а ну подумай, ещё, как он улыбался?

– Вспомнил, у нас в классе мальчик был, он зимой с крыши сарая упал и щёку себе рассек, так он потом так же криво улыбался, мышцу что ли какую повредил, – радостно доложил допрашиваемый.

– Так это уже кое-что, молодец, боец. А как фамилия этого коменданта не помнишь?

– Нет, не помню, да и откуда мне знать, – парень осёкся, сообразив что ранее называл фамилию майора, и тут же поспешил исправиться, – то есть он назвал фамилию, когда приехал, я просто оговорился.

Виктор сделал вид, что всё нормально, и он объяснения принимает, поэтому спокойно продолжил задавать вопросы:

– Что было дальше?

– Дальше пришли эти, с УРа бойцы. Построились, ну и как положено по уставу. Мы сдали, они приняли. Вот и вся история.

Колтович стремился быстрее закончить общение с Ушаковым, но тот упорно продолжал задавать вопросы:

– Как выглядели эти бойцы с УРа?

– В общем, как обычно, только форма у них новая, старший лейтенант заикался при докладе, ещё странно, что он с ППШа был, козырял невпопад.

Описывая «старлея», пограничник снова оживился, опять возникло впечатление, что говорил искренне и достоверно.

– Почему странно? – уточнил оперативный работник

– Наши все офицеры всегда с пистолетами ходили, – ответил Василий и опустил голову вниз, как будто пытаясь скрыть взгляд.

– Хорошо, – согласился Виктор, -вот вы пошли и долго шли, может, что необычное случилось?

– Мы только отошли, слышим, как на мосту какое-то движение началось. Лейтенант нас остановил, приказал в овраг свернуть, а сам пошел к мосту.

– Какой лейтенант? -не ожиданно перебил говорившего Ушаков.

Колтович растерялся, глаза его забегали и вместо ответа про лейтенанта он продолжил показания, упомянув некоего старшину

– Наш старшина говорит: «Давайте выбираться, похоже, обманул нас германец, мост захватил обманом, и лейтенанта нашего ждать смысла нет».

– И вы пошли, – как бы веря сбивчивому рассказу, продолжил за пограничника Виктор.

– Пошли, – не стал возражать Василий и тут же продолжил -сначала лесом, потом на шоссе вышли.

– И всё было спокойно, – не выдержал Ушаков и, пристально глядя в глаза допрашиваемому, потребовал ответа, тот начал сбивчиво лепетать:

– Меня в разведку отправили вперёд, там грузовик с нашими бойцами встретил. Командир у них бойкий, с ним выходил потом к своим, орёт мне: «Кто такой? Куда идёшь?» и по матушке. Я хотел объяснить, тут немцы выскочили на мотоциклах из-за поворота и по нам из пулемётов, я в лес и за бугорок залёг. Там меня товарищ Балецкий и нашел, раненого он нёс.

– Скажи мне, Вася, – очень настойчиво, но всё ещё по доброму задал очередные вопросы Виктор, – по времени как всё было? С охраны вы уши во сколько? Сколько шли потом? Когда грузовик встретили?

– Я не помню, – ответил, «погранец», и голос его дрогнул.

– Хорошо, не волнуйся, – начал его успокаивать чекист, продолжая задавать вопросы, – ты на первом допросе сказал, что в пять утра вас сменили, и вы пошли. По дороге озеро есть, вы до него дошли?

– В аккурат перед озером вышли на дорогу, там иначе не пройти, и дальше меня в разведку назначили.

– Дальше по дороге небольшая деревня, Ягодин называется, ты её проходил?

– Да.

Допрашиваемый дрогнул, чувствовалось, что он не пытался выдумывать, отвечал то, что помнил, видел. Это была победа чекиста, он продолжал давить допрашиваемого вопросами:

– Отлично Ягодин прошёл, следующая деревня Коцюры, дошёл до неё?

– Нет, перед Коцюрами грузовик встретил, там ещё поворот такой длинный, – затараторил пограничник.

– Понятно, итого, весь путь составил 40 километров с учётом ожидания вашего лейтенанта, ходьбы по лесу не меньше пяти – шести часов, выходит, если без привалов. Значит, грузовик встретил в одиннадцать часов, не раньше.

Виктор разворачивал понятную ему логическую картину, за которой Колтович уже следовал, как ослик на веревочке.

– Теперь назови фамилию старшины, который вас выводил от моста, – оперативник продолжал давить.

Колтович ответ дал не сразу, то ли не ожидал этого вопроса, то ли вспоминал фамилию.

– Старшина Овсянников, – наконец сказал пограничник.

– Последний вопрос, а где ваше оружие, товарищ боец?

– Оружие, какое оружие? – допрашиваемый явно испугался

– Личное.

– Я… я его потерял, обронил где-то, – не скрывая испуга, пытался оправдаться Василий

– В камеру его, – обращаясь к невидимому Максименко, громко скомандовал чекист и добавил, – завтра решим, что с тобой делать.

– В камеру? Я же не арестованный!

– Теперь арестованный, Вася, – иронично ответил на истерику допрашиваемого Ушаков

– За что, товарищ чекист, я же ничего не сделал, – не сдавался пограничник

– За утерю боевого оружия, – подытожил разговор старший оперуполномоченный НКВД

– Максименко! – громко позвал тюремщика Виктор. – В камеру этого друга, он у нас теперь арестованным будет.

Дождавшись, пока дрожащего и хныкающего парня уведут, Ушаков обратился к своему помощнику Ивану Маслову:

– Ваня, составил протокол? Давай сюда. Да ещё помощь нужна, срочно езжай в отдел или теруправление, постарайся узнать. Первое, был ли среди выделенных в наряд на охрану мостов старшина Овсянников, а то наш друг сначала про сержанта, говорил потом про старшину. Второе, выясни оперативную обстановку, где наши, где немцы находились в середине дня 22 июня, а главное, где сейчас штаб 15 корпуса Федюнинского. Узнай, как туда попасть, пропуска нужны или пароль. Спросят зачем, ответь – есть оперативная информация о диверсантах, непосредственно работающих в его штабе.

Маслов согласно махнул головой и, развернув свою могучую фигуру, исчез за дверью.

– Максименко! – зычно на весь коридор позвал Виктор

– Туточки я, – отозвался толстяк.

– Балецкого ко мне срочно, – приказал оперуполномоченный.

Витю Балецкого привели буквально через пять минут. Выглядел он подавленным, в рваной форме, на голове ссадина, взгляд затравленный. Увидев Ушакова, он немного повеселел и даже как-то выдавил из себя подобие улыбки.

– Витя, здорово, а я вот, – командир виновато выставил вперёд руки в наручниках.

– Снимите с него наручники, – приказал Ушаков конвоиру и, уже обращаясь к арестованному, добавил, – садись поговорим.

Балецкий послушно сел на привинченный к полу табурет. Виктор Степанович отпустил конвой и сел за стол напротив.

– Так, Витя, – начал он, – дело твоё скверное. Тебя обвиняют в невыполнении приказа, повлекшего потерю личного состава и сдачу без боя стратегических мостов. Кроме того, тебе предъявлены обвинения в шпионаже в пользу Германии. Кругом, короче, высшая мера наказания – ВМН сокращённо – как в делах пишут.

– Кто обвиняет? – тихо, но твёрдо задал вопрос арестованный.

– А ты не знаешь? От имени Союза Советских Социалистических Республик ну и так далее.

– Ты обвиняешь от имени Союза? – тихо, склонив голову, ответил арестованный.

– Я следствие веду по поручению начальства, – раздражённо ответил оперуполномоченный.

– Понятно, только следствие следователи ведут, – возразил Балецкий

– Слушай, не надо мне тут из себя жертву несправедливости строить. Соберись, будем во всем разобраться, – примирительно начал Ушаков понимая что разговор пошёл не туда.

– Угу, – удручённо отреагировал командир роты.

– Давай к делу. Главным доказательством твоей вины является несоответствие между временем получения приказа, началом выдвижения и прибытием в точку, где вы встретили немцев. Действительно, если принять, что приказ ты получил в шесть утра, а выдвинулся в начале восьмого, то к мосту ты должен был прибыть к десяти часам. А ты, получается, встретил немцев на полпути и между десятью и одиннадцатью часами, как ни крути, час – полтора выпадает, где ты был это время, Витя?