Третий путь

– У нас всё спокойно, но слышим звуки боя у Шацка, -ответили в трубке телефона

– Занимайте оборону, – рекомендовал бойцам Виктор.

– Нас двое всего, и дрезины нет, -прозвучало в ответ.

– Дрезина вам зачем?

– Как же, у нас целый ящик мин!

– Мины откуда? – изумился оперативный сотрудник ДТО НКВД

– Комендант сказал поснимать со стрелок, что на разъезде ставили по всей дистанции, мы всю ночь их снимали, – ответ поразил Ушакова своим равнодушием.

– Какой комендант? – буквально взревел он в трубку

– Ковельского УРа майор Степанов, – ответили на том конце, явно засомневашись в правильности своих действий

– Когда он это приказал? – не унимался Виктор

– Да вчера вечером приезжал на мотоцикле, спросил «есть ли инженерные заграждения на дистанции и перегоне?». Мы сказали, что есть, установлены на водокачке и на стрелках на случай наступления противника, с неделю как стоят. Приказал снять.

– Как снять? А мосты тоже разминировали?

– Мы не знаем, – был ответ.

– Всё восстановить немедленно и ждать приказа, – старший оперуполномоченный не стеснялся превысить свои полномочия, чётко понимая значение минных заграждений.

– Есть восстановить, – боец явно растерялся, забыв, кто ему звонит принялся оправдываться, – товарищ начальник, у нас со вчера связи не было, мы не знали, только сейчас появилась.

– Восстановить минирование и ждать приказа на подрыв, мать вашу! – не выдержал чекист.

Виктор Степанович знал, что минирование предполья Ковельского УРа проводилось с середины апреля по личному приказу Жукова «об укреплении предполья отдельных укрепрайонов»8. И кто мог отменить этот приказ начальника генерального штаба у него не укладывалось в голове.

– Клава, – обратился он к связистке за коммутатором, – кто у нас сейчас комендант Ковельского УРа9.

– Полковник Дэви, назначили неделю назад, из штаба 15 стрелкового корпуса перевели.

– До этого кто был?

– Майор Степанов, его перевели куда-то в Прибалтику.

– Срочно соедините меня с постами охраны мостов у Влодавы и Волчьего перевоза!

– Не отвечают, товарищ старший уполномоченный.

– Соедините с теми, кто отвечает.

Ответили немногие: депо, две дистанции и собственно вокзал Ковеля. Везде доклады были пустыми «ничего не знаем» или «слышим стреляют далеко», – ни чего толком и невнятно.

К десяти часам, так особо ничего и не добившись, Ушаков вернулся в отдел и сразу же в дверях столкнулся со Смолиным.

Быстро доложив про ситуацию с разминированием и непонятном майором Степановым, Виктор предложил лично объехать подконтрольные посты и участки для получения полной информации непосредственно с мест. Однако начальник ДТО предложение не поддержал.

– Этим сейчас занимаются ребята Балецкого, и говорят: бронепоезд на подходе. Поговаривают об эвакуации, видимо, Германия все же войну начала, армейские штабы все из Ковеля уехали, и нам бы надо их держаться, и потом, ты же видишь, бомбят, поэтому срочно поезжай в тюрьму, разберись там с нашим контингентом

– Что конкретно надо делать? Отпустить? – понимая, что ему поручают не самую «простую» работу, решил уточнить чекист.

– Ну, кого отпустить, а кого и нет, – уклончиво ответил начальник, – не маленький, всё ты понимаешь лучше меня. Давай, к концу дня доложишь, что и как.

Смолин явно был не в себе, сбивчивая речь, какие-то намёки, видимо, он хотел снять с себя ответственность за принимаемые решения или чего-то сильно испугался, но задания продолжил раздавать, хотя и сумбурно свалив всё в одну кучу.

– Ещё подготовь документы по нашей агентуре. Посмотри, кого можно в Ковеле оставить, если немцы придут, мы таких передадим в территориальное управление, там ими займутся. Архивы, дела, эвакуировать надо, это тоже не забудь, – вдруг добавил к поставленной задаче серьёзный объём Смолин.

– Товарищ начальник, а что с нашими семьями, их тоже надо эвакуировать, если мы будем отходить? – Виктор решил добиться от руководителя хоть какого то полезного распоряжения в череде невыполнимых заданий.

– Вот и этим тоже займись, где-то был комсорг наш Савченко, он тебе поможет.

На этих словах начальник скрылся в темноте коридора, оставив Виктора в раздумьях.

Глава третья

22- июня день 1941 года

г. Ковель

Савченко оказался у себя в кабинете, он сидел у распахнутого окна и отрешённо смотрел на зелёное сукно письменного стола, на котором лежали бланки комсомольских документов. Налетавший иногда ветер трепал раскрытые страницы учётных карточек, подбирался к спискам, стремясь перевернуть их страницы. Комсорг как-то слабо реагировал на это, проводя рукой над столом, словно сгоняя мух.

Решительно войдя в кабинет, Виктор подошёл к окну и закрыл его.

– Пётр, ты что уселся тут, кого ждёшь?

Савченко поднял растерянный взгляд.

– А, Ушаков, это ты? Как же так, Витя? Война? Товарищ Сталин сказал, что войны не будет, я жениться собрался на Валечке, она приехала, а её тут же прямо бомбой убило, а я живой вот, – Петр уронил голову на руки и зарыдал, как обманутый ребёнок.

Виктор всё сразу понял, он вспомнил девушку, убитую на перроне, вспомнил и то, каким счастливым и весёлым был в последнее время комсорг.

– Петя, послушай меня, друг, – начал он спокойно, но очень твердо говорить с товарищем, – мы с тобой чекисты, враг напал на нас неожиданно, теряем близких людей, но потеряем ещё больше, если позволим своему личному горю верх взять над горем наших людей. Мне только что Егор Петрович поручил организовать эвакуацию семей личного состава нашего ДТО, и тебе сказал этим заняться, так что возьми себя в руки, слёзы лить пока не время.

Комсорг услышал или скорее почувствовал в твёрдости Виктора призыв к исполнению долга. Он тут же встал из-за стола, утирая слезы, принялся искать фуражку. Найдя её, надел и выпрямившись как в строю, повернулся лицом к оперуполномоченному:

– Что надо делать?

– Первое, узнай, что у нас с подвижным составом, что можно задействовать под эвакуацию. Второе, составь списки семей для эвакуации и займись местами для них в эшелонах.

Когда сделаешь это, надо предупредить семьи, когда кто уезжает. Ну и подумать надо, что мы можем нашим детям и женам в дорогу собрать. Ясно тебе? – продолжал встряхивать эмоционально комсомольца Ушаков, – Эвакуировать будем в Киев, дальше оттуда кому куда надо по потребности, для этого нужны документы, продукты питания, денег, сколько в финансовой части выдадут, узнать надо. Давай, Петя, по-быстрому, тут от тебя многие жизни зависеть будут, не подведи.

– Витя, не сомневайся во мне, не подведу, – уже уверенно и чётко ответил комсорг.

– Я пока пойду к себе, есть поручение от начальства, надо его решить, а ты, как сделаешь, там меня найдёшь. Всё понял?

– Да, всё понял, товарищ старший уполномоченный.

Виктор Степанович пошел в свой кабинет. В служебном сейфе лежали списки агентуры и некоторые следственные дела, с которыми он работал в последнее время, с ними надо было что-то решать.

Взяв в руки списки агентуры, старший оперуполномоченный задумался, ещё когда он получал задачу от Смолина, было понятно, что задача поставлена «сверху» и скорее всего прозвучала она как общее направление – подобрать «кандидатуры для работы в тылу врага». Работа в тылу врага это понятное дело разведка и диверсии, но ни на то, ни на другое агентура ДТО способна не была, потому что состояла она в основном из информаторов.

Информаторы доносили на своих товарищей по работе, общих знакомых, скорее по принуждению, чем по доброй воли. Списки агентуры были внушительные, особенно они разрослись, когда начались депортации.

Чтобы не попасть под выселение, многие работники железной дороги пытались доказать свою ценность и доносили порой друг на друга.

– Такие точно не подойдут, – думал Виктор Степанович – они из-за страха с нами сотрудничали, из-за страха и к немцам пойдут служить, а вот идейных мало или почти нет. Разве что Дуся…

В голове возник образ добродушной женщины лет сорока пяти, которую он взял в свой дом в качестве помощницы этой зимой. Саша была уже на шестом месяце беременности, Юрка был маленьким. Лишние руки не помешают, решили они тогда на семейном совете, и пригласили её на работу по дому.

Виктор открыл личное дело Дуси.

Евдокия Адамовна Черняк, в девичестве Полянская, родилась в польском Хлеме (это недалеко от Ковеля на запад). Отец держал бакалейную лавку, мать – домохозяйка. В 18 лет вышла замуж за зажиточного крестьянина, переехала жить в окрестности Любомля. Трое сыновей, смерть отца семейства.

В гражданскую средний сын служил солдатом в польской армии и был убит под Киевом. Младший умер от болезни в юношестве. Старший сын живёт в имении отца со своей семьёй, а мать Евдокия снимает квартиру в Ковеле. С началом германо-польской войны и приходом нашей армии на западную Украину она устроилась на работу в столовую НКВД на Энгельса,1. Там с ней Виктор и познакомился.

Женщина ему понравилась, она была проста и добродушна, очень любила детей и, казалось совсем не интересовалась тем, что творится в мире. Но вот однажды, в сентябре 1940 года, она пришла к Ушакову прямо в рабочий кабинет, и там у них был долгий и очень сложный разговор.

В следствии находилось дело рабочего Ковельского депо Якова Полянского, брата Евдокии, ему светило десять лет за шпионаж в пользу Германии. В обмен на судьбу брата она предложила сдать, подвести под арест полковника польской армии Городенского, бывшего коменданта лагеря №510 в Брест-Литовске. Во время его комендантства в лагере были замучены тысячи красноармейцев в 1919—20 г. г. Учитывая, что существовал секретный приказ Берии «о беспристрастном и полном расследовании действий белополяков в отношении красноармейцев, попавших в плен», Виктор Степанович доложил начальству о предложении Евдокии Черняк. Её сразу же забрали и увезли предположительно в Брест, а дело её брата приказали приостановить «до особых указаний».

Подробности того, что было дальше он не знает, но легко догадаться. Дело Полянского в ноябре 1940 года было закрыто, а тетя Дуся в этом же месяце вернулась на работу в столовую НКВД.

Размышление прервал телефон, неожиданно оживший на столе, оглушая кабинет своим звоном.

– Старший оперуполномоченный Ушаков, – представился Виктор, сняв трубку.

– Заместитель начальника территориального управления НКВД Шумаков – ответили с того конца провода. – Виктор Степанович, надо бы переговорить, Смолин тебе задачу поставил, так это от нас и с ним согласовано. Понял какую задачу?

– Догадываюсь, – сухо ответил Виктор.

– Так ты зашёл бы к нам, поторапливаться надо, жду тебя.

– Есть, – ответил чекист.

Захватив списки агентуры и папку с личным делом Черняк, Ушаков отправился в здание на Энгельса 1. Дорога проходила через небольшую рыночную площадь, на которой толпился народ.

– Что бы это значило? – задумался Виктор – И вдруг на всю площадь из репродуктора, закреплённого на столбе, донеслось:

«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня в 4 часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…..

Виктор замер на месте как в копаный. Он слушал обращение Молотова, а в голове стучало глухим набатом:

– Все-таки это война… Как же Саша, как же ребята, Юра, Лева, их надо сберечь, увезти от войны подальше к родителям в Казань.

Из репродуктора все мощнее и мощнее звучали грозные призывы:

…. Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё плотнее сплотить ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!

С окончанием речи Молотова Виктор Ушаков бросился к Шумакову.

Разум твердил, что вопрос, по которому его пригласили не нуждается в такой спешке, но он всё равно бежал. Эмоции порождали энергию, которую срочно надо было применить.

В кабинет заместителя начальника территориального управления НКВД он просто ворвался, чем вызвал немало удивления у людей, находившихся там.

– Ушаков, мы, конечно, приглашали тебя, но зачем же двери вышибать без доклада, у нас тут совещание идёт, – возмутился хозяин кабинета поднимаясь со своего стула.

– Ладно тебе, Паша, – неожиданно вступился за оперуполномоченного находившийся среди присутствующих начальник территориального управления Ампилов, – война идет, вот человек и решил, что все срочно надо, так, Виктор Степанович?

– Так точно, – вытянувшись по струнке и прижимая папку к бедру, ответил провинившийся.

– Ладно, давай выкладывай, что там принёс.

– Товарищи чекисты, вся наша агентура, я имею в виду тех, кто числился за ДТО, вряд ли сможет нам помочь при работе на оккупированной территории, у них низкие моральные качества, да и к тому же они к ответственной работе никак не готовы.

– Что ж вы себе таких набрали? – перебил говорившего Павел Шумаков.

Однако старший оперуполномоченный, словно не заметив иронии, продолжил:

– Но есть одна кандидатура, на которую мы сможем опереться. – при этих словах Виктор подошёл к столу и положил папку с личным делом Черняк на зелёное сукно.

Присутствующие с интересом принялись рассматривать документы, лежащие в папке. Первым заговорил Ампилов.

– Паша, а ведь Дуся сможет нам помочь, она далеко не дура и по делу этого Городенского здорово нам помогла.

– Но она, Владимир Максимович, брата своего спасала, – попытался внести сомнения в лояльность кандидатуры, подобранной Ушаковым, Шумаков.

– Ну и отлично, брата надо срочно отправить в тыл, а её здесь оставить.

– Молодец, Ушаков, ценного кадра ты нам нашёл, и то, что она у тебя в домработницах числится, это тоже неплохо, будет ей что немцам рассказать, как её русский начальник на себя батрачить заставлял. А главное, в нашей операции она как раз свою роль нужную сыграет. Значит, вот что, давай бери машину в управлении, езжай к себе домой и Дусю эту нам привези, только так, незаметно, пусть ляжет на заднее сидение, и завезёшь её во двор. А ты, Паша, сам лично езжай за её братом, и под охраной пусть его и семью доставят в Киев. Возьми людей из конвойного взвода, и чтобы сегодня вечером он в эшелоне ехал, – распорядился начальник управления.

Виктор Степанович отдал честь, положил документы, личное дело и списки агентуры на стол начальства.

Нужную машину он нашёл, но перед тем, как ехать домой, все же решил заскочить на вокзал: хотел разыскать комсорга и узнать об эвакуации семей.

Савченко он нашёл быстро, тот сидел в своем кабинете и сосредоточено что-то писал.

– Ну что, Петя, как дела?

– О Витя! А я тебя искал. Да все нормально. С эвакуацией решил, места определили, вывозить жён и детей будем в три этапа. Первые сегодня вечером поедут, в двадцать три часа литерный эшелон уходит, там всё партийное руководство, семьи комсостава едут, нам целый вагон дали. Вторые завтра утром по расписанию на Киев пассажирским, тоже места дали, но там мест немного. Третий со спецконтингентом и архивом, вечером завтра, время пока непонятно, но точно один вагон наш будет.

– Хорошо, дружище, мои когда поедут? – с волнением уточнил Виктор

– Я пока не знаю, я вот только сейчас за списки сел.

– Слушай, Петя, можешь моим билет на завтра на пассажирский оставить, боюсь, к вечеру не соберёмся?

– Да, конечно, сделаем, вот сейчас возьми, он у меня уже лежит: нижняя полка, девятый вагон, отправление в пять тридцать утра завтра.

Петр протянул билет на пассажирский поезд «Ковель – Киев».

Никто не может знать своей судьбы, не могли и они знать, что это будет последний советский пассажирский поезд, который уйдет от перрона Ковельского вокзала. Конечно, до двадцать пятого июня будут уходить на восток поезда из Ковеля, но это уже эшелоны с грузами и госпитали с ранеными, пассажирских больше не будет.

«Билетов нет – касса закрыта» – это объявление уже пишет начальник вокзала от руки на куске картона, красной как кровь краской, завтра его прочтут сотни глаз, и для них эта красная краска перечеркнёт надежды и судьбы, но до завтра ещё предстоит дожить.

Виктор взял билет положив в нагрудный карман френча, и быстро вышел на улицу к машине.

Спустя полчаса он уже входил в свой дом, где увидел Дусю, она стояла в прихожей и собиралась уходить.

– День добрый, – поздоровался он.

– Да какой он добрый, Витя, – ответила женщина и принялась вытирать неожиданно нахлынувшие слезы кончиком платка, зажатого в руке.

– Не уходите, прошу Вас, нам поговорить надо.

– О чём тут говорить, война началась, горе пришло. Надо думать, как деточек спасать, – женщина, словно почувствовав недоброе со стороны чекиста, стремилась скорее уйти

– А где дети? – решил сменить тему Виктор

– С Александрой они в спальне, только что уснули, я там прибралась, как смогла, они, видно, намаялись и уснули сразу.

– Евдокия, прошу Вас дождитесь меня, это очень важно, я только с Сашей быстро переговорю и вернусь, – вежливо, но твердо попросил Ушаков

– Витя, ты меня извини, но мне к своим надо в Любомль, боюсь, как бы там беды не было.

– Не волнуйтесь, я на машине Вас довезут, дождитесь меня.

Дуся нехотя прошла на кухню и присела на краешек стула. Виктор приоткрыл дверь в спальню и увидел своих.

На небольшом диванчике, свернувшись калачиком, спала Саша, рядом с ней, раскинув ручки, посапывал маленький Лева. Юра спал в своей кроватке, которую женщины переставили подальше от окна. На полу посреди спальни несла свою службу мохнатая овчарка. Она подскочила, как только открылась дверь, но, увидев хозяина, тут же успокоилась.

– Сашенька, – позвал жену Виктор и тихо тронул её за плечо.

Она проснулась. Увидев мужа, привстала с кровати, обняла его за плечи, уронила голову ему на грудь и тихо зарыдала.

– Сашенька, успокойся не до слёз сейчас.

– Витенька, что же будет, немцы ведь рядом, весь день сегодня от границы пушки бьют.

Только сейчас прислушавшись, он уловил звуки приглушённой канонады, доносившиеся через разбитые окна.

– Душа моя, любовь моя, надо собираться, срочно ехать, завтра рано утром поезд будет на Киев, а оттуда до Казани поедете к твоим, – как можно спокойнее начал Виктор.

– А ты? – с тревогой перебила его Александра

– Я тут пока буду, но ты не волнуйся, со мной ничего не случится.

– Мы не сможем без тебя, детки малые, как я с ними справлюсь? – не унималась женщина

– Тебе помогут, не одна ты в поезде поедешь, кругом ведь советские люди, – пытался успокоить её муж.

– Советские? Как ты ушёл, кто-то в солдата на посту стрелял, в того, что меня перевязывал. Враги кругом, дорогой ты мой, – возразила расстроенная новостями Саша

– Ну, ка перестань! Ещё нам в доме не хватало антисоветской пропаганды, люди у нас хорошие, надёжные… – строго начал воспитывать супругу чекист, но тут же был прерван на полуслове.

– А, может, Дуся со мной поедет? – взмолилась Александра

– Нет, наверное, она не поедет, – после некоторой паузы ответил Виктор.

И тут же засуетился, хлопая себя по карманам.

– Вот, Сашенька, билет на завтрашний поезд. Дуся поможет вам собраться, а я постараюсь увезти вас на вокзал и сам посадить в вагон.

– Ты сегодня не придёшь больше домой? – опять оборвала она его.

– Я не знаю.

Они смотрели в глаза друг другу, и поцелуй, долгий и страстный, родился сам по себе. На улице прогремел удалённый взрыв, за ним ещё и ещё один, застучали зенитки.

– Станцию бомбят, – сообразил чекист.

Дети зашевелились в своих кроватках. Александра тут же кинулась к Лёвику. Юрка, недовольно морща носик, попытался было разлепить глаза, но, видимо, так хотел спать, что разрывы бомб в нескольких километрах от дома его уже не сильно волновали, он перевернулся на другой бочок и продолжил спать.

Виктор Степанович встал, и подойдя к двери спальни тихо, но чётко произнёс:

– Я вернусь за вами, собирайтесь, поезд завтра в пять часов тридцать минут.

Машина мчалась по улицам летнего города, но радости от лета не чувствовалось. Всё выглядело каким-то скованным, напряжённым. В воздухе носился запах дыма и гари, тревожно звенели колокола пожарных, где-то продолжали выть сирены. Евдокия сидела на заднем сиденье. Можно сказать, что Виктор забыл про неё погружённый в собственные мысли. Но водитель, видно, не забыл, куда ему ехать, и когда автомобиль въехал во двор Энгельса,1, Черняк глубоко вздохнула и как-то очень по-деловому произнесла:

– Зря ты так, Витенька, отпустил бы лучше, да теперь поздно, как я поняла.

И не дожидаясь, что ей ответит оперативник, сама вышла из черной ЭМКи.

Глава четвертая

22 июня 1941 года

г. Ковель. Вокзал, помещения ДТО

В коридорах территориального управления НКВД по г Ковелю было довольно многолюдно. Виктор сопровождал Евдокию Черняк к кабинету Шумакова, как вдруг одна из дверей распахнулась и вывели Витю Балецкого.

В недоумении Ушаков остановился.

– Витя, что случилось? Ты арестован? За что?

Сопровождавший командира роты конвоир грубо оборвал:

– Не разговаривать с арестованным!

Балецкого толкнули в спину, и он неуклюже, со связанными за спиной руками, побрёл по коридору, так ничего и не ответив товарищу, лишь с сожалением посмотрев в его сторону.

– Чертовщина какая-то, – произнес чекист и решительно направился к Шумакову.

Войдя в приёмную замначальника управления, он попросил доложить о себе и о приведённой им Евдокии. Его просьбу тут же исполнили, но возникший на пороге начальствующего кабинета помощник попросил зайти только женщину. Такого поворота оперативник не ожидал. Левой рукой он отодвинул помощника от двери, а правой открыл себе вход к Шумакову.

– Павел Матвеевич, разрешите, это я Ушаков, – просунув голову в кабинет, громко заявил он.

– Чего тебе, Виктор Степанович, – раздражённо ответил зам начальника.

– Там Балецкого арестовали, – уже войдя внутрь помещения и прикрыв за собой дверь, сказал чекист.

– Ну, арестовали, и дело тебе передали, ты что не в курсе что ли?

– Дело мне? – искренне удивился Виктор Степанович, – Что за дело? Что он натворил?

– Сдал немцам мосты у Влодавы и Волчьего перевоза.

– Как сдал? – старший оперуполномоченный был крайне удивлён услышанным

– Так и сдал, его люди должны были их подорвать, а вместо этого всех перебили, а он удрал. Ушаков, в деле всё найдёшь, оно с ним в тюрьму поехало ты туда тоже давай езжай и выполнением директивы там же займешься.

– Какой директивы? – ещё больше изумился чекист

– Старший оперуполномоченный Ушаков, смирно!

Виктор вытянулся по струнке.

– В распоряжение своего непосредственного начальника Смолина кругом, шагом марш! – буквально проорал Шумаков.

Виктор Степанович вышел из кабинета с испариной на лбу, он ожидал чего угодно, но чтобы так круто поменялось всё за какие-нибудь несколько часов?

Боевой товарищ – предатель? Домохозяйка, с его подачи, начинает работать в разведке и пользуется доверием больше, чем он. Начальство, которое его раньше как по имени отчеству и с уважением не называло, ставит его во фронт как проштрафившегося солдата. Есть от чего прийти в недоумение.

Погружённый в эти раздумья, Виктор добрался до вокзала. Там пылали пожары. Видимо, в результате бомбежки загорелись ещё несколько вагонов на запасных путях. Дым заполнил весь вокзал. В сизом мареве по коридорам ДТО передвигались люди.

Ушаков сразу направился к Смолину. Едва войдя в кабинет начальника, он увидел, что тот у себя не один, и уже хотел повернуть назад, но был остановлен почти радостным возгласом.

– Виктор Степанович, ты как раз вовремя, заходи.

Деваться было некуда, он зашёл и сел на свободный стул у стены.

– Товарищи, – продолжал прерванный появлением Виктора начальник ДТО, – сегодня, буквально час назад, мы получили директиву НКГБ СССР №127/5809 «О мероприятиях органов безопасности в связи с начавшимися боевыми действиями с Германией». *

Читаю по пунктам:

Первый: Привести в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат.

Второй: Провести изъятие разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента.

В этом месте начальник немного задумался, но продолжил читать документ дальше с теми же интонациями.

Третий: Мобилизовать внимание всей агентурно-осведомительной сети на своевременное предупреждение вредительских-диверсионных актов в первую очередь – в системе народного хозяйства и железнодорожного транспорта. Вот!! – Смолин поднял указательный палец вверх, будто нашёл в директиве самое важное и всё разъясняющее слово, -железнодорожного транспорта, повторил он с неким даже наслаждением: