Паломник

– Вы не допускаете, что она переменила образ жизни, завела другую семью? – спросил Евгений Олегович тактично.

Сергей покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Мама нас любила и никогда бы не бросила. Насколько я помню, отца любила тоже. У него был тяжелый характер, но мама… играла по правилам. Если в семье проблемы, это заметно. На фотографиях мама смотрит на отца с обожанием и улыбается, до последнего снимка.

– Знаете, где ее искали? – спросил Евгений Олегович. – Не находили свидетелей?

– Мы были маленькими, – сказал Сергей. – Этим занимался отец и его покровитель Дальман. Потом мы опросили кое-кого. В то лето дома были отец, отцов охранник Максим, шофер Василий Егорович, его жена и по совместительству домработница, Екатерина Тимофеевна, и Ванин тренер Ладо. Ладо в Россию не вернулся, остался в Германии, и его следы затерялись. Екатерину Тимофеевну мама отпускала, когда мы с Пашей уезжали – она месяц была у себя в Николаеве. Мы спрашивали Василия Егоровича, но он ничего не знал. Сказал, что в один прекрасный день все исчезли и никаких следов. Сейчас, после отцовой смерти, его можно попытать активнее, но он очень болен. Четвертая стадия рака. А Максима не спросить – они с отцом расстались, и он погиб, подробностей не знаю.

– Лет десять назад приезжал человек, – проговорил Евгений Олегович. – Расспрашивал про нее, показывал какие-то корочки. Очень въедливый. Но наши люди не любят чужаков с ксивами. В музее есть его данные, я посмотрю.

Сергей вздохнул.

– Не надо, – сказал он. – Это Бубновский. Кошмар нашей семьи. Он бывший кагэбэшник – его то ли выгнали оттуда, то ли сам вылетел. Он прочитал статью Тугарина, и его переклинило. Просто слетела крыша. Он постоянно лез к матери выпытывать про царя и его семью. Даже отец не мог ничего сделать. Он в любую дыру проникал без мыла. Раз мама ехала куда-то в поезде, у нее был СВ, он вломился в купе, запер дверь, потребовал каких-то подробностей. Был жуткий скандал, пришлось вызывать милицию… кстати, – он поднял глаза, – в музее есть эта статья? Та газета, «Голоса звезд», просуществовала год.

Евгений Олегович с готовностью кивнул.

– У меня копия в компьютере, – сказал он. – Правда, в музее ремонт, компьютер отключен, стоит в кладовке… как получу доступ, сразу перешлю. Чем еще помочь?

– Расскажите про мамину семью, – попросил Сергей. – Отец не говорил.

Евгений Олегович с готовностью кивнул.

– Я знал вашу прабабушку, Анастасию Николаевну, и прадедушку, Сергея Гавриловича. Они были беженцы, приехали в Монжу в сорок первом. Тогда оказалось, что в Монже, кроме Сергея Гавриловича, нет ни одного мужика, всех забрали на фронт. И Сергей Гаврилович стал председателем колхоза. Он был непризывной, у него нога криво срослась, он всю жизнь хромал. Анастасия Николаевна была учительницей, работала в школе. Их сын с невесткой перевернулись в грузовике, оба насмерть, шофер был пьяный. А внучка Мария Павловна приехала в Рахманов и поступила в музыкальное училище, но проучилась полгода. Вышла замуж за вашего отца, Виктора Ивановича Шеина, и бросила учебу. Они прожили несколько месяцев и уехали в Москву.

– Вы знали маму? – спросил Сергей, запинаясь. Он смотрел на этого серого потертого человека, опасаясь его воспоминаний.

Евгений Олегович покачал головой.

– Бог весть, – сказал он. – История и реальная жизнь расходятся, понимаете? Но я ее не помню. Я расспрашивал девушек из ее группы, но у нее не было подруг.

Он поклялся, что сигнализирует о новостях, а Сергей в беседке еще понаблюдал клубковатые облака через вязь девичьего винограда, тронутого предосенней краснотой.

Вечером, вникая в хозяйскую перебранку, он гадал, придет ли Ксюша. Потом она явилась и заговорила о каком-то Мишке, прилипшем к ней как банный лист.

– Зачем нам Мишка? – нахмурился Сергей скорее непроизвольно, чем из ревности. – Якшайся со своей Ленкой или как ее.

– А что? – вскинулась Ксюша.

Сергей уже знал ее едкую манеру – подпустить какую-нибудь гадость и забавляться результатом.

Впрочем, она быстро остыла. Когда они пили чай, зазвенел звонок, и Сергей взял трубку.

– Короче, я здесь, – сказал ему Павел. – Куда ехать?

Сергей не знал, как его искать. Призвав Ксюшу, Тамару Андреевну и Игоря Демидовича, он кое-как объяснил Павлу, как проехать к турбазе.

Скоро в ворота, тарахтя, вкатился огромный, как танк, мотоцикл. Посмотрев на молодого человека за рулем – плечистого, массивного, в блестящей коже и узорчатой бандане, с бородкой и усами – Ксюша потеряла дар речи и через минуту пролепетала:

– Говоришь, он клерк?

Павел мгновенно взял ориентир и припарковал мотоцикл у гаражных ворот. Через пять минут он перезнакомился с хозяевами и расположился у Сергея, оседлав табурет.

– Кто идет за бутылкой? – спросил он весело. – Ксюша, деточка, сделай милость… я здесь переночую, ты не против? Места много – смотрю, ты хорошо устроился.

Пораженная Ксюша приняла деньги и исчезла. Когда ее спина, еще видная за дымным тюлем, скрылась в калитке, Павел посмотрел на Сергея укоризненно и проговорил:

– Не успел приехать? Мы-то гадаем, куда он сорвался… будто в Москве мало этого добра. Между прочим, в некоторых деревнях бизнес – подманивают туристов, а потом заява на изнасилование, а свидетели радостно подтверждают.

– Когда есть запись. – Сергей положил телефон на стол. – Дальман отмажет.

– Станет он мараться. Вы считаете меня его любимцем, но я подсознательно жду от него гадости. Мне кажется, он вот-вот поймает меня на чем-нибудь и растопчет.

– Дальман утопит в главном, – ответил Сергей. – А в мелочах поможет. – Он убрал телефон. – Можно открыть дело. Я видел дедов дом. Руина, но есть участок…

Услышав про дом, Павел оживился.

– А правильно! – сказал он. – Поставим бревенчатую избу… вилла а-ля-рюс. Илона не встрянет, она сюда не потащится. – Он шумно выдохнул. – Дай воды, в горле пересохло.

Сергей пошел на кухню, взял мятый ковшик, зачерпнул в баке воды, принес в комнату. Тем временем Павел расстегнул кожаную куртку и, наклонясь, расшнуровывал берцы.

– Ноги устали, – пожаловался он. – Чуть не застрял в песке. Говоришь, дело? Лучше б помолчал, бизнесмен. Мы помним твое дело. Тут дыра-дырой, нечего ловить.

– Руки еще остались, – возразил Сергей. – Взгляни, какая в кухне резьба, эксклюзив.

Братья переместились на кухню, где, не обращая внимания на Тамару Андреевну, осмотрели резьбу, причем Павел изучил трещины и во всеуслышанье заявил, что дни шкафа сочтены. Потом достал телефон и сфотографировал шкафчик во всех ракурсах.

– Наколи этого резчика, – проговорил он, топая по коридору и треща хлипкими половицами. – Закажу теще обеденные стулья, а то она достала беготней по салонам.

Возникла Ксюша с бутылкой, которую Павел осмотрел, разбирая мелкий шрифт на этикетке.

– А закуска? – удивился он, и Ксюша отправилась к холодильнику за колбасой и сыром. На столе появились огурцы, которые Ксюша порезала на половинки и натерла солью. Пока пили за знакомство, Сергей торжественно подсунул Павлу старую газету.

– Смотри, – сказал он с гордостью. – Первый день уже не зря.

Павел поднялся, подошел к окну и рассмотрел блеклый снимок.

– Оцифруем, – проговорил он. – Хотя… что это дает? Повторили за Тугариным.

– Надо шустрить везде, – сказал Сергей, сворачивая газету. –  О наследстве рано говорить. Для начала надо найти мать. Или признать ее умершей.

Павел выкатил глаза.

– Не может быть… – пробормотал он. – Прошло пятнадцать лет. Что, наше государство не озаботилось, что пятнадцать лет о человеке ни слуху ни духу?

– Какой дух? – спросил Сергей. – Не платила налоги? У матери ничего не было, все записано на отца. Не лечилась в поликлинике? Кого это волнует. Не голосовала? Не наказуемо. Не меняла паспорт? Впаяют штраф, но полиция не озаботится, чтобы силком вручить новый. Отец не любил этой темы. С Илоной ему на руку: женат и какие претензии.

Павел вытер лоб ладонью.

– Тем более, – проговорил он. – Надо разобрать бумаги. Сидел бы дома, пока Илона не наложила на них лапу.

– Она жаждет наследства больше нас, – вздохнул Сергей. – Если найдет свидетельство о смерти, то будет беречь как зеницу ока. А отцово завещание в сейфе, она не доберется.

Ксюша ерзала на кровати и впитывала реплики, не понимая смысла. Сергей забыл про нее. Он уставился на стол, перебирая взглядом мыльный сыр, лиловатые ломти колбасы, ноздреватый хлеб, половинки водянистого огурца.

Словно в мире существовал только простой антураж, собранный в богом забытой точке пространства, под сводом из дерева, освоенного в другой эпохе.

– Можно проследить за Бубновским, – проговорил Павел. – И идти за ним. Он одержимый. Знаешь, как отец прекратил его деятельность? Когда Бубновский всех достал, отец его спровоцировал. Нанял актрису, похожую на мать, нацепил на нее платок до бровей, темные очки и пустил в свободное плаванье. Она его поддразнила, как они умеют, и Бубновский клюнул – устроил какую-то дикую сцену. На него составили пару протоколов, так что выходили уголовщина, домогательства и прочее, и отец пригрозил, что, если Бубновский не уймется, он его просто посадит.

Сергей хмыкнул.

– Удивляюсь, что отец с ним церемонился, – сказал он. – Девяностые годы, простые нравы. Еще покровительство Федора Осиповича. Могли решить проблему просто.

Павел покачал головой.

– Коса на камень. Там железная ФСБ-шная крыша, дороже связываться. Бубновский очень непростой. Это мы относились к нему как к шуту.  А отец за ним послеживал.

– Мне приходила другая идея, – сказал Сергей. – Найти Ладо – где он может быть? В Грузии? Ведь он оттуда. Там куча наших, легко навести справки.

Павел задумался.

– Ладо остался в Германии, – возразил он. – Зачем ему тащиться в Грузию?

– Неважно, – сказал Сергей. – Он два месяца провел с Ваней в Германии. Кстати, и Ваня мог бы напрячь память.

Павел потянул длинное луковое перо, закусывая очередную стопку.

– Я приставал к нему, – поведал он. – Он мало помнит. Говорит, лежал как бревно. Даже не осознавал, что кругом говорят по-немецки. Говорит, были жуткие кошмары, вплоть до галлюцинаций. Матери он не помнит. Ладо помнит смутно, потому что Ладо просиживал с ним все дни. Не помнит, как его перевезли в санаторий. Ваня год был на бронебойных препаратах, и потом его лечили плотно.

– Мне кажется, что мать объявится, – проговорил Сергей, обжигая внутренности порцией разбавленного спирта. – Вот-вот. Надо подождать.

Стало тихо. За забором, раздражая слух дефектным дребезгом, протарахтел автомобиль с битым глушителем. Ксюша прикорнула на кровати, а братья беседовали, забыв про нее, и, когда закончилась водка, переместились в соседнюю комнату, где завалились спать, не зажигая света.

Утром Сергей проснулся от стука и звяканья. Павел, бодрый и свежий, ходил по комнате, застегивая куртку и натыкаясь на ведра, оставленные кем-то среди пола.

– Я еду, – сказал он. – Найди мастера, я сброшу размеры и эскизы, как хочет теща.

Братья вышли на крыльцо. Павел раскланялся с Тамарой Андреевной и взялся за мотоциклетный руль. Рев двигателя взорвал сырую тишину, и какая-то птица взвилась с глухого забора. Ежась и позевывая, на крыльцо выползла Ксюша – проводила глазами сизый выхлоп, повисший за мотоциклом.

– Люблю таких, – сообщила она Сергею. – Я бы его склеила как нечего делать.

– Бодливой корове бог рогов не дает, – отрезал Сергей.

Ксюша достала телефон, набрала чей-то номер и заканючила, демонстративно отвернувшись от Сергея.

– Миш, ну чего? Нет, проснулась. Как я изменю такому потрясному? А раньше двух никак? Мы пустые полки, как можем, закрываем… ладно. Жду с нетерпением. Чмоки.

Она побрела к воротам, а Сергей, думая о горячем чае, отправился в дом. Усвоив наказ брата, он расспросил Тамару Андреевну – та выдала координаты племянника Вали и даже позвонила ему, предупреждая, что нагрянет заказчик.

Сергей на скорую руку сварганил завтрак из вчерашних остатков и отправился искать мастерскую. Тамара Андреевна упомянула, что на прибрежную окраину ходит автобус, но Сергей, верный идее смотреть и слушать мир, отправился пешком.

Держа перед глазами корявый план, он обогнул гору битого кирпича и пошагал вдоль аллеи, разделяющей бесконечный забор и двухэтажные бараки. Походив по кругу, добрался до сарая с указанным приметами и заглянул внутрь. Здесь пахло деревом и стружкой, вдоль стен тянулись полки с инструментами, на верстаке валялись резцы и банки из-под клея. Сергей рассчитывал на вдохновенного творца, но Валентин оказался тихим как мышь. Поправляя очочки, он трудился над огромным медведем, и Сергей вздрогнул при виде этого резного монстра.

Выслушивая техзадание, Валентин морщился, повторяя медвежий оскал.

– Умер отец-то? – проговорил он грустно. – Жаль. А мать? Пропала? Сбежала, значит.

В его тоне прозвучало нечто интимное, и Сергей насторожился.

– Почему сбежала? В девяностые много что бывало. И похищали, и всякое.

Валентин посмотрел на Сергея скучными, ничего не выражающими глазками и изрек:

– Этого бы Виктор не допустил. Он прочитал в газете, что у нас объявилась царская внучка. И прямо загорелся. Хочу, говорит, чтобы мои дети были царской крови. Но знакомиться не стал. Говорил, хоть и дворянка, а мало ли какой нрав. Наблюдал с полгода и говорит: правильная девка, положительная – годится. Пошел жениться, она согласилась. И не привел ее к родителям, а снял квартиру в лесхозе, посадил взаперти. Чтобы, говорит, всякая тварь не пачкала. Виктор был крутой… такую жизнь не всякий стерпит. И какая он пара для царской дочки… будет рисунок, отправь.

Выйдя от Валентина, Сергей повлекся по улице, изучая доморощенную архитектуру, и ноги понесли его к Ксюшиному ларьку. Неведомый Мишка не то чтобы волновал его, а не выходил из головы. У лодок копошились трое, и в одном из них Сергей узнал Николаича.

Тот тоже нашел его тяжелым безулыбчивым взглядом.

– Слоняешься? Иди, поможешь.

Сергей заглянул в лодку. Там царил хаос. Поверх непонятных сумок, коробок и контейнеров валялись варежки, маски, веревки, запчасти неизвестно к чему и всякая околорыбная грязь. Николаич разбирал лодку методично, и Сергей распределял вещи по местам. Боковым зрением он следил за ларьком, чувствуя на себе какой-то сложный Николаичев взгляд.

– Вы знали отца? – спросил он, бросая в мусор тюбик из-под силиконового клея. – Вы его не любите.

Николаич еще помолчал и ответил.

– Чего его любить. Не баба. Он меня на грех толкнул, твой отец. – Он сунул Сергею фонарик. – Посвети.

Сергей направил световой луч под лавку.

– Тяжелый? – спросил он. – А мать?

– Что ты мне – батюшка? – буркнул Николаич. – Еще перед тобой исповедываться. А твою мать не знаю. Я Виктора отговаривал жениться. Говорю: что ты веришь статьям. Мало ли что жулик накропал. Поймай этого корреспондента и потолкуй по душам. Пусть покажет документы.  Я думал – может, корреспондент ее родственник.

Сергей задумался. Простое объяснение не приходило ему в голову.

– Мы не знаем тех родственников, – протянул он. – Отвезете меня в Монжу?

Николаич посмотрел на небо с клубами туч, потом на ноги Сергея.

– Купи нормальные ботинки, – сказал он. – Или спроси у Андреевны – может, старые завалялись. Наступишь на гадюку. Да что ты там найдешь? Говорят, и кладбище заросло.

Он пошарил под лавкой и полез из лодки на берег.

– Посиди, – сказал он. – Схожу за тентом, накроем.

Сергей залез в лодку и сел на лавку. На пристани уже никого не было, только подслеповатая дворняга, давясь, грызла мосол у перил. За кронами берез сгущалась серо-черная туча со зловеще-желтой кромкой по нижнему краю и жутковатой игрой небесных сфер в просвете. Пока Сергей прикидывал, чем укрыться от дождя, на площадь выехала старенькая «газель», и на землю спрыгнул белобрысый парень. Подошел к ларьку и постучал в окошко, а Сергей, безучастно разглядывая его, предположил, что этот недомерок и есть хваленый Мишка, к которому он традиционно обязан ревновать.

Из ларька вылезла продавщица, и Сергей, завидев ее, понял, что его инстинкт собственника, возбужденный к Ксюше чисто автоматически, зацепился не за тот объект. Это была мужиковатая тетка, стриженная ежиком, с татуировками на предплечьях. Оценив ее уголовный облик, Сергей позабыл про Мишку, и отношения с Ксюшей заиграли для него новыми красками. Мишка вытащил из «газели» коробки, занес их в ларек и долго не показывался. Потом выскочил и направился к лодке, изображая боевую стойку.

Засомневавшись, нужны ли ему заморочки на ровном месте, Сергей вынул весло и оттолкнулся от берега. Лодка легко скользнула по песку и закачалась на воде.

– Иди сюда! – крикнул Мишка. – Что, бздишь? Иди сюда, я сказал!

Сергей шевельнул веслом, и лодка отплыла дальше. Мишка споткнулся о воду и встал. Лезть в протоку ему явно не хотелось, и он забегал по песку, комично подпрыгивая.

– Что приперся, урод! – кричал он, размахивая кулаками. – Типа родина? В Москве бандиты прижали, как твоего папашу? Деваться некуда?

Он прыгал, орал, а Сергей наблюдал за его пассами. Потом из кустов вылез Николаич и хмуро скомандовал:

– Мишка! Уймись. Нет других дел?

Мишка замолк, словно его выключили рубильником. Шмыгнул в «газель», его ржавый транспорт побуксовал на песчаных кочках и, фырча, скрылся за деревьями.

Сергей подгреб к берегу, выпрыгнул и втащил лодку на песок. Никак не прокомментировав разыгравшуюся сцену, Николаич развернул тент, укутал лодку и зашагал прочь. Сергей медлил, косясь на ларек, и, пока он раздумывал, на крыльце показалась Ксюша с клетчатой сумкой-баулом.

– Раз ты здесь, помоги, – попросила она как ни в чем не бывало.

Сергей принял груз, и она преспокойно направилась к дорожке.

– Это твой? – спросил Сергей.

Ксюша пренебрежительно дернула плечом.

– Просто дурак таскается, – бросила она.

Сырой воздух стал густым, хоть режь ножом. Они шли по улице с запустелыми избами, клетушками и дрянными заборами. Ксюша свернула в калитку, и Сергей, идя за ней, втащил сумку в сени, пропахшие капустой. В доме ревел телевизор, транслируя сериал.

– Кто там? – спросил сварливый женский голос.

– Ма, это мы, – откликнулась Ксюша. – Принесли консервы.

 В глазах Сергея запестрело от узорных ковриков, бестолковых тряпок и лубочных покрывал. В комнате на плюшевом диване сидела полная тетка в обвислых трико, и Сергей не нашел в ней даже отдаленного сходства с Ксюшей.

– Чего? – сказала она, пялясь в экран. Потом, что-то вспомнив, подняла голову и уставилась на Сергея. – Это тебе имярек должен денег? – пробрюзжала она. – Сквалыга. Я бы такому человеку все даром отдала. Все, что попросит!