Паломник

Ольга Владимировна Покровская

Паломник

Ольга Покровская

Паломник

Повесть

«Новый мир» №9, 2025

Утренний междугородный автобус обогнул Слюдяное, миновал малые деревни и высадил у монастыря экскурсию. Перед Рахмановым в нем оставались трое. Девушка с колесной сумкой созерцала панораму за ветровым стеклом. Мужичок средних лет порывался уснуть, но тесное кресло гасило его попытки, держа в постоянном тонусе. Поерзав, он отогнал дрему и обратился к третьему пассажиру, явно неместному.

– Турист? – спросил он. – За рыбой? Москва, Питер?

Вопрос прозвучал в пустоту, потому что у молодого человека не было ни удочек, ни снастей, а его рядовая одежда не намекала на экстремальные хобби.

– Краеведение, – отозвался молодой человек. – Фотографии, виды.

Это объясняло его окольный путь из Слюдяного, окрест столичных рейсов, хотя беглый взгляд обнаруживал на нем отпечаток крупного города.

– Музей на ремонте, – посетовал мужичок. – Да Евгений Олегович, директор, все расскажет, если попросить.

Скоро он знал, что молодого человека зовут Сергей, что он едет из Москвы и что в Рахманове его никто не ждет.

Недомерочный автобус качало на ухабах плохонькой дороги. Из рыжей обочинной глины вылезал блеклый речной песок. Населенная возвышенность вокруг Слюдяного закончилась, и за окошком потянулись необитаемые леса.

От скуки мужичок перечислил туристу церкви, сохраненные и новые. Сергей вежливо покивал. Инвентаризировав памятники, мужичок перешел на городскую летопись.

– Здесь жила дочь Николая Второго, – поведал он. – Которая спаслась. Не в самом городе, а в Монже, кто сунется в такую глухомань. Ее внучка училась в Рахманове. Когда Союз распался и разрешили говорить, приезжал журналист, и в газете была статья: мол, у нас царские потомки…

Сергей проснулся и повернулся к лектору.

– А сейчас? – спросил он.

Мужичок равнодушно пожал плечами.

– Внучка вышла за Витьку Шеина, – сказал он. – Тот еще гусь. Торговал то водкой, то рыбой, то лесом. Поднялся, и они уехали. Шеин так и говорил: хочу, чтобы мои дети были наследники престола. Мол, будут с королями-принцами ручкаться. Сама царевна, Анастасия, с мужем сгорела на пожаре. Что с ее сыном, не помню. И шеинские старики ушли почти сразу. Ивана Яковлевича инфаркт разбил на улице, а жена за ним… через месяц.

– Может, кто бывал? – допытывался Сергей.

Мужичок помолчал, раздумывая.

– Шеин навряд, он хорошо наследил. А Марию не узнают. Она жила без году неделя и ни с кем не зналась. Витька снял квартиру в лесогородке и запер ее там. Евгений Олегович, когда делал выставку, искал ее карточку, так в училище и фото не осталось.

В воздухе, перетекавшем в открытое окно, висела сырость. Потом за березами показались кирпичные пятиэтажки города, и скоро автобус развернулся на площади с крашеным павильончиком. Мужичок и выскочил из автобуса, а Сергей задержался, потому что девушка преградила ему выход неповоротливой сумкой.

– Я помогу, – предложил Сергей. – Вылезайте, я подам.

Она недоверчиво оглянулась на него, поправила темные волосы, спустилась на землю и приняла багаж. В распахнутом вороте ее куртки мелькнула гипюровая майка с нелепым бантиком. Поставив сумку на колеса, она покатила ее по дорожке, а Сергей проводил глазами ее студенистый зад в тонких джинсах. Волоча вихляющуюся сумку, она шла вдоль бараков с кривыми рамами и спутниковыми тарелками. Сергей подхватил рюкзак и отправился следом. Он шел довольно долго, когда обнаружил, что не видит попутчицы. Девушка исчезла в межрядьях заборов и переулков.

Дорога закончилась тупиком. Сергей нашел в кустах тропинку и по ней выбрался на песчаный берег, усыпанный катерами и моторками. Вдоль заборов торчали некрашеные сарайчики, а сбоку располагалась пристань с мостиком и парой каркасных стульев. В кустах притаился ларек, на помосте спала дворняга. Сергей сел на стул, посвистел собаке, принюхался к древесной слизи. Уставился на березовые кроны, над которыми бежали нитевидные облака.

Казалось, что вокруг ни души, но потом Сергей разглядел рыбака в защитной горке и заметил, что тот посматривает на него хмуро. Подумав, что перед ним браконьер, которому он помешал разбирать добычу, Сергей не пошевелился. Потом лодочник вылез на пристань. Снял с велосипеда эмалированную кастрюлю, поволок ее в лодку.

Сочтя его неотвязное внимание достаточным поводом, Сергей спросил:

– Это зачем?

– Прикармливать рыбу, – отозвался лодочник и запихнул кастрюлю под скамью.

Он наклонился и сказал себе под нос:

– Хочешь, поехали вместе. Я на Монжу… не в саму, а рядом.

Сергей поднялся. Опуская знаменательный топоним, он бы поехал все равно, потому что разобрал в приглашении лодочника зов судьбы. Взревел мотор, и лодка, выпустив вонючее облако, вырулила из протоки на открытую воду.

Вода стала глубоко-синей. Рванул холодный ветер. По низким берегам потянулся нескончаемый лес, тронутый болотной травой. Мелькнули причалы, но скоро береговые строения сменились безлюдьем.

Навстречу попадались другие лодки. Вода была оживленнее, чем улицы города. Впереди мелькнул пригорок, на котором сгрудились добротные крыши.

– Вот Монжа, – прокомментировал Николаич. – Туда не пойдем.

Направив лодку за остров, он отвечал на вопросы, которые Сергей задавал ему праздно и как бы между делом.

– Одни приезжие, – рассказывал он. – Две постоянных семьи, из Москвы и из Рязани. Здесь, считай, миллионеры. Батюшка, бывший военный. Местных никого – Монжа ведь горела. Была баба Валя, ее дочь забрала в Слюдяное.

Пока они ходили по заливам, поросшим камышами, он живописал биографии аборигенов, однако Сергей скоро заскучал и слушал вполуха.

Облака распались, выглянуло солнце и, когда моторка повернула обратно, рябистая гладь замерцала, а Сергей залюбовался бликами на водяном зеркале.

– Чего приехал? – спросил Николаич.

Сергей улыбнулся, прикидывая, как объяснить приезд в место, которому он был настолько чужд, что это бросалось в глаза.

– В прошлом году, – протянул он лукаво. – Праздновали свадьбу на катере, и невеста уронила в воду кольцо, цены несметной. Может, в какой рыбе найдется.

Николаич помолчал, правя руль, и сказал с укором:

– Помолчи про эту чушь, а то напортят рыбу. Не хочешь говорить – не говори.

– Правда звучит странно, – проговорил Сергей уже серьезно. –  Я слушаю ветер.

Лодка вернулась к пристани, и Сергей выпрыгнул на помост. Николаич бросил вслед:

– Ты похож на отца. Он жив?

Сергей покачал головой.

– Сердечный приступ, – ответил он. – Почти месяц назад.

Николаич кивнул.

– Наследственность, – сказал он со вздохом. – А мать жива?

Сергей помедлил.

– Не знаю, – сказал он и направился к дорожке.

– У шеинского дома провалена крыша, – сказал Николаич ему в спину. – Ксюха!

В ларьке кто-то завозился, и в дверях возникла темноволосая девушка из автобуса.

– Отведи к Тамаре Андреевне, – распорядился Николаич.

Девушка спрыгнула на землю, одернула майку, окинула Сергея долгим взглядом и пошла прочь, покачивая бедрами. Сергей последовал за ней.

– Куда идем? – спросил он.

Она остановилась и подождала его.

– Раньше была турбаза, – сказала она, покусывая губу. – Сейчас там Тамара Андреевна. Не вздумай ей платить. Она сама просит, чтобы кто-то пожил.

Она привела его к дощатому забору, за которым оказался одноэтажный барак. Вытоптаный участок у дома украшали клочковатые грядки, и только вдоль забора тянулись пышные заросли малины.

– А, Ксюша, – лениво поздоровалась старуха, появляясь на крыльце.

Крючковатый нос, глаза с желтыми белками и неопрятный халат придавали ей сходство с бабой-ягой. Пока Ксюша договаривалась, Сергей изучал двор со столом и лавками из грубых досок.

Наконец Тамара Андреевна произнесла «четвертый» и Ксюша позвала Сергея внутрь. За дверью тянулся коридор с крашеными стенами. Между рейками зияли щели, от порога тянулись полосатые половики. Войдя в комнату, Сергей подивился, куда его занесло, лицезрея коричневые доски пола и серо-голубую стенную обшивку с наружной проводкой. Под низкими окнами стоял столик, стену подпирал старый шкаф. Еще были печка-буржуйка с кривой трубой, термометр на стене, над окном – бумажный календарь, запоздалый на два года. Кровать слоями укутывало барахло: оборки, вязаные покрывала, стеганые попоны. Пока Сергей прикидывал, как разгрести этот хлев, Ксюша вздохнула.

– Грязюка, – проговорила она брезгливо. – Тут мыть и мыть.

Через минуту в комнате появились ведро и швабра. Ксюша взяла в охапку тряпье и вынесла его на улицу. В дымном от пыли окне Сергей увидел, как она палкой выбивает тюфяк. Он сидел молча, словно испытывая, до каких пределов дойдет ее забота.

Когда она мыла пол, у него зазвонил телефон.

– Ты где? – спросил его бодрый голос.

– Я же говорил, – ответил Сергей. – В Рахманове.

Собеседник вздохнул.

– Обалдел, – проговорил он. – Тебя вечно тянет не туда. Я молчу про эти дурацкие бизнесы, про парапланы и прочее. Ты как Бубновский, у тебя идея фикс.

– Никто не доказал, что мать за границей, – сказал Сергей. – И нельзя шерстить все страны. Вдруг я найду того журналиста, Тугарина, который поднял тему.

– Пока ты бегаешь, Илона перепишет дом на себя, – предположил собеседник. – Изобретет дарственную задним числом. Уверен, что она не поменяла замки?

– Вряд ли, – возразил Сергей, глядя, как Ксюша на прямых ногах, выставив зад, возит тряпкой по крашеным доскам. – Федор Осипович не допустит.

– Как хочешь, – вздохнул собеседник. – Я бы не закладывался на Дальмана.

– Илоне не нужен дом, – сказал Сергей. – Отец его строил в девяностых, в проблемную пору. Это не дом, а дзот на линии фронта. Вы оттуда свалили, и Илона вечно сидела на низком старте. Она там не была с похорон, и мне не улыбается.

– Ей нужны деньги, – согласился собеседник. – Продать его легко, до Москвы два шага, одно место чего стоит. Что ты зациклился на Рахманове? Ладно, на связи.

Когда он повесил трубку, Ксюша выпрямилась и задумчиво произнесла:

– Федор Осипович… какое имя. Это не Дальман? Тот самый?

– Конечно, нет, – ответил Сергей. – Где Дальман, и где я. Мало ли в стране Федоров Осиповичей.

Ксюша сбросила кофту и осталась в гипюровой майке, под которой просвечивал неплотный лифчик.

– А кто звонил? – спросила она, словно имела на это право, и Сергей ответил ей в тон.

– Брат Павел. Он на два года младше, но ответственный и зрелый человек. Отец семейства и клерк в частной компании. Еще есть брат Иван, на три года старше. Звезда госслужбы. Но мы исторически неблизки. Я рос с Пашей, но он молодец, а я так.

Ксюша кивнула, положила тряпку и оббила руки от грязи.

– Дай денег, – сказала она. – Надо купить продуктов, а то будешь лапу сосать. Тут рядом «Магнит».

Не удивляясь, Сергей достал из рюкзака кошелек и подал ей пару бумажек. Она натянула куртку и ушла, и Сергей решил, что она больше не появится. Он посмотрел в окно, выбрался на крыльцо и оглядел соседние крыши над забором. Потом вернулся в комнату. Он разбирал немногочисленные вещи, когда вернулась Ксюша с пакетом из супермаркета.

– Чай, хлеб, сгущенка, тушенка, – перечисляла она, выкладывая покупки на клеенку. – Сыр и колбаса у Тамары Андреевны в холодильнике, спросишь.

Она достала льняную салфетку и накрыла ею тарелку. Пододвинула табурет, влезла на него с ногами, взяла с полки чайник с голубой деколью.

– Помоги, – попросила она, протягивая руку.

Сергей подошел. Она неуклюже спрыгнула, навалилась на него и поцеловала влажно-ласково, перебирая губами его губы. Потом отстранилась, сняла с чайника крышку и дунула внутрь. Присев на кровать, Сергей наблюдал, как она расставляет посуду.

Вся комната с ее дощатыми стенами и бытом из далекой эпохи сразу сделалась полной смысла. И молчание, сперва отчужденное, тоже стало органичным. Ксюша перемыла посуду. Сергей выжидал. Это была игра, и он ее принял. Постепенно стемнело, и Сергей, которого тяготило безделье, подошел к кровати, встал на нее коленом и попрыгал, продавливая матрас.

– Ты чего? – спросила Ксюша.

– Смотрю – крепко? – ответил Сергей.

Ксюша хмыкнула.

– Они такое выдерживали. Надо взять белье, постелить.

– Не надо, потом, – возразил Сергей, хватая ее за руку.

Когда дошло до белья, стояла ночь. В комнате сделалось промозгло и холодно. Дрожа, Ксюша вынырнула из-под одеяла и включила телефон, заменяя фонарик.

– Я в сортир, – сказала она. – Посвети, а то черт ногу сломит.

Она натянула брюки, набросила его рубашку, и они, скрипя половицами, прокрались по коридору. Чернота за дверью была тотальной, и лишь через некоторое время Сергей разглядел за забором отсвет от фонаря, а в бездонном небе – колючую звездную россыпь.

Когда они вернулись, Ксюша ухнула как филин, ловя эхо от протяженного коридора.

– Найди меня! – засмеялась она негромко. – Ууу! Тут привидения!

Представив, как отреагирует хозяйка на их игрища, и скользя на половиках, Сергей отправился за Ксюшей. Услышав хихиканье, он нащупал выключатель и зажег свет.

– Хватит, – сказал он. – Нас вышвырнут отсюда.

В чулане громоздились убитые велосипеды, старые лыжи, остовы складных стульев, сдутые мячи, а Ксюша прыгала на досках перед этой грудой, рискуя обрушить ее вниз.

– Гормон бурлит? – проговорил Сергей с досадой. – Эмоции штырят? Все, зайка, идем.

Напоследок Ксюша пнула старые газеты, и они разлетелись по полу.

– Подбери! – рассердился Сергей.

Он присел рядом с ней и брезгливо, избегая пачкаться о вековую грязь, сложил несколько газет. Замер, разглядывая расплывчатое фото. Ксюша навалилась на его плечо, прослеживая взгляд на снимок с забором, избой и молодой девушкой на переднем плане.

– Это мама, – сказал он, поднимаясь. – Я за ней приехал.

Не отрываясь от снимка, он вернулся в комнату и разложил на клеенке экземпляр местной газетки. Фотографию сопровождала крошечная заметка, и Сергей прочитал ее по складам, заучивая назубок:

– По следам публикации в газете «Голоса звезд». Наша знаменитая землячка, Мария Царева – предположительно правнучка последнего императора Николая Второго.

Ксюша на цыпочках подошла и заглянула ему через плечо.

– Ты царский потомок? – пробормотала она и хохотнула: – Ничего себе!

Не слушая ее, Сергей вскочил и заходил по комнате.

– Брат не понял, – сказал он. – А я угадал. Эти «Голоса звезд» закрылись, главред умер, про корреспондента никто не знает. Пробивали через все инстанции… видимо, псевдоним. Знаешь такого Тугарина? Он написал, что моя прабабушка – уцелевшая Анастасия Романова. Бог весть, откуда он это взял, но ведь не выдумал! Все предки умерли до моего рождения, а мама пропала пятнадцать лет назад. Брат говорит, надо за границу, но я не верю.

– Ни фига себе, – сказала Ксюша. – Ладно, я буду спать.

Она отвернулась к стене, а Сергей погасил свет и еще долго сидел в темноте, поглаживая сохлый газетный лист.

Утром Ксюша поднялась первой. Достала из хозяйского холодильника колбасу и сыр, принесла горячий чайник, пучок лука и пакет с сушеной травой.

– Тамара Андреевна признает только кипрей, – проговорила она. – Здоровый образ жизни. У тебя машина, довезешь до работы?

Она разложила на тарелке бутерброды, заварила чай. В комнате было сыровато, и Сергей, поеживаясь, выставил руки над горячим паром.

– Ни машины, ни квартиры, – сказал он. – Лишний геморрой. У нас с другом был бизнес, и я год жил на производстве. И в Москве есть каршеринг, это проще.

– Ты бизнесмен? – спросила Ксюша. – Что делаешь?

– Спортивное оборудование, – сказал Сергей. – Но не получилось.  У братьев есть квартиры и машины. А я паршивая овца.

По комнате разлилось молчание, на этот раз неприятное, вызванное надобностью о чем-то говорить, когда говорить было не о чем. Ксюша достала телефончик, положила на стол, включила музыку. В стены ударил голос популярного певца, сопровождаемый ритмичной какофонией. Сергей вздрогнул.

– Убери, – велел он. – Чтобы я его не слышал. Он мне денег должен. И не отдает, псина.

В образовавшейся паузе Ксюша медленно раскрыла рот.

– Он? – пораженно пролепетала она. – Ты его знаешь? И много должен?

– Прилично, – сообщил Сергей, не моргнув глазом. – У него на тачку не хватало. Мне вся попсовая тусовка торчит по мелочи. Так что не включай, сделай милость.

Ксюша с благоговением выключила музыку. Обстановка немного разрядилась.

– Тут дедов дом, – проговорил Сергей. – Не знаешь, где?

– Шеинский? – переспросила Ксюша. – Там пол прогнил. Это бомжацкое гнездо, там обитает Шурка Лапин, из семейки алконавтов. Он все либо продал, либо изгадил.

Она вытерла стол, помыла чашки и собралась уходить. Сергей, сопровождая ее, прикрыл дверь. Двор был пуст, и только за забором, над которым виднелась крыша в полосках рубероида, раздавался куриный клекот. Ксюша повела Сергея на соседнюю улицу с колдобинами, кучами битого кирпича и ржавым жигуленком в канаве с лопухами. На ходу Сергей оглядывал дома. Некоторые были ухоженные, но попадались нежилые, и Ксюша привела его к одному из них.

Дом выглядел плачевно. Огромный, ушедший в бурьян, он напоминал корабельный остов, готовый утонуть. Его крыша просела, чердак накренился, окно зияло пустотой, по переломленным торцам взбирался хмель, цепляясь за осколки шифера.

Крапивная стена расступалась у боковой дорожки. Сергей, сторонясь ядовитых листьев, сунулся в заросли, но тут мимо него из выбитого окна пролетел обломок доски. Сергей выскочил обратно, острекавшись крапивой и шипя от боли.

– Говорю, Шурка, – прокомментировала Ксюша. – Фиг его оттуда выкуришь.

Сергей изучил метательный снаряд, оценил смертоносную силу старых гвоздей, торчащих из трухлявой доски, и покачал головой.

– Я пас, – сказал он.

– Пойду, – протянула Ксюша, поправляя волосы. – Ленка меня убьет.

Она встала на цыпочки, поцеловала его и пошла по улице, покачивая бедрами, а Сергей еще задумчиво посмотрел на шеинский дом и отправился обратно.

Перед воротами турбазы он приметил старенькую, но ухоженную иномарку и решил, что к Тамаре Андреевне приехали ожидаемые гости, однако разглядел местные номера. Пока он медлил, из машины вылез человек лет сорока.

– Вы Шеин? – спросил он приветливо и даже несколько заискивающе. – Пожалуйте к нам… ваш батюшка из нашего города добился в жизни больше всех.

Человек представился чиновником администрации Антоном Никитовичем, и Сергей, предубежденный против чиновников вообще, напрягся, но Антон Никитович был так приятен и любезен, что Сергей смягчился.

– Отец умер, – объяснил Сергей, увидев по лицемерному сдвигу бровей, что Антон Никитович в курсе. Городок окунался в слухи моментально.

Сергей сел в машину, и та заковыляла по песчаным ухабам, скрипя колесами. Выкручивая руль, чиновник преобразился в гида и пересказал городские байки со времен царя гороха. Конечным пунктом оказалась пустынная площадь со скромным памятником и советской стекляшкой, облицованной губчатым известняком, и Антон Никитович провел Сергея в опрятный кабинет с непритязательной обстановкой.

– Не ради любопытства, – проговорил он, и Сергей заметил, что он с видимым усилием подбирает слова. – Виктор Иванович в городских анналах занимает определенную нишу. Как случилось? Не вдаваясь в личные подробности.

Сергей вздохнул.

– Сердечный приступ, – объяснил он. – Отец был дома один, его нашли на другой день. Когда хватились, его охранник и шофер взломали дверь в кабинет, он лежал на полу. Врач сказал, что он умер где-то за сутки, поэтому записали дату двадцать пятое июля. Обслуга живет отдельно, поэтому никто не слышал ни криков, ни шума.

– Генетика, – посочувствовал Антон Никитович. – Его отец умер так же, на ходу. Счастливая смерть… а ваша матушка?

– Мама пропала пятнадцать лет назад, – сказал Сергей. – Я этого не помню. Алаверды: расскажите о маме и ее родственниках.

– Мда, – рассеянно сказал Антон Никитович, и по его лицу пробежала тень. – Я, собственно, ее не знал. Она старше меня на пять лет, а в детстве это много. Ее родные жили в Монже. Насколько я знаю, Мария Павловна училась в музыкальном училище, расспросите ее однокурсниц. Например, Инну Дмитриевну, она преподает в центре искусств. Сейчас она повезла детей на фестиваль, но скоро вернется.

– Мама приезжала? – спросил Сергей. – Кто-нибудь ее видел? Может, слухи?

– Какие слухи, – вздохнул Антон Никитович. – Некоторые краеведы пытались следить за ее биографией. Одно время приезжал какой-то странный человек, шерстил весь город, приставал ко всем с ножом к горлу. Мы не знали, что она пропала.

– Это Бубновский, не к ночи будь помянут, – сказал Сергей. – А что вы знаете о Тугарине? Это журналист, который раскопал историю со спасшейся Анастасией.

Антон Никитович развел руками. Его голос сделался масляным.

– Какие планы? – спросил он приторно. – Обращайтесь. У нас перспективы и режим благоприятствования. – Он развеселился. – А то съездим на охоту? Виктор Иванович, наверное, рассказывал.

– Обращаюсь сразу, – сказал Сергей. – В дедовом доме живет хулиган.

Антон Никитович всплеснул руками.

– Да гоните его в шею! – воскликнул он. – Не стесняйтесь! Еще чего!

Провожая Сергея на выход, он встретил двух коллег, и все трое, обступив Сергея в дверях, заахали, поминая охоту с рыбалкой. Сергей спросил у них про местное кафе и, выйдя из администрации, отправился прямиком туда.

Потом он бродил среди застройки, петляя и сканируя встречные лица.

Дойдя до забора турбазы, он зашел во двор, готовясь к хозяйскому втыку по итогам ночи, но Тамары Андреевны не было, а на скамейке, раскачиваясь, сидел худой старик в брезентовых штанах и фланелевой рубахе. Легкая пьяная прострация занавешивала его неподвижные глаза голубой мутью.

– Томка! – крикнул он с нотками юродства. – Турист пришел.

Из двери выскочила разъяренная Тамара Андреевна с кухонной лопаткой. По ее виду Сергей ожидал себе выволочки, но она набросилась на старика.

– Молчи! – выпалила она. – Ненавижу! – И исчезла в доме.

Старик пьяно улыбнулся.

– Любит меня, – объяснил он. – Потому что помнит добро. Это же я ей дом отстоял, обеспечил на старости лет. Кусок хлеба и крышу над головой. А что бранится – пустое.

Сергей хотел пройти мимо, но старик впился в него бессмысленными глазами.

– Тебе сколько лет? – спросил он. – Женат? Нет? Ну и дурак. Разве это счастье? Хотя… – Он глубокомысленно задумался. – Если смеются, неплохо. Главное, не обижать людей.

Он пошамкал синеватыми губами, глотая воздух, а Сергей изучал его с тем же немым вопросом, с каким пытал всех жителей городка.

– Ищешь мать? – продолжал старик. – Зря. Неси свой крест. Господь простит. А родителей оставь.

Сергей заглянул на кухню, откуда несло горелым и где разгоряченная Тамара Андреевна нависала над шкворчащей сковородкой. Кругом теснились сальные занавески, марлевые мешочки, тазы, банки и кастрюли, но на фоне этого убожества Сергей поразился деревянному шкафчику изумительной резьбы.

– Племянник балуется, – буркнула Тамара Андреевна. – Чего надо?

После многочисленных уговоров все-таки позволила ему перелистать газетные залежи при условии, что он не тронет инвентарь и нечего не уронит.

Рискуя нарушить запреты, Сергей вытащил из-под велосипеда с провисшей цепью кипу разрозненных газет. Чихая от едкой пыли, перебрал их, но скоро остыл. Он со злобой ворошил эту жалкую макулатуру, когда глумливый голос позвал его с улицы:

– Турист! Где ты тут? К тебе пришли.

Чертыхаясь, Сергей вышел на крыльцо. Рядом со стариком сидел пегий человечек лет пятидесяти – с папкой на коленях, в вязаной кофте и в очках, за которыми непреклонно поблескивали сумасшедшие глаза.

– Евгений Олегович Попов, директор краеведческого музея, – назвался он.

Они переместились в беседку – облупленную будку, которая торчала в огороде. Сергей долго выбирал место почище, а Евгений Олегович устраивал на покоробленном столике свою папку. Когда оба уселись, он сказал:

– Не мог не прийти. Ваша матушка, – он запнулся, подбирая формулировку, – известный человек, у нас есть экспозиция. Это любопытная историческая гипотеза.

– Баш на баш, – ответил Сергей ему в тон. – Что вас интересует?

Евгений Олегович напрягся за очками, готовясь ловить каждое слово.

– Мы не знали, что она пропала, – сказал он. – Это связано с бизнесом Виктора Ивановича?

– Нас не было в Москве. – Сергей ковырнул ногтем вздувшуюся столешницу. – Мне было девять, младшему брату Паше – семь. Мы были в языковой школе, отец отправлял нас на лето. А старший брат Ваня тогда заболел. Он увлекался единоборствами и получил травму. Тренер повез его в Германию, в больницу. Когда мы с братом вернулись, мамы не было. Мы почему-то решили, что она поехала к Ване. Он долго лечился, бросил тренировки. И жил за границей – восстановление, реабилитация… мы считали, что мама с ним. Потом отец сказал, что нет.