Унесенная пингвинами

Я рада, что она запомнила правильно. Обычно она не очень хорошо разбирается в именах.

Прежде чем ответить, Дейзи снимает глазурь с кекса, складывает ее пополам и отправляет в рот:

– Думаю, хорошо.

Когда я встретила их на заправке, ее отец – всегда такой милый, улыбчивый Гэв – рассказал мне, что дела в велосипедном магазине идут очень неплохо, настолько неплохо, что он подумывает открыть еще один на границе с Шотландией. По его словам, он подыскивает место с квартирой на втором этаже.

Миссис Маккриди обрадовалась, когда я рассказала ей об этом, ведь это значило, что мы сможем видеться с Дейзи чаще. Я также узнала, что ее мама (стройная, тихая, милая женщина по имени Бет) поедет в школьную поездку вместе с Ноа, чтобы помогать учителю присматривать за детьми. Это одна из причин, по которой Дейзи остается с нами. Я рассказываю об этом миссис Маккриди, и она, заинтересовавшись, возится со своим слуховым аппаратом, чтобы сделать погромче.

– Куда они едут? – спрашивает она.

– В Швейцарию, – отвечает Дейзи. – Папа летом никогда никуда не ездил, потому что был безумно занят. И я тоже уезжаю впервые. А вот Ноа поедет за границу. – Она морщит нос и с громким звоном, от которого миссис Маккриди вздрагивает, опускает чашку на блюдце. – Мама говорит, что у меня уже были длинные каникулы с тобой и пингвинами, а теперь очередь Ноа.

Миссис М смотрит на нее.

– Не унывай, – улыбается она. – Мы приложим все усилия, чтобы твое время с нами было таким же приятным.

Мне велели не рассказывать о предстоящем путешествии миссис М по миру. По крайней мере, пока. Мы тщательно выберем момент. Мне не терпелось рассказать ей, но я понимаю, что нам хотелось бы избежать возможной зависти со стороны Дейзи.

Дейзи обожает приезжать в Баллахеи. Но миссис Маккриди тяжело присматривать за ней в одиночку, поэтому я всегда остаюсь в одной из свободных комнат, когда она здесь. Дуг спокойно относится к моему отсутствию и разогревает в микроволновке блюда, которые я заранее для него готовлю. Позже еще позвоню ему и узнаю, справился ли он с цветной капустой в сыре.

– Как дела в школе? – спрашивает миссис Маккриди.

– Хорошо. Я участвую в пешем благотворительном марафоне. – Дейзи очень инициативна (так описала ее мама) в школе и собирает средства для благотворительных организаций, которые борются с раком и занимаются охраной окружающей среды. Думаю, что миссис Маккриди оказала на нее хорошее влияние.

– Очень похвально, – комментирует миссис М. – Я с удовольствием стану твоим спонсором. Куда вы планируете пойти и длинным ли будет путь?

Дейзи пожимает плечами.

– Без понятия. Наверное, выберем место рядом с домом. Пока не знаю насколько, но, думаю, путь будет о-о-очень длинным. – Она широко разводит руки в стороны, демонстрируя как много они собираются пройти.

– Пешие благотворительные марафоны сейчас очень популярны, – комментирую я. – Ты видела статью в «Скотс Таймс»? Один старик планирует пройти вдоль канала Форт энд Клайд в благотворительных целях. Это просто замечательно.

Миссис Маккриди слегка фыркает. В отличие от меня, она не особо впечатлена. Но она и сама любит ходить на долгие прогулки.

– Сколько ему лет? – спрашивает она.

– О, я не помню. Думаю, примерно вашего возраста. Могу проверить, если хотите. – Я наклоняюсь к кухонному шкафу, потому что могу дотянуться до ящика со своего места, открываю и достаю газету. Как я и помнила, статья была на первой полосе. С фотографии на меня смотрел широко улыбающийся старик с ходунками. – О нет, я ошиблась, – бормочу я, пробегая взглядом абзац. – Он даже старше вас, миссис Маккриди. Намного старше. Ему девяносто три года! Невероятно. Девяносто три! Он совершенно не выглядит на свой возраст.

– Дайте и мне посмотреть! – кричит Дейзи, выхватывая у меня газету. – Мне кажется, он выглядит гораздо старше Вероники, – заключает она, глядя на фотографию. – Но он не пользуется помадой и тенями для век, – добавляет она.

– Не дерзи, юная леди, – делаю я замечание.

Но миссис Маккриди, похоже, не обращает внимания.

– Его намерения заслуживают похвалы, – говорит она. – И все же прогулка по каналу Форт энд Клайд не такое уж невозможное достижение. Тем более что он двигается небольшими шажками и с помощью ходунков.

Дейзи разом проглатывает оставшийся бисквит и запивает его соком. Я вспоминаю, что ей нельзя показывать статью о миссис Маккриди на другой странице. Ее глаза широко раскрываются.

– Эй, это же ты, Вероника!

Я смотрю на расстроенное лицо миссис М, потом на Дейзи, потом на газету. Прищурившись, я останавливаю взгляд на фотографии и изображаю удивление.

– Неужели? Не может быть! И правда!

Я пытаюсь отобрать газету, мы боремся, но Дейзи побеждает. Она читает статью, выкрикивая некоторые слова громче остальных: «амбассадор пингвинов», «сэр Роберт Сэддлбоу», «Галапагосские» и «Фолклендские острова», – и с каждым выкриком я все больше кажусь себе преступницей.

– Почему вы мне не сказали? – обиженно завывает она.

Миссис М, похоже, оставляет объяснения на меня. Я на ходу придумываю, что мы сами только недавно узнали и еще не успели осознать новости, что мы собирались ей сказать немного позже, как только она освоится, и как это прекрасно, не правда ли, и как мы гордимся нашей миссис Маккриди. Лицо горит от смущения.

Дейзи хорошо воспитана, поэтому она вежливо поздравляет миссис М. Она восприняла новость лучше, чем мы думали, но радостной ее назвать трудно.

Хорошо, что на завтра мы приготовили для нее угощение.

3. Вероника

Лохнаморги

Мак наблюдает за нами глазами-бусинками с вершины своего любимого валуна. Словно узнав нас, он спрыгивает вниз, вытягивает оба ласта и слегка наклоняет голову в одну сторону. Мак – наш любимый шотландский пингвин; шотландский в том смысле, что он родился и вырос в Океанариуме Лохнаморги. Мы с Дейзи и Эйлин от него в восторге. Как и у других пингвинов, у него черная спинка и белый живот, но так как он относится к виду золотоволосых пингвинов, над глазами у него растут пучки ярко-золотистых перьев, которые тянутся от клюва по обеим сторонам головы.

Другие пингвины держатся в стороне, но Мак очарован публикой. Он ковыляет к нам по бетонной дорожке через мини-зебру, покачивая из стороны в сторону великолепными перьями, развевающимися, словно ленты.

Из-за моей блестящей красной сумочки в руках Дейзи немного похожа на маленькую мультяшную королеву Елизавету. Без сумочки я ощущаю себя голой, да мне и не хотелось отдавать ее в цепкие ручки Дейзи, но она так громко ее требовала, что я предпочла не нагнетать и без того эмоционально насыщенную ситуацию.

К моему большому облегчению, она возвращает сумочку мне, присаживается на корточки и приветствует Мака. Дейзи не подходит слишком близко, зная, что ей нельзя прикасаться к пингвину.

Последнее время Эйлин водит неаккуратно, и мое кровяное давление только-только пришло в норму. Отчасти благодаря присутствию Мака. И хотя фиаско с амбассадором пингвинов меня несколько раздражает, непосредственная близость птицы оказывает терапевтическое воздействие. Также мне нравится, что грустное выражение лица Дейзи сменяется радостным, когда она разговаривает со своим пернатым другом.

Невысокий, серьезного вида мальчик, чуть моложе Дейзи, стоит в стороне от остальных посетителей, засунув руки в карманы, и смотрит на нее. Дейзи берет на себя труд познакомить его с пингвином.

– Его зовут Мак. Мак, потому что золотоволосых пингвинов еще называют пингвинами Макарони, – объясняет она. – Это один из восемнадцати видов пингвинов. Правда он милый? Вон те, с черной полосой на грудке, – очковые пингвины. Но лучше всех, конечно, Мак. Меня зовут Дейзи, я живу в Болтоне, но я путешествовала по всему миру и видела пингвинов в дикой природе. А ты знаешь, что на Фолклендских островах обитает целых пять видов? Я там была.

Мальчик выглядит достаточно впечатленным, поэтому она продолжает:

– Я встречала так много пингвинов, что ты вряд ли мне поверишь. А еще я лично знаю сэра Роберта Сэддлбоу.

– Серьезно? – глаза мальчика округляются, словно блюдца. Кончики ушей краснеют.

Дейзи энергично кивает.

– Да, правда. Он очень милый. И я здесь с вон той дамой, Вероникой Маккриди. Я иногда живу у нее.

Она указывает на меня, и мальчик бросает взгляд в мою сторону. Я выдавливаю из себя кривую улыбку, чем, наверное, пугаю его, потому что паренек тут же отворачивается.

– У нее есть особняк на берегу моря, называется Баллахеи, – продолжает Дейзи. – Он огромный, и там есть одиннадцать каминов и пять лестниц и полно всяких крутых вещей, вроде корабельного колокола и глобуса на ножках. А это Эйлин. Она помогает ухаживать за домом, и за Вероникой, и за мной иногда. Она живет в Килмарноке и любит торты.

Я бросаю взгляд на Эйлин. Она неотрывно смотрит на Мака и делает вид, что не слушает.

Дейзи с энтузиазмом продолжает:

– Мы с Вероникой и сэром Робертом были на телевидении. Подожди, я тебе покажу.

Она достает телефон и листает фотографии. Мальчику нечего сказать. Вероятно, он задается вопросом, почему на фотографиях у Дейзи нет волос, а теперь они густой копной спадают ей на лицо. Он внимательно разглядывает фотографии, потом смотрит на Мака и снова на фотографии.

В конце концов, устав от его молчаливого восхищения, Дейзи убирает телефон. Молодая пара – очевидно, его родители – уводит мальчика в сторону кафе.

– Какой милый, застенчивый мальчик! – заявляет Эйлин. – У тебя появился новый поклонник, Дейзи.

– Я понимаю, что излишняя откровенность сейчас в моде, – замечаю я, – но совсем не обязательно было рассказывать ему все подробности нашей жизни в первые две секунды после знакомства.

Дейзи мои слова не смутили.

– Я хотела рассказать ему и про рак, но потом передумала.

Я положила руку ей на плечо.

– И правильно. Неприлично упоминать на людях о проблемах со здоровьем, какими бы серьезными они ни были.

К счастью, Дейзи полностью выздоровела, хотя рак – существо коварное, и никогда нельзя быть уверенным, что он ушел навсегда.

Почувствовав острую необходимость в носовом платке, я снимаю перчатки, расстегиваю сумочку и, только вытащив платок, запоздало понимаю, что перчатка упала на землю, и Мак с неудержимым рвением бежит к ней. Я пытаюсь спасти перчатку, но не успеваю – жадным клювом пингвин хватает ее с земли и начинает жевать.

Дейзи визжит от смеха. Мак внимательно изучает вкус и текстуру расшитой бисером кружевной перчатки, ажурные пальцы болтаются по сторонам клюва, скрежещут бусины. И хотя это мои любимые перчатки, я тоже улыбаюсь.

Навстречу нам идет бойкая молодая женщина в высоких резиновых сапогах и с ведром в руках. Стянутые в хвост волосы развеваются на ветру. Она – одна из смотрителей океанариума, и мы хорошо ее знаем благодаря нашим частым визитам. Ее зовут Тилли, или Милли, или что-то в этом роде.

Она подбегает к Маку и вырывает перчатку из его клюва. Пингвин возмущенно клюет ее в коленку.

– Эй, Мак. Не наглей. Я помню тебя еще яйцом, – кричит она.

Я с благодарностью и изяществом забираю у нее перчатку, стараясь не показать своего огорчения. Грязная ткань безвозвратно порвана, а затейливая вышивка уничтожена.

Моя флегматичность смотрительницу успокаивает, и она поворачивается к Дейзи.

– Привет, Дейзи! Рада тебя видеть.

– Привет, Молли! Уже время кормления?

– Конечно. Нужно поскорее накормить Мака правильной едой, пока он не начал жевать что-нибудь еще.

Она ставит ведро на землю, опускает руку, достает скользкую пахучую рыбу и бросает ее пингвинам. Дейзи уже несколько раз помогала ей, но сегодня предпочитает наблюдать и фотографировать. С каждым разом Мак орудует клювом все искуснее, да и Тилли так хорошо целится, что пингвин с легкостью ловит рыбу, иногда, к восторгу зрителей, он даже подпрыгивает и хватает ее на лету.

– Как же ловко у него получается! – восклицает Эйлин.

– Да, но у него есть преимущество, потому что он не боится подойти ближе остальных пингвинов, – замечаю я. – А Тилли умеет бросать.

– Вероника, не Тилли, а Молли! – поправляет Дейзи.

Я бросаю на нее строгий взгляд.

– Чванливость молодым совершенно не к лицу.

Дейзи не обращает внимания на мое замечание. Пока Молли кидает последнюю рыбину, она тараторит о том, как она обожает Мака и какой он замечательный.

– Он настоящая звезда, скажи? А еще мне нравится вон тот, – Молли указывает на очкового пингвина, который дремлет стоя, слегка опустив голову. – Его зовут Пабло. Ему уже двадцать два года, как и мне.

– Батюшки! – восклицает Эйлин.

– Он в два раза старше меня! – заявляет Дейзи, которая в этом году достигла благородного возраста десяти лет.

– Пингвины в неволе могут дожить до глубокой старости, но он исключительный. Мы так гордимся им.

Пока мы любуемся Пабло, он приоткрывает один глаз. Ни морщинки не появляется на розовом участке кожи над его глазом, и я ненадолго задумываюсь, каким кремом для лица он пользуется, но потом одергиваю себя – он же всего лишь пингвин.

– Как вы их всех узнаете? – спрашивает Дейзи.

– О, со временем ты запоминаешь небольшие отличия в их внешнем виде. Например, того дрожащего пингвина у перил зовут Флоренс. На шее у нее есть темные крапинки, похожие на созвездие. Ну и, конечно, каждый пингвин ведет себя немного по-своему. У всех у них свои прекрасные личности. Мне будет очень грустно с ними прощаться. – Она закрывает рот рукой.

– А зачем вам с ними прощаться? – спрашивает Дейзи, быстро уловив, что что-то не так. – Вы куда-то уезжаете?

– Ну… – смотрительница молчит, не желая отвечать на вопрос, но потом сдается. – Я ищу новую работу.

– А эта вам не нравится?

– Дело не в том, что я хочу уйти, – тихо проговаривает она, явно не желая, чтобы кто-то случайно ее услышал.

– Тогда скажите, почему вы уходите? – настаивает Дейзи.

– Мне не стоит говорить об этом.

– Скажите нам!

Мне, как и Дейзи, не терпится узнать, в чем дело.

– Мы уже несколько лет регулярно приходим в океанариум, – подчеркиваю я. – Мы имеем право знать, что происходит.

Женщина отводит нас в сторону, ставит свое ведро в маленькую пристройку и негромко рассказывает:

– Через два месяца Океанариум Лохнаморги должен закрыться из-за финансовых сложностей. Одиннадцать сотрудников потеряют работу.

Тут нечему удивляться. В океанариуме есть явные проблемы: пингвинам, на мой взгляд, не хватает простора для прогулок, информации для посетителей недостаточно, в помещениях душный, спертый воздух, в туалете и вовсе воняет плесенью, а на витрину чайной лавки без слез не взглянешь. Но все равно я потрясена. Мы все потрясены.

– Что будет с земельным участком? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

– Полагаю, его выставят на продажу.

– А что будет с птицами и другими животными? – спрашивает Эйлин.

Кроме двадцати четырех пингвинов, здесь есть несколько экзотических видов рыб в аквариумах, несколько редких уток, тюлени и выдры.

– Мы постараемся пристроить их всех в зоопарки, аквариумы и парки дикой природы, но сделать это не так легко. Их наверняка разлучат друг с другом. Почти все животные у нас морские, поэтому им нужны специальные условия. Правильная среда, подходящая социальная группа, опытный персонал, который сможет за ними ухаживать. Пока новый дом нашли только для рыб и тюленей. Возможно, выдр заберут представители национального парка Эксмур. Но пингвинов пока пристроить не получается.

Дейзи корчит гримасу.

– А нельзя выпустить их на свободу? Здесь прекрасная сельская местность. Шотландии не помешает побольше пингвинов.

Молли скорбно улыбается.

– К сожалению, не выйдет. Большинство из них вылупились здесь, в океанариуме. В Шотландии они не встречаются, Дейзи, поэтому не смогут выжить в дикой природе.

Далее Молли обращается ко мне и говорит еще тише:

– Это так сложно. Нам приходится соблюдать столько стандартов и правил об условиях транспортировки. Для переезда требуется подписать тонны разрешений и ветеринарных заключений. Конца и края им нет. Мы все не находим себе места. С каждым днем становится очевиднее, что пингвинов придется, – она говорит шепотом, – подвергнуть эвтаназии.

Сердце замирает в груди. Я крепче сжимаю ремешки сумочки. Эйлин удивленно охает.

– Что такое «эвтаназия»? – спрашивает Дейзи.

Никто не отвечает.

4. Вероника

Баллахеи

Дейзи отказывается идти.

Ее родители подчеркнули, что ей нужно ходить со мной на ежедневные прогулки, чтобы тренироваться перед школьным марафоном, но Дейзи слишком расстроена. Да и погода за окнами явно ненастная.

– Не ленись, Дейзи, – говорит Эйлин, легонько тыкая ее в ребра.

Дейзи куксится.

– Я не ленивая. Я просто… Знаете что? Пока Вероника гуляет, я буду играть на пианоле. Давайте считать, что я тренируюсь, нажимая на педали.

– Хорошо, – уступаю я.

В этот раз я и правда готова ей уступить. По дороге домой из Лохнаморги она набрала в телефоне слово «эвтаназия», и открытие повергло ее в ужас. Все утро у нее красные, опухшие глаза. Она пережила ужасный шок.

Я объяснила ей, что тысячи пингвинов ежедневно умирают в дикой природе, становясь обедом тюленей или погибая от холода.

– Но пингвины из Лохнаморги особенные. И мы их любим. Особенно Мака, – выла она, утирая кулачками слезы. – Он слишком молод, чтобы умирать. Когда-то я так же думала и о себе. Я ненавижу смерть.

– Я тоже, – мрачно призналась я.

Я собираюсь на улицу. На самом деле, час наедине с собой мне сегодня утром не помешает. Надо привести в порядок водоворот мыслей – слишком много забот на меня свалилось. Я управляю домом в Баллахеях, забочусь об Эйлин и престарелом садовнике мистере Перкинсе, слежу за упрямым внуком Патриком и его подружкой Терри в Антарктиде, за сэром Робертом, активно разъезжающим по всему миру, и за Дейзи с ее дикими прихотями. А теперь еще проблемы с Океанариумом Лохнаморги.

Я кутаюсь в длинное непромокаемое пальто и надеваю толстые и крепкие сапоги, но не беру с собой зонтик. Мне достаточно сумки, щипцов и пакета для мусора. Да и нахальные порывы ветра с моря наверняка вырвут зонт у меня из рук и унесут в небо.

Я с готовностью встречаю холодный ветер, но дождь не люблю. В дождливую погоду у меня скрипят колени и плесневеют кости. Погода в Айршире обожает надо мной издеваться, но я ей не поддаюсь. Я гуляю каждый день (за исключением пары неизбежных перерывов) с тех пор, как сделала свои первые неуверенные шаги, и именно эта привычка помогает мне поддерживать хорошую физическую и умственную форму. Эйлин не нравится, что я выхожу на улицу одна, но она знает, что лучше со мной не спорить.

Теперь я не только устраиваю долгие променады, но и с помощью щипцов поднимаю любой мусор, который встречается у меня на пути. Сознание у меня не менее тренированное. Я в любой день могу разгадать большую часть кроссворда «Телеграф» за два часа. И я до сих пор помню многие цитаты из Шекспира, творчество которого изучала в школе.

– Прекрасней и страшней не помню дня[2], – бормочу я, выходя за ворота Баллахей на тропинку, которая тянется вдоль обрыва.

Ветер треплет меня за волосы и тянет сумочку. Травы пригибаются к земле. Чайки проносятся в воздухе. Прибой бьется об изрезанный скалами берег, переливаясь и неустанно бурля. По небу неистово мчатся облака, то поглощая солнце, то вновь выпуская его на свободу через неравные промежутки времени. Настроение постоянно меняется от воодушевленного до мрачного и обратно.

Ритм прогулки нарушается лишь парой остановок, чтобы засунуть в мешок раздавленную банку колы и влажный треугольный пакет с бутербродами. Неудержимо бегущий поток мыслей приводит меня к определенным выводам.

Нужно что-то делать с океанариумом. Мак – этот дерзкий похититель перчаток – мне очень дорог. Его и других шотландских пингвинов нужно спасти. Я, Вероника Маккриди, собираюсь стать первым в мире амбассадором пингвинов. Конечно, Судьба распорядилась, чтобы именно я разрешила возникшую проблему. Но как?

Волны гремят, как цимбалы, галька перекатывается и стучит о камни. Я плотнее натягиваю капюшон, и мягкий шелест дождевых капель отчетливее звучит в ушах.

Мысли мечутся между прошлым и настоящим, и я возвращаюсь к письму, которое пришло от Терри вчера вечером. Оно значительно развеселило меня после пережитого дня.

(Раньше все мое беспроводное общение зависело от Эйлин, но теперь я в совершенстве овладела электронной почтой. Я все еще недолюбливаю цифровой мир, потому что чувствую, что он незримо и неуловимо изменяет саму нашу человеческую природу, но признаю его полезность для общения. Поэтому я решила купить компьютер. Я совершенно не представляю, как работает эта несчастная машина. Я не могу понять, почему ее сконструировали так, чтобы сбивать с толку и запутывать пользователей странными сообщениями, например «файлы куки отключены». Но Эйлин советует не обращать на них внимания и использовать компьютер только для работы с электронной почтой, что я и делаю. Еще я слежу за блогом Терри из Антарктиды и жадно просматриваю все новости о пингвинах, надеясь услышать весточку о Пипе.)

Вчерашнее письмо было полно энтузиазма и подробностей. Я не знаю, откуда эта девушка черпает энергию. Она возглавляет команду острова Медальон, но теперь также проводит недели на новой огромной исследовательской станции на Антарктическом полуострове и часто берет с собой моего внука. Я никогда не думала, что профессия пингвинолога станет для него raison d’être[3], но, с другой стороны, я сомневалась, найдет ли Патрик свой raison d’être в принципе. Душа радуется, когда думаю о молодой любви между Патриком и Терри, хотя мне их обоих очень не хватает. Я быстро изучила письмо, но в нем не было упоминания о Пипе. Раньше Терри была увлечена пингвинами Адели, но теперь, похоже, все ее внимание захватили императорские пингвины. Хотя нет, наверное, я наговариваю на нее. Она по-прежнему обожает Адели. Просто с приходом холодного сезона они уплыли в море и пока еще не успели вернуться на Медальон, поэтому она работает в исследовательском центре на материке и занимается изучением императорских пингвинов. Эти нелогичные существа размножаются посреди бушующей Арктической зимы.

«Мы знаем, чем они занимаются, благодаря спутниковому оборудованию, – пишет Терри. – Нашим пингвинам приходится преодолевать чрезвычайно долгий путь по льдам к местам размножения – почти 100 миль. Но они справились и с путешествием, и с высиживанием яиц. Императоры, должно быть, самые выносливые из всех существующих животных и птиц в частности. Они до сих пор поражают меня.

И… Вы же знаете, что нам «нужно» дать имена некоторым пингвинам, чтобы я могла писать о них в блоге? Ни за что не догадаетесь! Мы решили назвать одного из императоров (или, лучше сказать, «императриц») Вероникой, в вашу честь!»

При прочтении этих слов у меня вырвался возглас удивления.

Дейзи подняла взгляд от своей раскраски.

– Чего?

В любой другой день я бы указала на грубость выбранного ею слова и настояла на том, чтобы она говорила «прошу прощения», но она вела себя так тихо с момента нашего возвращения из Океанариума Лохнаморги, что я радовалась любому вопросу от нее.

Я рассказала ей о пингвине по имени Вероника.

– Ух ты! Тебе так повезло! Я бы хотела, чтобы и в мою честь назвали пингвина.

– Ты всегда можешь попросить их в письме, – предложила я.

– Обязательно! Я попрошу их. «Дейзи» ведь хорошее имя для пингвина?

Я заверила, что да, и ее настроение хоть немного улучшилось.

Тучи сгущаются, дождь льет все сильнее, интенсивнее. Я пытаюсь вернуться мыслями к реальности.

Я поскальзываюсь на грязи и чуть не падаю, меня спасает только палка. Капюшон сполз. Я натягиваю его обратно на лоб. Когда вернусь домой, моя прическа будет окончательно испорчена.

Однако свежий воздух, несомненно, стимулирует поток мыслей. В голове возникает идея.

Против обыкновения, я решаю не возвращаться по тропинке вдоль побережья, потому что сегодня не будет красивых видов. Я пробираюсь сквозь мокрые оттенки серого и, чтобы побыстрее добраться до дома, сворачиваю на небольшую грунтовую дорогу, больше похожую на тропинку.

У дороги припаркована машина – довольно побитая, из-за уклона одно колесо чуть выше остальных. В траве рядом с колесом я замечаю рваный полиэтиленовый пакет. Как же много в мире эгоистичных, невежественных болванов, которые предпочтут изуродовать пейзаж, а не потратить секунду своей жизни, чтобы убрать свой отвратительный мусор. Они издеваются не только над нашей дикой природой, но и над нашими будущими поколениями.

Я разгневанно огибаю машину, подхожу к свидетельству человеческой халатности и хватаю его щипцами. Пакет насквозь мокрый.