Ткань Мира

– Они уснут и без меня, – огрызнулся Главный герой, – от такого-то текста.

– Дайте-ка, –Режиссёр выдернул из рук Сценариста листы, исписанные мелким, но разборчивым почерком. – Сам себе задаю вопрос всю жизнь, почему человеческим существом душевная работа воспринимается как страдание? Даже путь Христа к вознесению, высшему акту подвига воплощённой души, прыжку в бессмертие, описан человеками, как величайшие мучения и боль. Что, или вернее, кто заставляет ментальную оболочку реагировать на должное (для эволюционного развития души) подобным образом? Ответ прост – Эго-программа. Она ведает самоопределением равной среди равных, её индивидуализацией, что совершенно естественно, приводит к появлению самости, а это качество, по природе своей, противиться любому напряжению, усилию, энергозатратам.

Режиссёр остановился, почесал затылок и болезненно ткнул локтем писателя под рёбра:

– Не суховато ли, дорогой зануда?

– Вам не хватает прилагательных или идиом? – съязвил Сценарист. – Так это к Сервантесу или Кафке.

Худрук задрал голову наверх:

– Осветитель.

– Да, шеф, – отозвался техник, перегнувшись через ограждение балкона.

– Как тебе?

– Пока не понятно, давайте дальше.

– Мудрый человек, – прокомментировал в свою очередь Сценарист. – Недаром при свете.

Режиссёр снова обратился к тексту: – Как отнесётся многочисленное общество последователей Христа, если я возьмусь утверждать, что Путь его был радостным и торжественным шествием духа к высочайшей цели? Меня проклянут, обвинив в святотатстве, хотя церковь, несущая в себе основы Христосознания, сама призывает людей «становиться Христами», а стало быть, направляет их на стезю боли, унижения и страдания (по её же мнению). Эго церковного эгрегора, коллективное сознание и здесь, противореча само себе, испытывает страх перед работой души и, вольно или невольно, пугает своих апологетов.

Зачем так сделал Господь, спросите вы. Ответ в устройстве Ткани Мира… – вспотевший от работы мысли чтец сделал паузу, набрать в лёгкие побольше воздуха, чем тут же воспользовался прыткий «Ученик». – Позвольте, господа, а где же во втором акте мои слова?

– Ваша задача на сцене, – рявкнул Режиссёр на беднягу, – молчать, но глубокомысленно смотреть на Учителя с любовью, восхищённо и подобострастно, а перебьёте меня ещё раз, вылетите не только из постановки, но и из театра. Продолжаю, – он обвёл присутствующих тяжёлым взглядом, – если думаете, что читать эту белиберду – удовольствие, сильно ошибаетесь. Итак, ответ в устройстве Ткани Мира, изменение сознания приходит через акт отказа. Господь отказался от собственной целостности, раздробив себя на части, чтобы создать мир, познающий самое себя, так художник творит объём на плоском холсте, смешивая отдельные краски, а поэт воссоздаёт вполне ощутимые воображением читателя образы посредством слияния обычных слов. Любовь Творца – тот самый клей, что соединяет душу и с себе подобными, и с первоосновой, Эго – субстанция, напротив, не дающая склеиться душам между собой (нейтрализовать тягу души к Богу оно не в состоянии), таким образом поддерживая процесс разделения, а значит, и самопознания.

Разбейте вазу, а затем соберите осколки и соедините их надлежащим образом, выделенная в результате этих действий энергия есть самопознание, вы получили навык, коим не обладали ранее, проще говоря, поумнели. Теперь ваза склеена, и познание закончено, Творец, как сущность непознаваемая, допустить этого не может, а посему вводит в процесс … Эго. Но, если Создатель «разбивает вазу», а Человек склеивает её постоянно (при содействии Эго), то какова функция Антипода в этой аллегории? – Режиссёр с победоносным видом обвёл притихшую аудиторию. – Вы не поверите, но Антипод и есть эта «ваза». Господь Бог не способен на саморазрушение, но тень его, двойник, если угодно, слепок, лишённый Света Любви, может, по сути, Творец создал творческую площадку, полигон для испытаний, дав ему название Мир (в отличие от Рая, из которого изгнаны Адам и Ева, дети Божьи, для прохождения самопознания), что и есть его, Господа Бога, Антипод.

Режиссер умолк, в зале воцарилась тишина, писатель откинулся на спинку стула и сидел с закрытыми глазами, счастливая улыбка мастера, довольного своим творением, не сходила с его худой, вытянутой физиономии. Главный герой прикидывал в уме, сколько времени понадобится ему, выучить текст наизусть (если таковое вообще возможно), Второстепенный персонаж полировал пилкой ногти, не понимая, зачем он здесь, а Осветитель, опершись на стойку софита, беспардонно храпел.

Худрук театра подумал, что в постановку надо ввести человека с ружьем за кулисами и в этот момент хлопнуть в зал, разбудить последователей техника, коих, предположительно, наберётся не малое количество: вслух же продекламировал последнюю реплику «Учителя»: – Пути Господни есть Дух святой (Антипод), их неисповедимость определяется количественной бесконечностью (при сотворении Мира Дух носился над водами, то есть формировал неисчислимое множество направлений), Свободой Выбора, дарованной душе (человек волен в каждый момент бытия совершать любой поступок, продиктованный сознанием) и корректировками Кармического Совета (душе, отягощённой грузом содеянного и неизжитого, не отработанного, скорее предстоит опускание, нежели подъём).

Так соткан мир, таким его и принимай.

Второстепенный персонаж вдруг оживился, на его листке стояла финальная фраза, отданная автором не Главному герою, не «Учителю», а «Ученику».

Режиссёр сделал жест, означающий: «у меня всё, ваш выход», и «Ученик», вскочив на стул, принесённый в перерыве, расправил руки, словно птица в полёте, и прокричал:

– Я понял всё, учитель, покуда человек, как виноградная улитка, будет таскать на себе собственные иллюзии, – здесь актёр выразительно взглянул на товарища по дуологу2, – То столь же медлительно придется перемещаться ему на эволюционном пути.

– А вот это хорошо, – донеслось сверху, – как Марат на баррикадах.

– Он плохо кончил, – буркнул завистливо Главный герой, поднимаясь со своего стула, – Надеюсь, на сегодня всё?

– Учить текст, – коротко скомандовал Режиссёр и направился к выходу. В гардеробе он молча принял из рук старушки плащ и шляпу, кивнул швейцару и, прыгая через лужи, пошёл в никуда, думая, что пьеса – дрянь, писателю нужно лечить голову, актёры никудышние и вообще, в мире всё мельчает, и коли он сейчас захочет надраться от горя, то сотканная Господом Богом дорога всё равно приведёт его прямёхонько в кабак, даже если Кармический Совет, в полном составе, станет у него на пути и начнёт давить, приподнимать или трясти, как покрывало, Ткань Мира, которую он изучил досконально давным-давно и именно поэтому дал себя уговорить пройдохе Сценаристу, не иначе, пособнику Антипода, пожелавшему выйти в свете софитов к широкой публике и прославиться, иначе как ещё объяснить всё то, что только что с ним случилось.

Красота

Йэн занёс палец над клавишей с литерой «К» и застыл в таком неудобном положении на целых три дня. В течение всего этого времени «Ремингтон» 1910-го года не издал ни звука, а его владелец, журналист по профессии и горький пьяница по призванию, не переставал вливать в себя всякую дрянь, даже не пытаясь прерваться на сон. Виной такому аморальному и безответственному поведению послужило редакционное задание, призывающее штатного сотрудника газеты, мистера Старра, к указанной дате написать очерк на тему «Красота, как способ достижения цели». Йэну сразу же не понравилась постановка вопроса, а усевшись за печатную машинку и призадумавшись, он осознал удивительную и неожиданную для себя вещь, в тридцать шесть лет от роду, журналист, похоже, вообще не понимал, что такое «красота», не говоря уже о способах достижения чего-либо с её помощью.

Заправленный в пасть Ремингтона лист бумаги оставался чистым, как и мысли журналиста на заданную тему и, бросив бесплодные попытки опустить палец на клавишу, Йэн обратился, как водится у писательской братии в трепетном ожидании музы, к бутылке абсента – вещи, проверенной временем и весьма действенной. По истечении трёх суток изнасилования собственного организма, а заодно, и сознания, мистер Старр обнаружил себя сидящим за письменным столом и рассматривающим своё отражение в зеркале, видимо, в безуспешных поисках красоты.

Маленькие, круглые глаза грязно-голубого цвета, редкие, рыжие волосы, завивающиеся в несмелые колечки, нос, красной каплей растопленной смолы, сползший от переносицы к верхней, заячьей губе, безвольный подбородок в колючей щетине, – малопривлекательное зрелище даже для самого обладателя всего этого «богатства», слово «красота» затерялось, надо полагать, где-то по дороге, возможно, на лысеющем затылке.

– Доброе утро, – прозвучал за спиной довольно мелодичный женский голос, Йэн вздрогнул и удивлённо нахмурился, отчего опухшие веки превратились в амбразуры, а непослушное тело медленно, словно вспоминая, что оно вообще умеет двигаться, повернулось.

Жилище журналиста, человека творческой профессии, постоянно гоняющегося за новостями, сенсациями, дешёвой выпивкой и так-же резво скрывающегося от назойливых кредиторов, являло собой набор нужных и ненужных предметов, хаотично расположенных, – хозяйка комнаты называла этот метод хранения абсолютным бардаком на арендованной площади. Среди всего этого вопиющего безобразия выгодно выделялись письменный стол с печатной машинкой и железная кровать, спать на которой было возможно исключительно в бессознательном состоянии, пружины норовили сломать позвоночник, а крепления лежанки – сбросить на пол, посмевшего взгромоздиться сверху, в самый неподходящий момент.

Вот на этом то «прокрустовом чудовище», прямо на грязном покрывале, ослепительно улыбаясь, возлежала прекрасная дама в полупрозрачной тунике с диадемой на копне каштановых волос.

Йэн, разинув рот, уставился на создание неземной красоты, не понимая, где и когда он познакомился с ней, что они делали, если вообще, что-то делали в его комнате, и как следует обращаться к незнакомке.

– Доброе утро, Йэн, – ещё раз произнесла фея журналистских грёз.

– Ты кто? – выдохнул мистер Старр не слишком учтиво, поднимаясь из-за стола и кривясь от приступа головной боли.

– Я – муза, – последовал ответ, подкреплённый жгучим взглядом и очаровательной улыбкой.

– Дал же Бог имя, – усмехнулся Йэн, протирая ладонями глаза.

– Это не имя, – кокетливо поправила журналиста незнакомка. – Это призвание.

– Ну а имя то у тебя имеется? – всё ещё ничего не соображая, пробормотал мистер Старр, честно пытаясь вспомнить, где подцепил эту наглую девку.

Фея приняла грациозную позу, хоть сейчас хватайся за кисть и краски, и, выжигая страстным взором остатки сознания у бедняги, ответила: – В разное время меня величают и Каллиопа, и Терпсихора, и Эрато, и…

– И Мельпомена, – передразнил явно зарвавшуюся девицу журналист. – Короче, одевайся и убирайся, мне нужно работать.

Дама в неглиже даже не пошевелилась, только удивлённо вскинула брови: – За этим то я и здесь. О, Боже, каков болван.

– Муу..уза, – протянул Йэн, взгляд его на миг просветлел и он, взъерошенный и счастливый, заорал на всю комнату, – Муза, наконец-то, ну почему так долго?

Наскоро вытерев потные ладони о пижаму, он, полубезумный, бросился в объятия долгожданной девы, но та, выставив руку в предостерегающем жесте, довольно прохладно, остановила его порыв. – Обойдемся без фамильярностей. Садитесь за стол и пишите.

Ничуть не обидевшись на столь решительный отказ в нежности, мистер Старр ловко, как это умеют только журналисты, крутанулся на месте и впрыгнув на стул, замер, боясь лишним шорохом спугнуть Эвтерпу, Талию или кем сейчас мнила себя захватившая его лежанку богиня.

Эрато, – подсказала читающая мысли на расстоянии нимфа, сопроводив собственной имя возмутительно-откровенным взглядом на тощие, покрытые рыжими волосинками голени подопечного.

– Итак, почему один человек привлекает другого, но совершенно не интересен (внешне) остальным? Истинную, скрытую телесной оболочкой красоту, находит для себя душа, прекрасно видящая душу партнёра. На этом уровне «общения» мы все братья и сёстры, дети Творца, вышедшие из единого лона. Если бы человек способен был отключить, хотя бы на мгновение, шум, создаваемый собственным Эго, он моментально возлюбил бы всех и вся, кто оказался бы рядом в эту секунду. Нечто подобное мы наблюдаем, когда сознание человека «размыто» веселящими напитками, однако, в этом случае душа вынуждена пользоваться не прямым, идущим от других душ, её собратьев, светом, а отражённым от ослабленного Эго.

Муза остановилась, давая журналисту возможность закончить набивать текст, после чего Йэн вопросительно посмотрел в её сторону: – Это ты предлагаешь напечатать в еженедельнике «Трезвый взгляд на мир»?

– А почему нет, и кстати, прекрасное название, – фея грациозно перевернулась на живот и согнула в коленях ноги, – И потом, ты просил о красоте, вот и получай.

Она облизала губы розовым язычком и подмигнула журналисту: – Продолжим? Душа зрит сквозь оболочку, иные волны трогают её «зрительные нервы», ближе всего к этим вибрациям искусство (как творческий процесс), но не в смысле восприятия человеком гармонии форм и звуков, а эмоциональным откликом даже на нередко спорные с точки зрения золотого сечения образы.

Нимфа, ловко перекинув ногу на ногу, выполнила какой-то почти цирковой пируэт и в мгновение ока оказалась сидящей на краю кровати, умудрившись при этом не скрипнуть разнузданными пружинами, что поразило Йэна больше, нежели сам трюк с вставанием из положения лёжа. Он громко икнул и от испуга хлопнул по клавиатуре, в конце напечатанного абзаца появилось зловещее многоточие.

Эрато хохотнула и тряхнула головой, каштановые плети рассыпались по лицу, скрыв лукавый взгляд: – Вы, мой дорогой автор, часто отвлекаетесь, соберитесь и начинайте с красной строки. Признание красоты в ком-то или чём-то, что это? В общем спектре вибраций, из которых «состоит» предмет рассмотрения (в самом широком смысле этого; и существо, и физический предмет, и явление, и произведение, и, в конечном счёте, Слово, с которого всё и началось), ваша суть выделяет для себя «полосу» со-звучания, резонирующую вибрацию или набор таковых, так рождается красота, индивидуальная для вас, в чём-то индивидуальном вне вас.

– А вот здесь позвольте выразить сомнение, – Йэн оторвался от долбёжки по клавишам, возбудившей в нём не только профессиональную гордость, но и резкие приступы головной боли. – Вряд ли я со-звучу с клёном прямо под моим окном, а нахожу его весьма привлекательным, да и горы, замечу, милочка, всегда будоражат душу своим гигантским великолепием, при этом их вибрации не близки моим, и это точно.

Надо сказать, уважаемый читатель, что муза – это вам не дешёвая артисточка или безграмотная уличная девка, её образованность позволяет ставить на место академиков и профессоров, не говоря уже о рядовом журналисте:

– Среда обитания, например, планета Земля, радует большинство воплощённых обитателей своими красотами, поскольку вы, души в телесных оболочках, здесь не впервой, и чем больше приходов на лоно Матушки Земли за спиной, тем краше её морские просторы, твердь, покрытая травами и деревами, рассветы и закаты в небесах. Душа, только оказавшись в незнакомом мире, едва ли найдёт его привлекательным с первого раза, скорее всего враждебным, незнакомым и … нейтральным, с точки зрения эмоционального восприятия.

Терпсихора (Йэн предположил, что сейчас незнакомку надобно величать этим именем) более чем грациозно вытянулась и принялась поправлять причёску, туника натянулась на её божественном теле, и бедняга тут же позабыл, о чём решил поспорить с этой неземной феей. Он нервно вернулся на место и, сгорбившись, склонился над машинкой, а дева, не переставая освещать скромное жилище журналиста ослепительной улыбкой, продолжила не без ноток издёвки: – Да и человека из своего окружения, чья внешность очень привлекает вас, скорее всего на своём эволюционном пути вы встречаете (или даже поживали с ним) не первый раз. Можно сказать, красота это долгое «знакомство» с точки зрения восприятия душой, вожделенный Рай, краше коего и представить себе ничего не возможно, всего-навсего родной дом, место, которое душа покидает многократно, но всякий раз возвращается обратно.

Да я уже в Раю, коли ты рядом, пронеслось в голове Йэна, всё его мужское естество стремилось развернуть неуклюжее, хилое, несуразное тело к образцу женственности и красоты, сидящему сейчас на его постели, поднять безликие, испуганные глаза и больше не отпускать из сердца сияние бесподобной гостьи, которую, сам не понимая, как, призвал своими стенаниями, ленью и пьянством. О, женщины, вечно тянет вас эта мужская триада, как мотыльков огонь, удивительный, но вполне человеческий парадокс.

Муза же, тем временем, продолжала выдавать на гора материал для статьи: – Отсюда можно предположить, что Ад, ужасающее, весьма не-красивое место, всего лишь не-Рай, не дом, а некое иное состояние души, ожидавшей возвращения к Отцу Небесному в светлые объятия, а оказавшейся вне их. Но где и почему? Не зря в церковных анналах есть упоминание о «заблудших овцах», зная, что щипать траву можно только на лугу (десять заповедей), некоторые особи стремятся в лес (грешат) и судьба их, вдали от пастыря, полна опасностей. И сколько «заблудших» меж человеческих душ, коли считаете Рай потерянным, и сколькие боятся смерти физической оболочки, коли веруют либо в последующее наказание, либо в пустоту, небытие? Страшную статистику продолжает пополнять человечество раз за разом, блуждая по такой знакомой планете и не находя никакой красоты в собственном бытии.

Всё, что сейчас отстукивали пальцы журналиста, пока ещё слабые от недельного безделия, но уверенно попадающие в нужные литеры, проходило мимо его сознания, вожделение, вожделение и снова проклятое вожделение захватывало плоть и разум Йэна, с каждой минутой расширяя плацдарм подчинения того, что называется сутью человеческого существа, одной единственной мысли. Несчастный обильно потел, шумно пыхтел, беспокойно ерзал по стулу, глубоко и долго вздыхал, а муза, легко считывая эмоциональный фон «клиента», как бы невзначай оголила правое плечико и томно закатив глаза, прошептала: – Ева, если рассуждать, как человек, не была красива для Адама, равно, как и он для неё. Они были нейтральными друг для друга, представляя собой единое целое, с точки зрения восприятия, этакие близнецы на необитаемом острове – не с кем сравнивать себя, даже друг с другом. Яблоко Познания – это первый, элементарный код Эго программы, а фиговые листки, коими Адам и Ева прикрывали свои отличия (ставшие явными после вкушения запретного плода), – первые плотные оболочки душ. Можно смело утверждать, что начальными одеждами человеков были Райские лопухи, – развеселившаяся Эрато послала размазанному по стулу возле Ремингтона Йэну воздушный поцелуй. – Изгнание из Эдема «открыло» глаза людей на красоту, по сути, запустив процесс познания Абсолютом самого себя. Он, непознаваемый, смог взглянуть на себя со стороны, и делает это до сих пор с помощью человеков, ведь только за вратами Рая Ева стала для Адама настоящей красавицей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Нижний ярус лож в зрительном зале, расположенный на уровне сцены или партера.

2

Пьеса, в которой задействовано лишь два исполнителя.