Путь пиона. Двадцать дней цветения

Наталья Лакота

Путь пиона. Двадцать дней цветения

Глава 1

– Это было в пятнадцатый год благоденствия, – говорила матушка нараспев, расчёсывая мне волосы перед сном. – Ваш отец уже достиг высшей ступени просветления, объединил воинствующие кланы, объявил себя императором, наш город был закрыт благодатным щитом, и демоны больше не могли навредить людям. Всюду установили единые законы, и самым главными законами были милосердие и справедливость. Оружие запретили, войны прекратились, и все стремились получить подданство нашей страны, которую назвали Страной Божественного Спокойствия…

– Матушка, мы слышали это уже раз сто! – захныкала моя младшая сестра Ли Хуа и тут же вскрикнула, уколовшись об иглу.

– Послушаете и в сто первый, – назидательно сказала мама. – Вышивай неторопливо, иначе стежки получатся кривыми.

– Вас только стежки волнуют, – надула губы сестра.

– Дай руку, – не дожидаясь, я сама взяла её за руку и направила благодатную энергию нейлина крохотную ранку, источившую капельку крови.

Ранка тотчас затянулась, и сестра промокнула кровь платочком.

– Ты такая заботливая, сестрица Шойо, – вздохнула она. – А вот матушка…

– Продолжай вышивать, – перебила её мама. – У Шойо свадьба через неделю, а ты ещё не закончила веер. Я и не знала, что моя младшая дочь такая лентяйка.

По обычаю младшая сестра должна была вышить для старшей веер стыдливости. Таким веером невеста прикрывает лицо, чтобы скрыть румянец смущения. С вышиванием у Ли Хуа никогда не ладилось, но она старалась. На шёлке, натянутом на круглую основу, расцветал пурпурный пион. Осталось вышить только листья и пожелания долгих лет и счастья.

– Матушка шутит, – успокоила я сестру, которая снова приготовилась захныкать, и спросила маму: – Что же произошло в пятнадцатый год благоденствия? Мы слушаем очень внимательно.

Мама поцеловала меня в макушку и с удовольствием продолжила семейную легенду, которую знали наизусть до последнего словечка не только мы с сестрой и наши старшие братья, но и весь дворец, и весь город, и вся страна.

– У вашего отца, великого императора Му Вана, было всё. Он уверенно шёл по пути добродетельного совершенствования, народ любил его и почитал, небеса были благосклонны, трое сыновей были почтительны и отважны. Разум вашего отца пребывал в спокойствии, дух был крепок, но только не было того, что согрело бы сердце. Ваш отец очень хотел, чтобы у него родилась дочь. Самая прекрасная, совершенная в добродетелях, подарок небес. Тогда он начал молитву к великим бессмертным и молился, не останавливаясь, шесть месяцев. Лэй Тао, небесный чиновник огня, услышал его мольбы и принял их благосклонно. Он подарил нам куст пиона и сказал, что однажды на нём распустится пурпурный цветок, и тогда мне надо будет съесть лепесток, чтобы родилась дочка.

– Но через три года на кусте расцвели два цветка… – нетерпеливо подсказала Ли Хуа.

– Да, – продолжала матушка с улыбкой, – на пионовом кусте распустились два цветка вместо одного. Пурпурный, как и предсказывал великий Лэй Тао, и нежно-розовый. И я нарушила приказ бессмертного…

– Ты съела по лепестку с каждого цветка, – снова подсказала сестра.

– Ваш отец очень гневался на меня за это, – матушка сложила мои шпильки в шкатулку. – Но через девять месяцев у меня родились близнецы, и обе – доченьки… Старшую назвали Шойо – Прекрасным Пионовым цветком, потому что она родилась от пурпурного лепестка, а младшую – Ли Хуа, Прекрасным цветком, потому что она родилась от лепестка розового…

– Никто не знает, от какого лепестка мы родились, – и тут моя сестра не смогла промолчать. – Может, это я родилась от пурпурного! И то, что я родилась на несколько мгновений позже, не делает меня младшей!

– Не завидуй, – строго сказала ей матушка. – Сразу видно, кто из вас родился от пурпурного лепестка. Шойо прекрасна, как небожительница, добродетельна, одинаково талантлива во всех искусствах, кротка нравом и…

– Знаю, знаю, настоящий подарок небес, – сестра уронила на колени незаконченную вышивку и посмотрела на меня удручённо. – И вот как прикажете жить рядом с таким совершенством? Хотя, я слышала, что наставник всегда повторяет братикам: сделай некрасивую женой, а красивую – наложницей.

– Ли Хуа! – сердито воскликнула мама. – О чём ты говоришь?! Как может юная девушка произносить подобные вещи? Ты и слушать их не должна!

– Если их говорят, как же не слушать?..

– Уши добродетельной женщины всегда должны быть занавешены золотом, – наставительно повторила мама другую очень известную пословицу. – Это значит, она не должна слышать ничего отвратительного. Вот этим ты и отличаешься от сестры!

– Не отличаюсь. Просто Шойо у вас любимая дочка, а я… – Ли Хуа скорчила плаксивую гримаску, но сразу же подлезла ко мне под руку. – Посмотри, старшая сестрёнка, этот лепесток получился как живой! Я очень старалась!

– Красивая и искусная вышивка, – похвалила я. – А наши родители любят нас одинаково. К тому же скоро я уеду, и ты останешься единственной, неповторимой и самой любимой принцессой.

Ли Хуа вздохнула и прижалась ко мне ещё теснее.

– Я буду очень-очень скучать, – сказала она грустно. – И очень-очень ждать от тебя писем.

– Обживусь в новой семье, и приедешь ко мне в гости, – я погладила её по нежной, как отполированный белый нефрит, щеке.

– Через год Ли Хуа тоже выйдет замуж, и это ты приедешь к ней в гости, – сказала матушка ласково. – Всё, пора ложиться спать. Скоро зажгут светильники. И Шойо права – мы с отцом одинаково любим вас обеих. Я ничуть не жалею, что нарушила приказ небожителя. За то, что у меня родились две такие чудесные дочери, я с радостью выполнила покаяние, возложенное вашим отцом.

– Не понимаю, как папа мог наказать тебя… – сказала сестра жалобно. – Ты ведь его жена… дочь старейшины клана Ву…

Вместо мамы ответила я:

– Наш отец не мог поступить иначе. Была нарушена воля небес, а за это полагается наказание. Тот, кто устанавливает закон, прежде всего должен сам его соблюдать. Девиз правления нашего отца – милосердие и справедливость. Пусть милосердие на первом месте, но справедливость идёт рядом.

– Всё верно, Шойо, – похвалила меня матушка. – Ваш отец не мог поступить по-другому. Иначе он нарушил бы основы существования нашей страны. Которые сам же и установил. Но теперь – спать!

Матушка и сестра поцеловали меня и ушли. Сумерки сменились мягкой темнотой, и я встала возле окна, глядя на город, в котором уже зажглись фонари. Я смотрела на чуть мерцающую стену защитного купола, закрывавшего наш город, смотрела на далёкие горы, за которыми находится страна Чу. Там правит старейшина Хуэй Фэн, который скоро приедет за мной.

Только отцветут персиковые деревья, и он приедет…

В темноте розовые цветы персиковых деревьев казались белыми. Город утопал в белой пене цветов, и нежный аромат достигал даже до моего высокого окна.

Если зацвёл персик, это значит, что природа пробудилась. Значит, что этот мир жив, что зима не смогла победить его. И нет лучшего времени, чтобы мужчина и женщина связали себя узами брака, чтобы семья была крепкой, как дерево, и чтобы было столько детей, сколько распускается цветов на ветке.

Персик цветёт всего десять дней… Они промелькнут очень быстро.

Потом будет свадьба, и мне придётся покинуть родной город, где живётся так легко и спокойно. Придётся оставить маму, горячо любимого отца, ласковых братьев и милую сестрёнку.

Страна Чу, куда мне предстояло уехать, не была защищена магическим куполом. Но после свадьбы отец обязательно научит моего мужа этому заклинанию. И моей новой родине не будут угрожать демоны…

Демоны. Сейчас о них и думалось как о старинных сказках, в которых очень мало правды. А ведь совсем недавно они нападали на людей повсеместно. Благодаря отцу прежнее зло стало страшной сказкой…

Дверь открылась, и появился мой отец – император Му Ван. Слуг с ним не было, потому что каждый вечер отец собственноручно приносил мне пионовый чай.

Вот и сейчас горячий ароматный пар поднимался над моей любимой чашкой с рисунком в виде танцующих журавлей.

– Добрый вечер, драгоценный отец, – сказала я и поклонилась трижды, словно мы были на официальном приёме в присутствии вельмож и сановников.

– Когда мы одни, не надо так ревностно соблюдать этикет, – сказал отец, протягивая мне чашку.

Но я знала, что ему приятна моя почтительность.

Пока я пила чай, отец смотрел на меня – ласково, с любовью. И я наслаждалась каждым мгновением этого маленького ежедневного ритуала. Скоро пионовый чай мне будут подносить только слуги. И напиток потеряет половину своего вкуса. Ведь все знают, что и вода сладка, как мёд, если она из рук отца.

Но сегодня я заметила кое-что новое в его взгляде.

– Вы грустите? – спросила я, допив последний глоток и поставив чашку на стол. – Что огорчило вас?

– Ничего, – отец улыбнулся и легко ущипнул меня за подбородок. – Тебе показалось.

– Нет, не показалось, – я покачала головой. – У вас морщинка вот здесь… – я коснулась кончиком пальца между его бровей. – И в ваших глазах я вижу грусть так же явно, как камешки в нашем пруду.

– От тебя ничто не скроется, Шойо, – отец вздохнул и выглянул в окно точно так же, как я недавно. – Но в моей грусти нет ничего удивительного. Все отцы грустят, когда дочерям приходит время уезжать в дом мужа. В сердце навсегда появляется беспокойство.

– Грустят только хорошие отцы, – я прижалась щекой к его плечу. – Но вам не о чем беспокоиться. Со мной всё будет хорошо.

– Хуэй Фэн тебе нравится? – спросил отец и внимательно посмотрел мне в лицо.

– Конечно, – ответила я. – Ведь его выбрали вы.

– Слова почтительной дочери, – отец приобнял меня за плечи, и теперь мы оба глядели в окно, где вспыхивало искорками поле магического щита. – Но мне хотелось бы знать, что ты выходишь замуж не потому, что я сказал, а потому что старейшина Чу близок твоему сердцу.

– Он близок, – тут же подтвердила я. – Он добрый, красивый, благородный, и уверенно идёт по пути совершенствования. Я буду ему хорошей женой и сделаю всё, чтобы он достиг просветления, а страна Чу – процветания.

– Так и делай, Шойо. Первая заповедь добродетельной женщины – слушайся отца до замужества, а вторая заповедь – после замужества слушайся мужа, как до этого слушалась отца.

– Эти слова навсегда в моём сердце, отец.

Золотистый купол мерцал, даря спокойствие и уверенность, что всё правильно, всё хорошо. А когда всё хорошо и правильно, то и боги довольны. Когда боги довольны – земля получает милость небес. Так достигается гармония и благоденствие.

– Пусть в стране Чу видят, – отец смотрел на купол, но обнимал меня всё крепче, – пусть видят, какие достойные женщины в нашей семье.

– Я не подведу вас.

– Я знаю, – тут он снова тяжело вздохнул: – И всё же, я словно отправляю в Чу своё сердце. Как жить без сердца?

– У вас остаётся Ли Хуа, – напомнила я. – Она будет радовать вас, утешать и заменит меня.

– Тебя никто не заменит, – сказал он просто и добавил: – Ложись спать. Завтра подношение подарков. Тебе понадобится много сил. Мне доложили, что Хуэй Фэн прислал тысячу сундуков и две тысячи шкатулок.

– Ещё успею посмотреть на подарки, – я послушно нырнула в постель, по привычке положив подголовный валик боком. – Завтра хочу пойти в горы, чтобы собрать побольше целебных трав. Луна полная, нельзя упустить момент.

– За травами сходят слуги. Тебе не надо утомляться перед свадьбой.

– Никто не отменял моих обязанностей в лечебной палате, – улыбнулась я, глядя на него – такого сильного, мудрого, надёжного, самого лучшего во всём мире. – Закон справедливости распространяется на всех, ваше императорское величество. И вам прекрасно известно, что прогулка в горах никогда не была для меня утомительной. Я люблю горы. Люблю собирать травы. Кто знает, смогу ли я гулять так же свободно в стране моего мужа?

– Разрешаю, иди. Разве можно спорить с тобой? – отец начертил надо мной знак благословения. – Ты самая мудрая, прекрасная и почтительная дочь во всём мире. Подарок небес. Спи, пусть тебе снятся только хорошие сны.

– И вам хороших снов, – прошептала я, опуская отяжелевшие веки.

Засыпая, я всё ещё чувствовала отца рядом. Он сидел на краешке постели и держал меня за руку, пока я не заснула крепко-крепко.

Но сны мне никогда не снились.

Вот и эту ночь я проспала без сновидений и проснулась ещё до зари.

Путь до гор достаточно долгий, да и в самих горах время течёт незаметно. Не успеешь оглянуться, как солнце уже закатится. Поэтому надо поторопиться. Я умылась и подобрала волосы, повязала платок, как женщины из деревень.

Пришли мои служанки – позёвывая на ходу. Они несли большие корзины на ремнях, чтобы повесить за спину, и широкополые соломенные шляпы. Солнце в горах немилосердно. А невесте нельзя быть на свадьбе с обожжённым, чёрным от загара лицом.

Город ещё спал, когда мы прошли по чистым прямым улицам, мимо домов с разноцветными крышами. В утреннем свете цветы персика снова казались нежно-розовыми – как смущённый девичий румянец, и пахли тонко-тонко, окутывая всё вокруг ароматом сладости и весны.

Когда мы вышли за городские ворота, сладкий аромат сменился запахом терпкости и свежести травы, настоянной на солнце. И чем дальше мы углублялись в горные леса, тем насыщеннее, сильнее становился запах. Я вдыхала его полной грудью, с наслаждением. Есть ли в Чу такие же прекрасные леса? Даже если есть, я буду уже не дочерью правителя, а правительницей. Правительнице нельзя бродить по горам, как простолюдинке. Принцессе тоже нельзя, но отец позволял. Он знал, как я любила такие прогулки.

Обычно меня сопровождали две-три служанки. В усиленной охране не было необходимости. Ведь в нашей стране ни у кого нет оружия, и никто не станет нападать на женщину, ребенка или старика.

Раньше подобные преступления совершались часто, но теперь, когда демонам не было хода в царство людей, злые силы уже не могли смущать человеческие умы. Многие поколения старейшин воевали с демоническим царством, война велась с переменным успехом, но только моему отцу удалось сделать то, что не могли сделать сотни, тысячи заговорённых мечей.

И от этого я гордилась отцом ещё больше.

Он переживает, что я могу совершить ошибку, оступлюсь, и на императорский клан Тай ляжет пятно позора. Но я не сделаю ничего подобного. Я знаю свод законов наизусть. Я помню каждое слово из книги наставлений добродетельным женщинам. Я впитывала это с детства, и сейчас ничто и никто не заставит меня свернуть с пути милосердия и справедливости.

Мы вышли к небольшому водопаду, где на ровной поляне росла пурпурная трава. Её ещё называют травой бессмертия. Конечно, бессмертным она никого не сделает, но вот затворить кровь, заживить рану сможет лучше всех остальных девятьсот девяносто девяти растений.

Сняв корзины, мы со служанками принялись срезать траву серпами под корень. Трава здесь росла не тронутой ни людьми, ни животными. Высокая, почти до пояса, и поэтому я не сразу заметила его.

Он лежал на границе света и тени – наверное, лёг под ветвями деревьев, но солнце передвинулось по небу, и тень уползла в сторону.

Сначала я заметила шпильку цзянь из чёрного металла. Солнце горело на красном камешке, похожем на огненный недобрый глаз.

В первое мгновение я отшатнулась, но потом заметила на пурпурной траве тёмные пятна.

Это была кровь.

Уронив корзину, я шагнула вперёд и увидела человека, мужчину, лежавшего ничком. Он был в тёмных одеждах. Перемазанные в крови руки вцепились в стебли травы. Видно, он собирался сорвать её, но потерял сознание.

– Сяо Ся! Сяо Ю! – позвала я служанок, опустившись на колени и пытаясь перевернуть человека.

Девушки подбежали, но помогать мне не спешили, остановившись шагах в трёх.

– Чего ждёте? – начала я сердиться, потому что мужчина был тяжёлым, и перевернуть его мне никак не удавалось.

– Госпожа! – взвизгнула Сяо Ю, тыча пальцем куда-то в сторону.

Что там ещё?

Я посмотрела, и в груди появился неприятный холодок.

Чуть поодаль лежал меч. Настоящий меч. Как в старинных свитках и книгах. Оружие – то, что запрещено в нашей стране. А этот меч был без ножен, и клинок у него был запачкан в крови. В засохшей, бурой крови.

Тут мужчина еле слышно простонал, и я прекратила глазеть на меч, снова обратившись к раненому. А он был ранен – мои ладони повлажнели от крови. Горячей, сочащейся. Как давно он лежит здесь? Всё утро? Всю ночь? Сколько же крови и драгоценной энергии потерял?

– Госпожа, отойдите от него! – громким шёпотом крикнула Сяо Ся. – Это, наверняка, разбойник! Нам надо поскорее уйти!

– Уйти? – я ни на секунду не задумалась, и окровавленный меч уже не имел никакого значения. – О чём ты? Если мы уйдём, этот человек погибнет. Помогите мне приподнять его.

– Госпожа! Госпожа! – уже наперебой затараторили служанки. – Он злодей! Это сразу видно! Вы его вылечите, а он нас убьёт!

– Даже если так, – сказала я, и мне, наконец, удалось перевернуть мужчину на спину. – Вы забыли, что гласит закон?

Одежда на груди мужчины была разрезана, точно бритвой, и когда я развела края ткани, то увидела страшную рану от ключицы до пояса.

– Закон моего отца таков, – продолжала я, – проявляй милосердие, даже если это действует в ущерб тебе. Как я могу называться дочерью великого Му Вана, если не соблюдаю его законов?

– Да никто об этом не узнает! – всплеснула руками Сяо Ю.

На это я только усмехнулась, разминая пальцы, чтобы запустить благие волны энергии. Лихорадка уже началась – мужчина весь горел. Лоб был в испарине, черты лица болезненно искажены, и кожа бледная, как жёлтый нефрит.

– Об этом знаешь ты, Сяо Ю, – ответила я служанке, снимая с пояса фляжку с водой и ополаскивая руки, – знает Сяо Ся. Знает эта трава, этот лес. Знают небеса и солнце. И боги, что следят за нами. Боитесь – уходите. Но если вы чтите законы моего отца, то принесите ещё воды.

Что делали служанки дальше, я не смотрела, на это просто не было времени. Я направила благодатную энергию нейли из кончиков пальцев, представляя, как заживляются кровеносные сосуды, как нарастает плоть, и как рана затягивается.

В это время мужчина открыл глаза, но взгляд был мутным, вряд ли он что-то видел. Зато раненый схватил меня за запястье. Крепко схватил. Пальцы у него были, словно железные. Я не сдержалась и вскрикнула от боли.

Он был молод, этот раненый. И красив. Но красота совсем другая, не такая, к какой я привыкла в городе отца.

Лицо мужчины было резким, даже суровым. С гордым разлётом бровей, с чётким рисунком губ. Будто холодный северный ветер выточил эти черты на скале возле водопада.

Вот эти гордые, сурово сжатые губы приоткрылись, и раненый выдохнул, стискивая мою руку всё сильнее:

– Шао… не уходи… Не оставляй меня…

Что-то прозвучало в его голосе – что-то такое, затронувшее меня до глубины сердца, до самого центра моего существа.

– Госпожа! Он зовёт вас! – воскликнула Сяо Ю в ужасе. – Вы слышали? Он назвал вас по имени! Вы его знаете? Он вас знает?! Откуда?!

Но силы уже покинули раненого, он отпустил меня, глаза закрылись, бросив тень ресниц на щёки. Он снова провалился в забытье, и только лишь подрагивание бровей, и то, как он стискивал зубы, показывало, что этот человек продолжает искать свою Шао в царстве теней. Я осторожно высвободила руку и снова запустила поток нейли, продолжая лечение.

– Нет, он зовёт другую женщину, глупышка, – сказала я служанке. – Он сказал – Шао, а не Шойо. Да и мало ли на свете женщин с именами в честь пионового цветка? Нет, он видел не меня, а свою возлюбленную.

– Принесу воды… – пробормотала Сяо Ю и убежала, а Сяо Ся присела рядом со мной на корточки, поддерживая рукава моих одежд, чтобы не спадали и не мешали лечению.

– Почему именно возлюбленную, госпожа? – спросила она с робким любопытством. – Может, он зовёт мать или сестру…

– Тогда бы звал – мама или сестрица, а не по имени. Не мешай.

Служанка послушно замолчала.

Поток энергии перетекал от меня к незнакомцу, вокруг нас ветерок легко колыхал стебли пурпурной травы, распространяя аромат терпкий, чуть вяжущий. Когда раненый очнётся, он сможет сам нарвать целебных растений. Но у меня всё получится, и пурпурная трава будет не нужна… Если только как подкрепляющее энергию ци средство.

Энергия нейли связала нас тонкими серебристыми нитями. Я ощущала сердцебиение раненого, чувствовала его дыхание. В этом не было необходимости, но я смотрела в лицо мужчине. И в голове у меня звучал страстный, отчаянный голос – не уходи… не покидай меня…

С кем был разлучён незнакомец? Отобрали ли у него его возлюбленную Шао силой, или она сама покинула его? А может, он звал любимую жену, которая сейчас ждала его дома, тревожно вглядываясь в утреннюю даль?

Я отдала незнакомцу всю энергию до последней капли. Этого должно было хватить и на лечение, и на выздоровление.

Прибежала Сяо Ю, принесла во фляжке воды.

Разорвав свой платок, я обмыла затянувшуюся рану, вытерла лицо мужчины и положила влажную ткань ему на лоб. Положила другую часть платка на рану, щедро полив её соком пурпурной травы, а потом наклонила ветку, чтобы солнце не опалило раненого.

– Мы сделали, что были должны, – сказала я, поднимаясь. – Теперь возвращаемся домой.

Служанки подхватили меня под руки, когда я покачнулась.

– Вы потратили всю свою энергию, госпожа! – ахнула Сяо Ся. – Зачем вы отдали ему всё?!.

– Энергия восстановится, – сказала я, – а вернуть утраченную жизнь не в наших силах. Подумай сама – что тогда дороже?

– Вы такая добрая и умная! – жалостливо всхлипнула Сяо Ю. – Просите нас, что мы сначала испугались.

– Сложите траву в одну корзину, а остальные корзины оставьте, – велела я. – Мы собрали много травы, нельзя, чтобы она засохла без пользы.

– Вы и об этом помните! – благоговейно сказала Сяо Ся и поспешила исполнить мой приказ.

До города мы добирались долго, потому что силы совсем оставили меня. Перед городскими воротами нас встретил отряд, посланный отцом. Мой старший брат И Чэнь сразу заметил нас и бросился ко мне, подхватывая на руки.

Узнав, что произошло, он и обрадовался, и нахмурился.

– Моя сестра поступила благородно и достойно, – заявил он, – но меч – это нарушение закона. Мы сразу же отправимся туда и найдём нарушителя. Он может быть чужеземцем, не знающим наших законов, а может быть злоумышленником. Нельзя оставлять это дело без внимания.

Брат передал меня слугам, а сам вместе с опытными заклинателями отправился на гору.

Во дворце меня ждали встревоженные матушка и сестра. Они выслушали историю, что рассказали Сяо Ся и Сяо Ю, и первым делом напоили меня настоем женьшеня, чтобы поскорее восполнить утраченную энергию.

Вскоре я уже лежала в тёплой ванне с лепестками роз и розовым маслом, и матушка сама вымыла мне голову, а Ли Хуа подавала ароматические бальзамы, попутно восхищаясь моей смелостью и… ругая моё безрассудство.

Служанок отпустили, и сейчас я наслаждалась покоем и безопасностью, несмотря на болтовню и упрёки сестры.

– А это что?! – воскликнула вдруг мама, взяв меня за руку.

На моём запястье багровели пятна – синяки от пальцев незнакомца.

Пришлось рассказать и об этом. Ли Хуа в ужасе прижала ладони к щекам.

– Как ты могла, Шойо?! – воскликнула она почти со слезами.

– Что могла? Я не сделала ничего ужасного, – пожала я плечами, чувствуя сонную слабость, как бывает, когда потратишь энергию всю, до донышка.

– Ужасного не сделала, – произнесла мама с беспокойством, рассматривая синяки, – но не надо, чтобы твой жених узнал, что другой мужчина прикасался к тебе.

– Да! Да! – поддакнула Ли Хуа. – Нельзя, чтобы Хуэй Фэн узнал!

– Почему? – удивилась я. – Мой жених должен похвалить меня, что я соблюдаю законы отца.

– Шойо, – укоризненно покачала головой мама.

А сестра так и напустилась на меня:

– Вы её послушайте только! – воскликнула она. – А ты подумала о мужской гордости? Вот о своей гордости ты сразу вспомнила – что должна быть хорошей дочкой даже поставив под угрозу свою и чужие жизни! Даже в ущерб репутации семьи! Хорошо прикрываться именем отца, совершая глупости! Даже не представляю, что скажет на это папа! Хотя, представляю!..

– Мы не скажем отцу. И прекрати осуждать старшую сестру, – строго осадила её мама, а потом обратилась ко мне: – Но Ли Хуа права. Прежде всего ты должна думать о себе, о семье, о подданных. Никто не требует от женщины ненужного геройства. Достаточно было вернуться и сообщить о раненом.

– Но он мог умереть, – возразила я. – Мы нашли его далеко от города.

– Значит, такова его судьба, – сказала мама так же строго, как говорила до этого с Ли Хуа.