Порочные идеалы

– Я как раз подумала о том же! – прошептала в ответ Эстель и радостно шлепнула Лотти по плечу. Это привлекло внимание одной из монахинь, заметившей, как они вместе хихикают с края толпы. В наказание Лотти всю ночь отскребала оставшиеся после свадьбы грязные тарелки.

Оно того стоило.

Это мимолетное ощущение близости всегда того стоило.

Проклятие Лотти помогло ей в одном: стать той, с кем Эстель хотела дружить. Становиться ею раз за разом, снова и снова.

Лотти опять вернулась к старым детским привычкам.

– Бьюсь об заклад, Генриетта нарочно дала ему неправильные мерки, когда он делал заказ.

Этот спор она выиграла бы без труда. Лотти подслушала замысел в голове Генриетты, когда та месяц назад несла бланк заказа к почтовому фургону. Она злилась, что муж решил купить новые платья дочери, а не ей. Потому написала на бланке другие мерки. Так, чтобы дочери платья оказались велики, а на Генриетте сидели идеально. А девчонка пусть донашивает их, когда Генриетте они наскучат.

Она бросила конверт в почтовый фургон и пошла прочь. Лотти вдруг подумала, что может все исправить. Выхватить конверт, пока еще не поздно. Уберечь юную дочку Леннарта от унизительного момента, когда предвкушение сменится разочарованием при виде болтающихся рукавов только что надетого платья.

Но это было бы бессмысленно.

Монахини каждый день напоминали Лотти, что, несмотря на все ее усилия, она далеко не праведница. Даже если она поможет дочери Леннарта Хинде, ничего не изменится.

К тому же самой Лотти никто никогда не помогал. Ни рыцари из старых сказок. Ни бессмертный бергсра, который укрыл бы ее в башне от врагов. Ни даже жалостливая проклятая девочка, которая защитила бы ее от себялюбивой мачехи. Лотти никто ни от чего не защищал.

Услышав «догадку» Лотти, Эстель расплылась в ошеломленной улыбке, избавив ее от последних отголосков вины. Они уселись на садовую ограду за домом миссис Мюллер, и Эстель рассеянно вытащила из кармана сверток – две булочки с корицей из пекарни, завернутые в вощеную бумагу. Одну она отдала Лотти, которая жадно вцепилась в теплое тесто. Пустой желудок тут же отозвался урчанием. От завитков теста поднимался сахарно-коричный пар. Они быстро разделили свои булочки – Лотти отдала Эстель мягкую серединку и взяла у нее хрустящий внешний слой, хотя сама тоже больше любила серединку. Таков был привычный ритуал, возникший, когда им обеим было по шесть лет.

Но, даже поедая булочки, Лотти все равно чувствовала, как негодует Эстель. Это она должна щеголять в платьях из города. Ей городские наряды все равно шли больше, чем Генриетте. Лотти рылась в разуме Эстель в поисках чего-то, что поможет ее отвлечь, и вдруг наткнулась на обрывок злорадной мысли:

Хотя какая разница?

Когда я уеду с Конрадом в Вальштад, у меня будет навалом разных платьев.

Мысли работали не так, как слова. Они не шли одна за другой, медленно и по порядку, раскрывая лишь то, чего хотел поведать рассказчик. Мысли ничего не скрывали и обрушивались разом. Миг – и Лотти знала обо всем, что произошло с Эстель за эти шесть дней. Будто Лотти была рядом, а не сидела в яме среди шиповника.

Эстель обратила внимание на симпатичного сезонного работника со светлой щетиной, зашедшего в пекарню за причитающейся порцией хлеба. Когда он ослепил Эстель улыбкой, от которой екнуло в животе, она бесплатно дала ему кусок пряного яблочного пирога. С тех пор они встречались украдкой в тенях за амбаром после окончания дневных работ. Но Эстель все же вела себя осторожно и не решалась целиком отдаться мужчине, который через несколько дней уедет навсегда.

Но потом он произнес слова, вскружившие ей голову.

«Когда мы вернемся в Вальштад».

Теперь Эстель грезила не мужчиной, а городом.

Завтра, пока деревня будет отсыпаться после праздника, она сбежит и сядет в автобус, увозящий работников обратно в город. Она забрала деньги, которые родители прятали под половицами в пекарне, и отдала на сохранение Конраду. С этими деньгами она сможет продержаться, пока не найдет работу. Что-нибудь гламурное, например продавщица папирос, как в журналах. Или официантка в клубе, где бывают Хольцфалли.

Эстель собиралась уехать из Гельда, ни на секунду ни задумавшись о тех, кого оставит позади.

Даже о Лотти.

И она улыбалась, глядя Лотти прямо в глаза. Так же, как улыбалась Генриетте на ее свадьбе.

Она отряхнула руки от сахара и сказала, что ей пора возвращаться в пекарню, пока родители не заругались.

Эстель встала, забирая свое тепло, и Лотти ощутила, как холод монастыря вновь пробирается в ее тело. Но теперь он простирался на долгие годы вперед. Ее снова бросят. Она снова останется одна.

И Лотти поняла, что не может отпустить Эстель.

Сказка о лесорубеЛесоруб и его жена

Не ходи в лес, дитя. Там подстерегают опасности, которые тебе пока не одолеть.

Теперь садись и помалкивай, а я расскажу тебе сказку о благородном лесорубе и его волшебном топоре.

Посреди древнего леса стояла крохотная деревушка Вальштад. Бедное маленькое поселение, чьи жители, как и жители всех других деревень, страшно боялись созданий, обитавших в темной чаще. Созданий столь же древних, как и сам лес.

Нёкки прятались в колодцах, хватали детей, отправленных за водой, и топили их. Тролли ломали стены хижин, как яичную скорлупу, и пожирали всех, кто был внутри. Плачущие сироты хныкали по ночам, как потерянные малыши, заманивая сердобольных матерей. А хитроумные волки, умевшие оборачиваться людьми, выслеживали юных дев, собирающих цветы на лужайках, и проглатывали целиком.

На окраине Вальштада жил молодой лесоруб с красавицей-женой. Жили они бедно, но не знали ни голода, ни холода. И были счастливы.

Но вот пришла темная зима и принесла снегопад, которому не было конца. Поговаривали, что виной тому стала междоусобица снежных великанов в горах. Как бы то ни было, снег шел день за днем, неделя за неделей, а потом и месяц за месяцем. Молодой лесоруб трудился не покладая рук, но продал все дрова, которые нарубил, а себе не оставил ничего. Без огня в очаге их дом остыл, есть было нечего, а в двери им скреблись лесные твари.

Однажды утром, когда за окном завывал студеный ветер, лесоруб, глядя, как его жена ворошит угли в надежде найти хоть искру света, понял, что ему придется взять топор и отправиться в опасную чащу.

Но какое бы дерево он ни пытался срубить, все они оказывались промерзшими насквозь и лишь разлетались на щепки под ударами топора. Лесоруб углублялся все дальше и дальше в лес, пока совсем не заблудился.

Много часов он пробирался по снегу, пытаясь найти дорогу к дому, пока вдруг не вышел на лесную опушку. Град больше не бил его по лицу, мороз не кусал за пальцы, сугробы не доходили ему до пояса. Ледяной ветер шумел в деревьях позади, но на самой опушке было тепло, как весной, на земле росла зеленая травка, а луна, пробивавшаяся из-за густых зимних туч, светила почти так же ярко, как полуденное солнце.

Посреди опушки стояло самое прекрасное дерево, какое лесоруб видел за всю жизнь. Кора блестела золотом и серебром, а рубиновые и сапфировые прожилки сверкали в лунном свете.

Лесоруб занес было топор, но тут из дерева послышался голос:

– Не надо, добрый лесоруб. Молю, не срубай мое дерево. Вместе с ним погибну и я.

Лесоруб был в отчаянии. Вернись он с пустыми руками, его и его жену ждет неминуемая смерть. Но он не мог не внять такой отчаянной мольбе и потому опустил топор.

В тот же миг в стволе дерева появилось лицо. Затем рука, нога, и наконец из сердцевины древа вышел хульдрекалл с кожей и одеянием из золотой коры, с волосами из рубиновых листьев и венами из серебряной смолы.

– Благодарю тебя, почтенный лесоруб. – Хульдрекалл был бессмертен и правил всеми, кто жил в лесу. И все же он поклонился лесорубу. – За твою доброту я исполню любые твои желания.

Желания лесоруба были незамысловаты. Он хотел вернуться к жене. Принести с собой достаточно дров, чтобы им хватило до весны. И защитить любимую от лесных чудовищ, скребущихся им в дверь. Хульдрекалл удивился столь скромным просьбам и повторил свое предложение. Он сказал, что может дать лесорубу все сокровища из королевской казны. Но благородный лесоруб лишь покачал головой. И хульдрекалл исполнил его скромные пожелания.

Сначала он дал ему кольцо, свитое из золотистых ветвей его дерева. Это кольцо, сказал хульдрекалл, укажет и осветит лесорубу путь через чащу, куда бы тот ни пожелал направиться.

Потом хульдрекалл протянул руку и отломил с дерева ветвь покрупнее. Изогнувшись, ветвь приняла форму острого топора – лучшего из всех, какие лесорубу доводилось видеть. Хульдрекалл вручил лесорубу топор и пообещал, что им можно будет свалить любое дерево с одного удара.

– Сруби деревья вокруг своего дома в форме круга, – сказал хульдрекалл, – и ни одна лесная опасность не преодолеет эту границу.

Таков был его дар лесорубу. И его детям. И детям его детей. Пока потомки лесоруба будут хранить топор, хульдрекалл будет их защищать.

Глава 3

Тео

Когда-то рыцари совершали великие подвиги. Сражались в битвах, спасали принцесс, охотились на чудовищ.

Но теперь все битвы были выиграны. Правители больше не носили корон. А чудовища попрятались в лесах.

Этим утром Теодрик Риддер, рыцарь дома Хольцфалль, связанный клятвой потомок Хартвина Риддера, охотился на сбежавшую наследницу.

Из бара «Эш» как раз выходили неровным шагом развлекавшиеся всю ночь посетители, подслеповато щурясь на восходящее солнце. Пробираясь через подвыпившую толпу, Тео разыскивал взглядом копну темных волос. В прошлый раз, придя забрать отсюда Нору, он обнаружил ее стоящей во весь рост на столе – она строила башню из фужеров для шампанского. Вокруг собралась золотая молодежь из 1-го круга, подбадривая ее и ахая, когда башня накренялась. Как только в бар вошел Тео, Нора повернула к нему голову. Даже такого крохотного движения хватило, чтобы фужеры зашатались и обрушились, разбиваясь вокруг Норы и сверкая, как звезды.

Под утренним светом осколки стекла казались лишь мусором, оставшимся с прошлой ночи, как и потерянные перчатки и безделушки. Дневной свет забирал все очарование подобных мест. Среди беспорядка стояли несколько посетителей. Те, кто был слишком пьян или слишком богат, чтобы их выставили за дверь.

Тео хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: Норы здесь нет.

Каждого Хольцфалля всегда должен был сопровождать рыцарь. Даже братьев Мерси Хольцфалль. Они утратили всякое влияние, проиграв в испытаниях, но все же оставались связаны с самой могущественной женщиной в городе. Никто не хотел повторения инцидента с похищением Фелисити Хольцфалль, случившегося пятьдесят лет назад.

Или убийства Верити Хольцфалль.

Нора, само собой, считала себя исключением из всех правил.

Тео разбудила посреди ночи командор Лиз Риддер, предводительница рыцарей. На миг, до того еще, как окончательно проснуться, Тео будто бы вернулся в ту ночь, когда его разбудили в прошлый раз. В ночь, когда была убита Верити Хольцфалль.

И когда Аларик погиб вместе с ней.

Потом Лиз произнесла:

– Онора пропала.

Долгие годы тренировок позволили чувству долга заглушить горе. Я повинуюсь моей клятве и буду защищать их любой ценой. В его голове прозвучали слова, определявшие жизнь всех Риддеров.

Нора ускользнула из-под надзора.

Ну еще бы. Это же Нора.

Другие рыцари всю неделю делали ставки: согласится ли Нора принять участие в Испытаниях Веритас? Или упрется, желая получить Наследие напрямую от бабушки, как получила бы от матери? Но у матери она была единственным ребенком. А у бабушки было несколько внучек, каждая из которых после смерти Верити получила шанс стать Наследницей. Если бы Нора заупрямилась, рыцарям, несомненно, приказали бы притащить ее на испытания силой.

Теперь до рассвета и до начала церемонии оставалось всего несколько часов, а Нора куда-то сбежала. И остальные наверняка понятия не имеют, вернется ли она по своей воле. Но Тео знал ее. Лучше, чем кто-либо другой.

Поэтому он и был единственным рыцарем в казарме, которого разбудили посреди ночи.

– Она не делилась со мной планами на вечер, командор, – сказал он Лиз и потянулся за рубашкой и дублетом, аккуратно сложенными на крышке сундука у изножья его узкой койки.

Лиз раздраженно поджала губы. Тео нечасто видел, чтобы командор Риддер столь ярко проявляла эмоции.

– Она сглупила, не взяв с собой рыцаря.

– Верити рыцарь не помог. – Еще до того, как открыть рот, Тео понял, что опасно близок к нарушению субординации. – Командор, – добавил он на всякий случай.

С момента смерти Верити почти никто не произносил имя Аларика. И сейчас Тео не стал его произносить. Но его отсутствие ощущалось в молчании, повисшем между Тео и командором Лиз.

Брат Тео считался лучшим рыцарем их поколения и уже в восемнадцать лет был выбран личным рыцарем Верити Хольцфалль. Его долгом было защищать Наследницу.

И он не справился.

Верити погибла.

А Аларик пропал.

Даже рыцари порой опускались до сплетен. В первые часы после известия о смерти Верити Хольцфалль и пропаже Аларика по казарме поползли слухи о том, что Аларик жив. Что он не сумел защитить Верити и сбежал, страшась наказания. Как Сигизмунд Риддер триста лет назад, который пересек море, чтобы избежать кары за интрижку с Меритт Хольцфалль. На его поиски ушли годы, но все же его поймали. Выследили и схватили другие рыцари, его семья. Когда его вернули в Вальштад, Фиделити Хольцфалль приказала ему высечь себя до смерти. И Сигизмунд Риддер, бессильный перед родовой клятвой, подчинился.

Но Тео знал своего брата.

Аларик ни за что не поступился бы своим долгом. Он был лучшим из рыцарей. Благодаря не только навыкам, но и принципам. Он презирал несправедливость, трусость и неверность. Он был таким рыцарем, о которых сочиняли сказки во времена, когда все боялись древнего леса. Он бы ни за что не поступился своим долгом.

Пока в газетах строили догадки об убийстве Верити, в казарме строили догадки о пропаже Аларика. От тела Верити вела кровавая дорожка. Ее мог оставить раненый рыцарь, отправившийся искать подмогу. Или мертвое тело, которое тащили к реке. Рыцари, обучавшиеся вместе с Алариком, пытались сообразить, кто мог одолеть его в бою. Он не пропускал ни одного удара на тренировочном поле с тех пор, как ему исполнилось двенадцать.

А потом был арестован Лукас Шульд. У него нашли похищенные украшения Верити. Тщедушный тип с пристрастием к выпивке и азартным играм. Нисколько не похожий на того, кто сумел бы одолеть в бою лучшего из рыцарей. И все же Тео знал: Аларик сдержал бы клятву до самого конца.

Тео всегда ценил свою клятву. Свой долг.

Им повезло родиться Риддерами. Так учил их отец. Большинство людей всю жизнь ищут хоть какую-то цель. Многие умирают, так и не найдя ее. А у Риддеров цель есть с самого рождения. Они защищают семью, которая защищает весь остальной город.

Они живут, чтобы умереть ради Хольцфаллей.

– Я найду ее. – Тео надел рубашку. Я повинуюсь моей клятве и буду защищать их любой ценой.

Командор Лиз смерила его взглядом, пока он зашнуровывал ботинки. Похоже, в ее глазах Тео недотягивал до брата. Но командор лишь кивнула:

– На рассвете она должна быть дома.

Нора, разумеется, не взяла с собой локанц. Еще одно правило, с которым она не считалась.

Всем Хольцфаллям полагалось иметь при себе маленький зачарованный предмет, позволяющий определить их местоположение. Локанцем Норы была пара бриллиантовых пусетов, сопряженных с наручными часами Тео, чтобы он всегда мог ее найти. Когда Нору замечали без локанца, она заявляла, что серьги не сочетаются ни с одним из ее нарядов. Будто Тео не знал, что ее гардеробная по размеру равна небольшому дому.

Без помощи магии Тео был вынужден полагаться на сплетни журналистов. В клубе «Алая роза» он нашел белую меховую накидку, в баре отеля «Парагон» – серебряные шпильки, в «Риксе» – неоплаченный счет на двадцать тысяч заубов. В последнюю очередь Тео извлек из-под коктейльного столика в баре «Эш» пару зачарованных стеклянных туфель. В конце этой дорожки из драгоценных улик он отчасти надеялся найти саму Нору с фужером шампанского в руке, ожидающую, пока ее отвезут к бабушкиному особняку.

Но солнце уже восходило над горизонтом, и вместе с ним просыпался город. Значит, Нора либо сама успела к завтраку, либо решила рискнуть, испытав терпение бабушки.

Среди засидевшихся в баре посетителей Тео заметил Фредди Лётце. Фредди был третьим в очереди на наследование процветающей транспортной компании и печально известным ловеласом. Тео знал, что Нора считает его невыносимо скучным. Но в 1-м круге жило не так уж много людей, и потому она часто проводила с ним время.

Фредди Лётце терпеть не мог одиночество. На этот раз его спутницей была симпатичная девушка с ярко-рыжими волосами до пояса. Фредди имел привычку подцеплять молодых мечтательниц, обещать им луну с неба и очень скоро про них забывать. Нора, в свою очередь, завела привычку подбирать этих девушек и устраивать на работу в одно из многочисленных владений Хольцфаллей. Тео подозревал, что половину их горничных наняла именно она.

– Фредди. – Тео пересек лабиринт из опрокинутых стульев и брошенных на пол бокалов. Ему пришлось повторить имя еще два раза, прежде чем мальчишка Лётце поднял на него мутный взгляд. Развязанный галстук-бабочка Фредди болтался на рубашке, которая, несомненно, оставалась свежей и чистой лишь благодаря зачарованным запонкам.

– Рыцарь без наследницы. Печальное зрелище. – У Фредди заплетался язык, а веки тяжело нависали над глазами. – Хольцфаллей здесь нет, так что можешь валить.

Рыжеволосая девушка, которую он обнимал одной рукой, подняла взгляд, услышав фамилию Хольцфалль. Приглядевшись, Тео понял, что она одета в костюм танцовщицы, а броский макияж явно предназначен для сцены. Яркие серые глаза остановились на символе, вышитом на его дублете. Топор Хольцфаллей. Герб Риддеров.

Тео не сдвинулся с места, и Фредди лениво махнул рукой:

– Пшел вон, мальчик.

Тео мог одной левой повалить Фредди Лётце на пол, как разодетую тряпичную куклу. Он был выше на целую голову. Фредди годами не поднимал ничего тяжелее канапе, а Тео тем временем неустанно тренировался. Но Фредди не стоил и капли его пота.

Тео остался стоять, нависая над диванчиком, где развалился Фредди с рыжей танцовщицей. Само собой, тот вскоре раскололся.

– Она ушла. – Фредди поднес бокал к губам, понял, что там ничего не осталось, и призывно щелкнул пальцами в сторону бармена. Тот его проигнорировал.

– Нора, – уточнил Тео.

– «Нора». – Губы Фредди изогнулись в паскудной усмешке. – Как фамильярно для сторожевого пса. Тебе следовало бы называть свою госпожу «мисс Хольцфалль».

Тео уже повернулся, чтобы уйти, но слова Фредди заставили его замереть; плечи свело от злости. Рыцарям не к лицу мелочность и самолюбие. Тео знал свою клятву. Он знал свое место в городе и среди Хольцфаллей.

Некогда рыцари совершали подвиги, сражались с врагами на дуэлях, спасали прекрасных дам…

– Не найдется чего-то пишущего? – спросил Тео у мужчины за барной стойкой, который устало распускал подвязки на рукавах рубашки. Бармен протянул ему ручку из нагрудного кармана, и Тео нацарапал на салфетке пару строчек.

– Рыцари, – фыркнул бармен, подворачивая манжеты. Тео вернул ему ручку и вновь подошел к диванчику, где сидели Фредди с танцовщицей.

– Я думал, ты уже свалил, – протянул Фредди. – Послушай, рыцаренок… – Он осекся и вздрогнул, когда рука Тео оказалась в сантиметре от его лица. Но удара не последовало – он всего лишь подал рыжей девушке салфетку, на которой было написано, как получить работу горничной у Хольцфаллей.

Некоторые девушки, проводившие время с Фредди, по глупости и впрямь думали, что он их любит. Что он сдержит обещания. Но большинство были умнее и хотели лишь денег. А работа горничной у Хольцфаллей, как однажды сказала Нора, неплохо оплачивалась и требовала меньше притворства.

Танцовщица быстро прочла надпись на салфетке. Фредди неуклюже попытался ее выхватить, но девушка, будучи трезвой, опередила его и спрятала записку в вырезе платья. Она посмотрела Тео в глаза и едва заметно кивнула.

Тео отошел, но успел услышать похабную шуточку Фредди о том, можно ли считать салфетку в ее декольте приглашением.

– Вы, рыцари, прямо-таки не можете пройти мимо девицы в беде, да? – заметил бармен, когда Тео направлялся к выходу. Уже у самых дверей он услышал, как тот вдруг добавил: – Твой брат был прав насчет тебя.

При упоминании Аларика Тео застыл на месте.

Но когда он обернулся, бармена нигде не было.

Глава 4

Нора

– Мисс Онора. – Маргарет открыла дверь Норе, взбежавшей наверх по ступеням особняка Хольцфаллей мимо жадных вспышек фотокамер и перекрикивающих друг друга репортеров, и торопливо закрыла, отгородившись от суматохи снаружи. Наложенные на дверной проем чары моментально заглушили шум, запечатав Нору в святилище родового гнезда. – Позволите взять… – Старшая горничная запнулась, увидев, что на Норе нет никакой верхней одежды, несмотря на весеннюю прохладу. – Ваши газеты? – тут же нашлась она.

– Спасибо, Маргарет. – От внимания Норы не ускользнул беглый взгляд, брошенный Маргарет на ее ноги в чулках, когда многострадальная старшая горничная взяла у нее стопку газет. Нора, в отличие от некоторых ее предков, не умела читать мысли, но ей и без этого было ясно: Маргарет беспокоится об уличной грязи, которую Нора разнесет по всему дому. А наказание за испачканные ковры понесут слуги.

Но она зря переживала.

Пусть Нора и не из тех, кто возвращается домой до полуночи, не растеряв по дороге туфли, но зато она легко могла зачаровать два золотых браслета с помощью одной только шпильки. За пару минут она нацарапала на них символы, которые придадут магической энергии необходимую форму, после чего застегнула браслеты на лодыжках.

Большинству людей для такой работы пришлось бы обратиться к дорогому профессиональному чародею. Однако Нора не относилась к большинству.

Ее ступни были безупречно чисты.

– Вас ждут в голубой гостиной. – Маргарет сделала книксен.

«Ждут». Нора не могла просто взять и спросить, пришла ли она последней, ведь тогда станет ясно, что ей не все равно. Разумеется, ей не все равно. Между ними развернулась борьба. Значение имела любая мелочь.

Едва Маргарет отвернулась, чтобы убрать газеты в шкаф, Нора тут же прижала кончики пальцев к блестящему столику у стены, пробуждая свой врожденный дар. Кровь Хольцфаллей была так насыщена магией, что некоторые из них могли использовать свои особые таланты даже без помощи зачарованных предметов. Среди членов семьи были эмпаты, ясновидящие, а иногда и телепаты, хотя последние не встречались уже сотню лет.

Нора же обладала даром перемотки – то есть могла видеть прошлое в любом предмете, запечатлевшем изображение. Лучше всего подходили зеркала и фотографии, но при необходимости могла сгодиться любая отражающая поверхность. Как-то раз Нора перемотала пузыристое изображение на фужере с шампанским.

Большую часть столика занимала огромная ваза с розами, но свободного пространства должно было хватить, чтобы… Вот оно! Перематывая отражение на блестящей древесине, Нора увидела две светловолосые головы.

Констанс и Клеменси, которых привел их отец.

А следом за ними – Модести и ее мать.

Чудесно. Все ее кузины уже собрались. Несомненно, в надежде произвести хорошее впечатление на бабушку. Да, пунктуальность – это добродетель, но, с другой стороны, приходить слишком рано тоже невежливо. Позже Нора непременно озвучит это соображение за спинами кузин.

По крайней мере, ей выпал шанс на эффектное появление.

На ее бриллиантовый браслет были наложены чары бриза. При активации вырезанные на золоте схемы приводили в движение потоки воздуха вокруг владельца. Такие браслеты давно заменили изящные зачарованные веера, которыми раньше пользовались дамы в жару. Приближаясь к голубой гостиной, Нора перегрузила браслет магической энергией, превратив легкое дуновение в резкий порыв ветра.

Створки дверей распахнулись, и Нора предстала перед своей семьей. Пять лиц повернулись к ней с выражением шока, раздражения – или и того и другого.

Как приятно, когда тебя встречают родные.

– Нора! – Руки Констанс были крепко сжаты у нее на коленях. – Мы уже думали, что ты не придешь.

За столом оставались два свободных места. Тиски, сдавливающие грудь Норы, наконец ослабли. Она успела на завтрак раньше бабушки.