Алханай – Кандагар

Виктор Балдоржиев

Алханай – Кандагар

Книга повествует о сержанте легендарного 173 отдельного отряда спецназа ГРУ ГШ ВС СССР. Время основных событий – вторая половина XX века, места – Восточная окраина России, Алханай, Узбекистан, Афганистан, Кандагар.

Отряды специального назначения ВС СССР имеют насыщенную предшествующими событиями историю. Наша история – история одного спецназовца, разведчика, который встречается с противником лицом к лицу, где возможен только один исход, определяемый словом – либо. В этом слове – весь спецназ, в котором – история народа и личное мужество человека, трагедия и мечта общества. Эти понятия сочетаются вместе и отдельно в каждом, проявляясь или не проявляясь в самые разные моменты судьбы.

Жизнь самобытных людей

Позвольте предположить, что жизнь – это самобытность, само бытие человека. Помните мысль: «Человек – это то, что нужно преодолеть»?

Моя серия ЖСЛ – рассказывает именно о жизни самобытных людей. Тут нет аналогии с известной исторической серией, ибо я не могу позволить себе делить людей на замечательных и не замечательных. Самобытен же каждый человек.

В эпоху ужасающего расчеловечивания, я намерен рассказывать о жизни своих современников, своих земляках, простых жителях страны. Большинство из них – люди, остающиеся в прошедшем времени, которых уже невозможно расчеловечить, сплав их души нельзя раздробить и развеять по ветру.

Их судьбы раскрываются по мере знакомства с ними.

Предлагаемая читателю повесть представляет жизнь обыкновенного человека Восточной окраины страны – Балдана Дугарова. Но какая самобытная раскрывается судьба в процессе знакомства. Это частичка истории и отдельного народа, и большой России.

Вместе с тем – это часть истории спецназа.

По ходу повествования я предлагаю некоторые отрывки из истории отдельных отрядов специального назначения, действовавших на территории Афганистана в середине 1980-х годов, ибо герой книги – Балдан Дугаров проходил действительную службу с ноября 1985 по май 1987 года в Кандагаре, в самый пик охоты за караванами душманов.

Он – один из охотников за караванами.

Литературе, религии и другим вымыслам человека, уже не обмануть умное и прозревшее время. Наверное, умному времени нужна публицистика, рассказывающая об исторических примерах, возможностях человека, о том, что было и всегда может повториться.

Предлагаемая книга – один из таких примеров.

Текст крупным шрифтом – максимально достоверное переложение рассказов Дугарова о своём детстве, отрочестве, службе и связанных с этим периодом событиях в Кандагарском спецназе.

Мелким шрифтом даны комментарии, отступления, выдержки из книг, цитаты, отрывки из писем.

Фотографии из альбома Дугарова и открытых источников.

Авторские отступления претендуют на достоверность только в моём понимании, ибо у каждого автора и читателя собственное видение или даже опыт участия. Буду рад, если моё понимание событий читатель воспримет с определенной долей терпимости, диктуемой требованиями общечеловеческой культуры. Вместе с этим прошу читателей, знакомых с темами повествования, простить рассказчика и автора за возможные ошибки или упущения.

Схема повествования проста: герой книги, Балдан Дугаров, будет рассказывать о себе, автор – иногда вмешиваться и вносить необходимые отступления, расширяя и углубляя познания читателя о пространстве и времени человека.

Виктор Балдоржиев.

Глава 1. Сын двух семей

Как рождается повесть о самобытном человеке?

Вот случай, произошедший летом 2018 года. Встречаются два родственника. Одному за шестьдесят лет, второй миновал пятидесятилетний рубеж. Обычно тот, кто старше, чаще остальных вглядывается в прошлое, в судьбы людей своего рода.

У старшего – диктофон. Он задаёт вопросы и темы беседы:

– Балдан, расскажи о себе. Где родился, жил, служил?

– Всю жизнь?

– Всю. До сегодняшнего дня.

Так стали проявляться очертания этой повести…

Дугаров:

– Что рассказывать? Ничего особенного: родился 14 февраля 1967 года в предгорьях Алханая, в живописном месте, которое называется Тут-Халтуй. Там маленькая, извилистая, речка Тут-Халтуй, втекающая в Дульдургинку, берега которой в густых зарослях деревьев и кустарников. Это наши алханайские земли.

Некогда там кипела жизнь молочно-товарной фермы, где жили и работали доярки, телятницы, скотники, их дети, образуя свою, неповторимую, среду и характеры.

В этом селении и родила меня Бальжима Дашиева, работавшая на ферме дояркой. Записали меня – Дашиевым Балданом Дашиевичем. На Тут-Халтуйской ферме я рос до трёх лет.

Представьте меня маленьким бурятёнком среди таких же ребятишек живописной фермы. Вокруг высокие горы, тайга, в ложбине меж ними бежит речушка, среди густых кустарников и деревьев белеют крыши домов и строений молочно-товарной фермы.

Так, наверное, и жил бы дальше в Тут-Халтуе, но весной или в начале лета, когда мне было уже три с половиной года, меня усыновила семья скотника Дугарова Доржижап Мункуевича и Цырегмы Жигмитовны.

Так я стал Дугаровым.

Конечно, обо всём этом мне рассказали позже, когда я был уже взрослым. А тогда с молочно-товарной фермы повезли меня на животноводческую стоянку, где, в вершине речки Дульдурга, жили и работали Дугаровы.

Предгорья Алханая середины прошлого века – это живописные места, где у ручьёв и рек, опушек леса и долинах, распаханных полей – полевые станы, животноводческие стоянки чабанов и скотников. Население объединяет таёжное село Алханай, где центральная база большого хозяйства – колхоза «Эрдэм».

Эти места – Родина многих и многих моих земляков.

Коротко об Алханае

Абзац из Википедии: «Национальный парк «Алханай» (бур. Алхана) образован Постановлением Правительства Российской Федерации № 533 от 15 мая 1999 года для охраны, изучения и рекреационного использования горно-таёжных ландшафтов Забайкалья, а также для охраны культовых мест бурятского народа. Расположен на территории Дульдургинского района Забайкальского края».

Но Алханай – более широкое понятие, это не только известная гора и живописная местность, но и природно-культовый комплекс, национальный парк, село, люди, сельское хозяйство, богатейшая история, а сегодня – туризм. Основная вершина, называемая собственно Алханаем, – самая высокая точка Юго-Восточного Забайкалья. Истоки большинства современных материалов об Алханае сконцентрированы в книге «Алханай – мир великого блага», в интернете можно найти фильм с таким же названием.

«Эрдэм» переводится с бурятского языка как наука или знание. Так называется колхоз, бригады и стойбища которого находятся в предгорьях Алханая, а центральная усадьба – в селе Алханай. В разное время Алханай был прославлен многими своими людьми. Среди них – Герой России Бадма Жабон, писатель Дугаржап Жапхандаев, народный артист России Майдари Жапхандаев, ламы – Жимба-лама, Жунды-лама и многие другие.

Сегодня в горы и предгорья Алханая посещают отдыхающие со всей России, прибывают туристы зарубежья. Они любуются и наслаждаются девственной природой и знакомятся с историей и традициями бурятского народа.

Алханай – Родина героя этой книги. Послушаем его. Ведь только в процессе общения раскрываются нравы и нравственность, обычаи и привычки целого народа. Например, как отдавали детей в другие семьи, как их усыновляли? Как происходил такой процесс? И почему эта традиция была и есть?

– Рассказывали, что в новую семью я отправился без плача, криков и капризов. Как будто бы поехал в свою настоящую семью, где и должен был жить и воспитываться.

Об этом очень интересно рассказывала моя родная мать Бальжима Дашиева: «Вот привезли мы Балдана к Дугаровым. Конечно, они встретили нас как очень дорогих гостей. Приготовили много разных подарков мне и Балдану. А когда настала пора прощаться, я испугалась, что маленький Балдан будет плакать. Тут меня просят поцеловать на прощанье сына, но Балдан, который сидел на коленях приёмной матери Цырегмы, крепко обнял её и наотрез отказался от всяких целований со мной…»

В этом моменте все присутствовавшие поняли, что я и должен быть Дугаровым. Даже когда моя новая мама Цырегма сказала мне, что гостья, то есть моя родная мама Бальжима, уезжает и хочет меня поцеловать, я громко и, наверное, капризно сказал, что не хочу целоваться с ней.

Предание это сохранилось в двух моих семьях…

Усыновление или удочерение

Усыновление, удочерение, приобретение новых родителей – вековые традиции бурят-монгольского народа, где не было сирот и бездетных семей. Таким образом, сохранялся зыбкий баланс, равновесие семейного благоденствия, вместе с тем крепли традиции, с ними вырастали сильные люди, а в целом сохранялся народ. Бездетных семей или сирот не было.

Конечно, многим нашим современникам, да и не только им, непонятны мотивы и поступки, бытовавшие и бытующие до сегодняшнего дня в бурят-монгольском народе. Возможно, для некоторых людей такой обычай – дикость.

Так думаем мы, люди, живущие в первой четверти XXI века. Но в нашем обществе всё ещё много людей, доказавших всей своей жизнью практическую мудрость наших предков.

Один из них – Балдан Дугаров, рассказавший о себе по нашей просьбе.

– Дашиевым я был до трёх с половиной лет. Конечно, я совсем не помню себя Дашиевым. Отчётливо помню себя уже Дугаровым. Особенно – четырехлетним, пятилетним, шестилетним. Жили мы на скотоводческой стоянке в истоках норовистой и бурной речки Дульдургинка.

В те годы юрт уже не было, строили брусовые и бревенчатые дома, рядом с ними – кошары, стайки, изгороди. До центральной усадьбы колхоза, села Алханай, довольно далеко. Кажется, это время бурлило совсем недавно. Трудно стереть из памяти людей время, в котором все работали и ощущали причастность к делам и развитию государства. Люди знали, что государство – это они…

Однажды весной, оставив меня одного, мама отправилась в Алханай. Наверное, за покупками. Папа с дядей Чимитом работали – пасли коров или возились в изгороди.

Через некоторое время, заскучав в одиночестве, я тоже отправился в Алханай. Было мне тогда лет пять или того меньше. Думаю, что километров шесть я прошёл по течению Дульдургинки. Не меньше. Помню, иду, поглядываю на солнце и размышляю: плохо, если быстро вечер наступит, звери могут спуститься с гор. Вот доберусь сейчас до стоянки Мухамеда, там тоже жила семья скотника. Возьму у них ружьё на всякий случай. А вдруг медведь в темноте появится, обороняться же придётся…

В предгорьях Алханая

Тут надо сказать, что медведей в предгорьях Алханая, действительно, много. Я помню, как в 1981 году ездил на молочно-товарную ферму Тут-Халтуй, где жил мой приятель-художник Жадамбаев. Мы ходили с ним в тайгу, на солонцы, куда добавляли соль. В такие места приходят изюбри и косули. Тем, кто не знает о солонцах, рекомендую поинтересоваться материалами на эту тему. В моей памяти остались отчётливые медвежьи следы и свежий помёт на влажной тропе возле таёжной речушки. Стало понятно, что здесь можно встретиться с медведицей и медвежонком, что особенно опасно для человека.

В случае с походом маленького Балдана в Алханай по течению речки, сплошь заросшей кустарниками и деревьями, а с двух сторон зажатой горами и непроходимой тайгой, я представляю, что медведь мог появиться в любую минуту и с любой стороны.

Слухами о нашествии медведей алханайская земля известна издавна.

Вот почему четырех или пятилетний Балдан размышляет о том, как доберется до стоянка Мухамеда и возьмёт там его ружьё!

Но послушаем Балдана.

– Наконец, я добрался до стоянки Мухамеда. Но что это? Вокруг тишина. Изба кажется нежилой. В изгороди нет ни коров, ни овец, ни свиней. Собаки не лают. Не видно даже телег. Потихоньку всё зарастает травой.

Захожу в избу – никого нет.

Семья перекочевала на другую стоянку.

Делать нечего, побрёл дальше. Уже вечерело, солнце накренилось в сторону дальних гор. А в наших краях это верный знак, что очень скоро долина будет охвачена сумерками. Как быть? До Алханая должно быть ещё далеко. Надо идти обратно, домой! Повернул я назад. Потом побежал. Быстрей, быстрей, надо успеть до захода солнца!

И тут что-то застрекотало и затопало не то в стороне, не то впереди. Попробуй, разберись при такой суматохе в голове! Топот становился всё явственней, тогда я стал прижиматься к берегу речки и красться, а потом и вовсе залёг под кустарником. Стал прислушиваться. Кажется, лошадь. Не то рысью идёт, не то скачет.

И вдруг над зарослями раздался родной, ищущий, голос отца:

– Балдан, Балдан! Ты где? Где ты сынок?

И сразу же из-за зарослей деревьев, на дороге, появились полностью – и наш конь, и отец, внимательно озирающий густые скопища деревьев, кустарников и кричащий в лучах предзакатного солнца. В каждом движении коня, звуках отцовского голоса, повороте его головы трепетала тревога, наполняющая предвечерний воздух и пронизывающая всего меня.

Мне стало страшно. Даже дышать становилось трудно.

– Балдан! Сынок!

Не успел растаять последний звук, как я выскочил из кустарников и бросился к отцу. Конь даже не испугался. Отец мгновенно наклонился, и я оказался в его руках. Тревога тут же растаяла, и воздух наполнился звонкой радостью двух мужчин – отца и сына.

Помню тёплую спину отца, покачивающийся ход коня. Стало тепло и дремотно. Так, то погружаясь в сон, то просыпаясь, я вернулся с отцом домой из своего первого дальнего выхода…

Глава 2. Охотник

Дугаров:

– Так мы и жили возле речки Дульдургинки, смотрели за скотом.

Позже, когда уже приближалось время моего поступления в школу, мы перекочевали оттуда на чабанскую стоянку, в местность Тарбагатай, которая также запомнилась мне на всю жизнь. Огромные сопки, долины, обилие травы. Скот там всегда тучный. Люди сильные и зажиточные.

География моя расширялась: горы, тайга, долины, речки, названия разных мест, которые стали родными на всю жизнь.

Помню – зима. Папа часто уходит в степь и тайгу с ружьём. Понимаю – охотится. Конечно, у меня тоже было игрушечное ружьё, которое в наших краях называют «централкой». И вот однажды, закинув за плечо свою «централку», я тоже отправился на охоту. Якобы, вслед за отцом.

Забайкальская зима суровая, морозы сорокоградусные, иногда доходит и до пятидесяти градусов. Подготовился к охоте я основательно. Оделся в зимнюю одежду, всё подоткнул, подогнал. Были у нас две собаки – белая и чёрная. На охоту ходила белая собака, Шарик. Его можно было вести на поводке. Черная собака не охотилась и на поводке не ходила. Обычно она охраняла дом.

С «централкой» и охотничьей собакой на поводке, укутанный в зимнюю одежду, по девственно белому снегу отправился шестилетний охотник добывать дичь. Отовсюду открывались контрастные панорамы, видно было далеко-далеко, тёмная ложбина почти на горизонте в густых зарослях кустарников, сопки, редкие петляющие дороги. И – холодное голубое небо с плывущими белыми тучами. Почему я так свободно мог уйти?

Повторюсь: в те времена, а это 1973 год, все люди работали. Весь народ работал. Вся страна работала! О бездельниках мы и не знали. В нашем колхозе, а также и на нашей стоянке, было время окота, у нас это время называется сакманом. Сейчас мало кто знает, что такое окот или сакман. Это пора ягнения овцематок, появления приплода. Сакман – это суетливый и очень трудоёмкий процесс, где занят каждый человек, овцематки ждать не будут. Все люди заняты. Во всех постройках и кошаре день и ночь кипит работа. Там, где люди и животные – морозный белый пар.

Бабушка, которая должна была присматривать за мной, тоже захлопоталась вместе со всеми и упустила «охотника».

И вот я, свободный добытчик, поднимаюсь на перевал!

Такая картина: заходят взрослые в тёплый дом, зовут маленького Балдана, а Балдана нет. Бабушка до того закручинилась, что тут же слегла, заболела. Поднялась паника. Прибежала чёрная собака. А белой собаки и шестилетнего Балдана нет. Люди всматриваются во все стороны, отец приник к окулярам бинокля.

Насколько видно морозное пространство – зима, белый снег, лютый мороз!

Мне кажется, что первым обо всём догадался отец. Может быть, он заметил, что нет игрушечной «централки»? Он ринулся искать в снегу следы, нашёл их и, встревоженный, немедленно отправился по ним. Не дойдя до вершины перевала, он услышал, что где-то лает собака. В страхе отец взбежал на перевал и далеко внизу увидел мечущуюся и лающую у сугроба белую собаку… Я мирно посапывал в сугробе, намотав на руку поводок Шарика.

А если бы не намотал на руку поводок? Как долго меня искали бы взрослые? Думаю, что я счастливый и везучий человек. Много раз я убеждался в этом.

Большинство людей не имеют понятия о жизни на стоянке.

Жизнь на животноводческой стоянке – это непрерывная работа. По временам года, по циклам. На стоянке – всё главное. Но самое главное – это постоянная ответственность. Токарный или какой-нибудь другой станок может подождать, а животное – нет, о нём надо заботиться круглосуточно.

На первый взгляд – всюду людская суета, а на самом деле – чётко продуманный порядок. У каждого свои обязанности. Даже у самых маленьких. Шестилетние – полноправные помощники.

Как забыть запах сенокоса, образы родных и знакомых наиболее явно проступают именно при воспоминаниях о сенокосе. Конечно, я в любое время норовил поступить самостоятельно, убежать куда-нибудь. Но все уже знали о моих стремлениях к самостоятельным походам.

Пришло время, и осенью я отправился в подготовительный класс, который в наших сёлах зовут «половинками». Приехал на мотоцикле с коляской из Алханая русский друг моего папы и увёз нас в село. Я стал школьником.

До этого времени в село я почти не приезжал, хотя у нас был дом, где жила бабушка.

Первое впечатление: как много здесь разных построек, людей, особенно детей, моих ровесников!

Дети колхозников

Начало 1970-х годов, вторая половина XX века, почти на всех животноводческих стоянках Восточной окраины России, как и много лет тому назад, живут сотни, а может быть и тысячи, детей, которые не видели деревни, села, посёлка, города, железных дорог, поездов, взлётных полос и аэродромов. Они видели и познавали другое мироздание – природу и людей, дружбу и взаимовыручку, труд и терпение, бескорыстие и верность, народную философию, которая будет вести их по жизни и не позволит ошибиться. Ведь природа не знает ошибок.

Автору известна эта жизнь, ибо он сам – оттуда.

Идёт время, дети взрослеют, русские ребятишки свободно разговаривают на бурятском языке, бурятские мальчики и девочки учатся говорить на русском, а некоторые знают язык с рождения. Язык – явление социальное. Начинаются приёмы в октябрята, пионеры, комсомол. И продолжаются бесконечные колхозные работы – стрижка овец, сенокос, уборочная, сакман, образовываются ученические производственные бригады. К этому времени колхозные дети, особенно дети, родившиеся и выросшие на животноводческих стоянках, умеют всё или почти всё: от дойки коров до вождения сложнейших машин. О домашних работах и уходе за собой, уважении к старшим и защите младших, даже говорить не надо. Такие понятия присутствует сами по себе, они врожденные.

Позволю себе ещё одно отступление, в которой замечу, что, если литература, на мой взгляд, невозможна без чувства вины от незнания реальности и жизни простых людей, то подобное чувство вины не испытывают люди, живущие в более лучших условиях, чем их современники, судьба которых не предоставила им жизненный уют и комфорт с рождения. У баловней судьбы, которые получили беззаботное времяпровождение с рождения, нет и не может быть чувства ответственности и вины.

Но именно отсутствие уюта и комфорта, которые всегда не по заслугам, безмерно обогатило моих земляков и сородичей лучшими человеческими качествами, которых нет и не может быть у пресыщенных.

Никто и нигде, конечно, в то время не нашёл бы слова Чингисхана, зафиксированные кем-то во времени о том, что «Каждый мальчик, родившийся в местности Баргуджин-тукум, на Ононе и Керулене, будет мужественным и отважным, сведущим и сметливым (от природы), без наставления и выучки. И каждая девочка, которая там родится, будет хороша и прекрасна без убранства, причесывания и румян и будет безмерно искусна, проворна и доброжелательна».

Об этих словах вспомнят потом, когда уже не будет колхозов и СССР. Но такие мальчики и девочки получались на Восточной окраине России только при колхозах и СССР. На мой взгляд, они были и останутся самыми надёжными гражданами при любых испытаниях государства.

Один из них Балдан Дугаров. Вся его жизнь – от рождения на ферме до физической закалки с шести лет – станет лучшим образцом уже в других условиях, которые создают для простых людей политики разных мастей и пошибов.

– Учился в обыкновенной сельской школе. Ни шатко, ни валко. Отличником или хорошистом не был. Моя оценка – твёрдая тройка. С малых лет была у меня присущая многим бурятам страсть к шахматам.

Уже в младших группах школы я обыгрывал всех.

Однажды школьная команда стала готовиться к районным соревнованиям. И тут обнаружилось, что у меня нет документов.

Такие простые и хорошие были времена: люди могли не думать о документах и даже жить без них. Но документы нужны человеку всегда. Мне в тот момент потребовалось свидетельство. В школе я был записан Дугаровым. Казалось, что если люди знают меня, как Дугарова, то этого достаточно для того, чтобы не беспокоиться. Но оказалось, что в сельсовете я записан как Дашиев Балдан Дашиевич.

Так в шестом классе я узнал о том, что такое документы и как они важны для человекаэ

Начались хлопоты, сделали перерегистрацию: будучи уже подростком я законно стал Дугаровым Балданом Доржижаповичем. Отца моего по паспорту, оказывается, звали Доржижап, а люди называют его Доржи. Через двадцать лет в наградных документах имя отца переиначат военные бюрократы и напишут «Доржижанович». Неужели они такие невнимательные? У бурят не такого имени…

К тому же до случая со свидетельством меня везде записывали как Дугарова Балдана, никто не спрашивал каких-нибудь документов. Да и кому это интересно? Но тут грянули официальные соревнования и потребовались официальные документы.

Имена, отчества, фамилии, документы

Сколько закавык, проблем, казусов испытали почти все люди нерусской национальности России с именами, фамилиями, прозвищами, документами во время переписей, получения паспортов, разных актов, справок, выездов и отправок. У половины бурят-монгольского населения тибетские имена, как и у многих русских – латинские. Остальная половина носит свои, бурятские или монгольские, имена, многих зовут русскими именами.

Кто-то записан на отцовскую фамилию, кому-то дали фамилию по имени отца, кто-то носит материнскую фамилию, а кого-то усыновили или удочерили. Какая из этих фамилий или имён – официальная? Откуда, от кого производить отчество у представителей народа, в котором раньше вообще не именовали друг друга по отчеству, добавляя после имени особые, уважительные, приставки.

К тому же, тибетские и монгольские имена могут быть двойными, спаренными, их не могут выговорить русские люди, которые работают в отделах записи актов гражданского состояния или паспортных столах. Артикуляция такая?

Но внимательными они могут быть? Или не могут?

С этим столпотворением фамилий, имен, приставок и суффиксов не могут разобраться даже до наших дней. Да и как разобраться с монгольскими и тибетскими именами и фамилиями, когда путают и русские?

Кстати, Балдан переводится с тибетского как – Славный, Великолепный…

Глава 3. На стоянке. Быт и бытие

Дугаров:

– Родители мои в одно время ухаживали за крупно-рогатым скотом, потом мы присматривали за овцами, после этого снова приняли гурт коров. На таких стоянках и прошло моё детство.

Помню перекочёвку в Урей. Это тоже живописное место, на границе с Акшинским районом. Недалеко трасса и село с таким же названием. (Кстати, потом, в Афганистане, в спецназе, я встретил парня из Урея. Представьте мою радость…)

А тогда я учился в четвёртом классе. Уже в четвёртом классе. Ведь в таком возрасте ребёнок животноводов мог делать, практически, многие работы на своей стоянке.

Однажды, во время моих летних каникул, родители сказали мне, что съездят в деревню Такеча, которая была недалеко от нашей стоянки, сразу за перевалом. Наверное, поехали за продуктами, подумал я, продолжая заниматься обычными делами.