Любимый враг

Ви Венто

Любимый враг

Глава 1

Мира

– Федор, долго нам еще ехать? – я елозила на заднем сидении автомобиля, предвкушая встречу с отцом и его радостное лицо.

Я только узнала о том, что меня приняли в СПбГУ на факультет бизнеса и торопилась сообщить ему об этом. Наконец-то бессонные ночи, нервозы и бесконечная зубрежка предметов остались позади.

– Пятница же, Мира Викторовна, все за город едут, поэтому дольше, чем обычно.

Сообщить новость хотелось немедленно и не по телефону, поэтому я решила ехать к отцу на завод в отдаленный пригород Санкт-Петербурга, но уже немного пожалела об этом. В хорошее, беспробочное время, добраться можно за полтора часа от центра города, но мы едем уже два, а проехали только две трети пути. И домой уже не свернуть. Наш дом в элитном поселке, находился примерно посередине между городом и селом, где располагался завод. Идеальное расположение для всеобщего удобства – и мне в институт и отцу на работу добираться примерно одинаково. Но нужный поворот мы уже проехали, поэтому делать нечего. Да и никакая пробка не испортит мое радостное настроение и не лишит желания скорее им поделиться.

Моя мама умерла от рака три года назад и теперь мы остались с отцом вдвоем. Болезнь сгубила молодую и красивую женщину за полгода. Это стало для нас ударом, от которого мы долго отходили. Первый год после ее ухода был самый тяжелый, мы существовали как роботы: ели, ходили я в школу, а он на работу. Мало разговаривали. Отец часто пил в своем кабинете. Я чувствовала себя брошенной и не нужной и естественно попала в не очень хорошую ситуацию. Так бы мы оба и покатились по наклонной, пока однажды, я не загремела в полицию, потому что ребята из моей новой компании уговорили меня украсть одежду в торговом центре. Отец приехал за мной всклокоченный и взволнованный. Домой возвращались в тишине, я стыдливо прятала глаза, он о чем-то усердно думал. Когда зашли внутрь, я скоро направилась в свою комнату, но отец остановил.

– Пошли поговорим. – сказал абсолютно спокойно без агрессии.

Я кивнула и пошла за ним в гостиную.

– Мира, мы – это все что у нас с тобой есть. Я не виню тебя в том, что сегодня произошло, я виню себя. Я зациклился только на своем горе, забыв, что ты тоже потеряла самого дорогого человека.

Я теребила манжет толстовки на рукаве и смотрела на отца готовая вот– вот расплакаться. Боль от потери мамы, чувство ненужности, стыд за проделанный поступок. Внутри скопился сгусток боли, который душил. Отец подошел ко мне и прижал к груди, он так не делал уже год. Я не выдержала и разрыдалась в захлеб. Всхлипывала и выла ему в грудь, а он гладил меня по голове.

– Я люблю тебя, моя самая лучшая девочка на свете.

Стояли мы так довольно долго, пока мои плечи не перестали вздрагивать, а глаза не высохли после слез. Я отстранилась от отца, и он указал на кресло рядом предлагая мне сесть, сам устроился на диване напротив.

– Мира – ты мое продолжение и моя единственная наследница. Тебе уже почти шестнадцать и уже более чем пора задуматься о твоем будущем. И я сейчас говорю не столько про институт, сколько про твое наследие.

– Завод? – прошептала я, разлепив сухие искусанные губы.

– Да. – отец очень серьезно заглянул в мои глаза. – Я хочу, чтобы ты с завтрашнего дня начала участвовать в деятельности. Как в управленческой, так и в производственной.

– Но как? Я же ничего не умею и ничего не знаю.

– Будешь приезжать после школы каждый день на два– три часа и просто наблюдать, и вникать. На каникулах время увеличим. Я понимаю, что в твоем возрасте хочется гулять и развлекаться, поэтому сейчас даю тебе выбор. Ты можешь отказаться, но подумай кем ты хочешь себя видеть через пять – десять лет.

Я молчала. Обдумывала. Отец боится, что я опять впишусь в плохую историю и решил занять меня полезным делом, плюс держать меня при себе. На секунду, юношеский максимализм уже готов был вырваться наружу, но моя рассудительность взяла верх. «Мы– это все что у нас с тобой осталось»… Отцу тоже нужен условный присмотр. Не только я нуждаюсь в поддержке и любви. У меня болело сердце, когда я видела очередной стакан в его руке. Потерять и его я не смогу, я не переживу.

– Пап, я с огромным удовольствием приму твое предложение. Тем более я знаю как завод был важен и для мамы. Он продолжение нашей семьи.

В начале девяностых, отец, сразу после техникума, устроился работать на одно из немногих, функционирующих предприятий в Ленобласти. Пластиковый завод был в упадке, зарплаты не платили по полгода или расплачивались продукцией: полиэтиленовыми пакетами и рулонной пленкой для теплиц и хознужд. Иногда перепадала пластиковая тара. Но предпринимательская жилка не дала отцу умереть с голоду. Он нашел канал сбыта на финской границе. Финны с удовольствием скупали, копеечные по их меркам, но нужные в быту предметы. Постепенно это переросло в опт, который им обеспечил отец за счет скупки предметов у коллег, а позже не скрывая начал покупать напрямую с завода. Руководители заскорузлой махины были не готовы к новым реалиям постсоветской экономики, и в период развала страны, не смогли вовремя переориентироваться. А вот такие ушлые молодые ребята, как мой отец, быстро все переделали под себя. Позднее он, взял в аренду часть производства под свои нужды, а еще через пару лет полностью выкупил остатки умирающего завода. Подключил, только зарождающийся в стране маркетинг. Сделал ребрендинг: советское название завода заменили на более престижное «Наопласт».

Тогда же на завод, в отдел кадров, устроилась моя мать. Интеллигентная, умная красавица, только– только окончившая институт. Отец влюбился с первого взгляда. Они вместе, рука об руку, превратили умирающее производство в процветающий, громадный бизнес, который стал ключевым в области.

Мы впервые со смерти мамы заулыбались. Я потянула его пить чай на кухню и стала задавать глупые вопросы по работе.

С того разговора прошло уже полтора года. Завод я посещала ежедневно, а иногда очень задерживалась, чем отец был очень недоволен, говоря, что в выпускном классе нужно думать об экзаменах, а не торчать в цехе с утра до ночи с рабочими. У меня даже была собственная роба, каска и респиратор. Наш завод производил пластик в крупных масштабах. Детали для автомобилей, крупное пластиковое остекление, инвентарь для строительной и горнодобывающей индустрии. Территория производства раскинулась на несколько километров: множество цехов под различные виды изготовляемой продукции. Офисное здание, где сидели административные сотрудники и руководство, было большой серо-белой пятиэтажкой.

Федор плавно остановился, не доехав до центрального входа.

– Здесь вам комфортно выйти? А то подъезд к зданию заставлен.

Голос водителя вернул меня из воспоминаний в реальность. Я отклонилась со своего места влево и уставилась в лобовое стекло. Возле входа стоял черный блестящий майбах.

– Кто это такой важный пожаловал к отцу? – Хмыкнула я.

Створки лифта распахнулись на пятом этаже, и я медленно пошла по коридору в сторону главного кабинета. Странно, так тихо. Все как будто закрылись у себя, и носу не показывают. Секретаря отца тоже на месте не оказалось. За дверью слышались мужские голоса. Я прижалась ухом к плоской деревянной поверхности, пытаясь услышать, о чем разговор, но не простояла и минуты, как услышала четкое, неприятное «Всего хорошего» с той стороны, и дверь моментально распахнулась. Я успела отлипнуть от нее, но убежать не успела. На меня почти налетел высокий мужчина, в темном деловом костюме, но чудом остановился. Он недовольно посмотрел ледяными серыми глазами, молча обошел меня и покинул помещение.

Я повернулась ему вслед и увидела кравшуюся по стенке Светлану Ивановну с подносом в руках, на котором дымились две чашки кофе. Видимо ее он тоже чуть не затоптал.

Отец стоял у окна, ко мне спиной. Уже по опущенным голове и плечам я поняла, что он расстроен.

– Папа, кто это был?

Он дернулся, не ожидая меня здесь увидеть.

– Мира, ты откуда тут? Я думал ты дома сегодня.

– Я хотела тебя порадовать хорошей новостью. – я улыбнулась предвкушая, что сейчас отец забудет про все свои печали. – Я поступила куда хотела!

Отец раскинул руки приглашая меня в свои объятия. В которые я с удовольствием погрузилась.

– Я в тебе никогда не сомневался! – чувствовалась радость и гордость в его словах, но эти грустные нотки…

Я отстранилась и посмотрела в его лицо.

– Пап, кто это был? Что он хотел?

– Знаешь, времена меняются, нужно вводить новые технологии, обновлять оборудование и ассортимент. – То, что мне говорил отец было логично, и я знала обо всех потребностях завода, а также знала, что сейчас нет возможностей. – Я решил продать часть акций, во благо компании. Этот человек потенциальный покупатель.

– А почему он вышел отсюда такой злой и недовольный? По цене не договорились?

– Скорее по количеству… Дочь, тебе пока не обязательно вникать в эти сложные финансовые схемы. Еще успеешь. А поехали отпразднуем твое поступление? – переключился он с тревожной темы.

Тогда я видела Яна Майера впервые и еще не знала, что он станет моим собственным адом.

Глава 2

Мира

Во второй раз я увидела его больше, чем через год. Поздней осенью.

Мы выходили с Николаем Николаевичем, начальником производства, из цеха и обсуждали смешной случай с новой кухаркой в общей столовой, когда увидела ЕГО. Этого мужчину я узнала сразу, несмотря на то что видела его однажды, давно и всего пару секунд. Такие не забываются. Он стоял с двумя неизвестными мне людьми, наверное, это кто– то из его команды. По росту, фигуре и стати, он значительно отличался от всех присутствующих. Возраст – явно больше тридцати. Светлые, идеально уложенные назад волосы, острые, жёсткие черты лица, холодный, расчетливый взгляд, широкий разворот плеч. Напоминал немецкого эсэсовца, а его арийская внешность только добавляла схожести с таким пугающим персонажем. Потом я вспомнила, что и фамилия у него немецкая и все как будто встало на свои места. «Надеюсь, он никого к расстрелу не приговорит», – недобро пошутила я про себя.

– Ходит как хозяин по территории. Уже второй раз приезжает на этой неделе. Может мы чего не знаем? – Ник Ник вопросительно посмотрел на меня.

Николай Николаевич работал на этом заводе еще до моего рождения. В его вопросе чувствовалось переживание за выросшее на его глазах и в его руках производство. Сейчас я проводила с ним очень много времени, узнавая все нюансы и технологии. Он очень уважал моего отца и с большой ответственностью принялся за мое обучение. Уже приближался срок выхода на пенсию, но огня в нем было хоть отбавляй. Ник Ник относился ко мне как к внучке, а я отвечала ему теплотой и уважением.

– Не знаю.. Отец мне ничего не рассказывает. Знаю только, что год назад он приобрел пятнадцать процентов акций.

– Но он весь год и не заглядывал сюда, а теперь как медом намазали.

На наших глазах он остановил парнишку, который шел к своему погрузчику, что– то спросил у него, и парень указал на нас. Серые глаза молниеносно взглянули в нашу сторону и у меня пересохло в горле.

Майер двинулся к нам, и по мере его приближения я сжималась как изюминка. Почему– то стало некомфортно, что я в робе и совсем не накрашена. Мои длинные, светлые волосы были собраны в хвост и спрятаны под одежду.

Мужчина подошел, обдавая нас запахом дорогого парфюма и власти.

– Вы начальник производства? Мне нужно задать вам пару вопросов. – обратился без лишних расшаркиваний к Ник Нику, а на меня даже не взглянул и не поздоровался.

– Да. Здравствуйте. – не любезно, но с осторожностью ответил мой наставник.

– Можем мы пройти в цех? – предложил и скользнул по мне неприветливым взглядом как будто мое присутствие ему мешало и его раздражало.

Я закатила глаза от возмущения. Много чести.

– До завтра. – улыбнулась Ник Нику, на немца даже не посмотрела и направилась к офису.

Позже, когда я собиралась ехать домой и Федор помогал мне сесть в автомобиль, любезно открыв заднюю дверь, я почувствовала на себе чей– то взгляд. Непроизвольно вскинула глаза над крышей машины: Ян Майер стоял недалеко от входа и невнимательно слушал вещающего ему человека, не сводя с меня взор. Морозец побежал по моей спине, и я поспешила спрятаться в салоне. Мне не понравился его взгляд. Властный, самоуверенный, изучающий. Лучше бы он как раньше не обращал на меня внимание.

Вечером того дня я узнала, что Ян Александрович Майер владеет уже пятьюдесятью одним процентом акций нашего завода. Тогда в первые за пару лет отец опять закрылся с бутылкой в кабинете. Для меня это тоже стало ударом, но выливать свое негодование и расстройство на отца было бы абсолютной глупостью, поэтому я проглотила эту ситуацию, пытаясь сохранить крохи позитива и надеясь, когда– нибудь вернуть полный пакет акций нашей семье, ведь еще не все потеряно, и мы поборемся.

Немец во всех отделах посадил своих людей, уволив при этом некоторых наших, которые, по его мнению, были непродуктивными работниками. Ему слали ежедневные отчеты и аналитику о работе производства и сам он здесь больше не появлялся.

В третий раз я увидела его ровно через год.

Уже несколько дней как лег плотный, чистый снег. Я вернулась из университета домой и ждала, когда распахнутся автоматические ворота, чтобы заехать во двор. Первое, что бросилось мне в глаза, когда створки открылись, это большой черный Ролс Ройс возле входа. На снежном фоне он выглядел бессовестно шикарно. Я припарковала свой белый мерседес рядом. Но не успела выйти из машины как на крыльце показался невозмутимый Майер, в черном пальто. Он натягивал кожаные перчатки и неторопливо спускался по ступеням. Увидел меня, сидящую в машине, на доли секунды задержал взгляд, но даже не кивнул, а молча направился к своему автомобилю. Но тут случилось невообразимое. Отец в одном халате, домашних штанах и тапочках выбежал на улицу поносЯ немца ужасными словами, он покраснел от гнева и размахивал руками. Неплотно завязанный халат оголял часть груди, которая тоже покраснела то ли от холода, то ли от эмоций. Я, растерявшаяся в первые секунды, выскочила из машины и скользя подбежала к отцу, пытаясь его успокоить.

– Ты – алчная сволочь! Ты не получишь ничего!!! Только через мой труп!! – орал, захлебываясь отец.

– Папа, пожалуйста! Пойдем в дом! Ты простынешь! – я пыталась схватить его за руки, но он как будто меня не замечал.

– Ты – дьявол во плоти! Ишь, что удумал!! Как все рассчитал, да!? – отец уже осип, но продолжал извергать оскорбления.

Я перевела умоляющий взгляд на Яна, в надежде, что он поможет мне увести его в дом. Но он смотрел с надменностью на истерящего мужчину и не шевелился. С моей головы упала шапочка и волосы разметались по спине и груди. Слезы от обиды и унижения уже жгли глаза.

– Уйдите! – крикнула я немцу.

Он выразительно посмотрел на меня, помедлил несколько секунд, потом молча сел в свой Ролс Ройс и уехал.

Глава 3

Ян.

Я уже второй час сидел в ВИП-комнате самого элитного и закрытого клуба Санкт– Петербурга. Пьяный Зарубский уже минут пятнадцать пытался мне что– то рассказать. Он облокотился о стол и подался вперед, стараясь дотянуться ко мне корпусом как можно ближе. Периодически его покачивало и я с нетерпением ждал, когда он упадет со стула. Я сидел за столом в пол– оборота и даже не пытался помочь своему собеседнику сократить между нами дистанцию. Находится здесь было невыносимо и противно, сборище пьяных богатеньких детей, которым уже перевалило за тридцать, а они все не могли натусоваться и нанюхаться. Здесь для меня представлял интерес только один человек. Именинник Стас Измайлов. Он имел прямой выход на губернатора Калининградской области и должен был на следующей неделе организовать мне аудиенцию. Только ради того, чтобы выказать Стасу уважение и благодарность, я здесь. Мне не интересны тусовки и пьяные вечеринки, не интересны глупые люди, после общения с ними чувствуешь себя высосанным и растраченным. Прежде, чем что– то сделать, куда– то пойти или с кем– то встретится, я задаю себе вопрос: что я получу после этого? Холодный расчет абсолютно во всем. Время самый дорогой ресурс. Формула моего успеха – это грамотное управление собственным временем и дисциплина. Именно поэтому к двадцати пяти годам я уже заработал свой первый миллион долларов. Я покупал людей, давал взятки, шел по головам. Я ставил заоблачные цели и не щадя себя шел к ним. Это стало моим наркотиком и смыслом жизни. За это «спасибо» моему тирану отцу, в глазах которого я был все время «недо». Недостаточно умный – и только поэтому я закончил экстерном школу на отлично, а затем получил параллельно два высших образования (одно очно, второе заочно) физмат и бизнес-аналитика. Мой мозг был как вычислительная машина, цифры мне давались легко.

Недостаточно спортивный – поэтому я убивал себя на тренировках в любое свободное время.

Недостаточно собранный – поэтому дисциплина, расписание и порядок вросли в меня на уровне ДНК с самого детства.

Я делал все, чтобы отец мной гордился и не оставил нас с матерью, как угрожал сделать при каждой их ссоре. Он не гнушался поднимать на меня руку, догадываюсь, что и на мать тоже, но лично я этого не видел. Зато видел, как он манипулировал деньгами, которых у него было очень много, но нам он выделял только на жилье и одежду. Он часто улетал на свою родину в Германию и как мы позже узнали, там у него была вторая, любимая семья. Когда мне было восемнадцать он посчитал, что выполнил свой долг передо мной как отец и окончательно исчез из нашей жизни оставив нас без единой копейки. Пока учился в институте, я пытался выйти с ним на связь и похвастаться своими успехами в надежде получить заветную похвалу. Но к третьему курсу я оставил эту игру в одни ворота, осознав, что отцу на меня полностью наплевать. К этому времени моя молодая и красивая мать, начала очень сильно сдавать. На фоне стресса от развода, новости о второй семье отца и безденежье, у нее начался васкулит, аутоимунное заболевание, и она сгорела на глазах.

Самое странное, что, стоя у ее могилы, я не испытывал ненависти к отцу. Я вообще придерживался мнения, что все происходящее в жизни человека – это полностью его заслуга. Мать могла бы давно уйти от него, начать строить свою собственную счастливую жизнь, а не терпеть унижение и нелюбовь.

За то каким я стал, тоже отчасти можно поблагодарить моего отца. Пока все мои друзья веселились и развлекались я учился и работал. Теперь я выше их всех на три головы. Счастлив ли я? Я не мог ответить на этот вопрос. Я так живу и по– другому уже не умею. Но год назад мне позвонил отец и попросил взаймы. Его бизнес был тесно связан с Россией, а после последних событий в мире он испытывает огромные трудности. Сказал, что наслышан о моих успехах и доволен, что воспитал такого сына. Доволен собой. Я молча слушал и ждал, что он что– то спросит о матери или моей жизни, поинтересуется женат ли я, и не стал ли он дедушкой. А ведь он им был, пусть и не долго. Отец вещал о ситуации в политике и экономике, объяснял, как можно перевести ему деньги в нынешних условиях, и отчитался куда он намерен их потратить. Немецкая щепетильность. Я положил трубку и заблокировал его номер. И это не детская обида или психоз. Просто это чужой мне человек, которому я ничего больше не должен.

Я встал из– за стола и вышел из ВИП-комнаты. Музыка сразу ударила в уши, и я поморщился, но возвращаться обратно не хотелось. Для приличия мне нужно еще пробыть здесь хотя бы минут тридцать. Я подошел к перилам, оперся двумя руками и посмотрел на танцующих и веселящихся людей внизу на танцполе. Мое внимание привлекло протяжное «У– У– У– У», звон бокалов и женский смех внизу. Три девушки за столиком чокнулись фужерами и выпили. Две брюнетки тут же выскочили из– за стола и принялись танцевать рядом, приглашая блондинку, которая сидела спиной ко мне, присоединиться, та нехотя, но встала, больше делая вид, что танцует. Она просто плавно двигала бедрами держась рукой за спинку бархатного, бордового дивана. А я неотрывно наблюдал за ее изгибами и текучими движениями. Я не видел ее лица, но что– то манкое было в стройной фигурке. Тут сбоку резко выпустили золотые, фольгированные конфетти и девушка обернулась. Миллионы золотых блестящих бумажек медленно падали с потолка, оседая на ее красивом лице и волосах, а я смотрел на ее нежную улыбку и распахнутые глаза. Мозг напрягся пытаясь вспомнить, где я ее видел… Точно. Это дочь Логинова. Испуганная блондинка, пытающаяся успокоить своего отца– психопата. Воспоминания о сцене двухдневной давности заставили меня поморщиться. Старый алкоголик просрал свой завод из– за тупых действий, и даже не понимал, что натворил. Я просто взял то, что и так шло мне в руки. Мне сказали, что несколько лет назад умерла его жена и после этого он сильно сдал и стал злоупотреблять. Даже позавчера, когда мне пришлось приехать к нему домой, чтобы поставить точку в этом деле, от него фонило перегаром. Из-за всего этого он забросил управление заводом, что привело к логичному финалу. Долги, устаревшее оборудование и технологии. Все посыпалось.

Так как я основной инвестор последние два года, просто заберу завод в счет невозвращенных средств.

Я вернулся мыслями к дочке Виктора Логинова. Жалко девочку, выросла на золотой перине, и банкротство отца будет очень неприятным сюрпризом.

Девушка продолжала медленно танцевать, периодически проводя по своим изгибам узкими ладонями. Потом подняла обе руки к голове и запустила их в густые золотистые волосы, приподнимая тяжелую массу. Одета была максимально просто, кожаные штаны, которые обтягивали ее длинные ноги и бедра, как вторая кожа, и топ с открытыми плечами. Никах страз и перьев как у ее подруг, но при этом она выглядела притягательнее и сексуальнее. Хорошая. Может ее тоже забрать себе? На вид молоденькая совсем. Интересно сколько ей? Восемнадцать? Двадцать? Обычно, я, тридцатичетырехлетний дядя, таких не выбирал. Не люблю нянчится с детьми. Но здесь ребёнком и не пахло, а пахло настоящей, роскошной женщиной.

Из нашей ВИПки вышел официант и я подозвал его к себе.

– Слушаю Вас! – любезно улыбнулся торопливо подошедший парень.

– Видишь тот стол внизу, с девушками? – указал я пальцем вниз.

– Да.

– Принеси им бутылку Cristal.

– Будет сделано. – услужливо кивнул парень, зная, что получит отличные чаевые за работу.

Через пять минут девушкам вынесли шампанское в кулере и три новых флюте. Брюнетки расплылись в улыбке и засыпали официанта вопросами. Он что– то ответил и указал подбородком на балкон второго этажа, где я стоял. Три головки одномоментно задрались вверх, но я смотрел только в одно лицо. Лицо, на котором сначала отразилось любопытство, а потом презрение. Мы смотрели друг на друга достаточно долго, а потом она резко отвернулась. Демонстративно проигнорировала наполненный официантом фужер и продолжила медленно танцевать.

– Принципиальная. Это хорошо. – уголок моего рта пополз вверх в недоброй улыбке. Я так долго делал все в своей жизни на автомате, что почти перестал испытывать эмоции. Потому ощущения в этот момент меня удивили. Что это? Азарт?

Телефон в кармане брюк завибрировал, я глянул на экран – звонили из Нью-Йорка. Это у нас уже ночь, а у них разгар рабочего дня. Я недавно приобрел там инвестиционные коммерческие помещения, сейчас идет процесс оформления и просто так мне звонить не будут, значит срочный вопрос. Я спустился вниз и вышел в просторный холл с зеркалами, где девушки обожали делать селфи, подошел к окну, занавешенному тяжелыми портьерами и ответил на звонок. Разговор был не очень приятный, возникли проблемы, но все решаемо. Просто это займет больше времени чем я планировал. Попрощавшись, повернулся чтобы возвратиться наверх, хотел забрать свой пиджак и уже наконец– то уехать отсюда, но увидел ЕЕ. Девушка подошла вплотную к лестнице, которая вела вниз к гардеробу и выходу, но замерла, пристально смотря в экран телефона.

Воспользовавшись возможностью, я вдоволь рассмотрел ее профиль с более близкого расстояния. Почувствовав мой взгляд, она вскинула от телефона голову и посмотрела на меня. Сузила глаза как лисичка, как бы предупреждая: «Не приближайся!», но с места не сдвинулась.

– Почему ты не стала пить шампанское? – начал я диалог.

– Не помню, чтобы мы переходили на «ты». – моментально выставила дистанцию. – В любом случае, мне от вас ничего не надо. – и опять уставилась в телефон.

Я довольно хмыкнул, эта игра мне определенно нравилась. Направился к девушке и встал на ступеньку ниже, лицом к ней. Засунул руки в карманы и медленным взглядом стал гулять по ее лицу. Ее запах коснулся ноздрей. Вкусная. Дико захотелось прям сейчас прижать ее и втянуть аромат от шеи и волос. Давненько меня так не вело от женщины. Коричневые брови сначала возмущенно взлетели вверх, а потом недовольно сошлись на переносице. Но она не сдвинулась с места. Показывает, что не боится меня.