Заклятие истинной любви

– Я лекарь Ирвис Стиллграсс, – представился ей бородатый мужчина в очках, сидевших на самом кончике его острого носа. Указав на двух девушек рядом с собой, он добавил: – А это мои ученицы, Тельма и Ирелл. Его Высочество приказал нам задать несколько вопросов, чтобы понять, какая часть ваших воспоминаний была утрачена.

– Есть ли способ их вернуть? – спросила Эванджелина.

Лекарь Стиллграсс, Тельма и Ирелл одновременно поджали губы. Эванджелина приняла этот жест за отрицательный ответ, что даже не удивило ее. Еще один тревожный знак. Эванджелина всегда надеялась на лучшее, но сегодня надежда отчего-то покинула ее. Она по-прежнему хотела понять, что же с ней случилось.

– Вам лучше присесть, принцесса, – предложил лекарь, указывая на мягкое кресло у камина, и Эванджелина послушно опустилась на него.

Молодые ученицы остались стоять, почти нависая над ней, а Стиллграсс принялся задавать вопросы.

– Сколько вам лет?

– Мне… – Эванджелина внезапно замолчала, пытаясь отыскать в памяти нужный ответ. В одном из последних четких воспоминаний ей едва исполнилось шестнадцать лет. Отец тогда еще был жив, и Эванджелина смутно помнила его счастливую улыбку, когда он открывал новый сундук с диковинками. Но больше Эванджелина ничего не смогла припомнить.

Остальные воспоминания оказались размытые и нечеткие, словно она смотрела сквозь грязное окно, за которым угадывались лишь очертания пейзажа, но четко разглядеть его не представлялось возможным. Эванджелина была уверена, что отец ее умер через несколько месяцев после этого краткого воспоминания, но не могла воскресить в памяти подробностей. В глубине души она просто знала, что его больше нет и с тех пор прошло некоторое время.

– Думаю, мне семнадцать.

Тельма и Ирелл записали ее ответ, а лекарь Стиллграсс задал следующий вопрос:

– Расскажите о вашем первом воспоминании о принце Аполлоне.

– Я только сегодня его встретила, – произнесла Эванджелина и сделала небольшую паузу, а потом все же спросила: – Знаете ли вы, когда мы с ним познакомились на самом деле?

– Я здесь для того, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них, – бодро ответил лекарь Стиллграсс и вновь принялся пытать Эванджелину: помнит ли она их с Аполлоном помолвку, их свадьбу, ночь его смерти?

– Нет.

– Нет.

– Нет.

На все вопросы у Эванджелины был лишь один ответ. Но когда она пыталась спрашивать то же самое у лекаря, тот неизменно отказывался отвечать.

В какой-то момент в покои вошел незнакомый молодой человек. Эванджелина даже не заметила, как он проскользнул внутрь, но внезапно встал прямо за спинами Тельмы и Ирелл.

Одет незнакомец был почти так же, как ученицы лекаря: в длинную тунику из коричневатой кожи, надетую поверх облегающих черных брюк и подпоясанную двумя кожаными ремешками. На одном бедре крепился набор ножей и флаконов, а на другом – держатель для записной книжки. Ее он уже держал в руках, но его манера письма сильно отличалась от других учеников лекаря.

Молодой человек писал размашисто, помахивая пером так, что Эванджелина то и дело поглядывала на него. Поймав ее взгляд, он подмигнул и приложил палец к губам, тем самым велев ей помалкивать.

И по какой-то причине она ничего не сказала.

Эванджелина чувствовала, что его здесь быть не должно, пусть и одет он был совсем как остальные. И он единственный из всех этих лекарей проявлял к ней участие, пока она пыталась дать хоть какие-то ответы. Незнакомец ободряюще кивал и сочувственно улыбался ей, а когда Стиллграсс выдавал какой-нибудь особенно неприятный комментарий, многозначительно закатывал глаза.

– Я подтверждаю, что ваши воспоминания о минувшем годе полностью утрачены, – черство сказал Стиллграсс, глядя на Эванджелину с важным видом. – Мы оповестим Его Высочество, и один из нас будет каждый день навещать вас и проверять, не вернулась ли память.

Трое лекарей направились к выходу. Стиллграсс прошел мимо молодого человека, даже не взглянув на того, но и Ирелл, и Тельма заметили его.

– Простите, лекарь Стил… – начала Тельма, но Ирелл, лицо которой вытянулось от удивления при виде незваного гостя, дернула ее за рукав мантии, не позволив сказать больше ни слова.

Они втроем покинули покои Эванджелины, но незнакомый молодой человек отчего-то задержался.

Он неторопливо подошел к Эванджелине и вытащил из кармана прямоугольную красную карточку.

– Я бы ни за что не поверил в это, если бы не увидел все собственными глазами, – тихо произнес он. – Мне жаль, что вы потеряли память. Если вам захочется поговорить и, возможно, получить ответы на некоторые вопросы, я смогу заполнить пробелы.

Он протянул Эванджелине карточку.

Кристоф Найтлингер

Южная башня утреннего дозора

Шпили

– Но какие вопросы… – удивленно спросила Эванджелина, прочитав странные слова на карточке.

Но незнакомец уже исчез.

В камине потрескивал огонь.

Эванджелина внезапно очнулась ото сна, хотя вовсе не собиралась засыпать. Она сидела в кресле у камина, поджав под себя ноги, и размышляла о маленькой красной карточке с именем Кристофа Найтлингера. Что странно, Эванджелина до сих пор чувствовала, как незнакомец вкладывает карточку ей в ладонь.

Но она ощутила и кое-что еще. Мужские руки скользнули под нее, бережно подняли и прижали к груди, от которой пахло бальзамом и чем-то древесным.

Аполлон.

Все внутри у нее скрутилось узлом.

Эванджелина сомневалась, что именно Аполлон держал ее в объятиях, но не стала открывать глаза, поддавшись искушению оставаться в неведении. Сложно сказать, почему она вдруг пожелала притвориться спящей или почему ее сердце забилось быстрее оттого, что он нес ее на руках. Аполлон должен был ответить хотя бы на некоторые ее вопросы. И все же Эванджелина боялась их задавать.

Она не понимала, чем вызван этот страх: тем, что Аполлон был принцем, или же тем, что он все еще оставался для нее незнакомцем.

Руки еще крепче сжались вокруг ее тела. Эванджелина напряглась. Но затем ей показалось, что она начинает кое-что вспоминать. Ничего особенного, просто смутное воспоминание о том, как ее несли куда-то на руках. Потом у нее в голове пронеслась мысль: «Он пронесет ее не только через ледяные воды. Он пройдет вместе с ней сквозь бушующий огонь и пламя, если понадобится, вырвет из лап войны и вызволит из разрушенных городов и расколотых миров…»

У нее внутри что-то щелкнуло, и на одно мгновение Эванджелина почувствовала себя в безопасности. Ей стало вдруг так спокойно. Но не хватило слов, чтобы точно описать возникшее ощущение. Эванджелина знала лишь, что никогда раньше не испытывала ничего подобного такому глубокому чувству защищенности.

Она медленно приоткрыла глаза. За окном уже воцарилась ночь, а в ее покоях горел только огонь в камине, отчего большая часть помещения была погружена в тень, за исключением фигуры принца, который держал ее на руках.

Тусклый свет пламени падал на Аполлона, придавая кончикам его темных волос золотистое свечение и подчеркивая линию волевого подбородка, пока он нес Эванджелину к кровати.

– Прости, – шепнул Аполлон. – Не хотел тебя будить, но на кресле неудобно.

Он осторожно уложил Эванджелину на пуховое одеяло и быстро поцеловал в щеку. Поцелуй вышел таким невесомым, что она, возможно, и не заметила бы, если бы не ощущала так остро каждое прикосновение Аполлона и медленное скольжение горячих рук по своему телу.

– Сладких снов, Эванджелина.

– Постой, – выпалила она, хватая его за руку.

На лице Аполлона отразилось изумление.

– Ты хочешь, чтобы я остался?

Вероятно, ей стоило ответить «да».

Они были женаты.

Он был принцем.

Властным.

И очень привлекательным принцем.

Она многое бы отдала за то, чтобы оказаться рядом с таким мужчиной.

Аполлон поглаживал ее запястье большим пальцем, ожидая ответа.

– Мне жаль, что я тебя не помню. Но я пытаюсь… – едва слышно произнесла Эванджелина.

Аполлон легонько сжал ее пальцы.

– Эванджелина, я не желаю, чтобы ты страдала, но прекрасно вижу, как тебе плохо от потери памяти. И если так случится, что воспоминания не вернутся, мы вместе создадим новые.

– Но я хочу вспомнить! – Более того, Эванджелина чувствовала, что ей необходимо все вспомнить. Ей все еще казалось, что она должна что-то кому-то рассказать, но память никак не возвращалась. – Быть может, есть какой-то способ вернуть воспоминания? Что, если заключить сделку с тем человеком, который отнял их у меня?

– Нет, – отрезал Аполлон, качнув головой. – Даже если бы способ и существовал, он не стоил бы подобного риска. Лорд Джекс – чудовище, – грубо добавил он. – Он отравил меня в ночь после нашей свадьбы, и из-за него тебя обвинили в убийстве. Пока я был мертв, тебя едва не казнили. У Джекса нет ни совести, ни чести. Если бы я хоть на секунду подумал, что он может помочь, то достал бы его даже на краю земли и привел к тебе. Но если он найдет тебя, боюсь, мы больше никогда не увидимся.

Аполлон глубоко вздохнул, а потом заговорил вновь; голос его звучал гораздо мягче:

– Я могу только представить, как больно смириться с этим, но, возможно, оно и к лучшему, Эванджелина. Джекс поступал с тобой ужасно, просто непростительно, и я искренне верю, что для твоего же блага будет лучше оставить все это в прошлом.

4. Аполлон

Покойный король Роланд Титус Акадианский всегда презирал слово «хороший». Хорошими называли слуг, крестьян и других простолюдинов, которым не хватало индивидуальности. Принц же должен быть умным, могущественным, мудрым, проницательным, даже жестоким, если придется, но никак не хорошим.

Король Роланд частенько говорил своему сыну Аполлону:

– Если тебя называют хорошим, значит, ты больше ни на что не способен. Человек ведет себя хорошо только потому, что так принято. Но ты, будучи принцем, должен стать кем-то бо́льшим.

В детстве Аполлон воспринял этот совет как разрешение быть легкомысленным по отношению и к своей собственной жизни, и к другим людям. Он не был жестоким, но и не обладал теми достоинствами, которые превозносил его отец. Аполлон всегда считал, что у него еще достаточно времени стать умным и могущественным, мудрым и проницательным. Однако он и не подозревал, что в процессе превращался в кого-то другого.

Эту тревожную истину Аполлон осознал, когда очнулся после зачарованного сна, в который его погрузил бывший друг лорд Джекс. Узнав, что весь Великолепный Север считает его погибшим, Аполлон ожидал увидеть бесчисленные охапки цветов и толпы скорбящих людей, которые оплакивали его даже после того, как официальный траур закончился.

Как оказалось, жизнь в королевстве текла своим чередом. Не прошло и двух недель, а от воспоминаний об Аполлоне осталась лишь заметка в скандальной газетенке, где о нем не было сказано ничего примечательного.

Аполлон находился под действием проклятия Лучника, когда наткнулся на эту заметку, опубликованную на следующий день после его так называемого «убийства». В газете упомянули лишь о гибели принца. И описали его одним скромным словом – «дорогой». Там ничего не говорилось ни о его великих деяниях, ни о выдающейся храбрости, да и как он мог ее проявить, если большую часть своего времени позировал для портретов?

Теперь, когда Аполлон шел по коридорам Волчьей Усадьбы, направляясь на встречу с Кристофом Найтлингером из «Ежедневной Сплетни», все эти картины вызывали у него лишь раздражение.

Он получил второй шанс, чтобы добиться большего, как и наставлял отец. После вчерашнего шокирующего возвращения из мертвых Аполлон заметил, что подданные стали относиться к нему иначе. Голоса звучали тише, головы склонялись куда быстрее, а в глазах появилось столько удивления, будто он стал кем-то бо́льшим, чем простым смертным.

И все же Аполлон никогда не чувствовал себя таким уязвимым или несчастным.

Все слова его были ложью. Он вовсе не вернулся из мира мертвых. Его проклинали, и проклинали, и проклинали. Сейчас, впервые почти за три месяца, он не был околдован, но чувствовал себя проклятым из-за того, что сотворил с Эванджелиной.

Аполлон полагал, что, освободившись от проклятия Лучника, станет меньше вспоминать о ней. Ведь это проклятие заставляло его охотиться на Эванджелину. Находясь под его влиянием, он думал о ней каждую секунду. Каждую минуту задавался вопросом, где она и чем занята. Перед его мысленным взором всегда стояло ее ангельское личико. Аполлон желал только ее одну, но, когда нашел, им завладело жгучее желание ее выпотрошить.

Он все еще желал Эванджелину, но уже иначе. Когда он увидел ее, желание убить пропало. Отныне он хотел защитить Эванджелину и обеспечить ее безопасность.

Вот почему он стер ее воспоминания.

Знал, что так будет к лучшему. Джекс обманул Эванджелину так же, как когда-то обманул Аполлона, заставив стать его другом. Если Эванджелина снова попадет в плен к Джексу, он попросту ее уничтожит. Аполлон же сделает ее счастливой. С ним Эванджелина станет настоящей королевой, которую будут любить и обожать. Он с лихвой искупит вину за то, что сотворил с ней в прошлом, если только она никогда ни о чем не узнает.

Узнай она, что именно Аполлон забрал ее воспоминания, то все пойдет прахом.

Лишь один человек знал, что это Аполлон стер память Эванджелины. Но если все сложится удачно, волноваться о нем уже не придется. А что касается поисков Джекса, то Аполлон надеялся, что утренняя беседа с народом поможет ему в этом вопросе.

Наконец он добрался до небольшой комнатки в башне, где и назначил встречу. Обычно он предпочитал более величественную обстановку: просторные залы с большим количеством света, окон и роскошных украшений, которые ни на мгновение не позволяли забыть о том, что он принадлежит к королевской семье. Но сегодня Аполлон выбрал непримечательную комнату в башне, потому что не хотел, чтобы кто-то подслушал грядущий разговор.

Как только Аполлон переступил порог комнаты, Кристоф Найтлингер мгновенно поднялся и отвесил поклон.

– Рад видеть вас живым и полным сил, Ваше Высочество.

– Уверен, мое возвращение весьма благоприятно скажется на популярности вашего издания, – ответил принц. Все еще таил обиду из-за того, как скудно его чествовали в той статье.

Разумеется, Кристоф Найтлингер сделал вид, что ничего не заметил.

Он лишь растянул губы в улыбке. Казалось, он всегда пребывал в хорошем настроении. Его зубы, как невольно подметил Аполлон, были такими же белыми, как кружевное жабо на рубашке.

– Конечно же, наша беседа тоже внесет свой вклад. Благодарю вас, что нашли время встретиться со мной. Моих читателей терзают вопросы о том, как вам удалось воскреснуть и каково быть мертвым, а еще видели ли вы живых.

– Я не собираюсь отвечать на эти вопросы, – прервал его Аполлон.

Улыбка мигом сползла с лица Кристофа.

– Ваша статья должна быть посвящена бесчестным деяниям лорда Джекса и тому, как важно его немедленно схватить.

– Ваше Высочество, не знаю, в курсе ли вы, но я уже упоминал о проступках этого человека в утреннем выпуске.

– Так напишите снова, и в этот раз позаботьтесь о том, чтобы его деяния выглядели еще более отвратительно. И пока этого преступника не найдут, я требую, чтобы о нем писали каждый день. Его имя должно стать в один ряд с самым мерзкими существами на свете. Это нужно не только мне, я делаю все это ради безопасности принцессы Эванджелины и всего Великолепного Севера. Поэтому, как только лорда Джекса поймают, вы получите ответы на свои вопросы. Но сначала исполните мою просьбу.

– Разумеется, Ваше Высочество, – согласился Кристоф, улыбнувшись.

Но это была уже не та улыбка, что раньше. В ней не отражалось его природного добродушия. Ему пришлось растянуть губы в приветливой улыбке, потому что Аполлон был принцем и у Кристофа не было иного выхода.

При виде этого Аполлон почувствовал, как нечто похожее на вину кольнуло его сердце. На секунду его даже посетила мысль смягчить требования, но потом он снова вспомнил слова отца. Нельзя быть хорошим.

Закончив встречу с Кристофом, Аполлон захотел проведать Эванджелину. Разумеется, за ней приглядывали слуги, которые сообщали ему последние новости. И до сих пор они говорили, что принцесса здорова и все еще ничего не помнит.

Аполлон всей душой надеялся, что после вчерашнего предостережения она откажется от любых попыток вернуть память. Но та Эванджелина, которую он знал, никогда не сдается. В конце концов, она нашла способ избавить его от проклятия Лучника, и Аполлон опасался, что если подвернется возможность, то она сможет вернуть и свои утраченные воспоминания. Именно поэтому Аполлон не планировал оставлять ей ни единого шанса.

Он уже позаботился о том, чтобы этим утром она была занята. Аполлон предпочел бы лично занять ее время, но такой шанс ему представится позже.

Для начала стоило разобраться с еще одной проблемой.

Совет Великих Домов.

Вчера он встретился с несколькими его представителями, чтобы доказать, что он не самозванец и в самом деле вернулся из мертвых. Потом разразились бесконечные споры о том, что делать с наследником-самозванцем, который пытался украсть его трон. Но проблема эта решилась сама собой: во время Совета Великих Домов мошенник сбежал.

Видимо, самозванца, выдававшего себя за наследника трона, предупредили служанки, которые были им очарованы.

Аполлон отправил за ним нескольких стражников, но в настоящее время у него были более первостепенные задачи.

Принц замедлил шаг, подойдя к двери, которая вела в зал совета. Он всегда напоминал Аполлону гигантский оловянный кубок. Стены имели слегка округлую форму, из-за чего повисшие в воздухе слова звенели подобно серебру. Это даже придавало обсуждениям и спорам остроту, как у рыцарских клинков. В центре помещения находился старинный стол из белого дуба, который, как поговаривали, стоял здесь со времен первого короля Великолепного Севера Вульфрика Доблестного – сурового мужчины из другой эпохи, что сидел сейчас на дальнем конце стола.

Стоило Аполлону войти в зал, как все голоса разом смолкли. Но, судя по открывшейся перед ними картине, все разговоры крутились исключительно вокруг нового члена совета – знаменитого Вульфрика Доблестного. Лишь Аполлон знал, кем на самом деле был Вульфрик. Никто в Совете даже не подозревал, что вплоть до вчерашнего дня он сам, как и остальные члены семьи Доблестей, были заперты в Доблести, спрятанной в этом же замке.

Отныне Вульфрик носил гордое имя лорд Вейл. И все же каждый мужчина и каждая женщина в Совете отчего-то тянулись к нему. Это играло Аполлону на руку, ведь теперь он мог с легкостью осуществить свой план, но ему все равно было неприятно видеть, как советники реагировали на появление легендарного первого короля Севера, даже не зная, кем он был на самом деле.

– А вот и он, восставший из мертвых! – проревел Вульфрик, и вслед за его словами раздались аплодисменты, которые распространились по залу подобно лесному пожару. Когда принц Аполлон направился к столу из белого дуба, члены Совета вскочили на ноги и радостно захлопали ему.

Вульфрик подмигнул. Словно давал понять, что они союзники. «Мы заодно, – говорил его знак. – Мы друзья».

Но Аполлон слишком хорошо помнил предательство своего последнего друга. Если Вульфрик тоже решит пойти против него, Аполлон не сможет противостоять членам прославленной семьи. Поэтому оставалось только держать свое слово и надеяться, что Вульфрик сделает то же самое.

– Вижу, многие познакомились с новым членом Совета, – сказал Аполлон, намеренно сформулировав это как утверждение, а не вопрос.

Хотя Аполлона еще официально не короновали, он все равно обладал большей властью, чем Совет. Конечно, на Великолепном Севере принц не мог стать королем, пока не женится. Но закон этот, как и его предстоящее восхождение на трон, был по большей части показным. Королевские мероприятия, такие как коронации и Нескончаемая Ночь, помогали принцу завоевать расположение своего народа и наполняли королевство надеждой и любовью.

Тем не менее Совет Великих Домов не был совсем уж бессилен. Они не могли помешать Аполлону включить в Совет еще один Великий Дом, однако имели право вступить с принцем в конфликт и раскопать опасные тайны, которые Аполлон желал бы похоронить навсегда.

Не хватало еще, чтобы все королевство прознало, что прославленные члены семьи Доблестей внезапно восстали из мертвых и теперь выдают себя за Великий Дом Вейлов.

Аполлона считали погибшим всего несколько недель, но для всего мира Доблести были мертвы уже сотни лет.

Он до сих пор пытался свыкнуться с той мыслью, что рассказы о Доблестях оказались правдой и что члены этой семьи все это время были заперты в замке. Думать о том, какой шум поднимется в королевстве, если все об этом узнают, было невыносимо. Аполлон боялся даже представить, какие вопросы задаст Эванджелина, узнав, что Арку Доблестей она открыла своими же собственными руками.

Похоже, его брат Тиберий с самого начала знал, что Эванджелина это сделает.

Аполлон лишь надеялся, что подозрения Тиберия о том, что случится после открытия арки, окажутся ошибочны.

– Лорд Вейл и его семья были рядом, когда я вернулся к жизни, – спокойно объяснил Аполлон, и он даже не лгал. Онора Доблестная, жена Вульфрика, избавила его и от проклятия Лучника, и от зеркального заклятия. Аполлон чувствовал себя в долгу перед ней, и поэтому искренне добавил: – Без этой семьи меня здесь, возможно, и не было бы. В качестве награды я нарекаю их Великим Домом и дарю земли, где они смогут заботиться о других так же, как позаботились обо мне.

В зале на мгновение воцарилась оглушительная тишина. Но кое-что не укрылось от внимания Аполлона. Хотя члены Совета ранее проявили к Вульфрику симпатию, они все же сомневались в этом суровом мужчине, а после заявления Аполлона и вовсе разволновались.

Прежде Аполлон – как и отец до него, как и отец его отца, – никогда не удостаивал семью чести именоваться Великим Домом. Сделать это было довольно просто, но стоило словам повиснуть в воздухе, как отменить решение становилось крайне сложно. Дать власть всегда проще, чем отнять ее.

Аполлон чувствовал, что каждый член Совета опасается лишиться власти.

Он даже представил вопросы, которые прямо сейчас крутились в головах представителей Великих Домов: «Вы только воскресли, неужели вы и вправду считаете это мудрым решением? Быть может, вы желаете создать и другие Великие Дома? И почему так уверены, что этот дом достоин стать Великим – стать таким, как мы?»

– Моя семья благодарит вас за щедрость, Ваше Высочество. Для нас большая честь стать членами этого Совета и находиться среди замечательных людей. – Голос Вульфрика звучал мягко, но взгляд его был жестким и непоколебимым, пока он изучал всех собравшихся за столом из белого дуба. Он посмотрел в глаза каждому советнику, и многие из них даже перестали дышать.

В детстве Аполлон слышал множество историй об этом человеке. Ходили слухи, что Вульфрик Доблестный одним боевым кличем ввергал в ужас целые армии и отрывал головы врагам голыми руками. Он объединил враждующие северные кланы в единое королевство и построил Волчью Усадьбу в качестве свадебного подарка для своей жены, после того как украл ее у другого мужчины.

На первый взгляд, человек перед ним не выглядел таким уж грозным, как утверждалось в книгах. Аполлон был куда выше и носил гораздо более изысканные одежды. И все же Вульфрик обладал тем неуловимым, о чем всегда говорил отец Аполлона. Вульфрик воплощал в себе все то, что принц всю жизнь пытался достичь, но так и не преуспел.

Члены Совета не произнесли ни слова, пока Вульфрик не отвел от них взгляд.

Только после этого лорд Байрон Беллфлауэр осмелился заговорить:

– Добро пожаловать в Совет, лорд Вейл. Надеюсь, вас уже посвятили во все последние события королевства. Однако есть несколько важных вопросов, которые необходимо сегодня обсудить.

Беллфлауэр повернулся к Аполлону. В отличие от тех, кто одними из первых увидел принца живым, он не смотрел на него с удивлением или благоговением.

Они не ладили уже долгие годы, и по насмешливому взгляду Беллфлауэра Аполлон понял, что за время его отсутствия тот стал еще более неприятным человеком. Ходили слухи, что возлюбленная Байрона умерла, хотя Аполлон не удивился бы, узнав, что она инсценировала свою смерть, чтобы сбежать от лорда.

– Итак, – громко сказал Беллфлауэр и многозначительно замолчал, ожидая, когда внимание всех собравшихся полностью переключится на его персону.

Большинство советников были уже в возрасте, но Аполлон и лорд Беллфлауэр приходились друг другу почти ровесниками. В детстве их связывала дружба, но ровно до тех пор, пока юный Байрон не повзрослел настолько, чтобы понять, что Аполлону суждено унаследовать целое королевство, в то время как ему достанется один лишь замок на холодной унылой горе. Аполлон бы с удовольствием исключил Байрона из Совета, но, к сожалению, замок Беллфлауэр охраняла внушительная личная армия, с которой он не стремился вступать в конфронтацию.