Форчекин

– Это обнадеживает. – Арина включила музыку, и нежная мелодия разлилась по салону автомобиля.

Солнце пригревало, я закрыла глаза. В такие романтические моменты образ Тимура автоматически появлялся в моем сознании. Его большое сильное тело загораживало бесконечные просторы, которые мы проезжали, зеленые глаза смотрели на меня с теплотой и любовью, светлые волосы падали на лоб, а рука тянулась к моей. Я вздохнула, и сердце неприятно сжалось: Тимур по-прежнему хранил молчание, даже не написал, чтобы просто поинтересоваться, как у меня дела. Последний раз мы виделись на прощальной вечеринке Роберта, тогда он упомянул, что должен помогать маме, поскольку она плохо себя чувствует. Может быть, этим он сейчас и занят.

Меня осенило: ну конечно же, как я сразу не подумала, наверняка он мотается по врачам и ему просто некогда написать мне! Он слишком хороший и не может даже на минуту отвлечься от забот, а то он непременно дал бы о себе знать.

А может быть, позже я наберусь смелости и сама напишу ему, но не сейчас. Подожду еще немного. Все-таки фраза Макса о том, что я бегаю за Тимуром, была унизительной.

Через несколько часов мы валялись на лежаках на берегу реки, подставляя солнцу свои обнаженные бока.

– У тебя хорошая фигура, – Арина скользнула взглядом по моему телу, – подтянутая.

– Это мое хоккейное прошлое, – сказала я, – но, конечно, я продолжаю заниматься фитнесом: бег, плавание, но без фанатизма, для себя.

– Я не знала, что ты играла в хоккей. – Арина подалась вперед, и ее косы зашевелились как две змеи.

– Да, до седьмого класса тренировалась. – Я потянулась и критически глянула на свое тело. Что ж, и впрямь неплохое: длинные стройные ноги, плоский живот, даже вполне приличный пресс имеется. – Потом, – я перевела взгляд на Миру, – она затащила меня на кружок по анатомии, и это все изменило.

– Ты учишься на биоинжиниринге?

Я утвердительно кивнула:

– Анатомия и физиологические процессы – моя страсть. – Я рассмеялась, глядя на изумленное лицо Арины. – Да, все так реагируют. Но у нас на курсе полно заряженных энтузиазмом девчонок и ребят, так что популярность этого направления растет.

– Очень необычно, – сказала Арина и перевела взгляд на Миру: – А ты где?

– У меня все до боли прозаично. – Мира вытянула губы трубочкой и застыла так на несколько секунд. – Я собираюсь стать переводчиком со шведского.

Брови Арины взметнулись вверх. Но Мира только пожала плечами:

– Всегда хотела прочитать «Карлсона» в оригинале.

– Не понимаю, как я – простой будущий экономист – затесалась в вашу компанию. – Арина потянулась к колонке и прибавила музыку.

– Кстати, о простом экономисте… – Я перевернулась на живот и подложила под голову согнутую в локте руку. – Расскажи нам о себе немного, а то мы почти ничего не знаем.

Она пожала плечами:

– Да рассказывать особо нечего. То, что я стажер в баре, вы знаете. Нашла эту работу на лето, чтобы хоть из дома выходить. Учусь в МГУ, на втором курсе на экономическом, но мечтаю стать киберспортсменом, а пока тренируюсь по ночам в Star Craft 2.

– Ого! – сказала я. – Раньше у меня не было друзей геймеров.

– Мы, как ты понимаешь, самые интровертные интроверты, предпочитаем общаться в онлайне. Но я благодарна Никите, что вытащил меня на ту вечеринку, теперь вот у меня есть экстравертные подружки из офлайна. – Она кивнула в нашу сторону.

Мира лениво подняла большой палец вверх, и мы рассмеялись.

Мой телефон моргнул. Пришла эсэмэска, потом еще раз и еще.

– Кто там такой нетерпеливый? – сонно спросила меня Мира.

Я взяла телефон и нахмурилась.

Макс

Миша, у тебя все хорошо?

Макс

Ты дома?

Макс

Ты же помнишь, о чем мы договаривались?

– Очень необычно, – протянула я. – Почему-то пишет Макс и задает странные вопросы.

– Ну-ка, дай сюда! – Мира выхватила телефон, и ее лицо стало задумчивым. – Он раньше тебе писал днем?

Я отрицательно покачала головой, затем воскликнула:

– Что ты делаешь?

– Выключаю, – безапелляционно заявила Мира. – Происходит что-то непонятное, а я не хочу снова стать свидетельницей того, как Макс будет заталкивать тебя в машину.

– Ты права, – я убрала телефон в рюкзак, – происходит что-то странное, но я разберусь с этим позже. Про Макса будем думать ближе к десяти вечера.

Солнце, обнимая и лаская, купало нас в своих золотистых лучах, обещая долгое бесконечное лето. Ультрафиолетовые лучи вовсю синтезировали в нашей коже витамин D, от которого зависели иммунитет, обмен веществ, психоэмоциональное состояние и прочность костей. Мне кажется, с прочностью костей у меня было все в порядке, а вот над психоэмоциональным состоянием можно было поработать. Я закрыла глаза и позволила ближайшей к Земле звезде делать свою работу.

Похоже, что я ненадолго задремала, потому что из состояния неги и блаженства меня вывели два самых страшных слова, которые когда-либо произносила Мира:

– Мне скучно.

Мы с Ариной в унисон простонали:

– Только не это…

– Мы лежим как семидесятилетние тетки, – протянула Мира, но в ее голосе зазвенели игривые нотки: – Давайте добавим немного бунтарства в наши будни.

Мы с Ариной переглянулись.

– Что это значит? – тихо спросила Арина, аккуратно отделяя каждое слово. Мне кажется, она пожалела, что не сидит у себя дома, в удобной комнате, за любимым компьютером.

– Это значит, что мы объявляем лифчикам бой. – Мира завела руки за спину и развязала завязки купальника, потом стянула уже ненужный элемент одежды и отбросила в сторону.

Я замерла в немом изумлении и не могла отвести глаз от небольшой груди подруги. Мира заложила обе руки за голову, еще больше выталкивая грудную клетку вперед, и подмигнула. Я бросила быстрый взгляд на Арину, та тоже пялилась на голую грудь Миры.

– Кто следующий? – спросила Мира и вызывающе посмотрела на меня.

– Ну нет! – Я попятилась назад. – А если кто-нибудь нас увидит?

– Ну и ладно. – Мира пожала плечами. – Поверь, за этими красными треугольниками, – она махнула рукой в сторону верха моего купальника, – скрывается то, что есть у половины планеты, а это четыре миллиарда, помноженные на два.

– Если опираться на статистические данные, то женщин в мире примерно на один процент меньше, чем мужчин, а это целых семьдесят четыре миллиона. А людей не восемь миллиардов, как ты сказала, а на двести миллионов больше, – сказала я, продолжая пятиться от Миры. – Так что твоя аргументация не точна.

– Именно потому, что ты такая зануда, тебе нужно снять этот чертов купальник и расслабиться. – Мира наступала. Ее шаги были неспешными, но во взгляде читалось знакомое бешенство.

Я сделала еще шаг назад и спиной уперлась в щит, предупреждающий нас о том, что купаться в этих местах не следует. Быстрым взглядом окинула берег речки, прикидывая, куда бы дать деру, но в этот момент увидела Арину, которая давила в себе улыбку. Мои брови чуть нахмурились, Арина закрыла лицо руками. Этого секундного промедления хватило Мире, чтобы прыгнуть на меня и вцепиться в лямки купальника мертвой хваткой. Я отбивалась, но вполсилы. Я была выше и сильнее Миры, поэтому боялась случайно сломать ей нос или повредить плечо. Эта же ненормальная прилипла ко мне, как жвачка, и действительно вознамерилась оставить без одежды.

Мы продолжали бороться, когда Мира разыграла старую добрую шутку.

– Смотри, кто здесь! – крикнула она и, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, сорвала с меня верх купальника, резко дернув за веревочки, на которых он держался. Два красных треугольника теперь болтались у нее в руках, а я почувствовала дуновение ветра и жаркое солнце на своей обнаженной груди. Несколько секунд мы молча втроем разглядывали ее. Она была среднего размера, но вполне хорошей полусферической формы.

Как это ни удивительно, но женщины всегда рассматривают чужую грудь, подсознательно сравнивая ее со своей. Хотела ли я стать объектом такого внимания? Однозначно нет. Я не стеснялась своего тела и не прятала его, но такое наглое вмешательство меня коробило, и я поняла, что настал тот самый момент, когда я убью Миру. Похоже, что и Мира заметила жажду крови в моем взгляде, потому что, взвизгнув, побежала прочь, размахивая моим красным купальником, как флагом. Я бросилась за ней. У меня были все шансы догнать эту ненормальную, но Мира была легка, прыгуча и бежала от меня зигзагами, визжа как подстреленная обезьяна.

В перерывах между визгами она хохотала, умудряясь мчаться со скоростью ветра. Эта погоня развеселила и меня, доставляя какое-то первобытное удовольствие. Возможно, вот так же древняя женщина, приходившаяся мне далеким предком, бежала за своей соплеменницей, укравшей у нее кость, и мечтала ее прибить.

Мы носились по берегу, разбрызгивая босыми ногами желтый песок, наши почти обнаженные тела дышали каждой клеточкой кожи, волосы разметались, мы смеялись и тяжело дышали, грудная клетка, ничем не стесненная, высоко поднималась и опускалась.

На моем лице играл триумф, ведь я почти загнала Миру в ловушку и теперь размышляла, как бы надрать ей задницу, чтобы это стало для нее уроком и она перестала выкидывать подобные шутки.

Но неожиданно Мира ловко запрыгнула на пень, с него – на дерево, качнулась, напрягая все тело, и оказалась вне поля моего зрения, промчавшись по дороге, шедшей за плотно растущим кустарником. Я чертыхнулась и устремилась за ней – сначала на пень, следом на дерево, качнулась и выпрыгнула на дорогу. Приземление оказалось неудачным: я налетела на непредвиденное препятствие, столкновение с которым отдалось болью во всем теле. Не успев осознать, что произошло, я почувствовала тиски на своих плечах. В нос ударил запах кожи и цитруса. Собственно, мне можно было и не смотреть на того, кто вцепился в меня мертвой хваткой. Я и так знала: это Макс.

– Миша, – произнес он. И если я раньше думала, что от его голоса веет холодом, то сейчас он легко мог бы заморозить целый траулер, доверху наполненный креветками. Я не поднимала глаза, а усердно рассматривала рисунок на его голубой футболке. Очень симпатичный рисунок, кстати. – Миша, – позвал он еще раз, – посмотри на меня.

Я нехотя подчинилась. Его лицо было словно чужим, я ничего не смогла прочитать на нем.

– На тебя кто-нибудь напал? – Он выплевывал каждое слово, словно одна мысль о том, что со мной могло что-то случиться, наполняла его рот ядом. Я отрицательно мотнула головой. Послышался облегченный выдох.

– Ты, – он помедлил, – ты сама разделась? – Теперь его голос был вкрадчивым, почти ласковым.

Замерев, я обдумывала варианты. Нет, про Миру говорить точно нельзя, тогда ей не жить. Остается только одно: я с вызовом взглянула на него и утвердительно кивнула. В его лице что-то переменилось. Он смотрел на меня не с яростью, как когда застал меня целующейся с неизвестным парнем. Теперь он смотрел с жалостью. Так, будто я совсем не дружу с головой, а он только сейчас это понял.

Его серо-синие глаза опустились немного ниже моего лица, я затаила дыхание, потому что знала, что он там увидит: мой торс без единого намека на одежду. Он задержал взгляд всего на несколько секунд, но мне показалось, что прошло несколько часов. Потом, не говоря ни слова, он отпустил мои руки, снял футболку и протянул ее мне, бросив:

– Надень немедленно.

Я мигом исполнила этот приказ и притихла, рассматривая пыльную дорогу. Но он ласково сказал:

– Собери вещи, мы уезжаем.

Моя голова дернулась.

– Мы же только приехали…

Я не договорила, потому что впервые увидела Макса без майки. Похоже, добрые феи стояли в очереди у его колыбели, чтобы одарить таким телом. Хотя, подозреваю, подобные мускулы не снились даже феям – настолько великолепного рельефа можно добиться только неистово тренируясь в спортзале. Все просто, никакой магии. Его торс был мощным и гладким, в лучах солнца он блестел, словно каждое утро восемь наложниц втирали в него ароматические увлажняющие масла: широкие плечи, сильные руки, шесть выпирающих кубиков пресса… Я скользнула глазами чуть ниже, к резинке спортивных брюк. Почему-то пульс ударил мне в виски, и я ощутила разряд энергии, несущийся по венам.

Макс же вздохнул и повторил еще раз:

– Собери, пожалуйста, вещи. Мы уезжаем.

Глава 6

После моего феерического появления перед Максом в костюме древней воительницы прошла неделя. Макс стал относиться ко мне как сторожевой пес, которому велели охранять вещи. Он звонил мне пять-шесть раз в день и просил писать ему сообщения каждый раз, когда я куда-нибудь перемещалась. Однажды я попробовала взбрыкнуть и уехать в магазин без уведомления его величества, но через пару часов Макс появился перед дверью моей квартиры красный и злой, как сто чертей.

– Ты понимаешь, что я опять из-за тебя сорвался с тренировки? – кричал он на меня. – Ты же еще должна помнить, насколько неприемлемо так себя вести? И как это не нравится тренеру?

Мои щеки вспыхнули, потому что действительно, мне ли не знать о том, как важна дисциплина для спортсмена. Можно быть каким угодно талантливым игроком, но если не тренируешься системно и методично, этот талант можно выбросить в мусорку. Неожиданно для себя я испытала чувство вины. Сглотнула и выдавила из себя:

– Извини.

Он коротко кивнул, потом, чуть помедлив тихо сказал:

– Не делай так больше.

Я закусила губу, не в силах ничего добавить, а он посмотрел на меня задумчиво и сказал:

– Собирай вещи, мы поедем в Питер.

– Что? – Я недоуменно посмотрела на него.

– Предсезонный турнир. – Он качнул головой. – Ты стерла из памяти всю информацию про хоккей?

– Я знаю, что это такое, – огрызнулась я. – Мой вопрос связан с тем, зачем я должна ехать с тобой.

– Потому что я не могу оставить тебя здесь одну, – он вздохнул, – после всех твоих выходок. – Он чуть замялся. – Роберт не простит меня. Ты же знаешь, как он переживает, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Да уж… – Я провела рукой по волосам, в голове всплыл образ милого Роберта, который катил рядом со мной, выполняя упражнение по ведению шайбы, и поддерживал меня каждый раз, когда я ее теряла. Сердце защемило от ностальгии. – Хорошо, Питер так Питер.

Макс уже развернулся и направился к выходу, как меня неожиданно осенило:

– Макс, погоди.

Он остановился и посмотрел на меня. Я не знала, как высказать то, что вертелось у меня на языке.

– «Сокол» ведь играет в предсезонном турнире за кубок Москвы? – Мой язык стал сухим и шершавым. Макс смотрел на меня не отрываясь. На секунду мне показалось, что я увидела панику в его глазах. – Ты играешь за «Сокол». – Я помедлила. – Что нам делать в Петербурге?

Он молча смотрел на меня – сейчас его глаза были глубокого серого цвета, словно камень, и затем он как будто решился:

– «Нева» играет за кубок Пучкова в Петербурге. Мы едем поддержать Тимура.

В поездке Билли Айлиш честно старалась создать нам отличную атмосферу, но не смогла победить гнетущее напряжение, разлившееся в салоне внедорожника Макса. Я бездумно пялилась в окно последние два часа. Да и о чем можно было говорить, когда жизнь в одно мгновение перевернулась с ног на голову и все планы на это лето рухнули? Я тоскливо провожала глазами скособоченные домишки, стоявшие у дороги. Чаще всего в них никто не жил, и от этого становилось грустно вдвойне.

Я украдкой посмотрела на руки Макса, крепко державшие руль. Ладони были большими, пальцы длинными, под кожей голубыми лентами бугрились вены. Электронные часы на его правой руке вдруг запищали, напоминая, что нужно встать и размяться. Макс не обратил на сигнал никакого внимания, продолжая внимательно всматриваться в дорогу. Я позволила скользнуть своему взгляду чуть выше: предплечье было сильным и жилистым. Около правого локтя я заметила небольшую татуировку в виде хоккейной клюшки. Я хотела ее рассмотреть, но Макс опустил руку, и татуировка пропала из виду. Мой взгляд поднялся выше: широкая грудная клетка была обтянута простой серой футболкой. Почему-то стало жарко при воспоминании о том, как выглядит Макс без нее, о его гладкой, без единого волоска груди. Я шумно выдохнула носом. Почему меня так заботит это воспоминание? Подумаешь, увидела парня без майки… летом на пляже таких миллион. К тому же, напомнила я себе, мне много лет нравится Тимур. Так что нужно немедленно перестать думать об обнаженной груди Макса.

Я хотела было снова уставиться в окно, но упрямый мозг заставлял меня продолжать рассматривать Макса. Я опустила ресницы, надеясь остаться незамеченной, и мазнула взглядом по сильной шее, по темным, чуть вьющимся волосам, как всегда тщательно уложенным воском в беспечный беспорядок. Сколько я его помнила, он всегда носил такую прическу, словно волосы чуть отросли и были небрежно взлохмачены. На самом деле, как говорил мне Роберт, Макс тратит по утрам уйму времени, чтобы привести их в такой вид. Со слов Роберта, они с Тимуром всегда потешались над ним, потому что хоккейный шлем не знал пощады к гламурным прическам, но Максу было на это наплевать.

Мой взгляд переместился к его лицу. А здесь было на чем задержаться: широкие темные брови, прямой нос, черные длинные ресницы и серо-синие глаза – почти всегда они были подернуты холодной дымкой, но когда она спадала, в них можно было увидеть непроницаемую глубину. Мой взгляд опустился на губы, и почему-то сердце ухнуло вниз. После того как я ощутила взгляд Макса на своей голой груди, со мной стала твориться какая-то чертовщина. Его губы правильной идеальной формы были не полными и не тонкими. К сожалению, их портило то, что они почти всегда были сжаты в строгую линию.

Но самым опасным была родинка на его щеке, она была его фирменным знаком и очень ему шла. Ни дать ни взять Луи Гаррель. На эту родинку я не стала смотреть: мне стало страшно почувствовать реакции собственного тела, которое последнюю неделю странно себя вело. Похоже, я совсем истосковалась по любви, раз начала реагировать на Макса.

Хотя, если бы мне пришлось положить правую руку на Библию и давать показания в суде, я была бы вынуждена признать, что Макс невероятно хорош собой. Очень. Хорош.

Но его мерзкий характер, полное отсутствие дружелюбия ко мне и командирский тон портили все впечатление. Макс был таким всегда: он никогда не протягивал мне руку помощи, как это делал Тимур, не развлекал меня и не говорил со мной. Он только вздыхал и отворачивался или смотрел не мигая своими непонятными глазами цвета бури.

И вот сейчас я с этим куском льда направлялась в один из самых романтичных городов – Санкт-Петербург. Я очень люблю этот город. Много раз была здесь со своей командой, когда тренировалась, затем с Робертом, если у него были выездные игры. Мне нравилось бродить вдоль каналов, наслаждаясь холодным пронизывающим ветром – да, должна признаться, такая погода меня очень вдохновляет, – забегать в кофейни за горячим шоколадом, бродить между бесконечными полками книжных магазинов и упиваться культурой, которая здесь просто звенит в воздухе. Петербуржцы, по духу я, безусловно, с вами.

Мы поднимались по винтажной лестнице одного из домов на Мойке. Несмотря на то что вокруг было чисто, в подъезде пахло затхлостью и старостью. Похоже, этот запах навсегда въелся в поры дома, но в этом городе обветшалость отлично гармонировала с современностью. Наверное, в этом и есть настоящее очарование; в Европе, например, любят такое, стиль называется шебби-шик.

Макс позвонил в дверь, и нам открыла приветливая женщина, одетая в длинную черную юбку и голубую блузку. На ее плечи был наброшен умопомрачительный цветастый платок.

– Входите, – улыбнулась женщина. – Вы, должно быть, Максим? – Она обратилась к Максу. – А вы – Мишель? – Она кивнула на меня.

Я непонимающе посмотрела на Макса, но, не обращая внимания на меня, он спросил:

– Посмотрим квартиру?

– Конечно, проходите. – Она сделала приглашающий жест и пошла по коридору. Мы поплелись следом. – Здесь кухня. Техника в рабочем состоянии. Можно готовить вкусные завтраки и наслаждаться чудесным видом.

И в самом деле, на кухне были узкие стеклянные двери – они выходили на маленький балкончик с железной витой балюстрадой, на которой крепились горшки с яркими петуниями, а за ними серебристой лентой раскинулась неспешная река. По набережной гуляли люди, а на реке тарахтели небольшие лодочки, нагруженные туристами. Я ахнула и обернулась, заметив, что Макс тоже подошел к окну.

– Это восхитительно, – прошептала я. Макс ничего не сказал, но мне показалось, что на его губах мелькнула улыбка.

– Идем дальше? – предложила женщина. Мы последовали за ней.

– Здесь одна спальня. – Она указала на комнату. – Здесь еще одна. Все как вы просили.

Макс кивнул, а я кусала губы, чтобы сдержать вопросы, которые так и норовили выскочить из моего рта.

Сообщив пароль от Wi-Fi, а также оставив рекомендации по лучшим булочным в округе, женщина ушла, подмигнув мне на прощание. Мы остались вдвоем.

– Пойду принесу вещи, – сказал Макс и направился к двери.

– Макс, подожди. – Я замялась. – Мы будем жить здесь вдвоем все время, пока идет турнир?

Он подошел ближе, его лицо не выражало ничего, оно было спокойным и холодным, как обычно. Стальные глаза сверкнули, и он почему-то зло бросил:

– Тебе придется потерпеть.

– Я не это имела в виду, – запротестовала я.

– Миша, давай без глупостей, ладно? – Неожиданно он дотронулся до моей руки. Я дернулась: его пальцы оказались горячими. Губы Макса скривились в презрительной усмешке, а голос стал еще холоднее, хотя минуту назад казалось, такое попросту невозможно. – Ты будешь все время рядом со мной. Я в Ледовый дворец – ты со мной, я в кафе – ты со мной. Я в туалет – ты стоишь возле двери и ждешь.

Я сглотнула, пытаясь подавить поднимающуюся во мне злость, но голос все же задрожал от гнева.

– Предлагаешь стоять у твоей кабинки и наслаждаться всеми звуками, которые ты издаешь?

Он рассмеялся:

– Только если тебе захочется. Меня вполне устроит твое присутствие у двери.

Отвратительный мерзавец.

– Ты знаешь, – я отвернулась, чтобы набрать воды в чайник, – тебе не придется в этом году играть за твою любимую команду.

– Интересно, почему? – Он присел на краешек стола.

– Я убью тебя еще до начала сезона.

Меня била дрожь, и я старалась ее скрыть, вцепившись в рукава кофты, которые натягивала так сильно, что казалось, вот-вот раздастся треск. Прислушиваясь к себе, я пыталась разобраться в причине такого состояния. Нетерпение от возможности увидеть Тимура? Очевидно, да. Эта томившая меня жажда была точно тягучий свет, который зажегся внутри, как только я позволила себе думать о том, что увижу его.

Но было еще что-то липкое и серое, заставлявшее меня тянуть рукава кофты. Беспокойство. Я не могла понять, что тревожит меня, но чем больше времени отсчитывали стрелки на часах, тем хуже мне становилось. Как же хотелось остаться дома и валяться на диване, завернувшись в теплый плед, но мысль о Тимуре заставляла меня через силу плестись в Ледовый дворец.

Похоже, изменилось и мое поведение, потому что Макс спросил, пока мы ехали в машине:

– Миша, с тобой все хорошо? Какой-то вид у тебя замученный.

Я насупилась и пробурчала:

– Наверное, я и в самом деле выгляжу плохо, раз ты решился на такое замечание.

– Что случилось? Ты не отравилась? – Его глаза метнулись в мою сторону, сегодня в них угадывалась морская синева. – Может, вернешься домой?

– Я в порядке, – пробормотала я, клацнув зубами.

Макс только тихо выругался и стал высматривать место, чтобы припарковать свой внедорожник.

– Если тебя начнет тошнить, ты сразу скажи. Ладно? – увещевал он меня.

– Меня не тошнит, можешь не переживать, – зло бросила я.

Возможно, мне нужно было быть благодарной Максу за заботу, но я не могла об этом думать. Что-то со мной явно было не так, а что в действительности это было, я не могла понять.

«Нева» принимала у себя гостей, поэтому игра проходила на льду «Космос Арены» – одной из лучших хоккейных площадок в мире. Футуристический дизайн самого дворца восхищал и пугал одновременно. Купол словно парил в воздухе, опираясь на стальные колонны, выполненные в виде полукругов и парабол. Я слышала, что дизайнеры хотели соединить хоккей и бесконечную вселенную в этом объекте, и, по-моему, у них получилось. Ничего столь восхитительного я еще не видела.