
Полная версия
Хочу на радио, или Как стать миллионером и миллионником за минуту
И ко всей этой вполне себе сатанинской свите, гвоздем в крышку гроба этого мнимого Настальжи, он взял – и легкой рукой Герострата, присовокупил еще – Шнурова.
Сергею Шнурову, тогда еще не гламурному мультимиллионеру, он дал вести программу на Ностальжи. Само по себе это звучит немного бредово. Но были и обстоятельства смягчающие вину. Программа выходила ночью – это во первых. Внутри спецпроекта – "Фантом FM". Это отмазка два.
Что такое "Фантом FM"?,
Ну как вам сказать без мата…
После нуля часов радио "Петербург Ностальжи".... Вдруг раз -и превращалось в другое радио. Вот в этот самый малопонятный "Фантом FM".
Что это значит?
Да особенного ничего. Просто в 12 ночи радиостанцию вдруг подменяли. Мошенники фальсифицировали формат. Карета превращалась внезапно в тыкву. Бальное платье – в лохмотья бомжа Сереги. Легкая музыка сменялась жесткой альтернативой. Вместо Мирей Матье звучал какой-нибудь "Linkin Park"… Вместо Шаляпина- адски орал теперь Шнуров. Короче, все так же, но все совершенно не так. И вывеска, и лицензия на вещание – те же, но почему-то не Ностальжи, а Фантом ФМ
Со стороны все это выглядело странновато. Казалось, радио сдавало студию кому-то в аренду: музыка и ведущие почему то менялись, а помещение и владельцы – нет.
Но это была не аренда. . Просто программный директор (Кремов) был не слишком ностальгирующим человеком. И "Ностальжи" это ему до чертиков надоело. В общем, обычная самодеятельность девяностых.
Автором этого сатанизма был друг Кремова – Денис Рубин. Он выловил его из недр контркультуры. И тоже привел на это погрустневшее "Ностальжи" (в этот момент количество крейзанутых на нормальном радио достигло критической массы. И что-то вот-вот должно было произойти).
Короче, Дениса назначали креативным директором. И он принялся за работу, засучив рукава. Креативный директор проявил креатив недюжинный. Первое, что он сделал на радио – переделал его на другое. Так вот и получился "Фантом FM".
И когда все "отморозки" Питера были собраны, тут-то и началась настоящая "ностальгия".
И вот на этом самом "фантом-ностальжи" Шнуров вел свою авторскую программу. Не помню, как уж там она называлась, но суть ее была такова. Шнур и его коллега Сева Андреев – еще один киллер этого Ностальжи- задавали в прямом эфире какую-то тему. И вместе со слушателями ее типа обсуждали.
Тем было много – разных и познавательных. Лично мне посчастливилось слышать две: Одна- просветительская: "Пидор ли Киркоров?", другая – узко-образовательная: "В каких питерских клубах больше всего "говна"?"
В общем, рутина: звонки, мнения, споры… Обычная передача девяностых годов.
Гонорар Шнурова был очень высоким. Настолько большим, что высился над столом. Его выкладывали ему прямо у микрофона. По серой схеме, наликом, так сказать. Была этим гонораром бутылка водки. К концу программы она становилось пустой.
И вот однажды белой питерской ночью, прозрачной, прямо как шнуровская бутыль. В транзите сумерек, между сказочным и реальным случалось, как говорится, одна история.
Во время очередной такой передачи, в момент ее творческой кульминации, когда пузырь был осушен практически до конца – тот самый Яго, то самый "коллега Сева", вдруг Шнурову, черт его дернул, и говорит: "Слушай, Серега, вот ты все время орешь, что все типа трусы и лицемеры… А сам-то можешь членом перед прохожими потрясти?"
В общем, зря он это сказал.
И вот теперь представьте.
Волшебно-белая трусиха полуночь. Изношенное одеяло неба – прям на серых крышах. В нем – пару дырочек неярко-жидких звезд: одну проковырял Адмиралтейский шпиль. Другую – то ли шильце Петропавловки… а, может быть, ее проела белая моль-ночь…
Под одеялом – желтый трупик Невского. Вот фаллос Дома Зингера, а вот они: клешни Казанского, распахнуты к нему – его неловкие мужицкие объятья… Вот крабовая палка думской башни. Вот дырчатый голландский сыр Гостиного двора…
Но в сторону литературу, занесло…
И вот на главной улице культурной столицы из колонок открытой студии звучит бархатистая музыка. То ли томный французский шансон – Ив Монтан, или Шарль Азнавур… То ли нечто в стиле deathcore, что, конечно же, усугубляет.
Возле витрины – туристы. Над витриной – вывеска "Nostalgie"…
А под вывеской внутри этой самой витрины, со стаконом в руке отплясывает мужик. Без штанов. Без трусов. Прямо на пульте. Беззаботно размахивая небритой пиписькой.
"Юнэ ви дамур…" – нежно картавил Шарль Азнавур.
"Nostalgie" – романтично переливалась вывеска. И глаза. Глаза французских туристов. Немигающие, размером с витрину открытой студии. Дом Зингера поплыл. Адмиралтейство слегка качнулось.
Похоже, это был национальный шок. Удар. С того двенадцатого года – самый мощный. Расплата всем французам за Москву.
Передачу свою Шнуров закончил вполне ностальгически тоже. Подошел к микрофону и на пол-питера прохрипел: "Удачи вам на хуй, любви и терпения, бля…" (Бог миловал: французы не понимали по-русски). И, исполнив долг ведущего радио "Ностальгия" – удалился, допивая остатки водки и застегивая падающие штаны.
Говорят, кто-то слышал звук упавшего французского тела. Снимем шляпу перед жертвой "русского ностальжи"…
Вот так, в одно историческое мгновение, изменился в нашей стране ведущий. Был комсомолец в костюме, а стал членотряс без штанов.
Что же касается наших дней.
Стоит ли говорить, что сегодня подобное невозможно. Даже во сне камикадзе-боевика. Случись такой эфир в наши дни – закрыли бы всех. Включая Невский, и белую ночь со звездами. А тогда – ерунда. Французов в России много… Ничего страшного, если что -подвезем еще.
Забегая вперед, для сравненья заметим: взыскание от Роскомнадзора – контролирующего монстра новой эпохи -радио "Рекорд" получило только за одно наше упоминание в эфире о порнофильмах. К тому же после слов: "запрещено для детей!"
Но это уже совсем другая история. Давайте обо всем по порядку.
ДЕВЯНОСТЫЕ
(ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Но не только эфирная анархия Та эпоха, назовем ее "кубизм" российского радио, отличалась от сегодняшнего радиоконструктивизма еще очень и очень многим.
Что такое дневной ведущий, ну, скажем, в 1998 году? Капитан судна, пилот на авиалайнере – человек, от которого в эфире зависит все. Да и сам "авиалайнер радио" был совершенно другим.
Представьте себе.
Тесная студия, до потолка забитая CD-дисками. Микшерский пульт, занимающий половину комнаты -и даже иногда вылезающий из двери. Электростанция аппаратуры. Телефонные узлы проводов. CD-проигрыватель размером с советский холодильник "Витязь"…
А ведущему нужно со всем этим хозяйством управиться. Без него радио не работало вообще. Эфир целиком и полностью держался на хрупких плечах диджея -здесь название правомерно, поскольку музыку он ставил и миксовал сам.
Но задачей его было не просто включать и сводить песни. Нужно было еще решить, какой трек прокрутить!
"Rammstein" или Аркадий Укупник, "Pink Floyd" или "Ласковый май"? Выбор был, воистину, гамлетовский!
Конечно, так было далеко не на всех радио. На некоторых станциях никаких неформатных дисков не было в принципе. На других они зачем-то все-таки были, но их появление в эфире ограничивал так называемый черный список – перечень треков, которые ставить в эфир нельзя. Но в целом же картина была такая.
Так вот, никаких плейлистов, никаких музыкальных программ с ротациями – один сплошной человеческий фактор. А конкретно – пилот, капитан, рулевой эфира.
А после творческих мук "какую же песню мне через 10 секунд прокрутить?", нужно было еще и выйти в эфир. А выйти в эфир тогда – это не просто "прочесть погоду". Выйти в эфир – как выйти на сцену "Оскара" получать.
Говорить нужно было что-нибудь этакое, незаурядное. Поразительное, скандальное, сшибающее с ног. Сказать что-нибудь неинтересное – "провалить явку". Не удивить, не шокировать – значит, есть хлеб ведущего даром.
Говорили в микрофон через каждые две песни. Иногда даже через одну. Иногда еще круче- прямо на песне. Выход не ограничивался ничем – ни уголовным кодексом, ни библейской моралью.
Помню типичное замечание типичного радионачальника девяностых. Кажется, программного директора радио "Модерн": "Слишком мало говоришь в эфире…" – сказал мне однажды он. Настоящий упрек древнегреческому философу!
Здесь стоит подробнее рассказать об этом выразительном знаке эпохи – о первой петербургской сетевой радиостанции – радио "Модерн".
Радио "Модерн" в нашей стране было первым и единственным музыкально-разговорным радио (оно же было и последним из таковых).
Что означает "музыкально-разговорное" радио?
А это значит, что "Модерн" хоть и был радиостанцией музыкальной, но говорили на ней не меньше, чем на "Эхо Москвы".
Разве такое возможно?
Разумеется, невозможно. А посему парадокса этого станция не перенесла. Она довольно быстро исчезла с российской радиокарты. Вместе с другими причудами этих лихих времен.
Кстати, из яйца этого радио вылупился целый звездный курятник: Дмитрий Нагиев, Сергей Рост, Алла Довлатова, Бачинский и Стиллавин…Да и ведущий по имени Кремов появился на свет именно там.
Так что же это было за радио?
А было оно типичным явлением девяностых.
"Модерн" был радиостанцией беспрецедентно свободной. Свобода переходила в волю, воля – в раздолье, раздолье – в беспредел.
Ведущие не были ограниченны ничем – ни земными правилами, ни божьим законом. Говорили всё, что хотели. Говорили, сколько хотели. И чего не хотели – говорили тоже. Да и не только говорили: орали, кашляли, храпели и даже многозначительно молчали в эфир.
Был у меня в театральном приятель. Миша Пайкин, как помню сейчас. Какое-то время он тоже работал на этом радио. Так вот он, например, в эфире пердел. Ни с того ни с сего начинал имитировать ртом звуки зада.
Однажды я решил послушать его в эфире. Дай, думаю, узнаю, чего человек говорит в микрофон. Оказалось, не говорит ничего: настроил волну, а там, извините, пукают.
И все это божьим днем, между рекламой и песнями. Хрипы, стоны, пердеж – ведущий был, воистину, королем. Музыка лишь скромно его оттеняла.
Песни на "Модерне" были забитой прислугой. Их щемили, шпыняли и даже пощипывали за зад…Ведущие говорили не только вначале и в конце трека. Как это происходит обычно сейчас. Выйти в эфир они могли когда их душе угодно. Хоть на припеве, хоть на куплете – попукивания могли возникнуть в любое время. И даже во время рекламы бывало слышно чей то пердеж…
Поставит ведущий, ну, скажем, группу "Кино". Но песню эту люди все равно не услышат. Поскольку прямо на треке он начнет о чем-то рассказывать. О том, например, какой вчера у него был секс. И группе "Кино" даже станет как-то неловко. Что мешает слушать про стояк ведущего радио.
Со сменой одного ведущего на другого в эфире менялось не только содержание разговоров. С его уходом перетряхивался весь музыкальный формат. Уходил один диджей – заканчивался Крис Кельми. Приходил другой – начинался Крис Ри. За песней Майкла Джексона следом шел певец Жэка. После Юрия Шатунова мог возникнуть "Юрай Хип".
Но неистовым на радио "Модерн" было не только веселье. Шоу – это, вообще, синдром западный ,а не наш. Русскому человеку недостаточно просто ржаки. Наша душа все время алчет страдания -коим, как известно, она очищается. А весельем, наоборот, ввергается в западный ад.
Так вот, "Модерн" был радиостанцией абсолютно свободной. А свобода – это лакмусовая бумажка для всех. Она – это лучший проявитель культуры. И конечно, национального характера тоже.
Что сделает какой-нибудь американский ведущий, если ему в эфире дать больше свободы? Сомнений нет, он станет пошлее шутить. А что будет делать наш "свободный художник"? Ну, разумеется: он тут же начнет рубить правду-матку. Он не станет тратить время на тленные шутки. Засучив рукава, он начнет причитать и жаловаться.
И если уж даже суждено развлекать, то пусть это гнусное развлечение будет с налетом страдания. (В случае моего приятеля – с пердежом).
В девяностые наш ведущий освободился от пут цензуры социализма – от нравственных и идеологических и прочих препон. А цензурой капитализма – форматом – не был еще опутан. А значит, в тот короткий момент истории он был свободным на сто процентов! Такой свободы не было ни у кого, никогда!
И отхватив этот ломоть безбашенной вседозволенности, русский ведущий начинал в эфире скорбеть: метался, стенал, расковыривал людские страдания, терзался, стонал и страданиям человеческим сострадал.
На самой свободной, а значит и самой русской по сути своей радиостанции, работали самые русские по духу ведущие. У них болью томилось сердце и болела томлением душа.
Дмитрий Нагиев, например, в эфире все время каялся. Рвал душу. Исповедовался во грехах. Его коллега Аркадий Арнаутский прощался со слушателями так: "Не расстраивайтесь: ведь кому-то намного хуже…"
Другие работники "модерновского" эфира тоже все время плакали и хандрили.
Среди всех этих русских ведущих на "Модерне" была и Алиса Шер. Жена Дмитрия Нагиева. (Нерусскость ее фамилии объясняется тем, что это был псевдоним, а не ее настоящая фамилия, а настоящая ее фамилия была Нагиева, хоть и она настоящей ее фамилией, строго говоря не была, поскольку Нагиев – это фамилия ее известного мужа, а, значит, не- русский ее псевдоним мог скрывать любую фамилию – как русскую, так и не русскую тоже) .
На радио "Модерн" Алиса вела программу. Программа имела большой успех.
Структура ее шоу была такой: одна малюсенькая, еле заметная песенка в час – и десять солидных, рас- кормленных на убой толстяков. Ими была огромная пачка писем от слушателей программы. Своим шершаво-бархатным полушепотом Алиса неспешно читала эти письма в эфире.
Но вы не подумайте: письма тогда – это совсем не то, что сейчас эсэмэски. Написаны они были на совесть – убористым почерком на десять-пятнадцать страниц. Их авторы – очень яркие, но не очень душевно стабильные люди. Они имели свободное время, кучу проблем и литературный талант.
Эти талантливо-проблемные слушатели писали о своих фобиях, фрустрациях, меланхолиях. О депрессиях и психозах, о галлюцинациях наяву. Подробно рассказывали о своих язвах и диареях. О запорах, расстройствах кишечника, и о запахе изо рта…
"Моя физическая патология – вещь крайне занимательная и требует подробнейшего рассмотрения в вашем эфире", – так начиналось одно толстое увесистое письмо.
"Поэзии Данте достоин мой тяжкий душевный недуг", – гласил эпиграф другого письма-пятитомника.
Всей этой скорбью Алиса наводняла эфир.
Бывало, включит человек музыкальное радио, оп- и тут же начнет рыдать. Ибо страданиями людскими переполнялась его душа.
НАШЕ ВРЕМЯ
А теперь переносимся в наше время.
Включим приемник. Прислушаемся. Нет ни скорби, ни пердежа. Ведущие не пукают, слушатели не страдают.
Заходим на радио. Открываем студийную дверь. И что мы видим в недрах этого помещения?
Стульчик. Столик. Малюсенький пульт. Большой компьютерный монитор. Рядом другой монитор – еще больше, чем первый. Никаких проигрывателей в помине нет.
Дисками и не пахнет. Какие такие диски? Их давно уже аккуратно сложили в пакеты и ночью вынесли на помойку…
Так откуда же в эфире берется музыка?
Из маленькой коробочки под названием "комп". Размер этой штуки в сто тысяч раз меньше китайской стены из дисков. Зато в ней помещается вся музыка планеты Земля.
А где же ведущий? Где наш герой эфира? Компьютер стоит, а куда подевалась он? Где наша яркая личность?

Так вот же она, приглядитесь! Вон видите – там торчит ее хохолок?
Что, разве совсем не видно? Ну вот же – мелькнула над монитором! Не разглядели? Поверьте на слово: она действительно там сидит.
Сидит теперь наша личность какая-то неприкаянная. Унылый флегматик, забытый всеми кумир.
А что же он просто сидит? Почему не выходит в эфир?
Почему же не ставит песни?
А ставить песни ему теперь вообще нельзя. Не просто не требуется – запрещено под угрозой кары. Строжайшим образом ультимативно воспрещено!
А кто же теперь ставит музыку? Музредактор.
Все нужные треки он "забил" неделю назад. (Это называется "плейлист". – об этом чуть ниже). Ну а чтобы ведущему их выбирать самому – нет уж, лучше сразу уволиться по собственному желанию.
А не выходит в эфир наш герой по той же самой причине: говорить в микрофон ему теперь тоже запрещено. Точнее, разрешено, но особой нужды в этом нет. Точнее есть, но только совсем чуть-чуть. И не говорить, а так, слегка обозначиться. Высунул ушки – и мигом назад.
Разговоры в эфире – свидание в тюрьме: жесткий регламент. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.
Современный дневной ведущий выходит в эфир как заключенный обедать: все строго по расписанию. Прыжок на месте расценивается как побег. (Попукивание в микрофон – немедленная казнь через повешение).
График у него примерно такой.
Первый выход в часе – это типа "здрасти-мордасти". Здесь обычно говорят время, анонсируют песни в часе, представляют станцию и себя.
Второй – это примерно минут в пятнадцать. Здесь тоже какая-то рекламная информация или спонсорские погода с пробками – что же еще спонсировать? Не умные же мысли ведущего?
Следующий выход – где-нибудь в половину. Здесь может быть так называемый смс-чат: чтение эсэмэс от слушателей- или устная, то есть прочитанная ведущим, реклама. Или какая-нибудь его умная, но не слишком, однако, умная мысль.
Последний выход в часе – это где-то за пятнадцать минут до окончания часа. Здесь тоже какой-нибудь рекламо- погодо- анонс.
Итого: 4-5 выходов в часе. А средняя продолжительность одного выхода – 30-40 секунд. То есть в эфире он меньше пяти минут в час! Менее 2о минут – за четырехчасовую смену.
Бывает, конечно, что выходов в часе больше. Но это уже лишь на станциях-подворотнях, куда высокие рейтинги боятся и нос показать. (Речь, в данном случае, идет только о дневном музыкальном эфире. Регламент так называемых "программ по заявкам", интервью с гостем или "записных программ", конечно, совершенно иной).
На некоторых радиостанциях продолжительность выхода дневного ведущего – аж минута. Иногда полторы или даже, страшно сказать, две. Но такие вольности касаются не слишком успешных радиостанций. Тех, самых, что прописались в фундаменте рейтинговой таблицы.
На танцевальных радио выходы в эфир и того короче. Здесь исповедуется "разговорный аскетизм". Содержание принесено в жертву динамике. Изысканность – краткости. Остроумие – задору.
Востребованный талант дневного ведущего – одно лишь умение- на ровном месте быстро высекать "позитив".
А танцевальные радио в современном радиомире – это, во многом, флагман. Запевала, задающий темп остальным. Поэтому скорость и краткость – девиз здесь универсальный.
Как видим, роль дневного ведущего на музыкальном радио коренным образом изменилась. Теперь он не далеко не главный герой. Не Ромео, а дерево под балконом Джульетты. Четвертое слева. Еще левее. Да, это он.
А менялась эта роль примерно вот так.
В начале дневного ведущего типа просили: "ставь пластинки и побольше говори в микрофон!" Чуть позже на радио стал популярен слоган: "Если нечего сказать – просто поставь пластинку!" Эфирный девиз нашего времени уже звучит так: "Не говори ничего, и пластинку тоже ставить не надо!"
В результате такой "обратной селекции" и получился тот обрубок-"диджей", которого мы и слышим сегодня в эфире.
И личность современного дневного ведущего – его мнение, шутки, мысли – выражена не больше, чем личность официанта, что принес вам еду.
Это вовсе не означает, что официант ее не проявляет. Он может улыбнуться, отвесить изысканный комплимент. Но его основная задача, как понимаете, состоит далеко не в этом.
То же касается и причастности ведущего к технике… Все просто: никакой причастности нет!
Всю техническую задачу исполнил компьютер, музредактор и программа под названием DJ IN.
И ведущему лишь остается…
Знаете, чем занимается наш герой, когда не говорит в микрофон? А это, на секунду, примерно 55 минут в часе. Да всем чем угодно, только не тем, что имеет отношение к радио! Сидит в телефоне, ползает в соцсетях, смотрит видео на Youtube…
А что ему еще остается делать? Техника и жесткий регламент вытеснили его на обочину. Конечно, хороший ведущий всегда в работе; он все время думает, как сделать лучше эфир… Но толь ко где таких подвижников сегодня отыщешь?
Разумеется, вся эта отстраненность не может не ощущаться. Она заметна и по ту сторону эфирных границ.
У аудитории, затерявшейся между песен, маленький человек, не вызывает супер значимого интереса. Да и ведущий своей значимости не чувствует сам. Ощущение связи с эфиром давно отсутствует. Соучастия с радиопроцессом нет от слова вообще.
Есть только одна возможность выразить своё "Я".
Какая?
Конечно же, произнести свое имя в эфире!
"С вами Евгений Сидоров!" – что может быть прекраснее этих слов! (Если, конечно, вы – Евгений Сидоров) .
Как говаривал американский дедушка Дейл Карнеги: "Имя человека – самый сладостный и самый важный для него звук на любом языке".
Что может быть приятней, чем рассказать о нем миру! Объявить свое имя – сладостная обязанность "дневника". Поэтому делает он это красиво:
"Меня зовут Сидор Евгеньев!" – с нежностью сообщает дневной ведущий. "С вами Рулон Обоев!" – торжественно произносит другой. "В эфире Сосо Непотребко!" – говорит третий, вкладывая в эти слова и талант и душу…
Зачем?
А вдруг пригласят вести какой-нибудь корпоратив! Работа на корпоратах – это и есть сверхзадача. Главная и конечная цель всего.
А какой же ей еще быть?
Зарплата у дневного ведущего сравнительно небольшая. В Петербурге – 30-60 тысяч в месяц, в зависимости от станции и количества рабочих часов. В Москве – 50-70 тысяч – на момент написания этой книги.
В итоге: денег немного; а таланты – сданы на вахте радиостанции, как травматический пистолет при входе в ночной клуб.
И остается одно: произнести в эфир свое имя. Прокричать- проорать его в микрофон – и ждать. Ждать, когда тебя пригласят ведущим на свадьбу. Или в клуб. Или на корпоратив. Или на проводы в армию. Или на закрытие пышечной. Или в любое другое место, где за крик в микрофон платят деньги.
Цель, кстати сказать, не так и мелка: на одном предновогоднем корпоративе "рубят" больше, чем за год работы на радио. Сама работа на радио – "лицензия", чтобы вести корпорат.
Конечно, охотятся за этой работой не только дневные ведущие. Конечный смысл любой передачи, – а также песни, книжки, шутки в стиле стенд-ап в наши дни – все тот же корпоратив. Работа на корпоратах – последняя остановка современного творчества. Корпоративная вечеринка – вот истинный апогей искусства!
Но мы говорим про радио. И значит вот.
Эпоха сменилась, и российское радио было захвачено. Его оккупировали плейлист, ротация и формат.
Что это за ужасные монстры?
Ничего сложного ничего нет.
Плейлист – это определенный набор песен. Их любая радиостанция воспроизводит в своем эфире. Этот "комплект" забит в компьютер и существует, как мы уже говорили, сам по себе. Автономно от дневного и любого другого ведущего.
При этом "равенства перед законом" у песен нет: одни треки звучат чаще, другие реже. А это уже "ротация". То есть количество повторных прокручиваний определенного трека в эфире. Обо всем этом мы подробнее расскажем ниже.
И вот мы подошли к самому жуткому слову – "формат"! Формат – это теперь и есть радио, да и все остальное тоже. Форматом определяется современный эфир.
Теперь можно остановиться на нем чуть подробнее.
ФОРМАТ
Слово заболтанное и до ниток затертое. А значит – не всем понятное до конца.
Ведь говоря о ведущем, тут можно иметь виду две разные вещи:
– это то, что нужно слушателю;
– это то, что можно ведущему.
Разумеется, то, что можно ведущему, зависит от потребностей слушателя. Эти вещи связаны напрямую. Но это не одно и то же. Поскольку формат для слушателя – это выбор. А для ведущего – ограничения.
Нас этот термин, конечно, интересует с точки зрения последнего. Для слушателя же формат – это ожидаемое, стилистически выдержанное содержание. Говоря проще, желая услышать что- то конкретное, он предполагает, что он услышит это, а не что-то еще.
А что же такое формат для ведущего? Что это – стиль, жанр, форма, шаблон?
Наверное.
Но все эти слова не могут выразить истиной жесткости смысла.
Формат – это прокрустово ложе: не влезает – подрубим, не рубится – уберем. Не художественный стиль, а шаблонизация. Не ограждение на сцене, а завод ские тиски.