Мир треснул

Волки сели у его ног, глядя в толпу, и тишина окончательно замкнулась.

Орлов посмотрел вдаль, туда, где гремели выстрелы.

– Пусть держат стены. Пусть тратят патроны. Пусть жрут свои сухпаи. Когда устанут – мы возьмём всё. И город станет нашим.

Толпа опустила головы. Не из уважения – из понимания. Убежать тут было некуда. Оставалось только принять его правила.

Тем временем Семён вёл фургон. Руль скрипел, мотор кашлял, но ехал – старое железо, как и он, жило на упрямстве. За окнами город горел. Дым ползал по улицам, будто крысы, фонари мигали и тухли один за другим.

В салоне пахло кровью и бензином. Никто не говорил долго, пока Игорь не выдал:

– Ну и пиздец, товарищи. Только вчера думал, что хуже коммуналки и ковида ничего не будет. А тут, пожалуйста: апокалипсис на дом, без смс и регистрации.

Марк хмыкнул, поправляя автомат:

– Ты ещё скажи спасибо, что твой дом не сожрала эта хуйня с тремя челюстями.

– Оно к тому идёт, – вставила Лика тихо. – Ты слышал город? Он как будто стонет.

Саня затянулся, выпуская дым в потолок:

– А меня один вопрос ебёт. Почему всё сразу? Не месяцами, не годами – а сразу?

– Потому что кто-то тумблер щёлкнул, – буркнул Соболев. – Само так не горит.

Семён вцепился в руль, глаза на дорогу:

– Город всегда был гнилью. Просто сейчас кто-то убрал крышку.

Фургон подпрыгнул на выбоине, все разом выругались.

– Чисто логика, – Игорь продолжал, – если Фонд столько лет подчищал за тварями, значит, они что-то проебали. Или им кто-то помог проебать.

– Вот именно, – сказал Соболев. – Слишком синхронно всё загорелось.

Впереди показались ворота бункера. Глухая бетонная коробка, железо, закопанные кабели. Семён посигналил коротко. Ворота скрипнули и приоткрылись, впуская фургон.

Внутри было тихо. Пахло бетоном, пылью и машинным маслом. Лампы тускло горели, провода гудели.

Саня сплюнул и огляделся.

– Ну охуеть. Я думал, вы мне сказки травите. А тут целый бункер, блядь.

– Это Андрея, – сказал Семён. – Он тут жил, работал. Мы прятались пару раз. Но не лезли глубоко.

– А зря, – Саня склонился к стене, провёл ладонью по плитке. – Тут закладка.

Все обернулись. Он достал нож, ткнул в шов. Плитка дрогнула.

– Видите? Замок старый, но с умом сделан.

Через минуту стена приоткрылась, за ней – узкий коридор. Пахло железом и маслом сильнее.

– Ебануться, – Игорь присвистнул. – Потайная комната, прям как в кино.

Семён нахмурился.

– Я не знал про это.

Свет фонаря выхватил ящики. Металлические, промаркированные. Автоматы, патроны, бронежилеты, даже гранаты. По углам – старые приборы, какие-то дроны, пыльные каски.

Саня ухмыльнулся:

– Ну что, теперь у нас хотя бы зубы есть.

Лика тронула пальцами крышку ящика, но не открыла. Ей от этого места стало холодно.

Соболев молчал, пока не заметил на столе в дальнем углу фотографию. Пожёлтевшую, в рамке. Он подошёл, поднял. На фото трое: Андрей, Семён и высокий худой мужик со шрамом. Подпись: «Начало. А., С. и В.»

Соболев застыл. В сигарете догорел фильтр, пепел осыпался на пол, но он даже не моргнул.

Марк заметил его лицо.

– Ты чё, узнал кого-то? Андрея?

Соболев медленно покачал головой. Голос стал жёстким:

– Андрея я вообще в глаза не видел. А вот этого чёрта я узнаю где угодно.

Он ткнул пальцем в худого мужика со шрамом.

– Кто? – спросил Игорь.

Соболев бросил фото обратно на стол.

– Орлов. Василий Орлов. У меня его дело было. Подпольные арены, ставки на кровь. Я за ним гонялся, а он всегда выходил сухим. Свидетели исчезали, бумаги терялись, прокуроры вдруг слепли.

– Орлов… – Марк скривился. – Так это тот самый, что людей на тварях травил? Говорили, он из их слизи наркоту варил.

Игорь сплюнул на пол.

– Точно. Я слышал про эти барыги-трипки. Чуть попробуешь – башку разъебает так, что уже никогда нормальным не будешь. Его рук дело.

– Ублюдок, – Лика тихо сказала, не глядя на фото.

Соболев затянулся и кивнул.

– Он. Я хотел его закрыть. Но он уходил всегда.

Только тогда Семён заговорил, словно оправдываясь:

– Для нас он был другим. Вежливый, при деньгах, с Андреем они нормально общались. Я и подумать не мог, что за ним такая грязь.

Марк глянул на него с усмешкой.

– Ну, блядь, нормальные у вас друзья были.

Семён только развёл руками.

– Да хрен его поймёшь. Андрей ему доверял. Я тоже. Ошибались, выходит.

Саня тем временем открыл второй ящик, заглянул внутрь – и заржал.

– Опа. Ну нихуя себе. Коллекция из серии «собери сам свою демонологию».

Он достал стеклянную банку, где в мутной жижице плавала чёрная бусина.

– «Глаз утопленника». У нас таких на районе тоже было дохуя, только в банках с самогоном.

Игорь поморщился, поднял другой контейнер. На крышке аккуратно написано: «Слёзы невинного». Внутри мутная жидкость светилась зеленоватым.

– Ебануться. Для этого надо младенца в воде утопить… Кто-то, блядь, серьёзно заморачивался.

Марк взял плоскую коробочку, открыл. Внутри аккуратные чёрные порошки в пакетах.

– «Дрёма». – Он кивнул. – Пробовал на тварях. Засыпают как щенки. Только после просыпаются злее.

Лика, не глядя на мерзость в руках, отметила сухо:

– Работает – значит, будем использовать. Какая разница, из чего сделано.

Соболев скривился, затянулся сигаретой.

– Вы в курсе, что это кладбище в банках?

Саня захохотал, поставил банку обратно.

– Ну, бля, кому кладбище, а кому аптечка.

Игорь взял в руки амулет из костяного пальца, повертел в пальцах.

– Зубки и пальцы самоубийц… Всё, что жрёт город, тут собрано. Прям супермаркет.

Семён прошёлся вдоль полок, смотрел на всё это добро и только крутил головой.

– Я знал, что Андрей был заморочен, но чтоб до такого…

Марк захлопнул коробку, посмотрел на остальных.

– Хватит пиздеть. Мы либо этим пользуемся, либо завтра нас этими же штуками закопают.

Марк провёл пальцем по карте, один длинный штрих – и всё стало цифрами: координата, вход, два фланга, запасной выход.

Семён выложил аккумуляторы в ряд. Три банки, две большие батареи – плотно, как будто бы это могло сшить время.

Лика закрыла стальной ящик. Крышки защёлкнули. Банки с «дрёмой», пальцы, мутная жижа – всё завернуто и промаркировано. Она записала: «использовать один раз – точечно».

Игорь проверил тросы и штыри. Он улыбнулся без эмоций – улыбка боевого расчёта.

Саня смотал на плече ранец для дронов, посмотрел на фото со шрамом и сказал: «Я на входе. Три минуты – и назад». Никто не спорил. Никто не просил героизма, только точности.

Соболев сел на ящик, приложил ладонь к фотке. Мост прошёл по телу словно шрам: у него не было откровений – был расчёт цены. Пять минут помехи. После – неделя падения. Это знание, а не обещание.

Они прогнали план ещё раз – без риторики: кто кидает «дрёму», кто вешает маяки, кто тянет Саню, кто тащит назад. План Б – дым, проволока, отход по линиям. В запасе – один короткий импульс, одна ставка.

За воротами город ещё горел. Над ним дроны свистели, как крошечные синие птицы. Ночь подтягивалась к краю – и с ней приходило то, что нельзя было отложить.

Марк встал. Вздохнул. Сказал тихо, чтобы это было приказом и не требовало слов: «Завтра в шесть. По плану. Без героизма.»

Они разошлись по своим: кто чинить дроны, кто проверять батареи, кто прятать лишние банки. В коридоре бункера лампа мигнула и устало засветила снова.

Ворота захлопнулись. За металлом – город, который сам себя жрёт. Перед ними –