Тайна Ненастного Перевала

С самым несчастным видом я сажусь за стол и пишу рецензию, которую прикрепляю к электронному письму для Дианы.

Весь день и остаток недели проходят спокойно, в кабинет к Глории меня не вызывают, но я дергаюсь от каждого скрипа ступенек, от каждого звука входящего сообщения.

«Теперь они знают, теперь они знают, теперь они знают», – тревожно стучит в мыслях. Кайла с Хэдли ведут себя вежливо, но отстраненно, будто не хотят быть никак связаны с кем-то, кто нарушил политику компании. А Аттикус…

Я боялась, что ему будет неловко после того случая в бальном зале «Джозефин», но он ведет себя так, будто вовсе ничего и не произошло, что гораздо хуже, потому что, значит, ничего и не было. Я все себе придумала. Он даже не спросил, не влетело ли мне за то, что провела его внутрь.

В четверг, почти в пять вечера, приходит сообщение лично от мистера Сэдвика с темой письма: «Пожалуйста, зайдите ко мне НЕМЕДЛЕННО». Собирая вещи в шопер, я чувствую на себе взгляды Кайлы и Хэдли. Если меня уволят, то возвращаться за вещами я не хочу.

Идя вниз по ступенькам, я слышу голоса из кабинета Дианы, но когда наступаю на последнюю ступеньку перед пролетом, скрипящую, разговор резко прекращается. К тому времени, как я прохожу мимо открытой двери Дианы, Глория нарочито обсуждает план выхода книг на весну, и они вместе с Аттикусом и Дианой старательно избегают взглядов в мою сторону. Они все знают, думаю я, отворачиваясь к стене, где натыкаюсь на женщину с обложки «Секрета Ненастного Перевала». «Будь я на твоем месте, – словно говорит мне она, – бежала бы со всех ног».

Кертис Сэдвик сидит за рабочим столом, сложив руки домиком перед собой и опустив голову, будто в молитве. Может, он просит даровать ему терпения; едва ли он молится за меня. Пару секунд я неловко переминаюсь у входа, и он поднимает голову.

– Агнес Кори, – произносит он, а потом снова опускает взгляд, будто сравнивая меня с фотографией в папке. – Я снова пересматривал ваше резюме, и у меня появилось несколько вопросов. Эта школа Вудбридж, в которой вы преподавали, это какое-то исправительное учреждение?

– Так их больше не называют, – на автомате поправляю я. – Но… в целом – да. Это исправительный центр для несовершеннолетних.

– И как же вы попали туда на работу? – спрашивает он.

Я могла бы рассказать ту же историю, что и всегда, что проходила там стажировку, когда училась в колледже, но я уже чувствую, к чему все идет, так что вполне могу покончить со всем раз и навсегда.

– Я там училась – и жила, с тринадцати до восемнадцати лет. Меня поместило туда государство.

– Понимаю, – произносит он, откинувшись на спинку стула. – Могу я спросить, как так вышло, что вас «поместило туда государство»?

«Вообще-то, – думаю я, – он не должен такого спрашивать».

«Доступа к твоему делу нет», – сказал мне социальный работник, когда мне исполнилось восемнадцать. И никакой работодатель, представитель школы или полиции не имеет права о нем спрашивать. Я могла бы ему это сказать, но когда поднимаю голову, вижу, как он наклонился вперед, сложив руки и сочувственно хмурясь, и почти сдаюсь. После напряжения последних дней, когда я ждала разоблачения за то письмо Веронике Сент-Клэр, его забота как теплая ванна. И правда вырывается из меня сама.

– Меня поместили туда, после того как я сбежала из трех приемных семей, – признаюсь я. – И арестовали за бродяжничество и кражи из магазинов, пока я была «в бегах».

– Наверное, было ужасно, – произносит он, снова откинувшись на спинку стула. – Могу только представить, что это за были за семьи. Как – извини, конечно, что спрашиваю – ты оказалась в детском доме? Что случилось с твоими родителями?

– Мы с мамой всегда были только вдвоем, – отвечаю я. – Отца я никогда не знала. А мама… ей было нехорошо. У нее были проблемы с психическим здоровьем. Мы вроде как переезжали с места на место, а потом ее поместили в клинику, а меня – в детский дом.

– Непростое начало жизни, – замечает он, покачав головой. – Я впечатлен тем, чего ты добилась… а твоя мать? Она все еще… в клинике?

Качаю головой и, к своему ужасу чувствую, как по щеке стекает слезинка.

– Ее выпустили три года назад. Когда она в последний раз пробовала связаться со мной, я сказала, что больше не хочу ее видеть, знаю, это звучит ужасно…

– Вовсе нет, Агнес, – замечает он, подтолкнув ко мне коробочку с салфетками. – Ты способная молодая женщина, у тебя есть потенциал. Что я и писал в твоих рекомендациях, пока сам не получил крайне необычное письмо.

– Письмо? – глупо переспрашиваю я.

Шурша бумагами на столе, он ищет письмо, как будто получает десятки таких в день – словно сейчас кто-то еще пишет письма – и наконец достает листок с напечатанным на машинке текстом. И хмыкает.

– Дорогая Вероника, противница современных технологий! Настаивает, чтобы вся переписка велась в бумажных письмах.

Я задерживаю дыхание и скрещиваю руки на груди, впившись ногтями в руку.

– Она тут пишет, что ты написала ей записку с просьбой о продолжении.

– Д-да, – подтверждаю я. – Простите. Я знаю, что не стоило. Глория сказала так не делать, и я знаю, что вы не хотите, чтобы кто-то ее беспокоил.

– Верно, – мрачно произносит он. – Видишь ли, бедная Вероника, она всегда была немного… не в себе. И кто может ее винить, учитывая ее детство в этом уединенном старом особняке? А потом тот пожар…

– Я сожалею, что написала ей, – снова говорю я, чувствуя опасно близко подступившие слезы. – Я пойму, если вы теперь не захотите давать мне рекомендации…

– Нет, никаких рекомендаций, – сообщает он, подтвердив мои худшие страхи, но потом продолжает, – потому что тебе не нужна другая работа. Вероника Сент-Клэр предложила нанять тебя в качестве личного секретаря, чтобы…

– Писать под ее диктовку, – заканчиваю я, чтобы он не объяснял сам.

– Ну, – снисходительно улыбается он, – немного больше, чем просто печатать под диктовку. Нужен кто-то с чувством языка. Кто-то, с кем Веронике будет комфортно, кому она сможет доверять – и кому я смогу доверить такую работу. Глория сказала, что ты превосходно печатаешь, у тебя хороший почерк – по всей видимости, редкость среди твоего поколения – и ты всегда вежлива и пунктуальна, а именно таким и должен быть личный секретарь. Итак, что скажешь, – заканчивает он, указав рукой в сторону реки, будто корабль уже ждал меня там. – Хочешь отправиться в Ненастный Перевал и привезти нам новый роман Вероники Сент-Клэр?

Глава пятая

Читатель, я согласилась.

Что еще мне оставалось, когда он предлагал мне возможность встретиться с моим кумиром и первой из всех желающих прочитать – услышать – продолжение «Секрета Ненастного Перевала»? Не говоря уже о том, что это было предложение работы и шанс сбежать из «Джозефин».

– Хорошо, – коротко сказал он, когда я согласилась. – Глория обсудит с тобой условия. Она поколдовала над бюджетом, чтобы ты смогла остаться работать в издательстве, и я рассчитываю, что ты будешь держать нас в курсе работы над книгой. Глория сейчас решает вопрос с ноутбуком для тебя. Будет идеально, если ты станешь отправлять все напечатанные страницы, как только они будут готовы. Так я смогу сразу оценить размер книги и все соответственно спланировать. – Он улыбается: – Если все пойдет хорошо, возможно, у нас получится избежать слияния, и я смогу предложить тебе постоянное место здесь, когда ты закончишь. Ну что, Агнес, как тебе?

Я отвечаю, что звучит действительно здорово. Поднимаюсь, и он протягивает мне руку:

– Спасибо тебе, Агнес, – благодарит он, сжимая мою ладонь. – Не уверен, что ты в самом деле понимаешь, за что берешься, и я бы счел неразумным взваливать на твои юные плечи такую ношу, не будь я полностью уверен, что ты – самый подходящий человек для этой работы.

Выходя из кабинета, я чувствую себя так, будто это я оказываю ему услугу, согласившись на такое задание.

Оказавшись в коридоре, я слышу голоса из кабинета Дианы, и снова, стоит мне подойти к двери, как все резко замолкают. Но в этот раз они все смотрят на меня.

– Все в порядке? – спрашивает Глория.

– Да, – откликаюсь я. – Мистер Сэдвик сказал, что мне нужно обсудить с вами… «условия»?

– Так ты возьмешься?

– Конечно, возьмется, – отвечает за меня Диана. – Я с первой минуты знала, как только Глория показала мне письмо Вероники. Как умно, Агнес, – хвалит она с появившимся уважением, – самой написать в логово дракона и потребовать продолжения. Тут нужна отвага!

– Я не то чтобы требовала, – возражаю я, смущенно взглянув на Глорию, боясь увидеть ее реакцию на свое непослушание, но она с занятым видом поправляет стопку книг на столе Дианы и в глаза мне не смотрит.

– Пожалуй, пойду вниз и все подготовлю, чтобы ты смогла уехать уже завтра, – произносит Глория.

– Завтра? Мистер Сэдвик ничего не говорил про завтра.

– Или у тебя есть другие обязательства? – спрашивает Глория, приподняв одну бровь над оправой очков.

– Н-нет, – заикаюсь я, чувствуя взгляд Аттикуса.

– Мисс Сент-Клэр прислала аванс, чтобы оплатить твой переезд и путешествие. Когда соберешь вещи, приходи в моей кабинет, я тебе все объясню.

Я теряю дар речи, а она просто проходит мимо меня.

– Малышка, не обращай внимания на Глорию, – советует Диана. – Ей нравится все делать по учебнику. А новости отличные! Продолжение «Секрета Ненастного Перевала» спасет издательство. Смелый поступок – взять и написать Веронике.

– Спасибо, – говорю я, купаясь в тепле одобрения Дианы. Какая разница, что Глория рассердилась на меня за нарушение глупого правила. «Правила придуманы для тех, у кого нет воображения», – всегда говорила моя мама. – Удача любит смелых, – вслух произношу я конец фразы, которую всегда говорила мама перед каким-нибудь безрассудным поступком.

Бросаю взгляд на Аттикуса в надежде увидеть то же тепло и благодарность, но он, в отличие от Дианы, нервно отворачивается.

– Что ж, – говорю я, – пойду вниз, договориться обо всем с Глорией.

Аттикус идет за мной в коридор.

– Эй, – зовет он, догнав меня у лестницы. – Можем поговорить? – Он отбрасывает волосы с лица, явно нервничая. Вспоминает ту ночь в «Джозефин» и нас в бальном зале? Может, он не хочет, чтобы я уезжала?

– Конечно, – соглашаюсь я. – Что такое?

– Я просто хотел убедиться, что ты тщательно обдумала то, что собираешься сделать. Ты уверена, что хочешь взяться за эту работу?

– А почему бы нет? – удивляюсь я. – Я встречусь с Вероникой Сент-Клэр и буду вместе с ней работать над второй книгой.

– Ты действительно хочешь застрять в этом старом доме… – Он понижает голос и жестом зовет меня подвинуться ближе. – Я рассказал Хэдли о той фотографии Вероники Сент-Клэр, которую ты показала мне в «Джозефин», и она говорит, что искала материал для своей книги и узнала о слухах, которые ходили в то время о Веронике. Она была помешана на готике и готах, на спиритических сеансах, жертвоприношениях и черной магии…

– Это было тридцать лет назад, – перебиваю его я, стараясь не показать, как меня расстроило то, что он говорил с Хэдли о той фотографии. Что еще он ей рассказал про тот вечер в «Джозефин»? – Это все было частью представления. В реальной жизни такого не планировалось.

– Нет? А ты знаешь, что она была причастна к смерти девушки? И отправилась бы в тюрьму, если бы не ее отец, состоятельный доктор, который руководил психиатрической больницей на севере штата. Ему удалось забрать ее оттуда и спасти от тюрьмы. Вот чем было настоящее поместье Ненастный Перевал – психиатрической больницей. Она написала книгу, когда лечилась там, и потом, когда ее отец умер – погиб в пожаре, который, как многие считали, она и устроила, – Вероника унаследовала и дом, и земли. Она закрыла больницу, велела забить досками вход в сгоревшую башню и поселилась в особняке. Вот куда ты едешь, Агнес, – в заброшенную психиатрическую больницу, которой управляет сумасшедшая убийца. Если не веришь мне, поговори с Хэдли или сама посмотри истории в интернете.

Закончив свою речь, он глубоко вдыхает и выдыхает, будто слова дались ему нелегко. Я смотрю на него как оглушенная и чувствую себя преданной, не только потому, что он рассказал Хэдли о фотографии, но и потому, что случайно узнал мой главный страх и перенес его в реальность.

– Может, там мне и место, – парирую я. – Так или иначе, я бывала в местах и похуже. – После этого я поворачиваюсь на каблуках и ухожу, пока он не увидел моих слез.

Останавливаюсь в пролете второго этажа, думая о том, что сказал Аттикус. Что-то в этом было. Я видела похожие слухи на фанатских сайтах об истории реального Ненастного Перевала, что это было специальное училище для женщин, а затем психиатрическая больница и даже что Вероника Сент-Клэр была там пациенткой. Но я всегда предпочитала избегать эту часть ее биографии. Хотя в книге было множество отсылок к безумию и заключению – коридоры, выстроенные как лабиринты расстроенного разума, винтовые лестницы, сжимающиеся, как рукава смирительной рубашки, – но я всегда думала, что это лишь метафоры. Хотя, возможно, это и были отсылки к реальной психиатрической больнице, которая находилась в доме.

На пролете, где я стою, есть также книжный шкаф. Я быстро нахожу экземпляр «Секрета Ненастного Перевала» – издания с крупным шрифтом, с усыпанной фиалками обложкой. Открываю клапан обложки сзади: там нет фотографии автора, только краткая биография: «Вероника Сент-Клэр выросла в долине реки Гудзон, в настоящем поместье Ненастный Перевал, где она живет по сей день и работает над своим новым романом».

За все годы, что я искала имя любимого автора в интернете, я нашла немногим больше. Есть разные сайты, на которых фанаты с удовольствием делятся догадками и слухами, например о том, что она происходит из старинного рода и состоит в родстве с Асторами и Монтгомери[18], что у нее было уединенное детство, что ее обучали на дому и что она унаследовала семейное поместье и до сих пор там живет. Может, там были также слухи, что она как-то связана со смертью девушки в «Джозефин» и что ее отец управлял психиатрической больницей, а также, что Вероника – потомственная ведьма, что она на самом деле мужчина и пишет эротические романы под псевдонимом или что в книге зашифровано тайное послание, которое раскрывает ее настоящую личность.

И чем дольше ты копался в интернете, тем нелепее становились теории. История Хэдли определенно была с одного из таких сайтов. Ну и что, спросила я себя, ставя книгу обратно на полку и спускаясь по лестнице, какая разница? Если Вероника Сент-Клэр и была там, когда какой-то панк умер, и если отец забрал ее в свою частную клинику, это было тридцать лет назад. Сейчас там никакой больницы нет. Я еду в дом Вероники Сент-Клэр как личный секретарь, а не пациент.

Глория в кабинете сидит за компьютером и что-то печатает: в ее очках отражаются зеленые буквы с экрана, а древний принтер выплевывает листы бумаги.

– Вот твой контракт, – говорит она. – Бери и прочитай.

Я быстро пробегаю взглядом текст. Там говорится, что я буду работать личным ассистентом за тысячу долларов в неделю – это в два раза больше, чем я получала, работая в Вудбридже, и контракт на полгода с возможностью продления.

– Полгода? – уточняю я, подписывая контракт.

– С возможностью продления, но, откровенно говоря, если к тому времени книги не будет, мы уже потонем, – поясняет Глория, продолжая печатать. Из принтера вылезает новый листок. – А это соглашение о неразглашении. Ты должна согласиться не разглашать никаких личных сведений о жизни мисс Сент-Клэр и не выкладывать никаких фотографий ни ее, ни ее дома в социальные сети.

Пока я подписываю соглашение, из принтера вылезает новый листок.

– А это твой билет на поезд. Ты уезжаешь со станции Пенн в 9:03 завтра утром. Я перевела тысячу долларов на твой счет в банке и, – она поворачивается на стуле на девяносто градусов, открывает нижний ящик стола и достает серую стальную коробочку, – меня уполномочили выдать тебе двести долларов на дорожные расходы.

Она отсчитывает десять хрустящих банкнот по двадцать долларов, точно крупье в казино Лас-Вегаса, затем пересчитывает и протягивает мне. И только тогда смотрит мне в глаза:

– Вопросы есть?

Миллион, думаю я, но потом узнаю этот взгляд – так за годы на меня смотрели десятки социальных работников. Она дала мне шанс, взяв на работу, а я нарушила ее приказ и написала Веронике Сент-Клэр письмо.

– Нет. – Я поспешно забираю деньги, чтобы не пришлось дольше необходимого видеть разочарование на ее лице. – Думаю, вы на все уже ответили.

По дороге в «Джозефин» я останавливаюсь у банкомата проверить счет и снимаю еще триста долларов. Затем захожу в модный гастроном на Банк-стрит, где Кайла с Хэдли покупают себе ланчи, и беру жестяную банку игристого вина и тарелку дорогого сыра с фруктами. Кладу их на дно сумки, чтобы Роберта не увидела, зная, что планирую нарушить сразу два правила, запрещающих алкоголь и еду в комнате. «Правила придуманы для тех, у кого нет воображения, – поет голос мамы в голове. – Удача любит смелых».

Роберта Дженкинс как раз собирается уходить, но снова садится за рабочий стол, когда я появляюсь на пороге кабинета.

– Вот то, что я должна за аренду, – говорю я, передавая ей четыреста шестьдесят долларов. – Я получила работу на севере штата и должна завтра уехать. Знаю, я должна была предупредить за две недели, так что я добавила плату еще за две недели вперед. – Интересно, почему сейчас я нервничаю больше, чем перед встречей с Кертисом Сэдвиком и Глорией? А когда она поднимает голову, я понимаю, что на самом деле ждала одобрительного взгляда. Но вместо этого получаю озадаченность и беспокойство.

– Агнес, у тебя проблемы, поэтому ты так быстро уезжаешь? И откуда у тебя эти деньги?

Я пытаюсь смехом сгладить боль от ее первого предположения.

– Я же сказала – я получила работу. С регулярной оплатой.

– С регулярной оплатой, – повторяет она. – Вот это да. И что за работа? И где именно на севере штата? Ты уверена, что знаешь, вот что ввязываешься?

Она, наверное, думает, что я откликнулась на какую-то непонятную рекламу в интернете.

– Я еду в поместье Ненастный Перевал, работать с Вероникой Сент-Клэр, – отвечаю я. – Помните, мы как раз недавно о ней говорили?

– Ненастный Перевал? – скептично переспрашивает она. – Дорогая, это место из книги.

Все идет совсем не так, как я представляла. Теперь она думает, что я брежу.

– Вообще-то оно существует, – говорю я и сама себе напоминаю педантичного Аттикуса. – Там как раз и живет Вероника Сент-Клэр, в городе под названием Уайлдклифф-на-Гудзоне, в сотне километров к северу отсюда. И я завтра уезжаю на поезде. – Вытаскиваю билет и показываю ей. – Буду работать ее ассистентом, пока она пишет продолжение «Секрета Ненастного Перевала».

Роберта Дженкинс изучает мой билет на поезд, а потом поднимает голову. Выражение лица у нее по-прежнему скептичное.

– Продолжение? После стольких лет? И ты будешь ей помогать? Ну, разве это не удача? Если, конечно, ты уверена, Агнес. Можешь оставить адрес, по которому с тобой можно связаться? И телефон.

Я оставляю ей почтовый адрес, который уже десяток раз писала на конвертах, но говорю, что телефона не знаю. Обещаю послать ей электронное письмо с номером, когда доберусь. Роберта Дженкинс смотрит на адрес, который я написала, точно я оставила ей указания, как добраться до Нарнии, но затем придает лицу более ободряющее выражение, которое явно не сочетается с ее привычным скептицизмом.

– Похоже, это отличный шанс, Агнес. Надеюсь, ты им воспользуешься как можно лучше. Но на всякий случай та плата, что ты оставила за две недели, будет считаться авансом – если ты вдруг решишь вернуться.

Вино с сыром на вкус совсем не такие праздничные, как я надеялась. От вина приходит головная боль, а жирный сыр камнем падает в желудок. Я засыпаю, а в голове звучат театральные предупреждения Аттикуса. «Посмотри истории в интернете», – сказал он.

Я просыпаюсь в темноте, а слова Аттикуса все крутятся и крутятся в голове. Ему легко, с его-то смартфоном, планшетом и ноутбуком. А у меня только дешевенькая «раскладушка», с поминутным тарифом. Хотя внизу, в общей комнате, есть старый компьютер, которым могут пользоваться постояльцы.

Может, не помешало бы немного узнать о том месте, где я согласилась прожить полгода.

Вниз я спускаюсь по лестнице, не доверяя старому трясущемуся лифту «Джозефин», и прохожу в общую комнату, где пахнет подгоревшим кофе и залежавшейся выпечкой. Громоздкий компьютер старше того, что стоит в кабинете Глории, и загружается целую вечность. Сигнал Wi-Fi кажется еще слабее, чем самый жидкий кофе.

Вбиваю в поисковую строку «Ненастный Перевал, Уайлдклифф-на-Гудзоне, штат Нью-Йорк» и жду так долго, что уже не рассчитываю ни на какой результат, но потом наконец открывается страничка с тремя ссылками. Одна ведет на сайт ресторана в Уайлдклиффе, другая – на лечебно-оздоровительный центр в Беркшире, а третья называется «Призраки долины реки Гудзон». Нажимаю на последнюю. Появляется старинная, в цветах сепии фотография обветшавшего здания, увитого плющом, которое скрывают разросшиеся неопрятные деревья. Пролистав вниз, я нахожу старинную иллюстрацию внушительного здания, которая подписана как «Приют Магдалины для падших женщин»[19], а ниже текст, написанный вычурным викторианским шрифтом.

«Одно из самых известных мест с призраками в долине реки Гудзон можно увидеть за каменными колоннами, кирпичными стенами и заросшим лесом на мысу над рекой. Поместье Ненастный Перевал построила семья Хейл в 1848 году, в 1890-х его превратили в Приют Магдалины, а затем прогрессивный реформатор Джозефина Хейл, унаследовавшая особняк, сделала из него исправительно-трудовое учреждение для женщин. Одной из его печально известных обитательниц была Бесс Моллой, или Кровавая Бесс, которую обвинили в убийстве шести молодых женщин в благотворительном доме. В 1960-х учреждение превратили в психиатрический лечебный центр для проблемных подростков. Возглавил его доктор Роберт Синклер, который впоследствии женился на дочери Джозефины, Элизе Брайс. В 1990-х годах методы доктора Синклера, которые основывались на гипнозе, регрессии прошлой жизни и электрошоковой терапии, поставили под сомнение, после того как сам доктор погиб в пожаре, который устроил один из его пациентов. Его дочь, писательница Вероника Сент-Клэр, унаследовала дом, и живет там по сей день. Многие считают, что ее неоготический роман основывается на ее собственном опыте как пациентки своего отца и на готической среде Нью-Йорка. А что касается привидений, выбирайте сами!

Есть и Кровавая Бесс, которая, как считается, повесилась в башне; есть безумный доктор Синклер, который вечно горит в огне, или же сама Вероника Сент-Клэр, которая, как многие считают, также погибла при пожаре, и теперь ее призрак бродит по разрушающемуся родовому гнезду. Неудивительно, что она так и не написала продолжение своего бестселлера – ведь мертвецы не рассказывают сказок!»

Все внутри меня холодеет после такого жуткого вступления, но скорее от гнева, чем от страха. Я пытаюсь открыть домашнюю страницу сайта, но ссылка не работает… а потом Wi-Fi отключается. Модем находится в кабинете Роберты Дженкинс, который заперт, но я знаю, что она хранит запасной ключ над дверной створкой. Чтобы перезагрузить модем, нужна всего минута, уговариваю себя я, идя по темному коридору, да и Роберта сама бы хотела, чтобы я узнала о новой работе все, что можно.

На середине коридора я вдруг замираю от оглушительного скрипа, который доносится как раз из кабинета Роберты, и волоски на шее встают дыбом. Звучит так, будто какое-то животное попало в ловушку, но когда звук раздается снова, я понимаю, что это просто выдвигается старый ящик картотеки. В кабинете кто-то есть. Может, Роберта вернулась, потому что забыла что-то? Но она живет в Бронксе и едва ли помчится сюда на метро в ночи с другого края города. Да и потом, она бы включила свет в коридоре, разве нет?

Делаю осторожный шаг вперед, гадая, может, разумнее вернуться в комнату и вызвать полицию, но шорох в кабинете замолкает. Кто бы то ни был, он меня услышал. Я замираю, разрываясь между желанием убежать и приступом гнева: кто мог осмелиться ограбить Роберту Дженкинс? Гнев и страх не успевают определить, кто из них главный: дверь распахивается и меня ослепляет луч карманного фонарика. Поднимаю руку, прикрывая глаза, ожидая худшего, но тут слышу удаляющиеся шаги и снова оказываюсь в темноте. Раздается звук открывающейся двери, с грохотом падают мусорные баки у дороги. Я стою неподвижно, прислушиваясь, не вернется ли взломщик, но никого нет. Наконец медленно подхожу и заглядываю в кабинет. Сквозь заиндевевшее окно светит уличный фонарь, больше никакого освещения в комнате нет, но даже так я вижу, что выдвинут ящик с документами. Он второй сверху, тот же самый, в который Роберта убрала мое личное дело на той неделе, что может быть просто совпадением…