Игра на разбитом сердце

Алла Нестерова

Игра на разбитом сердце

ПРОЛОГ.

Звонок раздался в половине одиннадцатого вечера. Андрей, как всегда, задерживался в клинике – или так он говорил. Я сидела за ноутбуком, дорабатывая презентацию для завтрашнего брифинга, когда экран телефона вспыхнул незнакомым номером

– Алло? – ответила я, прижав телефон плечом к уху.

– Анна Михайловна? – женский голос звучал уверенно, с лёгкой хрипотцой.

– Да, это я. Кто вы?

– Меня зовут Марина. Марина Волкова. Я.… мне нужно с вами поговорить. О вашем муже.

Сердце ухнуло вниз. Я медленно отодвинула ноутбук.

– О чём именно?

– Не по телефону. Можем встретиться завтра? Это важно.

– Послушайте, я не знаю, кто вы…

– Я работаю с Андреем. В больнице. Анна, поверьте, я не стала бы звонить, если бы это не было действительно важно.

В её голосе звучало что-то, заставившее меня согласиться. Может, интуиция, может, страх узнать правду.

– Хорошо. Где?

– Кафе «Волконский» на Пречистенке. В два часа дня?

– Хорошо. Я приду.

Я отключилась и долго смотрела на погасший экран телефона. Руки тряслись так, что я не могла набрать пароль. Кто она? Что хочет рассказать? И почему каждая клетка моего тела кричала об опасности?

Ночью я не спала вообще. Лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому звуку. Андрей вернулся после полуночи, тихо прокрался в спальню, стараясь не разбудить. Я слышала, как он раздевается в темноте, как вздыхает, принимая душ. От него пахло чужими духами – лёгкий цветочный аромат, сладковатый и настойчивый. Я зажмурилась, но запах не исчезал. Он въедался в ноздри, в мозг, в сердце.

Утром мы завтракали молча. Андрей читал новости в телефоне, я ковыряла овсянку, чувствуя, как каждая ложка поднимается к горлу. Хотелось кричать, трясти его за плечи, требовать ответов. Но вместо этого я сидела, играя роль понимающей жены.

– Ты какая-то задумчивая, – заметил он, отрываясь от экрана.

– Просто устала. Проект сложный.

– Может, возьмёшь выходной? Отдохнёшь.

– Не могу. Дедлайн.

Он кивнул и снова уткнулся в телефон. Раньше бы настаивал, уговаривал. Теперь – равнодушное согласие.

В офисе я не могла сосредоточиться. Презентация, над которой работала всю ночь, казалась бессмысленным набором слайдов. Буквы плыли перед глазами, коллеги смотрели с недоумением.

В голове крутился один вопрос: что мне скажет эта Марина?

В половине второго я стояла у входа в «Волконский». Уютное кафе с большими окнами и запахом свежей выпечки. Обычно я любила здесь бывать, но сегодня ноги не хотели идти внутрь.

– Анна? – женщина поднялась из-за столика у окна.

Я узнала её сразу. Высокая блондинка с идеальной фигурой, которую я видела на корпоративе в больнице год назад. Операционная медсестра. Красивая. Очень красивая.

– Марина, – я села напротив, стараясь держаться спокойно.

– Спасибо, что пришли. Хотите кофе?

– Нет. Давайте сразу к делу.

Она нервно поправила волосы. Идеальный маникюр, дорогие часы, аккуратный макияж. Всё в ней кричало об ухоженности и уверенности.

– Я долго думала, стоит ли говорить, – начала она. – Но вы имеете право знать.

– Знать что?

Она подняла на меня глаза – карие, с длинными ресницами.

– Мы с Андреем… мы вместе. Уже три месяца.

Мир качнулся. Я вцепилась в край стола, чувствуя, как уходит почва из-под ног.

– Что?

– Я понимаю, это шок. Но я больше не могу. Не могу быть тайной любовницей. Я люблю его, а он… он говорит, что не может уйти от вас.

Слова долетали как сквозь вату. Три месяца. Они вместе три месяца. Пока я пыталась спасти брак, готовила ужины, проходила обследования, он…

– Вы врёте, – мой голос звучал чужим.

– Нет. – Она достала телефон, пролистала фотографии. – Вот.

На экране – Андрей и она. В ресторане. Он смеётся, смотрит на неё так, как когда-то смотрел на меня. Так, как не смотрел уже очень давно. Ещё фото – они в машине. Его рука на её щеке, и в глазах – нежность. Ещё – селфи в постели. Он спит, расслабленный, счастливый, она улыбается в камеру с видом победительницы.

Телефон выпал из моих онемевших пальцев. Мир рассыпался на осколки, каждый из которых резал душу.

– Зачем вы мне это показываете?

– Потому что устала ждать. Он обещает уйти от вас, но не уходит. Говорит, что вы пытаетесь забеременеть, что не может бросить вас сейчас.

Забеременеть. Он рассказал ей про наши попытки. Про самое сокровенное. Делился с любовницей тем, что должно было остаться, между нами. Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

– Что вы от меня хотите?

– Отпустите его, – она наклонилась вперёд. – Анна, вы же видите – вашего брака больше нет. Он со мной каждую свободную минуту. Те «операции» и «консилиумы» – это я. И вчера…, тоже была я. Также, недавно, мы ездили за город на выходных, когда он сказал, что дежурит. Снимали домик на озере, гуляли по лесу, занимались любовью…

За город. Я вспомнила, как он вернулся в то воскресенье усталый, но довольный. Сказал, была сложная операция, но она прошла успешно, а сам светился изнутри, пел в душе.

– Он рассказывает мне всё, – продолжала она, и каждое слово било больнее предыдущего. – Как вы отдалились друг от друга. Как он мечтает о детях, а вы думаете только о карьере. Как он устал быть на втором месте…

– Хватит, – я подняла руку, но она не остановилась.

– Я могу сделать его счастливым. Я готова родить ему детей. Не через пять лет, а сейчас. Готова быть женой, а не карьеристкой. Готова любить его так, как он заслуживает.

Карьеристкой. Он и ей говорил то же самое.

– Он любит вас? – спросила я, удивляясь спокойствию своего голоса, хотя внутри бушевал ураган.

– Да. И я люблю его. Анна, я не хотела, чтобы так получилось. Но любовь… её не выбирают. Мы работали вместе, он был таким одиноким, потерянным. Я просто… была рядом. Слушала. Понимала. А потом…

– Потом вы легли с ним в постель, – закончила я за неё.

– Это было больше, чем секс! – вспыхнула она. – Мы души родственные. Он со мной может быть собой. Не притворяться, что всё хорошо. Не играть в идеальный брак, который давно мёртв.

Идеальный брак. Мёртвый брак. Слова резали, но я заставила себя выпрямиться, посмотреть ей в глаза.

– Знаете, что, Марина? Вы правы. Наш брак несовершенен. Мы оба совершали ошибки. Но знаете, что отличает жену от любовницы? Жена борется. Пытается исправить. А любовница просто подбирает то, что плохо лежит.

Её лицо вспыхнуло.

– Я не…

– Вы именно это. Удобная жилетка, в которую можно поплакаться. Доступная женщина для мужчины в кризисе. И знаете что? Если он изменил со мной с вами, он изменит и вам. Когда вы станете неидеальной. Когда появятся дети, быт, усталость. Он найдёт новую Марину. Помоложе, посвежее.

Я встала. Ноги дрожали, но я заставила себя стоять прямо.

– Спасибо за честность. По крайней мере, вы оказались смелее его.

– Вы… что вы будете делать?

– Это не ваше дело. – Я взяла сумку. – И ещё кое-что. Он мой муж. Если он хочет уйти – пусть скажет мне сам. А не прячется за юбку любовницы.

Я вышла из кафе и долго стояла на улице, глотая холодный воздух. Люди спешили мимо, жизнь продолжалась, а мой мир только что рухнул окончательно. А как же наша ночь, его слова любви и наше желание родить малыша!? Он мне врал!!! Во всём врал!!! Говорил, что любит, готов попробовать сначала, а сам при первой же возможности поехал к любовнице. Лицемер!

Я шла по Пречистенке, и слёзы текли сами собой. Не от боли – боль придёт позже. От облегчения. Наконец-то я знала правду. Наконец-то можно перестать бороться за то, что давно умерло.

ГЛАВА 1.

Ещё вчера, я, Анна Светлова, считала себя самой счастливой женщиной на свете. Получила от жизни, всё то, о чём мечтала к своим 32 годам. Работа мечты – арт-директор в престижном рекламном агентстве, любимый и любящий муж Андрей, большая квартира в центре Москвы. Жизнь казалась идеальной мозаикой, где каждый кусочек на своём месте. считала себя самой счастливой женщиной на свете.

Андрей Светлов – мой муж уже пять лет, ему тридцать пять, он успешный хирург-кардиолог, высокий брюнет с пронзительными серыми глазами и обворожительной улыбкой, от которой когда-то дрогнуло моё сердце. Пять лет назад эта улыбка поймала меня в городской библиотеке, у стеллажа с медицинской литературой.

– Простите, – улыбнулся он, и в его глазах мелькнула искренняя радость. – Не думал, что снова вас увижу.

Я ответила улыбкой, утопая в его взгляде, и поняла – пропала.

– Простите? – я притворилась, что не узнаю его, хотя сердце уже билось быстрее.

– Андрей Светлов, кардиохирург. Мы встречались три месяца назад на презентации медицинского центра, – напомнил он, не теряя уверенности.

– Точно! – «вспомнила» я тогда…

Это было пять лет назад. А сегодня… сегодня моя идеальная мозаика начала трещать по швам.

Теперь, пять лет спустя, когда я сижу в нашей спальне и смотрю на смс-переписку в телефоне мужа, я понимаю: возможно, мне стоило прислушаться к первому впечатлению.

Начну свою историю, как говорят в народе: «от печки»

Память – странная штука. Когда жизнь рушится, я вспоминаю не ту романтичную встречу в библиотеке, а нашу первую стычку – за три месяца до того, на презентации, где мы разошлись, почти врагами.

Мои родители, Михаил и Елена Романовы, всегда считали меня упрямой. Папа, известный архитектор, чьи проекты украшают половину московских торговых центров, и мама, искусствовед из Третьяковской галереи, познакомились в семидесятых на выставке молодых художников. Их любовь вспыхнула мгновенно, и сорок лет брака только укрепили её. Я, их поздний и желанный ребёнок, унаследовала мамину страсть к искусству и папину целеустремлённость.

– Аннушка, ты слишком принципиальна, – смеялась мама, когда в восемнадцать я отвергла предложение руки и сердца от сына их друзей. – Не каждый мужчина справится с такой сильной женщиной.

Она была права. В двадцать четыре, когда подруги уже примеряли свадебные платья, я погрузилась в работу. Окончила художественную академию, затем – маркетинг и рекламу. Начинала простым дизайнером в небольшом агентстве, работала по четырнадцать часов в сутки, жила в крошечной съёмной квартире и была счастлива. Моя цель – стать лучшим арт-директором Москвы – горела внутри, как маяк.

Родители Андрея – полная противоположность моим. Виктор Светлов, военный врач в отставке, суровый и непреклонный, и Ираида Николаевна, учительница математики в обычной московской школе, воспитывали сына в строгости. Мужчина, по их мнению, должен быть сильным, ответственным и обеспечивать семью. Андрей однажды признался, что в детстве мечтал стать художником, но отец запретил «заниматься ерундой». «Мужчина должен приносить пользу», – повторял Виктор Степанович. Так Андрей стал врачом, хотя его душа тянулась к прекрасному.

Мы встретились на презентации медицинского центра «Кардио-Плюс». Наше агентство создавало рекламную кампанию, а Андрей был одним из ведущих врачей. Мне было двадцать семь, я два года работала арт-директором и гордилась своим профессионализмом.

– Что это за безвкусица? – его голос, холодный и резкий, ударил по моему самолюбию, пока он разглядывал наш рекламный стенд.

Я обернулась. Высокий мужчина в безупречном костюме смотрел на мой баннер с презрением.

– Простите? – я шагнула ближе, чувствуя, как закипает кровь.

– Эта реклама, – он небрежно кивнул на баннер. – Похожа на афишу распродажи в супермаркете. Разве нельзя сделать что-то… медицинское?

– Медицинское? – я еле сдерживала гнев. – И что, по-вашему, должно быть на рекламе кардиоцентра? Рентген сердца?

– Лучше, чем розовые сердечки и надпись «Мы лечим с любовью», – парировал он.

Я глубоко вдохнула. Этот тип критиковал мою работу – три недели исследований, тестов и бессонных ночей.

– Вы вообще понимаете, как работает реклама? – спросила я, стараясь говорить вежливо. – Или думаете, пациенты сами побегут к вам с инфарктами?

Он усмехнулся, и в его серых глазах мелькнула искра:

– Хорошая медицина в рекламе не нуждается. Качество говорит само за себя.

– Правда? Поэтому ваш центр заказал кампанию за два миллиона рублей? Качество, видимо, молчит.

Мы стояли, как два бойца перед дуэлью. Он был красив, не спорю, но его высокомерие убивало любое очарование.

– А вы кто, кстати? – добавила я. – Главврач? Или просто любитель критиковать?

– Андрей Светлов, кардиохирург, – ответил он с ледяной улыбкой. – А вы, судя по всему, автор этого… шедевра?

– Анна Романова, арт-директор «Креатив-Групп». И да, это мой шедевр, который через месяц увеличит поток ваших пациентов на тридцать процентов.

– Посмотрим.

– Непременно.

Мы разошлись, кипя от раздражения. В такси, по дороге в офис, я всё ещё мысленно спорила с ним, придумывая остроумные реплики, которые не успела сказать. «Ну и гордец! – думала я, на тот момент, я была уверена, что больше не увижу этого заносчивого доктора. Но у судьбы на меня были другие планы, как оказалось, не зря говорят: «Судьба-злодейка».

ГЛАВА 2.

Через месяц статистика подтвердила мою правоту: поток пациентов в «Кардио-Плюс» вырос на тридцать процентов. Я ликовала, мысленно ухмыляясь над тем высокомерным доктором. Жаль, мы не обменялись номерами на презентации – так хотелось позвонить и с торжеством напомнить ему о моем «шедевре». Он бесил меня, но, признаюсь, оставил след в моей душе. Красивый. Наглый. Незабываемый.

И наша встреча состоялась, в городской библиотеке, где заносчивый критик превратился в обаятельного мужчину, а я – в глупую влюблённую девчонку. Я, конечно, сделала вид, что не узнала его, хотя руки чесались стереть эту самоуверенную улыбку с его лица.

– Простите, – его глубокий баритон ворвался в тишину, пока он собирал мои рассыпавшиеся книги. – Анна? Вот так встреча! – улыбнулся он, и в его серых глазах вспыхнула искра. – Не думал, что снова вас увижу.

Я ответила улыбкой, скрывая, как ёкнуло сердце.

– Простите? – я притворилась, что не помню его, хотя уже знала, кто передо мной.

– Андрей Светлов, кардиохирург. Мы встречались три месяца назад, на презентации медицинского центра, – сказал он, не теряя уверенности.

– Точно! – я щёлкнула пальцами, изображая озарение. – Доктор, который назвал мою рекламу пошлятиной? Как же, помню.

Он рассмеялся, и в его смехе не было той ледяной насмешки, что я помнила.

– Тот самый. И знаете, я ошибался. Ваша реклама сработала. Признаю поражение.

– Неужели доктор Светлов способен признать ошибку? – поддразнила я.

– Способен. И хочу загладить вину. Позвольте пригласить вас на обед?

Я замолчала, разрываясь между раздражением и любопытством. Он злил меня, но в то же время… притягивал, как магнит.

– Зачем? – спросила я, прищурившись.

– Хочу извиниться. И… узнать вас получше. Ресторан через дорогу подойдёт?

Его голос звучал так искренне, что я не смогла отказать.

Напротив библиотеки прятался уютный ресторанчик, где пахло свежесваренным кофе и тёплым деревом. Сдав книги, мы пересекли дорогу. Я украдкой наблюдала за Андреем – его походка была уверенной, но с лёгкой усталостью. У окна, где солнечные лучи танцевали на стеклянных бокалах, мы сели за столик. Андрей заказал вино, и его улыбка официанту была неожиданно мягкой, без привычной надменности. Разговор лился легко: от работы он перетёк к мечтам, которые Андрей прятал, как старые наброски в пыльной папке.

– Знаете, – сказал он, задумчиво крутя бокал, – я всегда мечтал творить. В детстве рисовал, писал стихи…

– И что помешало?

– Отец, – он усмехнулся, но в глазах мелькнула тень. – Военный врач. Для него творчество – блажь. «Мужчина должен приносить пользу», – твердил он.

– А вы не спорили?

– Спорил? – он горько улыбнулся. – Вы же видели, как я набросился на вашу рекламу. Я не терплю, когда что-то напоминает мне о несбывшемся.

Внезапно он показался мне не высокомерным, а уязвимым, почти мальчишкой.

– Никогда не поздно начать, – сказала я тихо.

– В тридцать пять? – он рассмеялся. – Художник-самоучка?

– Почему нет? Моя мама говорит, искусство – это состояние души, а не диплом.

Мы болтали до полуночи. Андрей оказался не тем, кем казался: умный, чуткий, с тонким юмором. В машине, когда он провожал меня домой, воцарилась тишина.

– Анна, – нарушил он молчание, – я хочу увидеть вас снова.

– Зачем? Прощение вы получили, – улыбнулась я.

– Потому что вы… другая. Сильная. Настоящая. Таких, как вы, мало.

Я посмотрела в его глаза и поняла: это начало.

Месяц пролетел как миг. Андрей ухаживал красиво: дорогие рестораны, театры, выставки – он словно заново открывал искусство через мои глаза. Я же влюблялась все глубже.

– Расскажи о своей работе, – просил он в моей студии, среди эскизов и красок. – Как ты создаёшь эти образы?

– Я изучаю людей, – объясняла я, показывая раскадровку. – Их страхи, мечты, желания. Ищу образ, который их тронет.

– Ты читаешь души, – сказал он, и в его голосе было восхищение.

– А ты спасаешь жизни. Что важнее?

– Ты создаёшь красоту. Заставляешь людей мечтать. Я лишь чиню сердца.

В такие моменты я видела в нем не хирурга, а мальчика, чья мечта осталась в прошлом.

Однажды он пришёл с букетом полевых цветов и листком бумаги.

– Что это? – спросила я, вдыхая аромат цветов.

– Стих, – он покраснел. – О тебе.

Я развернула листок:

В глазах твоих я вижу свет,

Что заглушает боль и страх.

Ты научила сердце петь

С тобой я навсегда пропал

Твоя улыбка, словно сон,

Развеивает серость дней.

И я готов идти на все,

Чтоб стать достойным красоты твоей.

Стихи были простыми, но такими искренними. Его взгляд был полон нежности.

– Андрей… это прекрасно.

– Правда? – он смущённо улыбнулся. – Боялся, ты посмеёшься.

– Посмеяться? Над тем, что ты открыл сердце? Это самый ценный подарок.

Той ночью мы стали близки, Андрей целовал меня страстно, но нежно, будто боясь, что я растворюсь. Утром, лёжа на его груди, я поняла: я люблю этого сложного, противоречивого мужчину.

– Анна, – шепнул он, – я хочу быть с тобой всегда.

– Всегда – это долго, – улыбнулась я.

– Тогда начнём с навсегда.

ГЛАВА 3.

Три месяца с Андреем были как полет. Мы гуляли, говорили, открывая друг другу души. Каждое его слово, каждый взгляд заставляли моё сердце биться быстрее.

– Знаешь, – сказал он однажды на Воробьёвых горах, где огни Москвы мерцали, как звезды, – с тобой я впервые чувствую себя настоящим.

– Что ты имеешь в виду? – я повернулась к нему, ветер теребил мои волосы.

– Всю жизнь я был тем, кем меня хотели видеть. Послушным сыном, примерным студентом, успешным врачом. А с тобой… я просто Андрей.

Он обнял меня, и я почувствовала, как время замерло. Я влюблялась все сильнее.

Мои родители приняли Андрея сразу. Папа оценил его ум и юмор, мама – галантность и то, как он смотрел на меня.

– Он тебя любит, – сказала мама после его первого визита к нам. – Когда он смотрит на тебя, мир для него исчезает.

– Мам, мы встречаемся всего три месяца, – засмеялась я.

– Аннушка, – она взяла мои руки, – я поняла, что выйду за твоего отца, в первый же вечер.

С родителями Андрея было сложнее. Виктор Степанович встретил меня настороженно, словно ожидая подвоха. Ираида Николаевна была вежлива, но холодна.

– Анна работает в рекламе? – спросил его отец за ужином в их квартире на Семёновской, разглядывая меня поверх очков.

– Да, папа, она арт-директор в крупном агентстве, – ответил Андрей, бросив на меня быстрый взгляд.

– И много зарабатывает? – продолжил Виктор Степанович, отрезая кусок мяса.

– Папа, – Андрей напрягся, – это неважно.

– Я зарабатываю достаточно, чтобы быть независимой, – ответила я спокойно, глядя ему в глаза.

– А семья? Дети? – вмешалась Ираида Николаевна, поджав губы. – Или карьера важнее?

– Мама, мы ещё не говорили об этом, – Андрей попытался сгладить неловкость.

– А когда говорить? – она посмотрела на сына. – Тебе тридцать, Андрей. Пора остепениться. Тебе нужна жена, которая заботится о доме, о муже, о детях.

Тишина повисла, как тяжёлый занавес. Я чувствовала, как Андрей сжал мою руку под столом.

– Ираида Николаевна, – начала я осторожно, – я уважаю ваше мнение, но современная женщина может совмещать карьеру и семью.

– Может, – она кивнула, но её взгляд остался холодным. – Но что страдает? Обычно семья.

После ужина Андрей проводил меня до машины.

– Прости их, – сказал он, глядя в сторону. – Они… старой закалки.

– Андрей, – я остановилась, глядя ему в глаза, – а ты что думаешь? О женщинах, которые работают? О семье?

Он помолчал, теребя ключи в руке.

– Честно? Я восхищаюсь твоей страстью к делу. Но иногда… мне хочется, чтобы ты была только моей.

Его слова прозвучали как признание, но в них звенела нотка, которая должна была меня насторожить. Тогда я услышала лишь любовь.

Через полгода он сделал мне предложение. Не в ресторане, не на фоне заката, а в моей студии, среди кистей и красок, которые он подарил мне на день рождения.

– Выходи за меня, – сказал он просто, держа кольцо с бриллиантом в платиновой оправе – сдержанное, как он сам. – Я хочу строить с тобой жизнь. Ты учишь меня видеть красоту, а я хочу беречь твоё сердце.

Я смотрела на кольцо и понимала: это судьба.

– Да, – ответила я. – Я хочу быть твоей женой. И прожить с тобой всю жизнь.

Свадьба была тихой – только близкие друзья и семья. Мои родители полюбили Андрея. Папа ценил его серьёзность, мама млела от того, как он смотрел на меня.

– Он любит тебя той любовью, что бывает раз в жизни, – шепнула она перед церемонией. – Берегите друг друга.

Родители Андрея были сдержаннее, но даже они смягчились. Ираида Николаевна призналась за свадебным столом:

– Я давно не видела Андрея таким счастливым, Анна. Ты вернула ему радость.

Первые годы брака были сказкой. Его размеренность уравновешивала мою импульсивность, моя креативность раскрашивала его будни. Он начал рисовать – сначала робко, потом смелее. А я впервые почувствовала себя нужной не только как профессионал, но и как женщина.

Мои друзья приняли Андрея по-разному. Катя, фотограф и неисправимый романтик, была в восторге:

– Анька, он идеальный! Красивый, умный, врач – мечта!

– И консервативный, – добавила Лиза, моя коллега, хмуря брови. – Видела, как он смотрит, когда ты говоришь о работе? Будто это что-то неправильное.

– Лиз, ты преувеличиваешь, – отмахнулась я.

– Нет, – она покачала головой. – Такие мужчины сначала восхищаются твоей свободой, а потом хотят её приручить.

Я не слушала. Андрей был заботлив: дарил цветы без повода, устраивал сюрпризы. Когда я засиживалась в офисе, он привозил ужин. Когда болела, сидел рядом, как лучший доктор.

– Знаешь, – сказал как-то мой коллега Денис, глядя, как Андрей забирает меня с работы, – он отличный мужик. Но иногда кажется, что он хочет спрятать тебя в стеклянный шар.

– В смысле? – нахмурилась я.

– Слишком оберегает. Замечала, как он напрягается, когда ты задерживаешься? Или, когда мы идём в бар после проекта?

Я начала замечать. Андрей хмурился, если я задерживалась, косо смотрел на мои командировки и корпоративы. Я списывала это на заботу, но в глубине души что-то кольнуло.

– Это просто любовь, – сказала я себе, заглушая сомнения. – Он хочет, чтобы я была в безопасности.

ГЛАВА 4.

В первый год брака, зимой, мы поехали кататься на лыжах в Красную Поляну. Наша первая совместная поездка – я ждала её с трепетом, предвкушая свободу и радость.

– Андрей, смотри! – кричала я, мчась по склону, ветер хлестал по лицу, а горы сверкали под солнцем. – Какая красота!

Он катался осторожно, будто боясь нарушить невидимую грань.

– Анна, помедленнее! – крикнул он. – Ты можешь упасть!

Вечером, у камина в отеле, где потрескивали дрова и пахло хвоей, я решилась заговорить.

– Андрей, почему ты такой тревожный? – спросила я, подтянув колени к груди. – На склоне, да и вообще. Мы в отпуске, можно расслабиться.

Он придвинулся ближе, обняв меня.

– Потому что ты – моё все, – сказал он тихо. – боюсь, вдруг с тобой что-нибудь случится, и я могу тебя потерять.

– Но жизнь без риска – не жизнь, – возразила я, глядя в огонь.

– Может, но я выбираю спокойствие, – ответил он.

Его слова грели сердце, но я чувствовала в них что-то ещё. Тогда я видела лишь заботу, но теперь понимаю: это был первый знак его желания держать меня под контролем.