Панк

– Поедем ко мне? – спросил я больше из вежливости, чем желания.

Подступила усталость, хотелось просто прийти и лечь, к тому же завтра на работу.

– Нет, рано утром дела, в другой раз, – на счастье, ответила она.

Я посадил девушку в машину и тоже вызвал себе такси. Мимо проехал грузовик с табличкой на лобовом стекле «Пустой»: эта надпись всегда вызывала у меня легкую меланхолию и наталкивала на философские размышления. У причала куражились панки, размашистыми шагами шел к метро Игнат в своем белом льняном костюме, опять стрелял сигарету Кирилл. Подъехал таксист, я сел на заднее сиденье и прикрыл глаза. В полудреме возникали различные картины, и каждый раз неизменно появлялась белая прямоугольная табличка с красной надписью «пустой».

Вечер закончился коротким разговором с Петровичем возле подъезда и беспокойным сном в измятой постели.

Глава 5

За барной стойкой

Наступило утро, вчерашние события плескались в памяти малоприятной мутью. Я сидел на работе с похмельем, на улице опять было жарко, но в баре приятной прохладой шумел кондиционер – это спасало. В первой половине дня немного посетителей, почти никого, редко зайдет после бурной ночи запоздалый гуляка поправиться пивком и оттенить бесцельной болтовней свой бодун. Двери нашего заведения открыты для всех страждущих, но сегодня таким страждущим являлся я сам, и мое пиво уже пенилось в стакане.

Молодая девочка в широких синих джинсах до пупка, едва прикрывавших щиколотку, потянула на себя податливую дверь. Она оглядела помещение, одобрительно кивнула. Такие ранние пташки не нуждаются в целительной силе бокала, они приходят с желанием приобщиться к культурной андеграундной жизни, возможно, встретить какую-нибудь полуизвестную знаменитость вроде поэта Иванова, почитать модную книгу и поговорить в чате с себе подобными на темы, которые не могут не беспокоить современного порядочного человека.

– Мне лагер… за 250, – чуть замявшись, произнесла она.

– Паспорт покажите, – сказал я с беспристрастностью бюрократа.

Девушка раскрыла сумочку и извлекла документ, указала на дату рождения. Ее нахохленный вид говорил: «Смотри, мне есть восемнадцать, я уже взрослая, могу покупать алкоголь, а ты сомневался». Я слегка улыбнулся и стал наливать. Она поблагодарила, села за дальний столик как раз возле нарисованного Алекса со стаканом «Молока плюс» на стене, открыла сумочку и, как я и предполагал, достала книгу. Малолетние одинаковые индивидуальности.

– Девушка, а вы любите панк-рок? – чуть ли не выкрикнул из-за барной стойки я.

– Нравится пара песен «Порнофильмов»1, – ответила она и настороженно уставилась в мою сторону, прикидывая, для чего я задаю такой вопрос.

Я включил «Порнофильмы». Раньше считалось не круто, если тебя слушает в основном молодежь, все хотели респекта старших, теперь же, напротив, шла битва за свежую аудиторию, в которой мы безнадежно проигрывали. Да, панк – натура уходящая, еще немного, и мы станем похожи на тех мужиков, что после своих офисов приходят поиграть хард-рок «чисто для души» в костюмах из магазина «Сударь» – вроде как вспомнить молодость.

В колонках продолжал стонать Володя, девушка беззвучно ему подпевала, а я искренне не понимал, почему у одних получается всё, а других ничего. Наш сингл неплохо зашел публике, но до настоящего успеха как до луны. Мы ноунеймы, а музыка… музыка всего лишь хобби, «чисто для души». Внутри всё сжалось, я со страдальческим видом сделал большой глоток из бокала.

– А вы тоже музыкант? – догадалась посетительница о моих переживаниях.

– Да, тоже.

– Включите ваше.

Заиграла музыка, девушка сдвинула брови, стала внимательно слушать.

– Неплохо, на Йорш похоже, – словно бритвой по лицу полоснула она.

– Спасибо, – мрачно произнес я.

Слово «неплохо» означало на самом деле то, что трек не вызвал никаких эмоций, а такое сравнение было неприятнее всего. Мы всегда напирали на нашу элитарность, дескать, играем настоящий панк-рок, который в этой стране не понимают, начни мы делать такое же, залы бы давно ломились от посетителей, а тут… эти зумеры не разбираются в нормальной музыке.

– Сфоткайте меня, пожалуйста, вот там, где «Clockwork orange» написано.

Девушка встала в неестественную позу, какую обычно принимают для фотографий, я сделал снимок.

– Спасибо.

Жалость к самому себе сдавливала горло.

– Не за что, – еле слышно прохрипел я.

Загудел телефон. Жанна прислала фотку с надписью «Скучаю». На фотографии она лежала в кровати в полупрозрачной розовой ночнушке и слегка приоткрывала пухлые губы, на вытянутой руке она держала телефон, другой закрывала груди. Я отправил в ответ кота с воздушным поцелуем, но, признаться, думал совсем о другом. «Увидимся сегодня?» – продолжала она. Я ответил, что допоздна работаю, и предложил встретиться завтра, Жанна согласилась.

Взгляд скользнул по искаженному отражению в пивном кране. По привычке я обратил внимание на свой нос, и тут меня посетила одна догадка. А ведь я всегда чем-то недоволен: не одно, так другое, а если не другое, так третье, но а если и третьего не будет, я всегда могу вспомнить свой нос и то, как он мне портил и портит жизнь. А вдруг дело совсем не в нём? Что если я сам по себе такой и свой нос я просто превратил в генеральное оправдание? Да, нос большой, выглядит стрёмно, но, в конце концов, у отца точной такой же, и проблем у него явно не было и нет! Как их и нет сейчас у меня, кроме травматичных воспоминаний из детского сада и школы, где я показал себя слюнтяем и не смог заткнуть рты обидчикам. Был же низкорослый Петька из параллельного класса, и никто его не задирал, не осмеливался задирать! Я погрузился в глубокие раздумья и не заметил, что у барной стойки появился посетитель.

– Ваня, братишка! – расплылся в широкой улыбке Серёга Сержант.

Похоже, кому-то нужны деньги.

– Хэллоу, чего же по барам шастаешь, а не у станка на заводе, тунеядец?

– Ваня, мне конец. Налей, да покрепче!

Я взял небольшой бокал для имперского стаута.

– Что за мензурка? – рявкнул он. – Налей в нормальный.

Тягучий напиток медленно заполнял пространство стакана, Серёга ждал, не начинал разговор. Только после доброго глотка, осушив едва ли не треть налитого, он приступил к делу:

– Нужны деньги.

– Хорошо, а я тут при чем? У меня их нет.

– У тебя нет, у бара есть, – нахально напирал Сержант. – Мне вилы, Аллка требует двадцать тысяч. Грозится в суд подать, если я ей сегодня не переведу лавэ, говорит, Лизе срочно нужна новая одежда перед поездкой в лагерь, выручай!

Серёга со смачным хлопком опустил большие ладони на стойку, девочка в штаниках по щиколотку оторвалась от книги и вскинула брови, Сержант взмахнул, как конь, блестящей выбритой головой. Его простое, будто вырубленное топором лицо излучало непоколебимую уверенность в получении денег. Всё для него было просто и понятно. Этот ум не занимали проблемы гендерного неравенства, жестокое обращение с животными, количество пластика в океанах, зеленая энергетика, коррупция, политические репрессии, без лишних вопросов только то, что нужно и необходимо для жизни. Серёга пёр напролом и мог подвинуть всякого, кто вставал на пути, никаких непредвиденных обстоятельств или давления внешней среды. Нужны деньги – он находил деньги, хотелось пива – он пил пиво, нравилась девочка – она оказывалась с ним в постели, а больше Серёге ничего и не надо было.

Восьмилетняя дочь осталась в Омске с матерью, и она тоже не могла стать обстоятельством, способным помешать планам Серёги, только иногда возникали незначительные проблемы вроде нынешней. Но и они решались легко и просто, и часто за чужой счет. Я не винил нашего басиста за его простоту на грани с примитивностью, в конце концов, другие люди – отражения нас самих, я мог заблуждаться на его счет, но едва ли.

– Блядь! Белая футболка, пятно посадил!

От резкого крика девочка вздрогнула и вцепилась в свою сумочку. Я махнул рукой, мол, всё нормально, и на автомате оценил внешний вид Сержанта: оригинальные зеленые «Ньюбэленсы», явно недешевые синие джинсы, узкие красные тяги. Рядится в дорогие шмотки, а на родную дочь денег нет, вот же мудак!

– Не знаю, Валентин не будет рад.

– Да я верну на следующей неделе с аванса, давай сам с ним перетру!

– Не надо перетирать. Точно вернешь на следующей?

– Бля буду! – твердо ответил он и шваркнул стаканом по стойке.

Девушка не выдержала, быстро допила пиво, вышла из бара.

– Посетителей всех распугаешь, – цыкнул я.

– Да какие посетители, ей тут вообще можно находиться?

Я сходил за деньгами, отсчитал нужную сумму, отдал. Серёга расцвел:

– Целую в десны! Я побежал класть деньги на карту, бывай.

Заведение опустело, я развалился на стуле и задремал. Но тут позвонил Кирилл:

– Братишка, привет, выручай! Вызови такси до одного места и обратно.

– Ты мне еще денег торчишь.

– Я все отдам, я человек серьезный, ты знаешь!

Серьезный человек, видимо, ехал забирать закладку.

– Нету денег, Кирилл, извиняй, на нулях.

– Ммм, – замялся он, – может, получится что-нибудь придумать?

– Да, например, устроиться тебе на работу.

Я порядком устал от постоянной назойливости попрошаек, решил твердо не вызывать такси этому нищеброду и больше не давать денег вообще никому, однако Кирилл продолжал давить на жалость. «В последний раз» – подумал я и вызвал такси.

Ближе к четырем часам посетителей заметно прибавилось, бар наполнился гулом голосов и звоном кружек. Есть люди, которых не хочется видеть ни при каких обстоятельствах, в них раздражает всё: внешний вид, голос, манеры, повадки и даже одежда. Может, нет разумных причин для неприязни, а по отдельности и голос вроде не так противен, и внешний вид вполне сносный, но в соединении они вызывают стойкую антипатию, и, если подобное чувство возникнет хоть раз – от него не избавиться даже каленым железом. Таким человеком стал для меня Семёнов. Рябой, как Сталин, с чертами лица, похожими на грызуна, кривым мизинцем на правой руке, язвительный, дотошный тип. Поэтому, когда он появился, мне сразу захотелось крикнуть: «Гондонов не обслуживаем», – пока тот не успел переступить через порог.

– Что там у нас на кранах сегодня хорошего? – раздался противный тонкий голос.

«Для тебя – ничего» – подумал я, представляя, как опускаю пивную кружку ему на голову, но вслух произнес:

– Всё самое свежее, как всегда, богатый ассортимент. Могу порекомендовать новую ипу с небольшой приятной горечью и цитрусовым послевкусием, седьмой номер.

– Свежее? Я в последний раз после вашего свежего с толчка не слезал.

– Не знаю, по каким помойкам ты шаришься, у нас хорошее пиво.

Так! Спокойно. Он клиент, мое личное отношение не должно иметь никакого значения. Семёнов, как специально, положил руку с кривым пальцем на барную стойку.

– Послушал я ваш сингл, – продолжал он, по-крысиному подергивая носом, – неплохо, неплохо сделано, но вторично, ничего нового, подобие от подобия, так сказать, не обессудь. Вот кто по-настоящему, вот на кого равняться надо! – Семёнов ткнул в свою замызганную футболку Slayer.

Уёбок! Мнит себя крутым музыкальным экспертом, мощным теоретиком.

– Ты тоже не обессудь, но вряд ли ты способен правильно оценить музыку, совсем не занимаясь ею.

Я задел мудака за живое тем, что кто-то в чем-то может разбираться лучше него. Он вспыхнул:

– Рифмование глаголов и умение зажимать аккорды на гитаре не приближает тебя к действительному пониманию музыки.

– Зато отдаляет от таких, как ты, мне этого уже достаточно, – весело хохотнул я.

Семёнов поморщился.

– Вот еще, вспомнил тут одну новость про тебя.

Я тоже вспомнил, как шел в школу лет в двенадцать, а на стене дома корявыми синими буквами было написано: «Семёнов – пидараз». Это про него. «Пида-раз, пида-два», – считал я про себя, пытаясь не слушать, но противный тоненький голосок пробивался сквозь мои барьеры.

– Поговаривают, ты в религию подался, избил молодых ребят за что-то такое, правда ли?

Уже, оказывается, избил! Слухи и сплетни растут снежным комом.

– Ты пиво берешь или будешь стоять и трепаться дальше?

– Хех, пиво, – протянул Семёнов, – не знаю, стоит ли заказывать пиво в заведении, где работает такой человек? Можно сказать, религиозный фанатик.

– Ну и пошел вон отсюда! – не выдержал я.

Он достиг своей цели – я на взводе. Семёнов двинулся ко входу, но тут развернулся и снова тыкнул в свою футболку: «Вот кто настоящие». Я схватился за бокал, чтобы бросить в него, однако остановился, вспомнив о последствиях, к тому же в бар зашла Элла с незнакомым мне женоподобным мальчиком, а лишние свидетели конфликта точно ни к чему. Семёнов омерзительно улыбнулся и скрылся за дверью.

Элла бойкими шагами подошла к стойке, женоподобный мальчик чуть поодаль.

– Ну? – требовательно спросила она.

– Что «ну»? – не понял я.

– Ты подписал петицию?

– Какую петицию?

– Ты ничего не знаешь?

– Не знаю, – ответил я с большой осторожностью.

В случае с Эллой как с законом – незнание не освобождало от ответственности, в ее глазах ты сразу становился пособником сил зла, врагом всего живого на Земле.

– Он не знает, вы посмотрите на него! А может, ты просто не хочешь знать, потому что тебе так проще и удобнее жить, не замечая произвола вокруг?

Начинается… Как я вообще мог с ней встречаться целую неделю?

– Да я не против подписать, ты объясни нормально, что опять случилось?

– Имя Ивана Голунова тебе говорит о чем-нибудь? Менты подбросили наркотики, фабрикуют дело, пытаются закрыть честному журналисту рот! Максимилиан, – она указала на женоподобного мальчика, – работает в «Медузе»2, я ему помогаю. На добровольных началах, разумеется.

Только сейчас я обратил внимание, что они были одеты в одинаковые футболки «ЯМы Иван Голунов».

– Разумеется.

– Вот этот баннер, мы наклеим там! – она развернула прямоугольную прозрачную наклейку с надписью «ЯМы Иван Голунов» и указала на витрину, за которой гудела улица.

– Стой, стой, мне надо спросить у Валентина

– Так спроси! – напирала она.

– Он на бизнес-совещании, – соврал я, – просил не беспокоить, оставь баннер, я переговорю с ним позже.

К ее обычной бескомпромиссной требовательности примешалось что-то еще. «Ревность», – подумал бы я, если бы так хорошо не знал Эллу. Как раз в это самое время Жанна прислала сообщение со множеством смайликов в виде губ, сомкнутых в поцелуе. Телефон лежал на барной стойке, и Элла не могла не заметить написанного.

– Новая подружка? Мне говорили, что ты спутался с какой-то мутной девицей вместо того, чтобы…

Она поджала губы и оборвала фразу на полуслове.

– Чтобы что? – напористо спросил я, почувствовав ее нерешительность.

– Чтобы бороться за правду, за наши идеалы.

– Ааа, – отмахнулся я, – одно другому не мешает, подружки – в свободное от борьбы за идеалы время исключительно. Может, вам чего налить?

– Некогда, пока Иван Голунов находится под арестом – порядочный человек не может развлекаться. Нам пора.

Максимилиан в знак согласия кивнул блондинистой головой, подстриженной как бы под горшок, а я сделал хороший глоток из припрятанного стакана. Они вышли. Я допил пиво, налил новое, чего уж теперь, раз всё равно начал пить, но тут в бар зашел Валентин. Внезапное появление начальника точно не сулило ничего хорошего. Он осмотрелся по сторонам, разгладил пальцами каштановые усы, бороду. Я знал, что Валентин прибегает к этому жесту только когда нервничает или чем-то недоволен, поэтому приготовился к выволочке, совсем забыв про свой бокал.

– Ваня, – трагичным тоном начал мой друг и работодатель. – На тебя пожаловались. Писал этот… Семёнов, ты грубил ему? А это что? Опять бухаешь? Сколько раз мы говорили об этом? Пить на работе недопустимо, тем более ты совсем не знаешь меры.

Валентин брезгливо двумя пальцами отодвинул в сторону мое пиво.

– Да я совсем чуть-чуть, а Семёнов…

– Мне твои оправдания не интересны, ты злоупотребляешь нашей дружбой и моим особым отношением к тебе, – последние слова он подчеркнул.

Я хотел сказать, мол, больше так не буду, но понял, насколько это будет глупо, и просто промолчал.

– Если так продолжится, я буду вынужден просить тебя уволиться, раз дружбу и рабочие отношения совмещать у нас не получается.

Его слова напрягли меня, но применение радикальных мер казалось маловыполнимым. Валентин вздохнул и снова разгладил усы.

– Я думаю, мы поняли друг друга.

– Конечно, – произнес я так, будто бы мне стыдно.

– Я вообще за деньгами пришел, поставщик интересный вариант предложил, просит оплату авансом. Будь добр, принеси те тридцать тысяч из сейфа.

А вот это уже проблема.

– Тут такое дело… Заходил Серёга Сержант… В общем, у него терки с женой, деньги срочно понадобились – я дал… Там только десять.

Валентин густо покраснел, внутри него, похоже, происходила неравная битва между спокойствием и бешенством, и я не знаю, каких усилий ему стоило не сорваться на меня.

– Твои друзья, – катал он слова на языке, пытаясь заменить бранную лексику, – Они… Ты знаешь, кто они, и раз от раза ты становишься на них всё больше и больше похожим.

Краска сошла с лица друга.

– Я…

– Ты очень меня подставил, теперь нужно срочно искать деньги, спасибо тебе.

Он ушел, а я впервые задумался по-настоящему о возможности вылететь за свои косяки.

День подходил к концу, посетителей было немного. Заглянул дотошный клерк в пиджаке, который вместо того, чтобы выпить пива и убраться, докапывался до каждой мелочи и, видимо, реализовывал на практике, на мой взгляд, совершенно несправедливую формулу «клиент всегда прав». Я с содроганием подумал, что если Валентин меня уволит, то придется пойти в офис и работать вот с такими, как этот мерзкий клерк. Офисная работа никогда не была для нас почетной, считалось лоховской, и, если даже нормальный человек попадал туда, через некоторое время он либо уходил, либо становился таким же. Я искренне презирал подобных людей. Они даже в пивном баре не могли нормально расслабиться и продолжали играть роли деловых, важных, вечно занятых офисных стахановцев. «Нет, – подумал я, – пойду лучше на завод, буду работягой, хотя и это тоже для лохов».

Как обычно бывает после Валентиновых внушений, я ревностно относился к своим рабочим обязанностям, и «пиджак», не найдя, к чему придраться, ушел хлебать лагер и тыкаться в телефон. Моя компетенция не вызывала сомнений, а уровень вежливости, взмыв до небес, пробил потолок.

Интересно, что обо мне подумал клерк? «Осунувшийся крашеный мудак с большим носом и мешками под глазами. Недорокер, типичный лох, неудачник, вечно стоит на обочине жизни». Наверное, что-то такое? Всё это время я таращился на «офисного», он почувствовал, тоже устремил на меня колючий вопросительный взгляд. Я поспешно отвернулся и написал покаянное сообщение Валентину. «Да всё ок, деньги вычту из твоей зарплаты», – ответил мой отходчивый друг. Я выдохнул, работе в баре быть!

– Полин, я тебе говорю, – чеканил слова клерк, – эмоции здесь неуместны. Возьмем ипотеку в Новой Москве. На десять лет, расплатимся за пять. Да… Да… Всё… Я всё сказал, Полина. А твои родители на что? Пусть помогут. Ладно… Хорошо… Угу… Всё, давай, пока.

Я краем уха слушал его болтовню и переписывался с ребятами из группы, но тут произошло то, что заставило меня забыть о происходящем, да и вообще обо всём. Внезапно реальность стала похожа на скучную телевизионную передачу с приглушенным звуком, а я будто бы очутился в более реальной реальности – настоящей, осмысленной. Я ощутил прилив энергии и сил, способных сметать границы, ломать барьеры и даже сжимать пространство вместе со временем, подобно пластилину. Действия, предметы, события, явления смешивались вместе с прошедшим и предстоящим, концентрировались в одной точке, в нынешнем сейчас, выкристаллизовываясь в слова.

Вы слишком серьезны для нас.

И ваши проблемы и боли

Чужды, непонятны и очень странны

Для такого отстоя, как мы.

Строчки ложились на бумагу легко и просто, почти без моего участия. Такое случалось редко, два или три раза в год – вдохновение или еще что, я точно не знал. Минут через десять все приняло обычный вид – никаких эффектов «телевизионных передач» и приглушенных звуков, однако передо мной лежал готовый текст. Он излучал тепло и напоминал о пережитом состоянии осмысленности. Я налил пиво, пошел за столик клерка: тот сидел, потупившись, напротив пустого бокала, устало поддерживая рукой голову. Я больше не испытывал к нему неприязни, скорее – жалость.

– Вам. Подарок от заведения, хорошего вечера!

Бедолага заметно оживился и заговорил просто, без прежнего апломба:

– Спасибо. Кстати, классная футболка. Я тоже по панк-року раньше угорал, на концерты с друзьями гоняли, ирокез брил.

На вид он был немногим старше меня, может, слегка за тридцать: моложавое лицо, аккуратная прическа с хохолком.

– А сейчас же что?

– Да не до этого стало.

Он помолчал, потом добавил:

– Извини, что так общался с тобой, мысленно был еще на работе, да и с женой вопросы решал. Главное, до отпуска дотянуть.

– А потом что?

– А потом то же самое, – вздохнул, – жизнь.

Мы еще немного поговорили. Андрей, так звали клерка, оказался вполне нормальным парнем, оставил щедрые чаевые и приятное впечатление. При бабле, с новым текстом и хорошим настроением я отправился домой. «А в сущности, так ли сильно отличается моя жизнь от его? – думал я. – Ну да, свободного времени у меня побольше, но порой я не знаю, куда его девать. У Андрея жена, машина, своя квартира скоро будет, дом за городом, баню строит, перспективы. А я живу в съемной однушке, работаю барменом, играю в малоизвестной группе и имею алкогольную зависимость. Зато я… зато я… панк». Мне не удалось найти других преимуществ своего положения, кроме принадлежности к панк-культуре, но я был уверен, что иду верным путем и делаю всё правильно.

Подходя к дому, я представлял, что около подъезда меня ждет Надежда и хочет рассказать, как она сильно соскучилась, но там я встретил только Петровича. Он сидел на лавочке в домашних шортах и тельняшке с сигаретой в зубах, рядом стояла початая бутылка пива.

– Ооо, Ваня, – радостно протянул он, – а я вышел покурить, дома жарко и скучно. Присаживайся, бери пивко, у меня еще есть.

– Привет, Петрович.

Мы пожали руки, я сел рядом. Сосед искрился добродушием, в каждом его движении была особая душевность. Мы молчали, пили пиво, совсем не нуждаясь в словах, слова казались излишними. Я закурил, провел рукой по карману, где лежал текст, и мне стало так легко, так хорошо, что я окончательно забыл обо всех неприятностях сегодняшнего дня.

Глава 6

Жанна

Мы лежали голые на кровати в моей тесной комнатушке. Мне на секунду стало неловко за свою обшарпанную, неубранную квартиру и особенно кровать, которая на каждое едва заметное движение отзывалась предсмертным стоном. Девушка с амбициями, желанием комфорта и достатка вряд ли бы согласилась лечь со мной на такое похабное ложе, но, похоже, Жанну подобные мелочи мало волновали. Она перелезла через меня и посеменила стройными татуированными ножками по грязному полу в такую же грязную ванну. Я прикрыл глаза.

– Ну и сколько ты будешь так лежать? – рассек тишину требовательный голос Жанны.

– А сколько? – не понял я.

– Меня не было пятнадцать минут, ты заснул?

– Нет, я не заснул.

На самом деле я задремал, но мне показалось, что прошло не более двух, может, трех минут.

– Тогда собирайся, пойдем!

Жанна стала надевать свое красное платье в крупный белый горошек, небрежно брошенное в порыве любовных чувств на пол.

– Самое пекло, куда идти-то? В магазин за пивом разве что.

Она прекратила одеваться, застыла с пояском в руках.

– Каким пивом? Там такие дела происходят, а ты собираешься здесь прозябать?

– А что делать-то надо? – спросил я, не понимая, к чему она клонит.

– Давай начистоту, ты мне нравишься и даже очень, и я хочу тебе, вам помочь. Помнишь, я говорила, что работаю на одного человека, не последнего в музыкальной сфере?

– Вроде, – неуверенно ответил я и встал с кровати, чтобы привести себя в порядок.

– Так вот, – продолжала Жанна, – я ему рассказала про вашу группу, ваш новый трек, он заинтересовался и хочет с тобой познакомиться.

– Ого! – чересчур иронично воскликнул я.

– Да, но одних песен мало, понимаешь? Если хочешь произвести действительно должное впечатление, надо сделать кое-что еще.