В Пузыре

Правой рукой я взяла указательный палец левой и, растирая его, надавливала.

– Почему?

Он опустил взгляд на стол и снял очки, аккуратно положив их слева от себя.

– Вы плохо написали последний тест. А ваше эссе я так и не получил.

– Извините. Могу я донести эссе?

Его взгляд опустился к бумагам на столе. Я почувствовала, что я будто отбираю его время.

– Можете. Принесите его в понедельник. Это крайний срок. Иначе я вас не допущу до экзамена.

Я быстро кивала, продолжая тереть указательный палец, надавливая еще сильнее.

Он скомкал лист с эссе и выбросил в урну, затем поднял на меня свой раздраженный взгляд.

– Мой предмет довольно сложный, и я требую от своих студентов большей включенности. Я понимаю, что это последний год и вы устали, но все же возьмите себя в руки и дотяните до конца. Будет обидно, если вы не сможете выпуститься вместе со своими сокурсниками.

Он взял ручку и стал активно обводить слова на листе так, что ручка издавала звук.

– Я все сдам.

Он ничего не ответил и продолжал перечеркивать слова, ставя вопросительные знаки.

Я собралась уйти, когда он продолжил:

– Уж постарайтесь. Ведь совсем скоро вы войдете во взрослую жизнь, а она редко дает вторые шансы, – говорил он, продолжая активно водить красной ручкой.

Он тяжело вздохнул и поднял на меня взгляд.

– И, пожалуйста, будьте внимательнее на моих семинарах. Я не помню, когда в последний раз вы ответили хотя бы на один из моих вопросов. Вы всегда говорите, что не знаете или вообще меня не слышите.

Стыд предательски отражался на моих щеках, а вина и страх свернулись в клубок, борясь за первенство.

– Извините.

– У вас что-то случилось?

В его голосе были ноты обеспокоенности.

– Нет. Извините. Ничего.

Он положил ручку и скрестил руки.

– Тогда, Торн, пожалуйста, прошу вас более ответственно подходить к моим занятиям и основательней готовиться.

– Хорошо.

– Уберите на второй план мысли о мальчиках и свиданиях. У вас еще их будет много. Сейчас вам нужно сконцентрироваться на учебе. Я не думаю, что я единственный, кто жалуется на вашу успеваемость.

– Я все поняла.

– Я очень на это надеюсь.

Он окинул меня осуждающим взглядом и продолжил проверять работы.

Я поджала губы.

– Вы можете идти.

Когда я вышла из аудитории, я ощутила, насколько сильно напряжение сковывало меня, ведь теперь оно стало отступать.

Белл стояла напротив аудитории, стуча своими длинными ногтями по экрану телефона.

– Все плохо? – спросила она, не поднимая головы.

– Мне нужно сдать эссе к понедельнику и пересдать тест.

Она подняла голову, положив телефон в карман штанов.

– Я тебе помогу.

Она приобняла меня, и мы пошли прямо по коридору.

– Ты такая красная, – Белл приложила свою руку к моей левой щеке, – он что, к тебе приставал?

– Белл.

Я бросила на нее осуждающий взгляд и пихнула ее в сторону. Смеясь, она вернулась обратно.

– Только не говори мне, что…?

– Что?

– Тебе понравилось?

Я ущипнула ее за бок, и она запищала на весь коридор, пытаясь отбиваться от меня.

Вернувшись в комнату, я бросила рюкзак на пол и села на кровать.

Мои пышные светло-русые волосы с пепельным подтоном сжимала тугая резинка в высоком хвосте. Я потянула за нее, вырывая и освобождая волосы от маленькой машины пыток. Почувствовав прилив крови, я запустила пальцы в волосы, массируя кожу головы. Волна удовольствия заставляла меня закрыть глаза.

Посидев пару минут и посмотрев на свои растрепанные волосы, я потянулась за бюстгальтером. Его косточки настолько сильно впились в мою кожу, что, отстегнув его, я словно снова задышала. Вдохи и выдохи грудной клеткой ощущались непривычными и слишком свободными.

Не снимая бюстгальтера, я легла на мягкий матрас. Голова гудела, тело расслаблялось, кровать становилась все мягче, а веки – тяжелее.

Меня разбудила громкая музыка, доносящаяся из телефона. Мои глаза распахнулись, а сердце билось о грудную клетку.

Комнату окутала ночь, и лишь тусклый свет уличных фонарей позволял мне увидеть силуэты мебели.

Я оперлась на локти и потянулась за телефоном, ответив, не посмотрев, кто звонил.

– Алло, – прохрипела я в трубку.

– Ты идешь сегодня на мою вечеринку.

Громкая музыка доносилась из динамика.

– Не знаю.

– Я заеду через час.

Оскар бросил трубку, и я упала на спину, положив телефон на живот.

Это не было приглашением. Это не было вопросом. Это была констатация факта.

Плевать. Я иду.

Что это будет за вечеринка? Как мне одеться? Кто на ней будет? Где она будет проходить? Кто меня отвезет домой? Там будет кто-то из знакомых?

Я вздохнула и продолжила смотреть на потолок, не замечая, как стала погружаться в сон. Мое тело дернулось, когда я поняла, что заснула. Я встала и направилась к шкафу.

Оттуда я вытянула кофту молочного цвета и короткую юбку цвета бургунди.

Я натягивала свои коричневые сапоги на каблуке, предназначенные для более прохладной погоды, как вдруг вспомнила, что я не накрасилась. Я не смотрела на время, так как я знала, что час уже давно прошел.

Крася веки своих голубых глаз цвета ледника, я увидела вызов от Оскара. Я не стала отвечать, а стала лишь быстрее краситься. Я провела вишневым блеском по своим губам, что убрало их обычную бледность. Затем я сделала пару шагов в сторону плаща, но вспомнила, что я ничего не сделала со своей головой.

Мои волосы были спутаны после сна, и я стала активно их расчесывать, держа левой рукой середину, а правой – быстро расчесывая. Я заложила волосы за уши, увидела, что локоны распушились еще сильнее. Как же это бесит.

Перевернув всю косметичку в поисках маленькой резинки, я стала делать колосок. Я злилась и чувствовала, как я начинаю потеть, как руки начинали неметь. Колосок получился неаккуратным, но времени больше нет.

Я накинула длинный плащ и стала спускаться по ступенькам, когда его имя снова высветилось на экране. Каблуки моих сапог громко стучали по ступеням, что заставляло привлечь ненужное внимание студентов.

Выйдя на улицу, меня встретил прохладный ветер. Он развевал пряди волос и посылал мурашки по телу, заставляя меня сложить края плаща друг на друга, словно это халат.

Вечер был очевидно прохладным, но Оскара это не волновало. Он сидел в синем кабриолете с открытым верхом. Из его машины гремела музыка.

Это была его новая машина. Она сверкала под столбом фонаря, крича о своей бешеной стоимости.

Увидев меня, Оскар подбежал, чтобы открыть мне дверь и поцеловать в щеку.

Я улыбнулась ему.

– У тебя что-то случилось?

– Нет.

– Тогда почему ты так долго отвечала?

– Я уже спускалась, поэтому решила не отвечать.

– Я же тебе сказал, чтобы к девяти ты стояла внизу и ждала меня.

Я ничего не ответила и молча стала застегивать пальто.

– Красавица.

Он повернулся ко мне, держась левой рукой за руль.

– Если я говорю тебе стоять на улице в девять, значит, ты стоишь и ждешь меня в девять. Ты же не дура?

Он улыбался, продолжая жевать жвачку. Я потянулась, чтобы пристегнуть ремень, когда он нажал газ, так что шины запищали, оставляя свои черные следы на асфальте и давая понять всем, что Оскар едет.

Я промолчала не только потому, что не хотела с ним ссориться перед вечеринкой, но и потому, что не хотела, чтобы про нас рассказывали в утренних новостях, говоря: «Мужчина и женщина около 20 лет съехали с трассы, не справившись с управлением». А что еще хуже, говоря про нас, что мы пара.

В большинстве случаев с Оскаром легко и весело, но этот небольшой процент меня вымораживал. Каждый раз он мне напоминает, почему я отдалилась от общения с ним в прошлый раз.

Я проглотила свою злость и пыталась насладиться поездкой.

Оскар ехал, нарушая все правила, и мы добрались до вечеринки быстрее прогнозов навигатора.

Вечеринка проходила в большом доме, который явно нуждался в реконструкции. В Илионе не строят новых домов – здесь лишь разрушают старые. Дом находился на отшибе, рядом с лесом. Большинство домов поблизости было заброшено. Улицу освещала всего пара фонарей.

Я открыла дверь машины, а Оскар перепрыгнул через свою. Подбежав ко мне, он положил свою тяжелую руку на мои плечи. Мы молча направились ко входу под чавканье его жвачки и звуки басов, исходящих из дома.

Глава 4

Лучшие времена рождают хороших людей. Плохие времена рождают лучших людей. Ужасные времена забирают все, что у вас было, оставляя дорожку из звенящей пустоты и вопросов без ответов. Сожалеть больше не о чем. Мечтать – нет смысла. Остается лишь лежать и ждать.

Вечеринка была полным безумием, впрочем, как и всегда. Почти все, кого мы встречали на пути, были пьяными и могли обнажить свое содержимое прямо у наших ног.

Двери и стены были разрисованы в граффити. Повсюду валялись скомканные банки от напитков, оберток и другого мусора. Дверь в гостиную была сорвана с петель и лежала на полу, служа ковром. В стенах были проделаны дырки, и одна из них появилась прямо на моих глазах.

В гостиной стоял диджейский пульт. Музыка гремела так сильно, что, казалось, перепонки взорвутся. Все танцевали, пили и играли в игры.

Оскар убрал свою тяжелую руку, как только увидел друзей. Они закричали и вложили в его руку банку пива. Он залпом выпил ее и, сжав ее руками, закричал.

Я стояла в сторонке и смотрела на это, как на обряд посвящения. Взяв банку пива, я попыталась сесть на диван, но он был залит пивом, поэтому я переместилась на кресло. Я сделала глоток и вспомнила, как сильно я не люблю пиво. Его дрожжевой горький вкус вызывал у меня желание сполоснуть свой рот.

Из всей толпы я стала искать хоть одно знакомое лицо. Я увидела, как в комнату зашла Лея. Я хотела ей помахать, но решила, что это будет лишним.

С Леей мы продружили весь первый курс. Она первый человек, с кем я познакомилась в университете. Я не знаю как, но на втором курсе наша дружба сошла на нет. Мы не ругались и не ссорились. Мы просто отдалились и перестали проводить время вместе, как раньше.

Я смотрела, как она подошла к своему парню Фрэнсису. Пока она шептала ему что-то на ухо, он положил свою правую руку ей на спину и стал гладить ее. Она рассмеялась, а затем взяла его за руку. Когда они выходили из комнаты, наши взгляды встретились, и она улыбнулась мне, а я ей.

Мне стало скучно наблюдать за тем, как все веселились, и я решила направиться на кухню за своим весельем.

Я протискивалась сквозь толпы пьяных и орущих парней. Один из них начал приставать ко мне, и я быстро затерялась в толпе. Пока я шла, то наткнулась на парня, лежащего без сознания, и его друзей, которые смеялись над ним. На группу девушек, которые танцевали и кричали слова песни. На ругающуюся пару, где девушка яростно жестикулировала, пока он смотрел на нее с каменным лицом. На друзей, пьющих на спор. На целующуюся пару, которая, казалось, не целовалась, а облизывала друг друга.

Кухня почти ничем не отличалась от других комнат. Ее преимуществом были более тихая музыка и меньше людей.

Я стала открывать верхние шкафчики в поисках крепкого алкоголя. В верхних шкафчиках я нашла крупы с истекшим сроком годности, посуду и другие мало интересующие меня вещи.

Я села на корточки в своей мини-юбке и стала открывать нижние шкафчики. Моя интуиция подсказывала мне, что кто-то да должен был спрятать свою заначку. Все, что найдено тобой на вечеринке, может автоматически считаться твоим.

Я открыла шкафчик под раковиной и, отодвинув пустую урну, нашла закрытую бутылку текилы. Улыбка порадовала мое лицо.

Быстро открыв бутылку, я сделала пару глотков. Я почувствовала, как жидкость, словно пламя, прошла от моего языка до желудка.

Спрятав бутылку за свой плащ, я собралась выйти во двор. Открыв заднюю дверь, к моему удивлению, я очутилась в стеклянной оранжерее. Я, бутылка текилы, отголоски музыки и больше никого.

Повернув голову направо, я увидела круглый кофейный столик и диван. Казалось, что оранжерею использовали как склад ненужных вещей, потому что вещи лежали в хаотичном порядке, собирая слои пыли.

Возле дивана стоял порванный торшер. Поставив бутылку на кофейный столик, я оперлась коленом о диван и потянулась в сторону торшера.

– Ты нашла мою бутылку.

Я толкнула торшер, затем быстро схватила его, избавив от падения. Я повернулась назад и встретила голубоглазого парня.

Как я могла его не заметить?

Он сидел в старом кресле справа от меня. Его взгляд пробежался по мне от головы до ног. Он сделал глоток из моей бутылки, смотря мне в глаза.

– Она моя.

Он усмехнулся и протянул мне бутылку. Я взяла ее, села на диван и сделала два глотка.

Он крутил толстое серебряное кольцо на указательном пальце большим пальцем левой руки. Не отрывая взгляда от кольца, он спросил:

– Почему ты здесь, Зоуи?

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Ты меня не узнаешь?

Он поднял свой взгляд, смотря на меня из-под бровей.

Я передала ему бутылку. Он прикоснулся к моим пальцам и слегка улыбнулся.

– Первый курс. Крыша. Рассвет.

Я помотала головой, и он со стуком поставил бутылку на книжный столик и пересел ко мне на диван. Он сел на правую ногу, положив руку на спинку дивана.

– Тогда начнем сначала.

Он протянул левую руку.

– Джастин.

Я вложила свою руку в его.

– Зоуи.

Он аккуратно сжал ее.

– Очень приятно, Зоуи.

Я заметила, что все это время моя улыбка не сходила с лица. Я почувствовала себя глупо и взяла бутылку, сделав глоток.

Мне нравился его неподдельный интерес. Его взгляд был настолько явным и очевидным, что ощущался откровенным и нахальным.

Смотря в его голубые глаза, я заметила, что они были чистыми, без радужек, гетерохромии или других изменений. Их насыщенный голубой цвет напоминал мне лагуну, на одной из которых я плавала этим летом вместе с семьей.

– На первом курсе была вечеринка для первокурсников, на которую я не пошел. Я проснулся рано и решил сходить на пробежку. Я увидел тебя, идущую по аллее к нашему общежитию, если это можно было тогда назвать ходьбой. Я хотел пробежать мимо, но увидел, как ты упала. Я подбежал и помог тебе встать. Ты попросила меня отвести тебя на крышу. Старшекурсники сказали тебе, что оттуда открывается красивый вид на рассвет. Я пытался тебя отговорить, но ты ничего не хотела слушать. Ты лишь повторяла: «отведи меня на крышу», словно была под гипнозом. Я сказал, что не стану этого делать, так как ты пьяна. Тогда ты меня оттолкнула и сказала: «пошел ты к черту».

Мне стало так смешно и неловко, что я засмеялась слишком громко.

Его улыбка не сходила с лица. Он поднес бутылку к губам и произнес:

– У тебя красивый смех.

Пока он делал глоток, я чувствовала, как мои щеки начинали наливаться краской, словно спелые вишни на дереве. И я знаю, что виновник этого не только алкоголь.

Он передал мне бутылку.

– Я смотрел, как ты шла, продолжая качаться из стороны в сторону. Я шел за тобой, держась на расстоянии, пока ты шла к общежитию. Когда ты пришла, ты упала на ступеньках и стала ползти по ним. В один момент ты повернулась и сказала: «Ты еще долго будешь смотреть или все-таки поможешь мне?». Я понял, что тебя ничто не остановит. И что ты все равно туда дойдешь, точнее, доползешь, поэтому я провел тебя до крыши. И к моему удивлению, она была открыта.

– А моему состоянию ты не был удивлен?

Он рассмеялся. Его смех был звонким и приятным.

– К тому моменту я уже привык к нему.

Я сделала небольшой глоток.

– Мы поднялись на крышу. Ты стояла и молча смотрела на рассвет, наверное, минут десять. Потом ты сказала: «Почему я смотрю на этот рассвет и чувствую такую сильную грусть?».

Я сделала два больших глотка.

– Ты села и смотрела на рассвет. Я боялся тебя оставить одну, поэтому решил к тебе присоединиться. Мы молча сидели, а я и не заметил, как ты заснула. На мне не было куртки, поэтому я не смог тебя накрыть. Я переживал, что ты замерзнешь, и решил спуститься в свою комнату. И когда я пришел, я тебя не нашел. Честно, моей первой мыслью было, что ты спрыгнула вниз. И что я дурак, что решил оставить тебя одну. Я подбежал к краю и вздохнул с облегчением, когда не увидел тебя на асфальте.

Он усмехнулся, смотря в уголки своих воспоминаний.

– Ужасная история, – сказала я полушепотом.

– Почему?

– Я вела себя, как безумная, и еще тебя забрала в это безумие.

– Я был рад окунуться в него.

Его улыбка была настолько искренней, что мне захотелось запечатлеть ее в своей памяти надолго.

Он поднялся и включил грязный, запылившийся обогреватель.

Я не заметила, как пальцы моих рук замерзли. Алкоголь согревал меня, но совершенно забывал про мои конечности.

Джастин подошел ко мне, забрал бутылку и поставил ее на пыльный пластиковый столик, стилизованный под дерево. Затем протянул мне левую руку.

Я начала мотать головой, продолжая улыбаться.

– Только ты и я. Тебе некого стесняться.

Я сняла плащ и взяла его за руку.

Он повел меня в середину оранжереи. Деревянный пол скрипел под нами. Я положила свою правую руку ему на плечо. Он положил свою на мою талию. Наши глаза были на одном уровне.

Играла хип-хоп-песня.

– Музыка неподходящая.

– Главное, чтобы человек был подходящим.

Его слова возродили мертвые бабочки в моем животе.

Обычно мне неловко, стеснительно или тревожно от прикосновений человека, которого я едва знаю. Но прикосновения Джастина мне хотелось повторить, словно поход в парк аттракционов. Моя кожа словно трепетала, прося большего, как будто она проснулась от спячки, изголодавшись, как дикий зверь.

– Теперь ты вспомнила?

Его голос звучал так, что хотелось ему довериться, хотелось поделиться всеми своими мыслями и переживаниями.

Я помню рассвет и нашу встречу. На следующий день мне было так плохо, что я выпила снотворное и заснула, проснувшись лишь вечером. Тот вечер, перетекающий в утро, было тяжело стереть из своей памяти.

– Я почти ничего не помню с той вечеринки. С тех пор прошло три года. Почему ты со мной не заговорил?

– Ты встречалась с парнем. Не помню его имени, но его все знают. Сегодня ведь его вечеринка?

– Тогда почему ты сейчас танцуешь с его девушкой?

– Я устал ждать три года.

Его слова словно нажали на кнопку в моем сердце, ускорив его. Если бы я не сжимала зубами нижнюю губу, она бы улетела до неба.

Мы продолжали молча танцевать, и во мне зазвенело желание узнать о нем все: от того, какой его любимый цвет, до того, о чем он думает, когда мысли душат его по ночам.

– На каком факультете ты учишься?

– Литература.

Мои глаза загорелись.

– Ты пишешь стихи?

Он усмехнулся.

– Немного.

– В каком корпусе твое общежитие?

– Во втором.

– Сколько тебе лет?

– 23.

– Прочитаешь мне свои стихи?

– Если будешь хорошей девочкой.

– Я всегда хорошая.

Я нахмурила брови.

– Хорошие девочки танцуют только со своими парнями.

– Значит, я плохая?

– Очень.

Мое лицо стало одним красным пятном. Я чувствовала, как мои щеки горели, а пульс гонял кровь по венам так, словно в теле произошла поломка.

– Почему ты тут один?

– По той же причине, что и ты.

– И почему же я одна?

– Потому что хочешь сбежать от всех.

Он покружил и плавно наклонил меня в сторону.

– Ты всегда краснеешь, разговаривая с парнями?

– Я краснею от алкоголя.

Он усмехнулся.

– Почему ты ничего у меня не спрашиваешь?

– Потому что я уже знаю ответы.

Глава 5

Нежелание и интерес.

Брезгливость и привлекательность.

Отвращение и симпатия.

Страх и радость.

Все это слилось в единую симфонию чувств из времени, которое уже не вернуть.

Мы сели на диван и продолжили растягивать бутылку на двоих. Я ничего не ела с обеда и чувствовала, как начинаю пьянеть.

Я усмехнулась, смотря в никуда.

– Насколько сама жизнь абсурдна, да? Насколько же многие вещи не имеют смысла. Даже придание нами смысла жизни – это словно жалкий побег от реальности и страха от того, что его нет. Его просто нет.

Он положил голову на свою руку и молча слушал, пока алкоголь развязывал мой язык.

– Иногда я думаю, что раз смысла нет, то я ничего не буду делать. Ведь для чего это все? Я ведь все равно умру. Потом я вспоминаю, насколько много у меня времени для ничегонеделания, и мне приходится находить этот чертов смысл. Мне приходится заниматься его поисками. Приходится что-то делать. Приходится жить жизнь вопреки. В такие моменты мне кажется, что у меня действительно нет выбора.

– Ты можешь оставить след после себя, если хочешь. Так ты можешь жить вечно.

– Для меня это иллюзия. Если даже у меня и получится оставить след, будь то это большой вклад в общество или мое потомство, это все умрет. У всего этого есть срок. Я не считаю, что ты живешь, пока про тебя помнят. А как насчет людей, у кого сейчас никого нет, и они живы? Никто про них не помнит, но они живут свою маленькую жизнь. Разве сейчас они не живут? Они живут. Но когда они умрут – они умрут.

Я увидела, как взгляд Джастина ушел в глубины своих воспоминаний.

– Я не знаю, каково это – терять близкого человека, так как все мои родные живы. Возможно, когда такое произойдет, то я буду верить в то, что они живы. Ведь память о них во мне будет жить, пока я не умру. И честно, мне страшнее всего думать не о том, что они могут быть забыты, а о том, что они могут умереть.

– Не свобода ли это?

– Что?

– Иметь возможность создавать свой собственный смысл. У тебя нет руководства, потому что оно тебе и не нужно. Как написать руководство к миллиарду уникальных жизней, чтобы оно вместилось в книгу в триста, даже в тысячу страниц? Это нереально. Ну, окей. Пусть она будет написана, но что это будет за жизнь по книге? Зачем такая жизнь нужна? Она явно не сделала бы тебя счастливее. Она бы сковала, а тебе нужна свобода. Сейчас ты можешь делать все, что хочешь. Ты можешь выбрать любой путь. Любое дело и любого человека. Разве это не заставляет тебя ценить жизнь еще сильнее из-за ее уникальности?

– Она заставляет чувствовать страх, потому что я не знаю, кто я, – прошептала я, – да, я ценю жизнь, но страх перед этой жизнью сильнее.

На нас с самого рождения ложится такая большая ответственность. Ты должен разобраться в себе, определиться, выбрать путь, принять огромное количество решений, в которых ты ничего не понимаешь. Ты должен был сделать это еще вчера, ведь сегодня ты уже опоздал.

– Честно, мне наплевать, что со мной будет, когда я умру, будут ли про меня помнить, и все в этом роде. Сейчас я уверен в одном: мне нравится эта отвратительная текила, мне нравится наш разговор, мне нравится пить с тобой, и мне нравишься…

Громкие разговоры прервали нас. Трое пьяных парней завалились в оранжерею.

Один из них увидел нас и присвистнул.

– Извините.

Парень с мелированием начал говорить, и его язык заплетался, пока его друзья смеялись.

– У нас, ой, у вас не будет сигаретки?

– Нет.

Мы ответили в унисон, и это дало мне понять, что Джастин тоже был недоволен нежданному пополнению.

Второй парень указал на меня пальцем.

– О. Ты же девушка Оскара.

Я не его, блять, девушка.

Парень с мелированием пихнул этого парня в дом, захлопнув дверь.

Наступила тишина. В воздухе витала неловкость.

Джастин открыл рот, чтобы что-то сказать, но я его опередила.

– Я в туалет.

Я встала и направилась на второй этаж.

Поднимаясь по ступеням, я чувствовала, что мне осталось совсем немного выпить, чтобы достичь состояния, в котором плохая координация будет мне обеспечена. Меня это порадовало, ведь стыд, смущение или стеснение не будут видны на моем лице, как это обычно бывает.

Я спустилась вниз и была в паре шагов от двери, когда внезапно появился Оскар.

Воздух выбило из моих легких, словно меня кто-то ударил.

Он выглядел пьяным.

Очень.

Его стеклянные глаза были полуприкрыты. Кофта залита пивом. Прическа взъерошена. Он качался стоя на ровном месте.

– Ты куда пропала? Я тебя искал.

Его язык заплетался, но я все еще могла разобрать его речь.

– Я не очень хорошо себя чувствую. Я хочу выйти подышать.

Я хотела его обойти, но он не собирался пропускать меня. Мой пульс ускорился.

Оскар схватил меня за левое плечо и силой прижал к стенке так, что я ударилась головой о нее.

– Я знал, что что-то не так.

Он начал тяжело дышать, смотря мне в глаза. Затем его глаза стали смотреть в никуда, и он ударил кулаком в стену рядом с моим лицом.