Иосиф и Сосо

– Прощай, Сосо, – мысленно сказал он, зажигая лампу. – Сегодня ты видел человека, который хочет изменить мир. А завтра ты увидишь, как мир начинает меняться по воле того, кто знает цену не крику, а молчанию.

Он сел за стол, достал блокнот и начал писать. Сначала медленно, подбирая слова, как кирпичи для будущей стены. Путём всё быстрее, увереннее. Строки ложились ровными колоннами, как солдаты перед решающей атакой. За окном рождался новый день, но для Иосифа он был лишь продолжением ночи – времени, когда тени обретают плоть, а мысли становятся судьбами.

Лампа коптила, отбрасывая на стену его сгорбленную тень – огромную, несоразмерную, жившую своей отдельной жизнью. За окном начинался рассвет, но в комнате всё ещё царила ночь – та самая, внутренняя ночь, в которой только и можно было разглядеть контуры грядущего. Иосиф писал, и буквы ложились на бумагу с тихим шорохом, похожим на шелест истории, перелистывающей свои страницы.

Сосо (голос пробивался сквозь шум пера, тихий и неуверенный): Что ты пишешь? Опять донос? Инструкцию?

Иосиф на мгновение остановился, разминая затекшие пальцы. В воздухе повис запах чернил – едкий, химический, как запах новой эпохи.

– Я пишу алфавит, – мысленно ответил он. – Новый алфавит власти. Ленин создал грамматику революции. Я создаю орфографию. Правила, по которым будут писаться приказы. Расставляться точки над и.

Он отложил перо, взял в руки газету. "Правда", венское издание. Статьи Бухарина, Троцкого, самого Ленина. Они спорили о диктатуре пролетариата, о мировой революции, о гегелевской диалектике. Слова, слова, слова – воздушные шары, надутые горячим воздухом интеллектуальных споров.

– Они всё ещё в плену слов, – продолжил Иосиф, перелистывая хрустящие страницы. – Как семинаристы, спорят о догматах. Не понимают, что революция – это не дискуссионный клуб. Это стройка. А на стройке нужны не ораторы, а прорабы.

Сосо: Но разве идеи не важны? Ты же сам говорил…

– Идеи важны как фундамент. Но никто не живёт в фундаменте. Людям нужны стены, крыша, окна. Порядок. Железный, неумолимый порядок. Ленин даст им свободу. А я дам им правила. Свобода без правил – это хаос. А хаос порождает только новый вид рабства.

Он встал, подошёл к окну. Город просыпался. Извозчики, торговцы, рабочие – маленькие люди, которые и не подозревали, что за их судьбы уже ведётся торг в этой убогой комнате. Где-то там, за тысячу вёрст, мужик пахал землю, солдат стоял на посту, рабочий у станка – все они были винтиками в машине, которую он учился собирать.

– Они боятся хаоса больше, чем тирании, – проговорил Иосиф, глядя на улицу. – Хаос – это голод, холод, смерть. А тирания – это хоть какой-то порядок. Пусть ценой свободы. Я дам им этот порядок. Железный. Незыблемый.

Сосо (с ужасом): Ты говоришь как… как тюремщик.

– Нет. Как архитектор. Архитектор не спрашивает у кирпичей, хотят ли они лежать в стене. Он знает, что без стены не будет дома. Без дома не будет жизни. Ленин хочет освободить кирпичи. А я хочу построить дом. Дом, который простоит века.

Он вернулся к столу, развернул на столе карту России. Огромная, необъятная, как судьба. Деревни, города, губернии – всё это нужно будет переплавить. Сломать старые стены, возвести новые.