Дети Антарктиды. Возвращение. Часть II

Сейчас возле экрана барокамеры стояла лишь бледная тень прежнего Виктора Степановича Щукина. Тень эта ходила сгорбившись, дёрганными и резкими движениями скребла отросшими ногтями грубую поросль на подбородке. Каждое своё действие он сопровождал шепотком:

– Так… уровень кислорода поднимаем до тридцати пяти… Температуру чуть выше нормы поставим, пусть сосуды расширятся…

Матвей всё никак не мог оторвать взгляда от врача, смиряясь с новым положением дел.

– Виктор Степанович, он выкарабкается?

Доктор потряс ладонями в воздухе, смахивая с них невидимую влагу.

– Не знаю, не знаю. Нужно понаблюдать. Проверить, не начался ли отёк мозга или лёгких.

Сказанное прозвучало как приговор.

Матвей схватил Щукина за рукав, крепко сжал.

– Виктор Степанович, миленький, сделайте всё возможное. Он должен выжить.

Доктор посмотрел на него широко открытыми глазами.

– Конечно, конечно, можешь не волноваться. Мы вытащим его.

Снова обратил всё своё внимание к настройкам барокамеры.

Матвей попятился, не отрывая взгляда от тела, скрытого за прозрачным стеклом, пока не почувствовал прикосновение к плечу.

– Матвей. – Гюго сглотнул. – У вас есть чего пожрать?

Заданный вопрос на мгновение поставил Матвея в тупик. Он растерялся.

– Эм… да, конечно. – Он обернулся к Лейгуру, смотрящему на барокамеру. – Можешь принести? Всё, что есть.

Исландец кивнул и скрылся из виду.

– Гюго… – Арина, сминая пальцы, осторожно подошла к нему с чуть склонённой головой. – Что здесь произошло? Где остальные?

На лицо мужчины легла тень.

– Пойдёмте… – его кадык дрогнул, – поговорим об этом в другом месте.

***

В кают-компании модуля B собрался двадцать один человек, включая новоприбывших. Троица восточников оторвалась от игры в бильярд, ещё двое, читавшие книги, подняли взгляды и тускло улыбнулись. А затем на Матвея с Ариной обрушилась лавина радостных приветствий, объятий и дружественных хлопков по плечу.

В тонущем во всеобщем гаме голосов послышались оживлённые вопросы:

– Живы! Ни хера себе! Живы!

– Где вас носило?!

– Быть не может!

Каждого из них Матвей и Арина знали: кого-то чуть меньше, а с кем-то приходилось не раз взаимодействовать, выживая в этом суровом месте. Взять, к примеру, того же Гюго, ещё одного известного собирателя на «Востоке» после Матвея. Бок о бок они не единожды помогали друг другу, решая проблемы восточников, будь то серьёзные разногласия или простая бытовуха.

Своё прозвище Гюго получил совершенно случайно. Так, в одну из долгих зим он как-то раз решился осилить роман Гюго «Отверженные» – том размером с кирпич. Раз пять он подбирался к великому произведению французского классика, но дальше двадцатой страницы дело так и не продвинулось.

Вот так и наградили его этой кличкой – Гюго. За упертость. На деле же его звали просто Вова Велоуров. Но когда последний раз его звали по имени, Матвей уже и припомнить не мог. Уж слишком всем пришлась по вкусу простая кличка «Гюго».

Матвей представил братьям-восточникам всех друзей, включая лежащего в барокамере Эрика. Правда, откуда тот родом, собиратель не упомянул во избежание тьмы вопросов, которые обязательно последуют за этим.

Прямо сейчас его интересовало одно:

– Гюго, расскажи, что здесь произошло? И где все остальные?

Разговоры поутихли, и все оторвались от пережёвывания выданной им еды. В кают-компании повисла тревожная тишина.

– Нет остальных, – ответил Гюго, с трудом проглотив кусок, и прикрыл рот кулаком, скрывая отрыжку. – Только мы.

Снова молчание.

Матвею сделалось нехорошо. Голова закружилась, в глазах помутнело, и он никак не мог найти в себе силы, чтобы заговорить.

Ещё минуту назад теплилась надежда, что другие восточники, должно быть, там, внизу, в жилых модулях под зимовочным комплексом.

«Нет остальных, только мы…» – многократным гулким эхом пронеслось в голове собирателя.

– Расскажи… – силой выдавила из себя Арина.

Гюго отодвинул в сторону миску сушёного мяса, облизал губы и долго-долго не решался заговорить.

– В конце апреля всё это началось, – сказал он севшим голосом. – Мы с Яриком с вылазки уже месяц как вернулись, – Гюго кивнул в сторону сидевшего на диванчике собирателя, одного из немногих восточников, с кем Матвею так и не довелось побывать на совместных вылазках. Ярик особенно выделялся среди прочих из-за дефекта – заячьей губы. – А за ним и Петя Васниченков неделю спустя…

Петю Васниченкова, молодого собирателя, которого обучал в своё время отец Матвея и сам Матвей, среди собравшихся не было.

– …а вас всё не было, – голос Гюго будто вынырнул из небытия. – Кстати, а Йован-то где? Он?..

Матвей ответил едва заметным кивком.

Восточники позади сочувственно вздохнули, прикрыли лица ладонями, обрели скорбные взгляды.

Йован, как ни крути, был всеобщим любимчиком на «Востоке».

– М-да… – выдохнул Гюго.

Помолчали.

Гюго вскоре продолжил:

– Когда мы воротились, узнали от Олега Викторовича про твою сделку с прогрессистами. Потом дождались мая и окончательно поняли, что ты не вернёшься, а следовательно, и припасов мы никаких не получим. И тогда Олег Викторович начал связываться со всеми ближайшими станциями, просить помощи.

Перед глазами Матвея всплыл образ старосты, мудрого старика, чьи умения и знания помогли выжить восточникам в этих суровых землях.

– Откликнулись только «Мирный» и «Чжуншань», – продолжал Гюго. – Первые провизией делиться отказались, но согласились на время зимы принять двадцать человек, мотивируя своё решение тем, что у них самих еды впритык. Олег Викторович распорядился отправиться туда в основном детишкам и их матерям. Мы на следующий день снарядили два вездехода для этого и отправили их в путь. До сих пор и не знаем, добрались они или нет… Вся связь у нас накрылась, а починить уже было некому.

Матвей мысленно выказал уважение старосте «Мирного», но и забеспокоился о судьбе отправленных восточниц с детьми.

– А вот китайцы же предложили немного запасов в обмен на огромное количество ватт и при условии, что мы сами прибудем за ними. – Гюго немного помялся, поелозил на стуле. – Нам ничего не оставалось, кроме как согласиться на эту явно невыгодную для нас сделку. Потянули жребий и проигравших отправили к китайцам на пяти вездеходах. Из них вернулось только два.

Сказанное ненадолго повисло в воздухе.

– Два?.. – раздался удивлённый голос Маши. – Но почему?

Гюго взглянул на неё с толикой недоверия, как бы говоря: «А ты ещё кто такая?».

Матвей знал ответ на этот вопрос, и потому для него не было открытием, когда Гюго ответил:

– Сразу видно, вы не местная. Знаете, что творится зимой там, снаружи? – Головой он качнул в сторону стены, словно там находилось гигантское окно с видом на ледяной пейзаж. – Температура падает ниже шестидесяти пяти, и техника попросту не справляется, замерзает на глазах. Заструги становятся плотнее и выше – такие хрен пройдёшь. И это ещё я молчу про полярную ночь, когда вокруг темень такая, что создаётся впечатление, будто не едешь, а плывёшь по морю тьмы. Но разве был у нас выбор? Вот ребята и рискнули, отправились и вернулись, только вот не все.

Гюго положил руки на стол, сцепил их в замок и посмотрел на миску с едой. Смотрел он на неё, кажется, с минуту, прежде чем продолжить совсем севшим голосом:

– Тут-то всё и началось. Привезённой с «Чжуншаня» еды оказалось катастрофически мало, и Олег Викторович ввёл ежедневную норму – сто грамм на человека, раз в сутки. Детям и женщинам давали чуть больше – сто двадцать пять.

Боковым зрением Матвей заметил, как заблестели Машины глаза. Она быстрым движением смахнула влагу с ресниц и отвернулась.

– Ребята вон не дадут соврать, – большой палец Гюго указал на восточников за спиной, – люди стали помирать один за другим. Сначала больные и старики…

Невидимый пресс медленно сжимал Матвею внутренности.

– …потом детишки…

Пресс всё давил и давил…

– …а за ними и все остальные. К августу от ста одиннадцати человек осталось семьдесят три. В сентябре – пятьдесят. Ну и на сегодня, к началу ноября… – он развёл руками. – Только мы, четырнадцать человек, не считая ещё пятнадцати матерей с детьми, отправившихся на «Мирный»: Мишель с её малюткой, Рита Коршунова с её троицей, Галя Скрипчук, Леся Новикова и её сестра Дина. И то мы до сих пор не знаем, удалось ли им добраться. – Гюго быстро опустил глаза и договорил: – Все их отцы и мужья погибли. Здесь.

Тишина. Страшная. Непростительно громкая.

– Я понимаю, это может прозвучать мерзко, и мне от этой мысли нестерпимо тошно… – заговорил Гюго, нервным жестом взъерошив волосы. – Но с каждой смертью ежедневная граммовка увеличивалась. Умрёт один – и получаешь лишние пять граммов. Это и помогло нам продержаться… – На его лице вспыхнула жуткая улыбка – не от радости, а скорее тошнотворного бессилия. – Такое вот выборочное жертвоприношение – не от человека к богу, а от человека к человеку.

Бледное лицо Арины обратилось к полу, она неровно дышала, словно изо всех сил сдерживая пытающееся вырваться наружу рыдание.

Маша больше не пыталась скрыть слёзы и громко шмыгала. Даже Тихон, кажется, всхлипнул, плотнее укутываясь в куртку, будто пытаясь укромнее спрятаться в ней от нависающей над ним суровой действительности. Лейгур сидел в кресле неподвижно, с задумчивым выражением лица. Одним лишь его богам было известно, о чём он размышлял.

Дэн же, поскольку русским не владел, пристально, и даже немного нахально, всматривался в Гюго, но тот, кажется, этого не замечал.

– Олег Викторович?.. – с едва слышной надеждой произнёс Матвей некоторое время спустя, в попытке взять себя в руки после услышанного.

– Умер одним из первых ещё в июне, – ответил Гюго. – Сам знаешь, он был уже в годах… да и болел часто. Перед самой смертью он назначил меня старостой «Востока», велел беречь остальных. Вот я и…

Гюго вдруг сделал резкий выдох, лицо его сконфузилось, покраснело, а из глаз прыснули слёзы. И Матвею при виде этого рыдающего, дрожащего и обессиленного человека сделалось страшно.

Арина вскочила с места, вцепилась в мужчину и крепко сжала его в объятиях. Матвей же был на волоске от присоединения к этой скорбящей процессии.

Восточники позади погрузились в неловкое молчание и уставились в потолок, будто рассматривали на нём что-то только им видимое.

Маша резко встала, обернулась ко всем присутствующим спиной и облокотилась рукой к стене. Её лопатки поднимались и опускались от тихого плача.

– Я старался, Матвей… – дрожащим голосом произнёс Гюго. – Не знаю, может, я сделал что-то не так, но я старался…

Матвей вцепился в его руку, крепко её сжал.

– Всё хорошо, Гюго.

– Я сделал всё, что смог, чёрт его подери!

– Я знаю, знаю. – Он нагнулся к нему ближе. – Больше тебе не придётся иметь с этим дело. Мы здесь. Всё будет хорошо.

– Дерьмо… дерьмо…

Гюго сжал зубы, вновь резко вдохнул, словно прогоняя из нутра охватившее его горе.

– Послушай меня, Гюго, – обратился к товарищу Матвей, – на станции ещё есть рабочие вездеходы?

– Нет, – спешно ответил он, – иначе мы не сидели бы здесь и давно убрались куда-нибудь подальше, да хоть в тот же «Чжуншань». Осталось только несколько в нижних гаражах, но все механики умерли ещё зимой, и починить эти корыта некому. А у Никиты… – он кивнул на парня, сидевшего напротив Арины, – опыта с вездеходами мало.

– Хорошо, хорошо… – сдержал его быстрый поток собиратель. – Вот как мы поступим: завтра я с моей командой поутру отправлюсь в сторону «Прогресса»…

– Матвей, эти ублюдки ни за что не дадут…

– Вы получите еду. – Маша резко развернулась: глаза опухшие, мокрые. Щёки накрыл багрянец. – Даю вам слово.

– Вот как? – впервые заговорил собиратель Ярик, он же Ярослав. – И с чего бы нам верить вашему слову?

– Потому что я дочь Вадима Георгиевича Зотова, – твёрдо произнесла она.

Услышанное ожесточило лица восточников. Руки некоторых сжались в кулаки. В помещении пронеслись недовольные шепотки.

Но Маша оставалась непреклонной перед обращённой к ней неприязнью:

– Матвей и мой отец заключили сделку…

– Не просто заключили сделку… – перебила её Арина, зыркнув на Машу ненавистным взглядом. – Он дал клятву, что поможет нам.

– Хорошо… дал клятву, – сдержанно сказала Маша. – Но теперь он мёртв… – Она осеклась и склонила голову, будто вспоминая: – Там, в той церкви, прежде чем умереть, он возложил на меня бремя этой клятвы… – Её уверенный взгляд поднялся и прошёлся по всем обращённым к ней суровым лицам. – И я собираюсь исполнить её.

– Значит, это вас отправился спасать Матвей… – пробормотал Гюго, смерив гостью хмурым взглядом.

– Да, – подхватил Матвей. – И, как видишь, я выполнил свою часть сделки. Ну… почти. Осталось только вернуть её на родную станцию.

– Хочешь сказать, ей можно верить?

Матвей, не задумываясь, ответил:

– Вне всяких сомнений. – Он посмотрел на Машу. – Она поможет «Востоку».

– Точнее тому, что от него осталось… – в гневе пробормотала Арина.

Злоба так и сочилась от его названной сестры. Матвей чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Арина будто бы винила Машу во всех их бедах, она страстно ненавидела её…

Но будет ещё время подумать об этом.

– Как я и сказал, завтра мы отправимся на «Прогресс», – продолжал он, вводя всех остальных в курс дела. – Оставим для вас часть наших припасов – хватит продержаться здесь ещё несколько недель. Как только доберёмся до станции, немедленно отправим сюда ещё провизии.

Матвей опустил голову и вздохнул:

– Хотел бы я взять вас всех с нами, но места в нашем вездеходе…

– Всё хорошо, мы понимаем, ведь так, парни? – Гюго обернулся через плечо, и ему ответили нерешительные кивки. – Мы будем ждать. Но прошу вас, поторопитесь…

Маша снова ответила:

– Клянусь вам, скоро всё это закончится.

И восточники, услышав это, с виду как будто бы немного смягчились по отношению к ней.

Глава 2. Дом, милый дом

В комнате Никиты Сав